Я сижу во вращающемся кожаном кресле, запрокинув голову, и наблюдаю за вальсирующим потолком. Ко множеству неразрешенных вопросов добавился еще один. Имеет Императорский Род к Приюту, в котором я вырос? А если имеет, покушения на меня были санкционированы им или лично Шефом?
Шувалов рассказал, что заказчиком провокации с княжной Воронцовой, которая дискредитировала ее и позволила расторгнуть помолвку с Цесаревичем, был Императорский Род. Учитывая поведение Елены, это не вызывает удивления, дело в другом. Исполнителем был я, а посредником — Приют.
Значит ли это, что Приют — проект Короны, и истинные его хозяева сидят в Кремле? Игорь Всеволодович Шувалов на самом деле ищет этих хозяев или создает видимость? Если он обо всем знает, то для чего вводит меня в заблуждение, и делает это столь виртуозно, что заподозрить игру невозможно?
Звонит смартфон, я останавливаю вращение и беру его в руки. На экране красуется улыбающаяся физиономия Воронцова.
— Привет! — говорит он. — Чем занимаешься?
— Приличные аристократы о таком не говорят, — отшучиваюсь я.
— Выключай порно и приезжай, мне скучно!
— А я похож на парня по вызову?
— Если честно, то да!
— Гребаный аристо!
— Гребаный бастард!
— В Телеграфе пишут, что ты снова что-то натворил…
— Да так, разнес полкабинета Шувалова и чуть не убил Императора! — отвечаю я. — Приеду через пятнадцать минут и расскажу!
— Жду — должен же я похвастаться новой кофемашиной! — Андрей отключается, а я вскакиваю с кресла.
Мне нужно срочно сменить обстановку и проветрить мозги! Заодно проверю предположение, которое не дает мне покоя с момента посещения музея нашего Рода. Да и по Трубецкому я скучаю, чего уж себя обманывать. Конечно, не так, как по его сестре, но все же.
Придирчиво оглядев себя в зеркале, я надеваю темные очки в пол-лица, кепку с длинным козырьком и выхожу из апартаментов. При моем появлении в лифтовом холле, охранники опускают глаза и как будто становятся меньше в размерах. Видимо, весть об обретенных мной способностях вознесла меня в их глазах практически на один уровень с Великим Князем.
Широко улыбаюсь, козыряю парням и захожу в лифт. Я будто проснулся от спячки и жажду поездки на моем Урале больше, чем горячего секса. А еще мне хочется применять Силу и разбрасываться ей направо и налево. Шувалов предупредил о недопустимости подобного поведения, но, как известно, запретный плод сладок.
Оседлав мотоцикл, я выкручиваю рукоять газа и срываюсь с места. Привычно проскакиваю под поднимающимся шлагбаумом не рисовки ради, а для собственного удовольствия. Вхожу в поворот, почти положив мощную машину набок, и вылетаю на набережную. Замечаю на мосту толпу папарацци. Интересно: как долго бедные парни дежурили здесь в ожидании моего появления? Увеличиваю скорость и начинаю показательные выступления, лавируя между разноцветными машинами и ставя Урал на заднее колесо там, где это возможно. Пусть ребята заработают хотя бы что-нибудь…
К высотке Синих я подкатываю медленно, словно старый бородатый байкер. Кованые ворота гостеприимно открываются, и я въезжаю во двор высотки. На этот раз меня встречают несколько слуг. Шестеро застыли перед входом в высотку, а двое принимают мотоцикл и откатывают его на гостевую парковку. Мои акции явно растут.
На этаже наследников диспозиция тоже изменилась. Проход в апартаменты Андрея свободен, а правое крыло, где теперь живет Ольга, блокировано сразу десятком охранников в черных костюмах. Уже знакомый мне старший предостерегающе покачивает головой, и я киваю в знак понимания.
При желании я разметал бы их, как кегли, за пару секунд, но желания нет. Я не привык навязываться, тем более — навязываться девушкам. Поворачиваю налево и сталкиваюсь с Андреем нос к носу. Парень при полном параде, даже галстук нацепил и улыбается до ушей. Я чувствую что Трубецкой, действительно, мне рад, и что улыбка искренняя. Он что, ждал меня перед дверью? Чем я заслужил подобную честь? Неужели предупреждения сестры о его коварстве все же были ложными?
— Страховка, — сообщает он, будто уловив мои сомнения. — Вдруг ты и здесь решишь все разнести вдребезги!
— Можно подумать, ты смог бы меня остановить, — парирую я, войдя внутрь и закрыв дверь.
— Мы выясним это после того, как я пройду Инициацию, — он подмигивает, берет меня за локоть, увлекает к окну и с гордостью показывает на новую кофемашину, еще более навороченную, чем у меня.
— Покажи мне ваш музей! — нетерпеливо прошу я, остановившись перед урчащим монстром, который не в каждом кафе увидишь.
— А прелюдия где? — с усмешкой спрашивает Андрей, становясь напротив и заглядывая в глаза.
— Какая прелюдия⁈ — настороженно уточняю я и делаю шаг назад.
— Хотя бы вид мог сделать, что рад меня видеть!
Тьма меня забери — я даже не улыбнулся другу! Даже руку не пожал! Я стремительно теряю квалификацию! Продуманный и контролирующий каждый шаг агент превращается в обычного юношу, поступками которого управляет бушующий гормональный коктейль в крови.
— Мне не нужно делать вид, — смущенно отвечаю я, подхожу к Андрею и крепко пожимаю его руку. — Я очень хотел тебя видеть! И поговорить хочу! И кофе выпить! И музыку послушать! И подраться!
Замолкаю на несколько секунд и одариваю его располагающей улыбкой.
— Но сначала — музей!
— Ты — жиголо, — беззлобно заключает он. — Беспринципный и коварный! Что тебя интересует в нашем музее?
— Посмертная Маска Основателя Рода Синих!
— Маска⁈ — переспрашивает ошарашенный Трубецкой. — Нашего Основателя⁈ Зачем она тебе⁈
— Увидишь!
— Хорошо! — Андрей кивает. — Но сначала — кофе!
Он подходит к кофейному аппарату и начинает священнодействовать с россыпью кнопок, сверяясь с инструкцией. Он хмурится, беззвучно шевелит губами, следит за показаниями прибора, но машина бездействует.
— Меня женят на Романовой! — сообщаю я, чтобы еще раз прощупать Андрея.
Он вздрагивает, и немного помедлив, оборачивается. Его взгляд делает его похожим на преданного, выброшенного на улицу щенка.
— Когда-то в детстве, мы с ней дружили, нас дразнили жених и невеста, — медленно произносит он и кладет инструкцию на консоль. — А почему твоя рожа такая кислая? Тебе не нравится Наталья? В царском селе ты с ней отжигал по полной, я даже вклиниться не смог…
— Я был мертвецки пьян, и был готов зажечь с кем угодно…
— С тобой пить опасно, — с сарказмом замечает Трубецкой.
— С кем угодно, не считая парней — не обольщайся!
— Так в чем дело? — серьезно спрашивает он. — Что не так с Романовой?
— Страсти нет, — пожимаю плечами. — Нет искры в отношениях! Все ровно и скучно, как у затрахавших друг друга до смерти стариков!
— Мне бы твои проблемы! — грустно вздыхает Андрей. — Вот у меня с Воронцовой будет искр хоть отбавляй! Ругань каждый день, разные кровати и дрочево на порно по ночам!
— Но ты же ее любил⁈
— Мы с ней переспали, когда мне еще семнадцати не было! — с досадой произносит Трубецкой. — О какой любви ты говоришь⁈ Было чистое сияние секса, прекрасное и манящее, но ссориться мы начали уже через пару недель! Она дура, понимаешь? Развязная дура с несносным характером! Себя пару лет назад вспомни, ты головой тогда думал или членом⁈
— Я и сейчас думаю членом…
— Но Романова тебя не устраивает почему-то…
— А тебе она нравится? — спрашиваю я и замечаю едва заметный огонек агрессии в синих глазах напротив.
— Мы с тобой это уже обсуждали! — едва слышно отвечает Андрей. — В Царском Селе! Если бы она не была Наследницей Престола… И если бы не было тебя… Я по сравнению с тобой рожей не вышел…
Он замолкает и отворачивается.
Любит. Он любит Наталью, что бы ни говорил. Мой Темный Дар безошибочно сигнализирует об этом. Неужели любит настолько сильно, что его аналитический ум сбоит, и парень озвучивает детские комплексы по поводу собственной внешности, которая вполне тянет на модельную⁈
— Иди сюда! — я хватаю его за плечи и тяну к массивному комоду, над которым висит широкое зеркало.
К моему вящему удивлению, Андрей почему-то не сопротивляется, и я ставлю его перед зеркалом, словно манекен.
— Смотри! — говорю я, обхватив ладонями его виски. — Смотри и сравнивай! Мы отличаемся лишь цветом глаз и формой носа!
— Знаю! — раздраженно кричит он и отбрасывает мои руки. — Я выразился фигурально! Дело не во внешности! Скоро ты станешь самым сильным магом Империи! И главное — не сможешь претендовать на Императорский Престол, потому что не являешься аристо по рождению! Императрицей будет Наталья Романова, а ты… Ты лучший выбор именно поэтому!
А еще потому, что мои потомки с большой вероятностью будут обладать мощнейшим даром. Так говорит генетика, а это — новое слово в науке. В ответ на слова Трубецкого по краю сознания проносится догадка, точнее, предположение о том, почему в качестве племенного производителя выбрали именно меня, но она требует проверки.
— А если бы я отошел в сторону? — спрашиваю я. — Ведь помолвка еще не объявлена, и теоретически все можно отыграть назад!
— Разве что, устроив вселенский скандал, как Воронцова с каким-то бездарем…
С каким-то! Да он стоит перед тобой! Целый агент Симпа собственной персоной!
— А Императором ты стать хотел бы? — спрашиваю я.
— Никогда об этом не думал! — отвечает Трубецкой.
А сейчас он врет. Думал и даже мечтал. Я чувствую это столь же ясно, сколь ясен августовский день за окном.
— Ага, и порно ты тоже не смотришь! — подкалываю я его. — В чем мне нужно признаться, чтобы пробудить твою искренность?
Андрей бросает на меня быстрый взгляд, отворачивается и подходит к кофемашине. Снова берет в руки инструкцию, нажимает череду кнопок, и раздается долгожданное гудение: в чашки льется ароматная кофейная жижа. Трубецкой берет в руки две маленькие чашечки с кофе по-османски, и одну протягивает мне.
— Хотел бы, — нехотя отвечает он, сделав крошечный глоток.
— Власть, толпа подобострастных фрейлин и пажей, положение в обществе, признание, наконец? — спрашиваю я и осушаю чашку одним махом.
— Это меня и без трона ожидает, — Трубецкой пожимает плечами с горькой усмешкой на лице. — Я бы хотел кое-что изменить в России! Многое изменить!
— А что именно?
— Пустое! — Трубецкой машет рукой. — Скажи лучше — как кофе?
— Удался! — отвечаю я. — Мыслями о будущем так и не поделишься?
— Пойдем лучше в музей? — предлагает он, иронично улыбаясь. — Ты же за этим приехал?
Мы в неловком молчании выпиваем еще по кофе, а затем покидаем апартаменты Андрея. Музей Синих расположен там же, где и наш. Все высотки совершенно одинаковые, и мне в голову приходит шальная мысль, что захватить любую из них не составит труда для любого же рода.
Пока мы спускаемся в лифте, я мысленно повторяю аргументы Андрея по поводу выбора меня в качестве пары для наследницы Российского Престола. Отсутствие Императорского титула — слабый аргумент, потому что по-настоящему важны не имена и титулы, а реальная Сила и контроль над имперской бюрократией. А вот наследственность, мои гены — другое дело. И аргумент о предполагаемой магической мощи моих отпрысков не может быть главным, потому что дети того же Трубецкого, рожденные Романовой, могут обрести мощь не меньшую, а даже большую.
Стоп! Какой же я идиот! Как я мог упустить столь очевидную и важную деталь! Цвет глаз и принадлежность к магии одного из семи цветов передается только по отцу, и мои дети должны быть фиолетовоглазыми! Пока Цесаревич не слег, цвет глаз детей Натальи не интересовал вообще никого, но сейчас…
Выбор мужа будущей Императрицы означает выбор Великого Рода, который наследует Престол! В теории Император может развестись с Императрицей и нарожать новых наследников, но Великие Рода их не признают, потому что семейный союз для высших аристо священен и нерушим, несмотря на измены, тайные гаремы и мелкие интрижки за спинами благоверных!
Можно зачать бастардов, причем, в неограниченных количествах, но, как показывает практика, бастарды не всегда обретают Дар!
— Приехали! — сообщает Трубецкой, и я отвлекаюсь от размышлений.
Мы выходим из лифта, и весь путь до входа в музей я вновь и вновь обращаюсь к мыслям о ситуации с наследованием и наследниками, и не могу ухватить какой-то простой и чрезвычайно важный фактор, очевидный и находящийся перед самым моим носом.
— Идем сразу к маске? — деловито спрашивает Андрей и уверенно ведет меня через ряды музейных экспозиций, не дождавшись ответа.
Музей Синих не особо отличается от нашего. Многочисленные экспонаты, исторические находки и древние фолианты меня интересуют не особо, как, впрочем, и Андрея.
— Сплошной пафос и обман для непосвященных, — сообщает он, остановившись у стеклянной витрины, в которой выставлена маска, и обводит рукой музейный зал. — Как-нибудь мы с тобой придем сюда, захватив пару бутылок вина из фамильных винных хозяйств, и я буду терпеливо развенчивать рассказанные здесь мифы!
— Ловлю тебя на слове! — отвечаю я, не в силах оторвать взгляд от цели визита.
— Она — твоя! — сообщает Трубецкой и распахивает витрину. — Пользуйся, сигнализация отключена!
Я осторожно снимаю синюю маску с бархатной подставки и прикладываю к лицу. Она садится идеально. Кожу пронизывают тысячи иголочек, Осколок на груди нагревается, и меня вновь бросает в дрожь. Все как в музее Шуваловых. Я нехотя отнимаю маску от лица и внимательно рассматриваю ее внутреннюю поверхность. По ней проносятся медленно затухающие синие сполохи.
— Ты мне друг? — спрашиваю я у Андрея, не глядя ему в глаза.
— Обычно после этого вопроса друзья просили меня о чем-то опасном, позорном или непотребном, — отвечает Трубецкой. — Правда, такие заходы прекратились лет в тринадцать, если не раньше!
— Можешь примерить? — спрашиваю я и протягиваю погасшую маску Андрею.
— Могу, конечно, но зачем? — искренне недоумевает он.
Затем берет маску из моих рук и аккуратно прикладывает к лицу.
— Не налазит, — равнодушно сообщает он через несколько секунд. — Мой нос выточен не настолько тонко, насколько — твой! И скулы слишком широки! Мама с папой недоработали!
У меня голова идет кругом. С одной стороны, взаимодействие с масками ничего не значит, это — древние артефакты, и никто не знает точно, как и для чего они сделаны. С другой — обе маски филигранно повторяют черты моего лица. Быть может, двое сыновей Разделенного были близнецами?
— Андрей, мне нужно попасть еще в один музей! — тихо произношу я. — Оранжевых, например!
— Тоже маску примерить?
— Да!
— У тебя крыша едет, бастард! — беззлобно говорит Андрей, вскидывая брови. — Здесь все древнее, как дерьмо мамонта, быть может, маска ненастоящая даже!
— Я понимаю и потому хочу сравнить!
— Обещай, что расскажешь мне все⁈
— Обязательно расскажу! Сразу, как только сам во всем разберусь!
— Ко мне ты можешь приехать и сразу потащить в музей! — продолжает ныть Андрей с едва различимой обидой в голосе. — Любой другой тебя послал бы прямиком во Тьму!
— Потому мне и нужна твоя помощь с Апраксиным!
— Прямо сейчас? — Андрей кривит губы. — А как же разговоры и драка?
— К Олегу можно и завтра съездить, а сейчас мы пойдем в спортзал, и я разделаю твою синюю задницу под орех! Без всяких прелюдий! — в шутку угрожаю я, хотя больше всего мне хочется ощутить кожей лица маску Основателя Великого Оранжевого Рода. — А после мы усядемся в твоей гостиной и будем говорить о России! Точнее, о переменах, которые ты бы вершил! Не вечно же трещать о бабах, и сексе, словно озабоченные подростки…
Мой взгляд падает на портреты, висящие рядом на противоположной стене. На одном изображена красивая черноволосая женщина с пронзительно синими глазами и в пышном синем платье, а на другом — голубоглазый мужчина с правильными чертами лица, одетый в темно-синий парадный мундир.
— Кто это? — с замиранием сердца спрашиваю я.
— Прабабка и прадед по отцовской линии, — отвечает Андрей. — В роду тогда не осталось мужчин, и ей нашли голубоглазого с редкой особенностью: его дети получали цвет глаз матери…
Андрей осекается и растерянно смотрит на меня. Точнее, смотрит в мои глаза фиолетового цвета. Цвета, который наверняка не передастся моим сыновьям и дочерям.