Мы выходим к кирпичным двухэтажным домам. На одном вывеска: «Шиномонтаж». На другом — «Баня “Боярская”». Чуть дальше — корпуса завода.
У бани толпится компания. Эти люди вовсе не похожи на бояр. Они лысые, краснорожие, с пивными бутылками в руках. Одни сидят на корточках, другие курят и шумно разговаривают. Причем непонятно — то ли это дружеская беседа, то ли ссора. Они смеются, но интонации грубые, агрессивные.
Замечают нас, поворачивают головы и замолкают. Как хищники встречают чужаков, вторгшихся на их территорию.
Чувствую опасность. От волнения у меня напрягаются мышцы на спине. Спотыкаюсь, но иду, стараясь делать вид, что не замечаю оценивающих взглядов и не слышу похабного посвиста в мой адрес.
А Ремезов идет себе, в ус не дует.
— Родион Романович, мы им не нравимся, — шепчу онемевшими губами. — Сейчас нам что-нибудь предъявят по понятиям. Держите телефон наготове, чтобы полицию вызвать.
— Да бросьте, Татьяна! Нормальные мужики. Попарились в баньке и вышли подышать свежим воздухом.
— Они пьяные и злые!
— Они веселые и расслабленные. Успокойтесь, все под контролем. Я с вами.
Мы проходим компанию, идем дальше, затылок горит от чужих взглядов. Чувствую себя гринго, которого занесло в фавелы. Вот-вот раздастся оклик: «Эй, амиго, ты зашел не в тот район»! Ну, или проще: «Стопэ, братан! Закурить есть? А если найду?»
— Татьяна, не дергайтесь! Все нормально, — Ремезов твердо кладет руку мне на плечо. — Если было бы ненормально, я бы сказал.
— Да откуда вы знаете? Вы росли в неблагополучном дворе? Сами гопником были?
— Нет, я отличник из хорошей семьи. Но я знаю. Чутье и опыт.
— Вот наваляют вам по первое число, узнаете, что ваше чутье стоит и получите новый опыт… Вам драться приходилось?
— Конечно. В студенчестве занимался в секции самбо. И чем это поможет? Их десять, а я не Чак Норрис. Однако я умею справляться с буйными коллективами и без кулаков. Главное — показать кто вожак.
— Вот они вам сейчас и покажут…
— Эй, девушка! Девушка! Стой! — слышу грубый голос сзади.
Не откликаюсь, ускоряю шаг. Ремезов придерживает меня и не дает вырваться.
— Родион Романович, бежим, пожалуйста!
— Нет. Я скажу, когда надо бежать. Сейчас не надо. Зачем?
Ремезов не бравирует. Он и правда не боится! Ни капли! И я испытываю одновременно восхищение и злость.
Это отвага или безумие? Или глупая самоуверенность?
Голос сзади понял, что меня не докричаться, воззвал к Ремезову:
— Эй! Мужик! Стой! Да блин, е-мае!
За спиной быстрый шум шагов. Ну все, началось… Я паникую.
— Родион Романо…
Не отпуская меня, Ремезов поворачивается. Мне тоже приходится встретить преследователя лицом к лицу.
А он уже вплотную к нам. Здоровый, с недобрыми глазами, тяжело дышит — запыхался, пока бежал. Надо же, как ему не терпится нам рожу начистить!
Ремезов спокойно ждет, когда тот подойдет.
— Чего звал? — спрашивает он мужика дружелюбно. — Что за кипешь?
— Да блин, ребята, вы глухие, что ли! — изумляется мужик. — Зову-зову… Девушка, ты тряпочку обронила.
И он протягивает мне толстой ручищей воздушный голубой шарфик, который, оказывается, незаметно слетел с моей шеи.
От растерянности прячу руки за спину. Ремезов забирает шарфик и от души благодарит:
— Спасибо, брат! Выручил! Мы и не заметили, что потеряли.
— Смотрите лучше, — советует мужик, хмыкает и уходит.
— Спасибо… — лепечу ему в спину. Ноги подрагивают от переживаний.
— Вот вы трусиха с предрассудками! — сетует Ремезов. — Видите, какой добрый товарищ. Шарфик вам вернул. Вы часто роняете свои шарфики. Уже второй на моей памяти.
Сердито забираю у него шарф.
— Я за вас боялась. Вам бы больше досталось, если бы до драки дошло.
— Не было бы никакой драки. Говорю же, я чувствую, когда дело пахнет керосином. А это обычные трудяги, которые заглянули в баню после смены. Или вы сноб? Считаете всех обитателей окраин подонками и гопниками?
— Нет. Не считаю. Хватит приписывать мне разные недостатки.
— Я лишь пытаюсь вас лучше узнать.
— В агрессивной манере.
Ремезов вздыхает.
— По-моему, мы вот-вот поссоримся. Но я понимаю, почему вы взвинчены. Все получилось не так, как вы планировали. Поэтому дергаетесь и переживаете. Таня, расслабьтесь. Пустите ситуацию на самотек. Поверьте, что все к лучшему, и это приключение тоже. Как же вы будете добираться на электричках до Сан-Марино или автостопом до Килиманджаро? Там вас ждут похлеще препятствия и разочарования.
— И хватит меня поучать, Родион Романович.
— Родион.
— …Романович, — упорствую я.
— Ладно, раз вы не в духе, давайте еще пятнадцать минут погуляем и вызовем такси. Дойдем вон до тех строений. Там какой-то памятник, интересно, кому. У него как будто две головы и три руки, видите? Непонятно.
— Хм, и правда… две головы, — озадаченно вглядываюсь в гигантскую грязно-белую фигуру вдалеке за низкими строениями. — Зачем здесь памятник мутанту?
— Айда выяснять!
Любопытство гонит нас вперед, но найти нужную тропку непросто. Приходится огибать то остатки кирпичной стены, то ржавый остов грузовика, то продираться через низенькие кусты.
Порой кажется, что мы не приближаемся к цели, а удаляемся от нее — вот загадочное изваяние скрылось за старой водонапорной башней, а мы вышли к новому препятствию.
— Гаражи! — восхищается Ремезов и топает прямо к лабиринту краснокирпичных строений.
— Вы что, гаражей никогда не видели?
— Таня, вы не понимаете. Меня охватила ностальгия. Гаражи — это сказочная страна детства. Мамы предупреждают порядочных мальчиков: «Не ходи за гаражи! Там опасно, там тебя обидят» А нас, конечно, туда несет первым делом. Рисковать здоровьем, прыгать по крышам, ломать ноги. Бить мяч о стены. Копаться в мусоре. Помогать мужикам ремонтировать жигуленки. Удирать от обдолбанных наркоманов. Загаражье — опасный и чудесный мир. Там мы пробуем первую сигарету, выпиваем первую бутылку пива. Там получаем первый любовный опыт с одноклассницей, которую мама считает «плохой девочкой».
— Да уж, потрясающая романтика.
— А у вас разве такого не было? Но вы, наверное, были хорошей девочкой и слушались маму.
— Иногда не слушалась и ходила куда нельзя, — признаюсь я. — Только у нас были не гаражи, а заброшенная стройка. Но мы там ничего такого не делали. В прятки играли. Да, было весело.
— Хотите, мы и тут в прятки сыграем? Оживим ваши детские воспоминания. Вы спрячетесь, а если я вас найду, то…
Он зловеще усмехается.
Быстро перебиваю его.
— Родион Романович, я начинаю сомневаться, что мне стоит идти с вами в безлюдное место. Вы точно не маньяк?
— Точно не маньяк. Честное слово, девочка. Пойдем за гаражи, дам конфетку.
— Нет уж, дяденька. Я все-таки думаю, что вы маньяк.
— Ну разве что немножко. Только когда девушки просят. Да не бойтесь вы. Со мной безопасно в прятки играть. Я честный игрок. Вам все понравится, я уверен.
Нет, такие разговоры надо прекращать! Уж больно они начинают походить на флирт.
Быстро возвращаюсь к безопасной теме.
— Я всю гаражную романтику не прочувствовала. Когда папа узнал, куда я ходила, очень огорчился. Пришлось дать ему слово, что больше не буду.
— А кто у вас папа?
— Директор колледжа искусств, — вздыхаю я. — Мама — методист в гороно. Дедушка был военный, он умер давно, а бабушка — профессиональная жена военного. А кто ваши родители?
— Отец — директор завода, мать — финансовый контролер. А братья-сестры у вас есть?
— Я единственный ребенок. А у вас?
— Есть брат на год старше.
Такой разговор мне нравится. Интересно узнать о его детстве, о том, как он рос и почему стал таким. Вроде нормальная семья, так откуда у него все эти закидоны? Из-за каких детских травм?
Но тут я отвлекаюсь, потому что впереди что-то мелькает.
— Собачка! — умиляюсь я.
Из-за гаража выходит лохматая псина. Вид у нее неповоротливый и добродушный, как у медведя. Она замирает и внимательно на нас смотрит.
— Хороший песик! Иди сюда… — протягиваю руку. У собаки густая черная шерсть, так и хочется погладить.
Ладонь Ремезова крепко обхватывает мое плечо и удерживает.
— Татьяна, стоять, — негромко говорит он. — Не делайте глупостей.
И тут собака задирает верхнюю губу, показывая нешуточные клыки, шерсть на загривке встает дыбом. Она утробно рычит, и в животе у меня просыпается первобытный страх.
Бесшумно, как тени, появляются еще три зверя. Тощие, грязные, с голодными волчьими глазами.
Вот теперь мы вляпались по-крупному. Натолкнулись на стаю бродячих и злых собак. Сейчас нас загрызут. Вон, уже облизываются.
— Родион, а вот сейчас самое время бежать, — говорю дрожащим голосом.
— Ни в коем случае, — спокойно отвечает Ремезов, его рука сильнее давит на мое плечо. — У них сработает охотничий инстинкт и мы превратимся в добычу. У вас есть перцовый баллончик?
— Нет! Мы пропали, да?
— Все в порядке, — он посылает ободряющую улыбку, и мне становится легче. Он спокоен, как и при встрече с тем мужиком, но все же я чувствую в нем легкое напряжение. Но и безграничную уверенность. У него и правда все под контролем.
— Дайте-как ваш рюкзак.
Он неторопливо снимает с моей спины рюкзак, сжимает его в руке за лямку, слегка отведя в сторону, как бы показывая собакам.
— Они должны видеть, что у меня есть оружие.
Собаки забеспокоились. Они окружают нас, подбираются ближе, серый одноухий пес злобно лает. Я вздрагиваю.
— Они проглотят мой рюкзак и не подавятся. Может, бросить им какой-нибудь еды?
— Вы несете в рюкзаке пирожки бабушке?
— Нет, не догадалась. А вы не захватили с собой, например, колбасу? Подкрепиться в дороге?
— И где я ее, по-вашему, спрятал?
И правда, у него с собой даже сумки нет. А у меня в рюкзаке лишь крошечная бутылка воды и злаковый батончик.
— Теперь потихоньку отходим к стене. Не поворачивайтесь к ним спиной.
Он тянет меня за собой, мы отступаем. Сердце колотится, мне дико страшно. Собаки не уходят; они следят за каждым нашим шагом. Рычат, вытягивают хвосты.
— А ну тихо! — говорит Ремезов негромко и очень властно. — Цыц!
— Да я молчу!
— Я не вам, я им. Но вы тоже цыц. Не разговаривайте с ними и не смотрите на них в упор. Только искоса.
— А вы тогда что разговариваете? Показываете, кто вожак?
— Именно.
Непонятно, признали ли они его вожаком, но все же демонстрируют признаки озадаченности. Черный пес переминается с лапы на лапу, мотает головой. Другие на шаг отступают. Но не уходят. Смотрят, прикидывают, сколько мяса у меня на косточках.
— Не бойтесь. Это всего лишь глупые животные. Мы сильнее и умнее. Держитесь за мной, — командует Ремезов. — Теперь туда, в проход. Там люди.
Слышу голоса и негромкую музыку. Но люди далеко, если собаки на нас бросятся, мы не успеем!
И тут из прохода вылетает что-то мелкое, рыжее и заходится бешеным визгливым лаем.
Это совсем крохотная, но очень, очень, ОЧЕНЬ злая собака. Домашняя, ухоженная, залюбленная и оттого уверенная в своей непобедимости.
В ужасе собираюсь зажмурить глаза; сейчас от крохи останутся рожки на ножки, не хочу на это смотреть!
Но происходит чудо. Бродячие псы поджимают хвосты и пускаются наутек.
— Вот видите, Таня, наглость — второе счастье, и размер не главное. Злость и вера в себя важнее силы, — говорит Ремезов и тянет меня руку. — Идем к людям. Хватит с нас опасных приключений. И пожалуйста… простите меня, Таня. Я был беспечен. Завел вас невесть куда. Из-за меня вы могли пострадать.
Спотыкаюсь от изумления.
— Все в порядке, — бормочу. — Вы не виноваты. Это же я придумала такое приключение, с меня и спрос.
Ремезов мрачно вздыхает. Надо же, какой совестливый!
— Вы меня не дали бы в обиду, правда? Я в вас верю, — утешаю его. — Вы знали, что делать. С вами не пропадешь.
— Никому не стоит полностью верить, Таня. А вы молодец — вели себя разумно и не паниковали.
Да ну?
Наконец мы выходим к людям. Вздыхаю с облегчением. Рыжая псинка подгоняет нас лаем. Вот она точно вожак. У нее не забалуешь.
На площадке у последнего гаража, под ивами, компания устроила пикник. Дымится шашлык на мангале, играет музыка, туда-сюда бродят веселые мужики и их спутницы.
К нам кидается толстый лысый дядька и кричит:
— Туся! Туся! А ну, сюда! Молчать! Ну что ты за зараза такая, Тусечка… — он подхватывает рыжую мелочь и целует ее между ушей.
— Простите, пожалуйста, она вас напугала, наверное! — извиняется мужик. — Она не кусается, только ругается.
— Вы бы не давали ей одной бегать, там собаки бродячие. Она на них набросилась и нас спасла, — серьезно объясняет Ремезов. — Но ваша Туся могла огрести.
Мужик охает и переживает.
— Маша! — зовет он жену. — Забери Тусю, не пускай ее никуда, ради бога!
— Здравствуйте, — рослая блондинистая женщина внимательно нас оглядывает. — Заблудились?
— Немножко. Поехали погулять в незнакомый район и заплутали, — объясняю я. — Сюда можно такси вызвать?
— Лучше дальше пройти, к дороге, тут таксисты долго искать будут, куда проехать. Но идти минут пятнадцать, и дорогу надо знать. Хотите шашлыка? — вдруг предлагает она. — Посидите с нами, отдохните! А мы вас потом отвезем.
— Да нет, мы лучше…
— Спасибо, с удовольствием, — перебивает Ремезов.
Мужик протягивает ему руку и представляется:
— Вова.
— А я Маша. С Тусей вы уже знакомы.
Мы называем себя. Нас проводят и представляют остальным. Нам рады — компания уже навеселе, в таком состоянии, когда любишь весь мир и хочешь всем сделать хорошо.
Нас усаживают на перевернутые деревянные ящики, протягивают пластиковые тарелки с шашлыком и бутылки с пивом. Я отказываюсь, а Ремезов делает пару глотков. Он расстегнул куртку, широко расставил ноги и вообще чувствует себя вольготно.
В компании восемь человек. Две семейные пары лет за тридцать, два холостых парня и две девицы.
Ремезов мигом со всеми подружился. Ловко вклинивается в общий разговор, вставляет меткие замечания. Я слушаю вполуха, вытягиваю гудящие ноги, отдыхаю.
Хорошо как! Сто лет не выбиралась на такие посиделки, а я их люблю. Жаль, Эдик не разделяет моей любви. Ему нужно, чтобы все было чисто, комфортно, а еду подавали на фарфоровых тарелках в ресторане.
Но мне становится неловко, когда вижу, что принаряженные, несмотря на полевые условия, девицы поглядывают на меня задиристо. По их боевому раскрасу определяю, что их пригласили сюда, чтобы свести с холостыми друзьями. И вот незадача: эти холостые друзья уселись по обе стороны от меня и предлагают мне то томатного сока, то кусок мяса понежнее. Расспрашивают, как меня занесло в эти края, рассуждают о погоде и преимуществе углей над дровами в жарке шашлыка.
Девицам это не нравится. Они записали меня в соперницы.
Зря, между прочим. Парни просто взяли надо мной шефство.
Девицы шепчутся, косятся в мою сторону. Брюнетка с накладными ресницами решает взять реванш. Подсаживается к Ремезову и начинает о чем-то с ним говорить нежным мяукающим голоском.
А Ремезову это нравится! Он поворачивается к ней, сверкает белозубой улыбкой. Девица расцветает, хлопает ресницами. Зачем ей такие длинные? Они ей лоб не царапают, когда она глаза распахивает? Как вот сейчас, когда она пялится на Ремезова в восхищении.
Отворачиваюсь. Пускай Ремезов развлекается. Мне какое дело?
Блондинистая Маша, жена Вовы, совсем захлопоталась. Она взяла на себя роль заботливой хозяйки. Туда-сюда мечется, то тарелки принесет, то шашлык нанизывает, то помидоры режет. Мне становится ее жалко, и я вызываюсь помочь.
Маша отнекивается, но я настаиваю. За работой болтаем, и болтовня приносит неожиданную практическую пользу.
У Маши есть десятилетний сын Артем. Он не успевает в школе по русскому и английскому, они ищут ему репетитора. Я тут же предлагаю свои услуги и Маша ведет меня знакомить с Артемом.
Мальчишке скучно в компании взрослых, он спрятался в гараже и играет с телефоном. Моему появлению он не особо рад, но я умею находить общий язык с подростками.
А в гараже у Вовы здорово! Чисто, уютно. Кожаный диванчик, деревянные шкафчики, плакаты на стенах. Лыжи, велосипеды, рыбацкие снасти…
Мы с Артемом сначала немного играем на телефоне — я попутно, как бы невзначай, выясняю, почему парень английский не любит и какие у него в целом проблемы с учебой. Потом я его все же отвлекаю от гаджета — расспрашиваю про велики на стенах. А потом мы находим на полу рогатого жука и вообще обо всем забываем. Жук пытается свалить, а мы устраиваем ему разные препятствия на пути из щепок.
Ну их этих скучных взрослых! Пускай себе пьют пиво и флиртуют, а нам и так хорошо.
На пороге раздаются голоса, в гараже появляются мужчины — заходят Вова и Ремезов. У Вовы в руке стакан с пивом, у Ремезова — жареная сосиска на тарелочке, залитая кетчупом. Мужчины ведут оживленную беседу о рыбалке. Вова хвастается спиннингами.
— А, Таня! Вот вы где! — замечает меня Ремезов. — А что это вы тут делаете?
— У нас жучиный Форт Боярд, не мешайте.
Ремезов заинтересованно смотрит на пол.
— О, простите, я чуть не наступил на вашего чемпиона.
— Артемка, геть на улицу, свежим воздухом дышать! — велит Вова и Артемка убегает. Жук тоже сматывается в щель.
Ну вот, явились мужчины и все испортили. Как всегда.
Я поднимаюсь, но в этот момент Вова отводит руку с пивным стаканом, я попадаю головой по донышку, и пенное содержимое выплескивается на Ремезова. От неожиданности тот дергает рукой и залитая кетчупом тарелка впечатывается в его грудь.
— Татьяна, да елки же палки! Вы это специально, да? — возмущается Ремезов. — Два-один в вашу пользу!
— Ой! Простите! — перепугалась я. — Почему два-один?
— Один — ваше платье на бизнес-конференции. Два — мой костюм и теперь свитер и куртка! Свитер, между прочим, кашемировый, мне его мама купила.
— Я не специально, честное слово! А на конференции вы сами были виноваты.
— Родик, я тебе чистую одежу дам, — суетится Вова. — У меня в машине есть, сейчас принесу! Вот вам пока салфетки вытереться.
Он сует мне пачку бумажных салфеток. Ремезов раздраженно хмурит лоб, оглядывает себя. Он сильно промок, перемазан кетчупом, от него ужасно несет пивом.
— Давайте помогу!
Кидаюсь к нему с салфетками, но он уже скинул куртку и стягивает свитер через голову.
И тут я имею удовольствие видеть полуголого Ремезова.
Я облизываю внезапно пересохшие губы и вспыхиваю. Потому что зрелище и правда доставляет мне постыдное удовольствие.
У Ремезова сухое, поджарое тело. Он худой, но хорошо сложен, мышцы тугие. На груди и животе россыпь черных курчавых волос, жестких даже на вид. Свет сквозь жалюзи полосами подсвечивает его загорелую кожу, под ребрами и на животе рельефные тени.
Он совсем не похож на Эдика, которого моя бабушка величает «мясным бычком». Уступает Эдику в массе, крепости и мускулатуре, но в Ремезове чувствуется яростная энергия и зрелая мужская сексуальность.
Ой! Я так и подумала — сексуальность. Применительно к Ремезову!
Быстро отворачиваюсь, а сердце бьется часто-часто, в животе становится щекотно.
— Таня, салфетки дайте! — требует Ремезов, я, не поворачиваясь, протягиваю ему салфетки через плечо.
— Татьяна, у вас уши малиновые. Вы покраснели от стыда за содеянное? Или от смущения? — докапывается Ремезов. — Какая прелесть! Люблю нежных и трепетных барышень.
— Я вас сейчас стукну спиннингом, — обещаю сдавленно.
— За что? Это мне вас стукнуть надо. Свитера жалко!
— Я отстираю.
— Не нужно. Отнесу в химчистку. Потребую скидочную карту постоянного клиента. Чую, она мне еще не раз понадобится в процессе общения с вами.
— Вы упорно культивируете во мне чувство вины. Не дождетесь.
— А как мне тогда вами манипулировать?
— Да у вас полно методов. Уж придумаете что-нибудь.
— Татьяна, я вас обожаю. Как же это бодрит, как тебе огрызаются! Нет, я вас в покое не оставлю, и не надейтесь.
— Нашли себе игрушку!
Возвращается Вова и снабжает Ремезова потрепанной курткой цвета хаки и тельняшкой с дыркой под мышкой.
— Потом завезешь как-нибудь, — расщедрился Вова.
Ремезов переодевается.
— Вам очень идет, — показываю большой палец. — Теперь вы натуральный пролетарий, а не офисный денди. Пивная нотка в вашем одеколоне придает образу достоверности.
— Ох, Татьяна, дошутитесь. Моя месть будет страшна. Поехали-ка домой, пока еще что не приключилось.
— А как же двухголовый памятник! Мы так и не установили, что за ерунда.
— Да он за гаражами, разглядим по дороге.