Площадь Святого Иллирия была забита самым разным народом, богатые двуколки и шелковые накидки вплотную соседствовали с простой дерюгой и деревенскими повозками. Острый запах навоза перемежался с ароматом благовоний, а человеческий гул накрывало ржанием лошадей и ревом ослов. Из-за занавесей паланкинов знатные матроны бросали брезгливые взгляды на неприятное соседство, но никакие слуги и охрана не могли ничего сделать, на площади не оставалось ни клочка свободного места. Все толпились, ругались, толкались, но никто не желал покидать площадь, и причина этого крылась в прямоугольниках тяжелой пехоты, перекрывающей ближайшие улицы. Вид этих отрядов вселял иллюзию безопасности и позволял хоть как-то бороться с леденящим душу страхом. А страх здесь был повсюду, он почти ощутимо висел в воздухе, давя и парализуя волю тысяч людей. Он растекался вместе с клочьями дыма, подогреваясь жуткими рассказами о зверствах мятежников.
Линий оглядел колышущуюся перед ним толпу и в недоумении остановился. — 'Что теперь? Куда идти, кому докладывать? Повсюду царила полная неразбериха.
— Ариан их забери! — Выругался центурион, осознав, что его надежда переложить ответственность на командиров повыше не оправдалась, и вновь все надо решать самому.
Выбрав закуток у самой стены, он приказал отряду располагаться и в первую очередь заняться ранеными. Сам же он направился к ближайшей когорте гарнизонной пехоты. Нужно было хоть кому-то заявить о себе и в конце концов до одури хотелось есть.
Протолкавшись сквозь плотные ряды, Линий добрался до боевых порядков, и первый с кем он столкнулся был Эмилий Флак.
Брови на лице магистрата удивленно поползли вверх, и он, не сумев скрыть растерянность, воскликнул:
— Ты? Как ты здесь? Один?
— Почему же один, — центурион едва сдержался, чтобы не заехать кулаком в холеную морду, — не один, но благодаря вам, светлейший господин, выжить действительно удалось немногим.
— Ты что себе позволяешь, центурион! — Эмилий попытался изобразить гневное возмущение. — Не забывайся, ты разговариваешь с патрикием!
Годы службы и привычка повиноваться старшим, все-таки взяли свое и Линий Камилл опустил взгляд.
— Вы правы, мой господин! Я приношу вам свои извинения за несдержанность.
Пакостная натура Флаков тут же взыграла в душе магистрата и ему страстно захотелось отыграться на этом солдафоне, в первую очередь, за пережитый страх и стыд.
— Да знаешь куда я пошлю тебя и твои извинения. Да я тебя…
Подбежавший вестовой оборвал его на полуслове, и Эмилий гневно оглянулся.
— Что еще!
Посланец зашептал ему в ухо, и с первых же слов с лица магистрата стекла напыщенная бравада.
— Как? — Он с недоверием покосился на значок императорских дукенариев в руке посыльного и от растерянности, повторил. — Прямо сейчас?
Гонец кивнул и для убедительности повторил в голос.
— Немедленно! Это личный приказ императрицы! Когорты гарнизона уже начали отход.
Эмилий Флак дернул головой в сторону поднявшегося шума и увидел, что паланкины аристократов и позолоченные кареты торговой знати пытаются выбраться из толпы и пробиться к верхним улицам.
— Крысы уже побежали с корабля! — Едва слышно прошептал магистрат. Даже для него приказ бросить город и отходить на Палатинский холм показался чудовищным. Каким бы малодушным трусом он не был, но дальше отступать не собирался. Поколения героических предков смотрели на него из глубин сознания и требовали сражаться или умереть на этом рубеже. Он еще не верил, что способен на такой подвиг, но внутренне уже смирился с его неизбежностью. Теперь выходило, что умирать не надо, и вроде бы можно радоваться, но радости не было. После душевного подъема, хоть и известного лишь ему одному, сползать вновь в привычную яму трусливого эгоиста, очень не хотелось.
Тем временем гарнизонные когорты начали оставлять свои позиции и отходить вверх к виднеющимся башням императорского дворца. Увидев это, толпа запаниковала, и в разных концах площади тотчас же вспыхнули потасовки.
Народ попроще, разгадав маневр богатеев и осознав, что их оставляют на произвол судьбы, попытался этому воспротивиться. В ответ слуги и охрана пустили в ход дубинки. Раздались стоны поверженных и крики ярости, кое-где сверкнули ножи, и отчаянный женский вопль возвестил о том, что кровь уже пролилась.
— Что происходит? — Линий закрутил головой. — Мятежники⁈
— Нет! — Эмилий Флак вдруг осознал, чем грозит ему потеря времени и отбросил ненужные угрызения совести. — Получен приказ отходить к Императорскому дворцу. Так что, центурион, поднимай своих людей и пристраивайтесь к моей колонне. — Он закусил губу и добавил, глядя на забурлившую площадь. — А то боюсь, скоро здесь начнется такое…
Не договорив, он нашел взглядом паланкин своей жены и повозки с детьми и добром. «Хорошо, что я придержал их здесь рядом с собой» — Мелькнуло в голове магистрата, и он заорал на застывших рядом десятников.
— Чего рты раззявили! Стройте колонну! Повозки в середину. — И уже развернувшись в сторону жены. — А ты чего сидишь. Брось, на хрен, этот паланкин и давай в повозку к детям! Живо, живо!
Линий смотрел на этот хаос, и какая-то безысходная опустошенность заполняла душу все больше и больше. «Как же так? А город, что будет с ним? Что будет с моей семьей?»
Его семья, как и весь род Камиллов, испокон века жила в пригороде и восстание еще не докатилось туда. Отступая к торговым кварталам, Линий рассчитывал, что войска, собравшиеся на площади Святого Иллирия и в других местах, совместно ударят по мятежникам и подавят бунт до того, как грабители доберутся до предместий. Теперь же все менялось, армия и императорский двор не собирались сражаться с бунтовщиками, а намеревались укрепиться на Палатинском холме и сесть в осаду, а это переворачивало все с ног на голову.
— А как же моя семья? — Прошептал он свой немой вопрос вслух, словно бы кто-то мог ему ответить.
В один миг центурион ощутил сопричастность со всеми этими людьми на площади, и может быть впервые в жизни почувствовал себя не грозным легионером, не слугой императора, а таким же, как и все остальные здесь, выброшенным на произвол судьбы маленьким человеком.
Он стоял посреди волнующейся толпы, не видя и не слыша ничего, пока прямо над головой не прогремел грозный окрик.
— Центурион, какого черта ты замер как истукан. — Эмилий Флак резко вздыбил коня, отгоняя лезущих под копыта людей. — Не видишь, что творится? Веди своих парней, мы уходим!
Линий поднял взгляд и молча посмотрел магистрату в глаза, а затем отрицательно покачал головой.
— Нет, я никуда не пойду. Мое место рядом с моей семьей.
Магистрат склонился с седла, и в его глазах даже появилось понимающее участие.
— Не глупи, ты под присягой. За дезертирство тебя ждет трибунал.
В ответ центурион лишь оскалился, пытаясь изобразить улыбку.
— Я свое уже отслужил, да и до трибунала еще дожить надо.
Шагая по булыжникам мостовой, Акциний видел в просветах переулков, как по соседним улицам параллельно с его колонной катятся вверх людские потоки. Он вел своих людей по улице Августа Аврелия, самой короткой прямой соединяющей две точки: Сартару и Императорский дворец. Впереди, как стая ищеек, шел отряд Венда, за ним те, кого Акси называл гвардией, самые преданные и вооруженные не хуже городской стражи, бойцы под командой Меры и Клешни. Это был авангард, за ним непосредственно двигался сам Наксос во главе всей банды восточных доков и примкнувших жителей Сартары. Соблюдение такого порядка движения Акси требовал неукоснительно и с любым нарушением разбирался жестко и без промедлений.
Первое серьезное сопротивление мятежники встретили на подступах к торговым кварталам и, особенно, у площади Святого Иллирия. Попытки прорваться сходу были отбиты укрепившимися на подходах частями гарнизона. Завалив узкие улочки трупами, восставшим пришлось отойти и к Акцинию сразу же потекли тревожные вести. Народ заволновался и с первой же неудачей начал терять веру в успех. Как по волшебству тут же зароились панические слухи о якобы возвращающейся из похода армии и невесть кем видимых рыцарях ордена.
В чем Акциний никогда не сомневался так это в том, что дух мятежной толпы похож на костер из сухого валежника. Вспыхивает мгновенно и горит ярко. Но недолго и постоянно требует все новых и новых дров. Поэтому в каждый большой отряд восставших был отправлен его представитель для правильного толкования событий и своевременной нейтрализации особо горластых крикунов. Панику удалось пресечь в зародыше и не только словами. По его приказу в головную часть всех колонн были выдвинуты ударные отряды из самых подготовленных и хорошо вооруженных людей, отлажена система связи и взаимодействия. Народ вновь воспрянул духом, оставалось лишь отдать команду к штурму, как случилось нечто непонятное, чему поначалу Акциний даже не поверил. Одно за другим стали приходить известия, что армия и городская стража оставляют торговые кварталы и повсюду отходят к императорскому дворцу. Опасаясь ловушки, Наксос велел Венду провести тщательную разведку и обшарить все закоулки и только получив известие, что до самой вершины Палатина город чист, дал приказ на дальнейшее движение.
К вечеру весь город, за исключением дворца и верхушки Палатинского холма, был в руках восставших. Уже начало смеркаться, когда Акси вышел на площадь перед главными дворцовыми воротами. Запрокинув голову и оценив высоту циклопических башен, он печально вздохнул. «Штурмовать эти стены с тем, что у меня есть. — Он обернулся и грустно посмотрел на высыпавшие на площадь толпы. — Дело немыслимое».
Словно в подтверждение, несколько отчаянных смельчаков, видимо изрядно набравшись хмельного по пути, рванулись под самые стены, желая разграбить брошенные повозки. Арбалетные болты засвистели сразу же, как только пьяные идиоты вошли в зону поражения. Плотность «огня» впечатлила даже видавшего виды Акциния. Из двух десятков любителей поживиться, семерых свалили на месте, а остальные бросились наутек, но уйти удалось далеко не всем. Еще три трупа с торчащим из спины оперением остались лежать на брусчатке.
— Внушает! — Пробурчал Акси и повернулся к стоящему рядом Мере. — Все! На сегодня хватит! Завтра будем разбираться, а сегодня спать. Всем спать!
Эта команда нашла радостный отклик в глазах всех, кто был рядом и слышал слова вожака. От Акциния это, конечно же, не укрылось, и он нашел взглядом Венда.
— Всем, кроме тебя и твоих ребят. Выставить посты, чтобы мышь не просочилась. Если потребуется, бери людей из любых отрядом. Будут бузить, скажи, я приказал.
Раздав указания остальным командирам отрядов, Акциний подумал о том, что пора подумать и о собственном ночлеге, да и вообще, раз уж у стен дворца застряли надолго, то надо бы выбрать какой-нибудь дом для штаба восстания. Стоило лишь ему задуматься об этом, как рядом, словно читая его мысли, вырос Клешня.
— Акси, слушай, я тут домушку присмотрел. Кажись, там раньше спафарий какой-то обретался. Хоромы здоровенные! На первом этаже разместим наших, второй этаж тебе, чтобы никто не мешал, — Он почесал затылок, — да и для охраны проще.
Видя, что старший не отвечает, и решив, что тот сомневается, парень выложил свой основной аргумент.
— В подвалах жратвы и вина полно. Я уже и своих там выставил, кабы не растащили.
Акциний глянул на жизнерадостной лицо Клешни и вздохнул. — «Кому война, а кому мать родная», и уже вслух усмехнулся:
— Ну, коли так, пошли глянем.
Они все двинулись вслед за Клешней к высокому забору, окаймляющему парк и большой двухэтажный дом с плоской крышей. За воротами уже расположилась часть банды. Горело два больших костра из срубленных тут же в саду деревьев, пахло жареным мясом, а народ, возбужденно горланя, попеременно подставлял тару под красную струю из большой дубовой бочки.
Акциний подошел к костру и хмуро оглядел сидящих.
— Празднуете уже⁈ — Его взгляд прошелся по пьяным лицам. За малым исключением, здесь все были воры заслуженные, и судя по всему расположившиеся на отдых задолго до его приказа.
— Дак, а что, Акси! Победа, чай, надо бы отметить! — Один из сидящих попытался встать, но не смог и шлепнулся обратно на задницу.
Все гулко заржали.
— Вот ты, Хома, нажрался, даже жопу оторвать не можешь!
Акциний смотрел на пьяное веселье и мрачнел все больше и больше. С одной стороны, это все люди уважаемые и его поддерживающие, а с другой, они вот так вот запросто, без приказа, уселись тут и пьют. Другие отряды еще вели бои, а эти уже наливались вином. Если такое спустить сегодня, то завтра весь мятеж превратится в пьяную бесконтрольную толпу, которую в один из дней попросту перережут без всякого сопротивления.
Совсем уж жестко поступать не хотелось, и Акси решил действовать по-другому. Он прищурился, нацеливая взгляд на недавнего весельчака.
— Вот что, Хома. Не в службу, а в дружбу. — В отличие от голоса, ледяные глаза Наксоса говорили, что никакой дружбы между ними нет и быть не может. — Просьба у меня к тебе. Возьми-ка ты своих друзей-товарищей, да сгоняйте все вместе в порт.
— На хрена тебе сейчас порт⁈ — Бандиты еще не успели осознать, всю серьезность положения, и Акциний спокойно продолжил.
— Там у входа каменная стела стояла, помните?
Сидящие вокруг костра согласно закивали.
— Да! Как же, помним! Здоровенная такая, ее сегодня еще опрокинули и на четыре куска раскололи.
— Вот и хорошо, что помните. — В голосе Акциния послышался металл. — Принесите мне ее сюда. Все обломки, что там есть.
После минутной тишины и краткосрочного отрезвления Хома с трудом выдавил из себя.
— Что, сейчас⁈
— Угадал, Хома! — Акси издевательски ухмыльнулся. — Вы чай, уже наелись, напились пока другие за вас воевали. Теперь ваша очередь поработать.
Вот теперь всем стало ясно окончательно, что никто здесь не шутит, а для пущей убедительности Венд положил ладонь на рукоять меча.
Хома все же попытался отвертеться.
— Да на кой хрен, тебе эта каменюка? Ты только скажи, Акси, мы тебе прямо здесь любых камней наломаем.
— Других не надо, вы мне эту принесите. — Наксос поднял голову и обвел всех собравшихся на шум бандитов. — Я ее здесь, прямо посреди двора поставлю, чтобы она каждому проходящему мимо напоминала — строй в бою останавливается только по приказу командира, а уж за пьянство и самовольный уход с позиции, любого ждет суд правый и скорый. — Его взгляд вонзился в лицо воровского десятника. — Так что, Хома, считай повезло тебе сегодня. Попотеешь, жиры растрясешь. Глядишь и жопу от землю отрывать научишься. В бою пригодится!
Народ за спиной Акциния довольно загоготал, а тот, не дожидаясь ответа, зашагал дальше к крыльцу дома.