Брат Гримм

Глава 32

14.40, вторник 30 марта. Бергедорф, Гамбург

Фабель просчитался в нумерации домов и припарковался слишком далеко по Эрнст-Мантиусштрассе. Ему пришлось немного прогуляться пешком, и в ходе этой короткой прогулки он прошел мимо трех весьма импозантных вилл, каждая из которых по-своему говорила о богатстве ее владельца. Район Бергедорф располагается на противоположной от Бланкенезе стороне города, но и здесь все говорит о том, что Гамбург — богатейший город Германии.

Впрочем, Бергедорф имел свое собственное лицо и был известен как «город в городе». Фабель находился в так называемом Бергедофер-Вилленфиртеле — квартале вилл, где каждое землевладение оценивалось в несколько миллионов евро. Фабель, опасаясь снова промахнуться, проверял номера вилл и в конце концов увидел тот, который был ему нужен. Вилла, как и соседствующие с ней здания, была трехэтажной. Стены дома оказались выкрашенными в белый с легким серо-голубым оттенком цвет, на фоне которого белоснежная декоративная лепнина казалась особенно чистой и свежей. Одна из комнат первого этажа выдавалась в сад, и ее крыша служила балконом для комнаты второго этажа. Синие с белым маркизы надежно защищали окна от прямых лучей солнца, которому еще предстояло продемонстрировать свое присутствие.

Когда Фабель нажал на кнопку звонка, дверь открыл массивного сложения мужчина с угольно-черными волосами и тяжелой выдающейся вперед челюстью под мясистыми губами. И если бы глаза этого существа не светились мрачным интеллектом, его можно было бы принять за неандертальца.

— Криминальгаупткомиссар Фабель? — с улыбкой спросил стоящий в дверях человек.

— Спасибо, герр Вайс, за то, что вы согласились меня принять… — улыбаясь в ответ, сказал Фабель.

Герхард Вайс отступил в сторону и открыл дверь шире, приглашая Фабеля войти. Фабель видел фото Вайса на суперобложке книги, и его сходство с оригиналом было вполне приличным. Единственное, что не мог передать снимок, так это гигантский рост писателя. По прикидке Фабеля, рост Вайса был где-то около двух метров пяти сантиметров, и в этом отношении он ничем не уступал Ольсену. Фабель почувствовал некоторое облегчение, после того как писатель, проведя его через вестибюль в свой кабинет, предложил ему присесть, а сам занял место за письменным столом. До этого Фабелю казалось, что он находится в тени гиганта.

Кабинет оказался очень просторным, и Фабель решил, что это самое большое помещение на первом этаже и именно над ним находится балкон, который он видел с улицы. В кабинете господствовало дорогое темное дерево разных оттенков. На сооружение гигантских размеров письменного стола пошла по меньшей мере половина годового урожая красного дерева влажного тропического леса, а вдоль всех, кроме одной, стен высились от пола до потолка книжные полки из каштана. На полках, как показалось Фабелю, не оставалось ни одного свободного места. На пол пошла другая, более светлая древесина. Фабель решил, что это скорее всего красный дуб. Обращенные вниз раструбы светильников под потолком и настольная лампа бросали пятна света на разнообразные деревянные поверхности. Это дополнительное освещение было необходимо даже днем, поскольку темное полированное дерево, как казалось, впитывало в себя дневной свет высоких французских окон, выходивших в сад и на улицу. Громадный письменный стол был почти пуст. На одной стороне столешницы лежало одно из ранних изданий «Сказок братьев Гримм», а в центре стола перед креслом писателя находился ноутбук. Однако господствовала на столе довольно странная скульптура. Она тоже была сделана из дерева. Но это было черное-черное дерево, скорее всего эбеновое. Поймав взгляд Фабеля, Вайс спросил:

— Не правда ли — потрясающе?

— Да… да, конечно, — ответил Фабель, не сводя глаз со скульптуры.

Это было стилизованное изображение волка. Животное слегка изогнуло тело, а его массивная голова с оскаленной пастью была обращена назад. Казалось, что зверь услышал позади себя какой-то звук, резко повернул голову, и художник запечатлел его в тот краткий миг, когда увидевший опасность хищник готовится к нападению. Скульптура отличалась необыкновенной экспрессивностью, но Фабель так и не смог решить для себя, красива она или омерзительна.

— Ее сделал специально для меня исключительно талантливый и весьма примечательный человек, — пояснил Вайс. — Художник, обладающий уникальным даром, к тому же ликантроп.

— Вервольф? — рассмеялся Фабель. — Но таковых, как известно, в природе не существует.

— Вы глубоко заблуждаетесь, герр криминальгаупткомиссар. Ликантропия, безусловно, существует, но не как сверхъестественное явление трансформации человека в зверя, а как получившее широкое признание состояние психики. Ликантропы — это люди, которые верят в то, что превращаются в волков. — Вайс, склонив свою огромную голову набок, обозрел скульптуру и продолжил: — Скульптор был моим близким другом. Он оставался абсолютно нормальным человеком все время, за исключением полнолуния. В период полной луны у него начинался приступ или, точнее, припадок. Он извивался и содрогался в мучениях, разрывал на себе одежду, а потом засыпал. Больше ничего не происходило. Свидетелями его припадков были многие люди, включая меня. Это был всего лишь приступ, вызванный легким повышением внутричерепного давления в результате воздействия полной лупы. Но то, что видели мы, существенно отличалось оттого, что испытывал он. И я попросил его по возможности закрепить в памяти свои ощущения. — Вайс бросил взгляд на скульптуру и закончил: — Он изваял вот это.

— Понимаю, — произнес Фабель, изучил еще раз деревянного волка и решил, что он все же отвратителен. — И что с ним произошло? Удалось ли его вылечить?

— К сожалению, нет. Мой друг все больше и больше времени проводил в психиатрических лечебницах. В конечном итоге он не смог справиться с мучениями и повесился.

— Остается только посочувствовать.

Плечищи Вайса слегка приподнялись, что при желании можно было принять за пожатие плечами, и, меняя тему, он сказал:

— У вас любопытная фамилия, герр криминальгаупткомиссар Фабель. Откуда она у вас?

— Думаю, что она имеет датское происхождение. В Гамбурге она распространена гораздо шире, нежели в иных городах Германии. Хотя я из Фризии.

— Как интересно. Итак, чем я могу вам помочь, герр Фабель? — сказал Вайс, сделав ударение на слове «Фабель».

Фабель рассказал о серии убийств, которые он расследует, и о том, что все они имеют общую тему, связанную со сказками братьев Гримм. Заканчивая повествование, он сказал, что идею этих преступлений убийце, возможно, подсказала книга Вайса «Дорога сказки». После этого в кабинете на какое-то время воцарилось молчание, но Фабелю показалось, что в глазах писателя появилось и тут же исчезло выражение удовольствия.

— У нас нет сомнений, что мы имеем дело с серийным убийцей, — закончил Фабель.

— Или убийцами, — добавил Вайс. — Вам никогда не приходило в голову, что вы можете иметь дело с двумя людьми? Если преступления действительно связаны с этими сказками, то не мешало бы принять во внимание тот факт, что братьев Гримм было двое.

— Мы, естественно, не исключаем подобной возможности, — сказал Фабель, и это была сущая правда, поскольку он действительно не исключал того, что действовать могла целая команда.

На опыте своих недавних расследований он смог убедиться, что убийцы могут работать парой. Это, кстати, объясняло и то, что Ольсен, имея мотив для убийства в природном парке, не имел мотивации для совершения других преступлений.

— Не получали ли вы в последнее время каких-нибудь… странных писем, герр Вайс? Не исключено, что убийца (или убийцы) мог искать с вами контакта, — сказал Фабель, меняя направление беседы.

— Странных писем? — со смехом переспросил Вайс, поднялся со стула (Фабелю показалось, что массивное тело писателя заняло полкомнаты) и подошел к секретеру, стоявшему у свободной от полок, но украшенной множеством картинок стены. Все иллюстрации были заключены в старомодные деревянные рамки.

Вайс извлек из секретера толстенную папку и, прежде чем занять свое место, бросил ее на стол.

— Это моя корреспонденция только за три-четыре последних месяца. И я буду чрезвычайно удивлен, если вам удастся отыскать в ней нечто такое, что не покажется «странным», — с этими словами он взмахнул рукой, словно хотел сказать: «Прошу…»

Фабель открыл папку. Там были десятки писем. К некоторым из них прилагались фотографии, а к иным — вырезки из газет, которые, по мнению авторов писем, могли бы способствовать творчеству Вайса. Впрочем, большая часть писем касалась романов, написанных Вайсом в жанре фэнтези. Опечаленные, с опустошенными душами люди пытались найти утешение в альтернативном, выдуманном мире и умоляли автора включить их в свое повествование. В папке оказалось одно откровенно сексуальное письмо, в котором какая-то женщина просила Вайса стать ее «большим злым волком». К посланию прилагалась фотография. Дама, если не считать красной накидки с такого же цвета капюшоном, была абсолютно голой. Фабель видел жирную женщину лет за пятьдесят, тело которой явно терпело поражение в его многолетней битве с силой тяжести.

— И эта гора макулатуры лишь ничтожная часть того, что я получаю по электронной почте как по своему адресу, так и по адресу издателя, — сказал Вайс.

— И вы на все отвечаете?

— Уже нет. В свое время отвечал. По крайней мере на те послания, которые были достаточно пристойны и не откровенно безумны. Но теперь у меня на это нет времени. Именно поэтому я установил таксу на включение желающих в качестве персонажей в «Хроники Избранных миров».

— Интересно, сколько вы возьмете с меня за появление в одном из ваших романов? — со смехом поинтересовался Фабель.

— Герр Фабель, множество сказок говорит нам, что, высказывая свои желания, мы должны проявлять максимальную осторожность. Это один из главных уроков народного творчества. Я мог бы включить вас в один из своих романов бесплатно, так как нахожу вас, герр Фабель, весьма интересной личностью с необычным именем. Я уже имею о вас мысленное представление. Но, появившись в моем повествовании, вы сразу окажетесь под моим полным контролем. Я, и только я, буду решать вашу судьбу. Мне будет принадлежать решение, останетесь ли вы жить или умрете. — Вайс замолчал, и его темные глаза под нависшими бровями зловеще свернули. За окном по улице проехала машина. — Но как правило, я беру пять тысяч евро за полстраницы посвященного персонажу текста, — с улыбкой закончил он.

— Цена славы, — улыбнулся Фабель, побарабанил пальцами по папке с корреспонденцией и спросил: — Могу я забрать это с собой?

— Берите, если считаете, что извлечете из них какую-нибудь пользу, — пожал плечами Вайс.

— Благодарю. Да, кстати, я сейчас читаю «Дорогу сказки».

— Ну и как? Получаете удовольствие?

— Скажем так: я нахожу ее интересной, — ответил Фабель. — В данный момент я настолько сосредоточился на выявлении возможных связей между этими убийствами, что мне не до литературных красот. И я думаю, что подобная связь существует.

Вайс откинулся на спинку кресла, сцепил руки, выпрямил оба указательных пальца и постучал ими по подбородку. В этом жесте, призванном выразить задумчивость, Фабель увидел явный перебор.

— Если ваше предположение соответствует истине, герр криминальгаупткомиссар, то я буду крайне опечален. Через все мои труды красной нитью проходит одна идея — искусство подражает жизни, а жизнь подражает искусству. Вдохновить кого-то на убийство своими опусами я не могу. Убийцы и потенциальные убийцы уже существуют в нашем мире. Они могут попытаться воспроизвести метод или даже… найти общую тему своего поведения в литературном труде, но эти люди стали бы убивать вне зависимости от того, читали они мои книги или нет. Получается так, что в конечном итоге не я вдохновляю их, а они вдохновляют меня. Точно так, как они вдохновляли других писателей, — с этими словами Вайс нежно возложил ладонь на кожаный переплет лежавшей рядом с ним на столе книги сказок.

— Как братьев Гримм, например?

Вайс улыбнулся, и его глаза снова зажглись темным огнем.

— Братья Гримм были учеными. Они стремились к абсолютному знанию — истокам нашего языка и нашей культуры. Подобно всем людям науки того времени — времени, когда наука становилась в Европе новой религией, братья Гримм хотели поместить наше прошлое под микроскоп и провести его вивисекцию. Но абсолютной истины не существует. Так же как и определенного прошлого. Прошлое — это время, а не место. Братья Гримм открыли точно такой же мир, в котором обитали они сами, как тот же мир, в котором обитаем сейчас мы. Мир, открытый братьями, отличался от их и нашего мира лишь конкретными явлениями жизни.

— Как это понимать?

Вайс поднялся со своего кожаного кресла и направился к свободной от книжных полок стене, жестом пригласив Фабеля следовать за ним. На стене висели заключенные в деревянные рамки иллюстрации к книгам, изданным в девятнадцатом веке и в начале двадцатого.

— Сказки служили источником вдохновения не только для литературных интерпретаторов, — сказал Вайс. — Множество замечательных художников посвятили свой талант их иллюстрированию. Взгляните на мою коллекцию. В ней Гюстав Доре, Германн Фогель, Артур Рэкхем, Эдмунд Дюлак, Фернанд Биглер, Джордж Крукшенк, Эйген Нерейтер. Каждый из них интерпретирует одну и ту же сказку несколько по-иному.

Вайс обратил внимание Фабеля на одну из иллюстраций. На ней была изображена женщина, входящая в мрачную комнату с каменными стенами и сводом. Ее лицо искажал ужас, и ключ, которым она открыла дверь, упал из ее рук. На переднем плане картины стояла деревянная плаха с воткнутым в нее топором; топор, плаха, так же как и пол вокруг нее, были залиты кровью. Вдоль стены на мясных крюках висели тела нескольких женщин. Дамы все как одна были в пеньюарах.

— Как я полагаю, — сказал Вайс, — подобные сцены, конечно не в столь художественном воплощении, вам repp Фабель, приходилось наблюдать. Ведь это не что иное, как место преступления. Несчастная женщина, — он постучал ногтем по стеклу рамы, — случайно наткнулась на берлогу серийного убийцы.

Фабель почувствовал, что не может отвести от картины взгляд. Хотя рисунок был исполнен в хорошо знакомом ему стиле иллюстраций девятнадцатого века, он вызывал у Фабеля массу ассоциаций.

— Это работа Германна Фогеля конца восьмидесятых годов девятнадцатого века. Как вы, наверное, догадались, герр Фабель, перед нами иллюстрация к сказке Шарля Перро «Синяя Борода». В ней говорится о чудовище-аристократе, который наказывает женщин за излишнее любопытство. Он убивал их в закрытой на замок комнате своего замка. Там же злодей хранил и их тела. Такова суть истории. Или сказки, если хотите. Но это не мешает ей оставаться универсальной истиной. Когда Перро записывал свой вариант сказания, в людской памяти все еще были живы воспоминания о реальных злодеяниях, совершенных реальными аристократами. Возьмем, к примеру, Жиля де Рэ, маршала Франции и товарища по оружию Жанны д’Арк, который, чтобы удовлетворить свою ненасытную похоть, изнасиловал и убил сотни мальчиков. Или взглянем на Кунмара Проклятого, правившего в Бретани в шестом веке. Кунмар — или Кономор, если вам угодно, — как историческая личность является наиболее точным прообразом Синей Бороды. Он рубил головы всем своим женам и под конец обезглавил прекрасную, благочестивую и к тому же беременную Трифину. Надо сказать, что подобные легенды имеют хождение по всей Европе. Братья Гримм записали ее под названием «Птица Фитчера», итальянцы называют ее «Серебряный нос», а английская «Синяя Борода» зовется «Мистер Фокс». В них всех говорится о ненасытном женском любопытстве, которое приводит дам к обнаружению кровавой потайной комнаты. Застенка, где свершаются убийства.

Вайс, словно заново оценивая рисунок, немного помолчал, а затем продолжил:

— Автор этой иллюстрации, Германн Фогель, был немцем. Он иллюстрировал французскую сказку, однако полностью отказаться от своего культурного наследия художник не мог. Плаха и топор позаимствованы им у братьев Гримм — они взяты из «Птицы Фитчера», если быть точным. Весьма любопытно то, что, хотя сказка имеет хождение в разных странах Европы, множество деталей в национальных версиях в главном совпадают. В их основе лежали реальные события. Это могли быть поступки Кунмара Проклятого, также как и другого неизвестного нам мерзавца. Впрочем, не важно. Я хочу лишь, чтобы вы поняли: сказки есть не что иное, как своего рода предупреждение об опасности. Кроме того, все эти древние сказания и легенды доказывают один простой факт: похитители детей, серийные насильники и убийцы вовсе не являются феноменом нового времени. Большой скверный и страшный волк сказок не имеет никакого отношения к волкам. — Вайс рассмеялся, словно что-то вспомнив, а затем продолжил: — А вы знаете, почему Кунмар получил прозвище Проклятый и какое проклятие было на него наложено? Нет? Так я вам скажу: за все свои грехи он был превращен в вервольфа… В конечном итоге вся история как бы размывается, становясь мифами и легендами.

Вайс снял с полки какой-то роман. В отличие от большинства других книг его библиотеки это было современное издание в твердом переплете с глянцевой суперобложкой. Фабель увидел, что книга не принадлежит перу Вайса. Прочитать имя автора он не мог, но было ясно, что это не немец, а американец или англичанин. Вайс бросил книгу на папку с письмами и сказал:

— Мы сейчас постоянно воссоздаем эти сказки. Те же сюжеты, но иные персонажи. Эта книга — бестселлер, в ней повествуется о розыске серийного убийцы, который ритуально расчленяет тела своих жертв. Это одна из сказок наших дней. Да, это современные сказки, только вместо эльфов, гномов и скверных волков из темных уголков леса в них фигурируют каннибалы, расчленители тел и похитители людей. Свои ужасные дела они творят теперь не в лесу, а в темных закоулках больших городов. Мы склонны скрывать зло за необычными одеждами и подавать его в виде экзотических образов. В наших книгах и фильмах действуют инопланетяне, акулы, вампиры, призраки, колдуньи. Но суть дела состоит в том, что существует зверь более злобный, более хищный и более опасный, чем те, которые когда-либо появлялись в природе. Эти звери — мы. Человек не только главный хищник на планете, он — единственное создание, которое убивает, чтобы получить сексуальное удовлетворение, и ради того удовольствия, которое получает от процесса убийства. Объединившись в группы, люди убивают других людей, следуя религиозным, политическим или социальным догмам. В мире нет существ более опасных, чем те простые мужчины или женщины, которых вы встречаете на улице. Но все это вам наверняка известно, учитывая характер вашей работы. Итак, все эти ужасные легенды, все сказки, вся наша вера в существование великого зла есть не что иное, как вуаль на том зеркале, в которое мы вынуждены смотреть каждый день.

Вайс опустился в кресло и жестом предложил Фабелю поступить так же.

— Более всего нам следует опасаться своих соседей, своих родителей, равно как мужчин и женщин, сидящих рядом с нами в вагоне подземки… Нам надо опасаться самих себя. Нам почему-то очень трудно взглянуть в лицо этим до чудовищности банальным фактам. — Вайс повернул стоявшую на столе фигуру так, чтобы оскаленная морда зверя была обращена к Фабелю, и сказал: — Это то, что находится внутри нас, герр криминальгаупткомиссар. Мы есть не что иное, как большие злые волки.

Фабель сел и посмотрел на скульптуру. Ее отвратительная красота одновременно манила и отталкивала. Фабель, как никто иной, знал, что все сказанное Вайсом — правда. Подтверждение словам писателя он ежедневно видел в собственной работе. Его поражала чудовищная изобретательность человеческого ума, когда дело касалось средств и методов истязания своего ближнего. Средств и методов убийства.

— Итак, вы говорите, что серийный убийца — явление не новое, — сказал сыщик. — Просто в свое время они так не назывались?

— Именно. Все мы, герр Фабель, страдаем чрезмерной самоуверенностью. Каждый из нас, входя в этот мир, верит, что открывает его заново. Однако печальная истина заключается в том, что мы все — не более чем вариация на одну и ту же тему… или в лучшем случае продукт общего исторического опыта. Добро и зло появились в этом мире вместе с рождением первого человека. Они эволюционируют вместе с нами. И именно к ним уходят корни древних народных сказок и мифов. Братья Гримм сказок не создавали, они их просто фиксировали. Ни одна из сказок не является их творением. Все они суть древние народные сказания, добросовестно записанные братьями в ходе их лингвистических изысканий. Существование этих сказаний и содержащиеся в них предупреждения: «никогда не удаляйся от дома» и «опасайся незнакомцев» — со всей ясностью указывают на то, что серийные убийцы вовсе не являются побочным продуктом современной жизни, что они существовали на протяжении всей истории. И эти заповеди были порождены реальными событиями. В основе сказок лежат настоящие похищения и убийства. То же самое справедливо и в отношении ликантропии. Миф о вервольфах был порожден неспособностью прошлых поколений увидеть, определить или понять проявления психопатии. Все признают, герр Фабель, что мы часто создаем вымышленные образы, основываясь на фактах. Я же, кроме того, утверждаю, что мы создаем факты на основе вымысла.

Фабель внимательно наблюдал за Вайсом, стараясь понять, какая сила заставляет полыхать взор писателя темным огнем страсти.

— Итак, изображая Якоба Гримма в образе убийцы детей, вы верите, что этот ваш творческий вымысел трансформируется в какого-то рода истину. Это так?

— Что есть истина? — с оттенком снисходительности улыбнулся Вайс, видимо, желая этим сказать, что для ответа на вопрос Фабель не располагает достаточным интеллектуальным ресурсом.

— Истина, — сказал Фабель, — это точный и неопровержимый факт. И с этой абсолютной истиной я сталкиваюсь ежедневно. Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что иногда истина имеет субъективный или слишком абстрактный характер. Якоб Гримм убийцей не был. А человек, которого ищу я, — убийца. И это есть неопровержимый факт. Истина. И мне надо установить, насколько существенно ваш труд вдохновил его на преступления. Если вообще есть это влияние.

Вайс, как бы закрывая тему, махнул рукой. Здоровенной мощной ручищей…

— Задавайте свои вопросы, герр криминальгаупткомиссар…

Беседа продолжалась еще двадцать минут. Во всем, что касалось сказок и легенд, Вайс обладал поистине энциклопедическими знаниями, и Фабель даже не заметил, как начал записывать слова писателя. Но в Вайсе было и нечто такое, что Фабелю категорически не нравилось. В нем присутствовала какая-то угроза, и дело было не только в росте. В отличие от Ольсена в его поведении не ощущалась с большим трудом сдерживаемая ярость. Опасность таилась в его черных глазах. В них было что-то нечеловеческое.

Заканчивая разговор, Фабель сказал:

— Но все это не более чем сказки. Невозможно поверить, что за ними стояли реальные события.

— Неужели? — усмехнулся Вайс. — Возьмем, например, русскую сказку о Бабе-яге. Вся мебель в ее избушке сделана из человеческих костей. Вы наверняка слышали об Эдди Гьене — американском серийном убийце, чьи преступления легли в основу таких фильмов, как «Психопат» и «Молчание ягнят». Вломившись в его деревенский дом, полицейские увидели там стулья и табуреты из человеческих костей и нашли почти законченный комбинезон, сшитый из человеческой кожи. Под нашей луной, как я сказал, ничто не является единственным и неповторимым. В мире до нас обитало несчетное число Эдди Гьенов, и нельзя исключать, что один из них вдохновил русских на создание сказки о Бабе-яге. И имейте в виду, что множество сказок было, если так можно выразиться, стерилизовано. Возьмем, например, «Спящую красавицу». В оригинальной версии девицу не пробуждал чистым поцелуем прекрасный принц. Это было повествование об изнасиловании, инцесте и каннибализме.

Когда Фабель с толстой папкой под мышкой оказался на Эрнст-Мантиус-штрассе, у него возникло непреодолимое желание глубоко вздохнуть, чтобы очистить свой дух и тело. В последние минуты беседы ему стало казаться, что стены помещения смыкаются, а кабинет Вайса превращается в берлогу какого-то страшного зверя.

Солнце, прорвавшись сквозь дымку, заливало девственно-чистые стены вилл своим теплым светом. «Интересно, сколько тайных комнат и темных секретов скрывается за этими элегантными фасадами?» — спрашивал себя Фабель, направляясь к машине. Открыв на ходу мобильник, он сказал:

— Мария? Говорит Фабель. Я хочу, чтобы ты покопалась в прошлом Герхарда Вайса. Узнай о нем все, что можно…