Бремя Власти

Глава 8

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию. Земля Суми.

Несмотря на раннее утро, лагерь руголандцев гудел как потревоженный улей. По приказу конунга две ладьи вновь спускали на воду, и вся дружина изводила Озмуна вопросами. В воздухе роились самые невероятные слухи, но правая рука Рорика отмалчивался, рыча на самых назойливых: «Что вы разгалделись как бабы! Сейчас конунг выйдет и сам все расскажет». Ненадолго это помогало, связываться с Озмуном никому не хотелось.

Выбив подпорки и подставив плечи, бойцы стащили на воду два больших корабля. Работали молча, но как только дело было сделано, к Озмуну пристали уже серьезно.

— Куда пойдем?

— Почему не все?

— Что за разборки с вендами?

Вопросы сыпались со всех сторон, а Озмун лишь мрачно зыркал по сторонам. Наконец, не выдержав, он рявкнул:

— Хватит галдеть! Ладно, пойду схожу к Рорику, узнаю чего он тянет.

Дружинники расступились, давая проход старшине, и Озмун, ни на кого не глядя, направился к шатру конунга.

В большой палатке конунга воздух поистине пропитался напряжением. Злой взгляд Рорика нацелился на стоящего у входа Ольгерда.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал⁈ — Он подошел вплотную к опустившему глаза племяннику. — Венды сами отдают нам то, за что сотни руголандцев положили свои жизни, то, чего так хотел добиться твой дед и не смог. Ты понимаешь, что это значит для нас⁈

Молчание и понурый вид Ольгерда ввели Рорика в заблуждение, и подумав, что племянник раскаивается, конунг даже успел смягчиться, когда тот вдруг угрюмо произнес:

— Отдай ее мне!

— Что! — Взъярился Рорик. — В глазах блеснула злая искра, не предвещающая племяннику ничего хорошего.

Он подскочил к Ольгерду впиваясь взглядом тому в лицо.

— Да Хендрикс ли ты вообще? Ты что, совсем ничего не понимаешь⁈ — Поток презрения перемешанный с яростью обрушилось на юношу. — Девку тебе отдать⁈

Кулаки Рорика сжались, удерживая бешеную натуру внутри и не давая ей овладеть разумом. Взгляды дяди и племянника скрестились словно мечи в поединке. Казалось, еще миг и случится непоправимое, но Ольгерд вдруг отступил. Опустив глаза, он словно бы сдулся, разом ссутулившись и опустив плечи. Рассудок победил! Вбитые с раннего детства правила взяли вверх, напомнив, кто есть кто, и как должен вести себя отрок в присутствии старшего.

Отступление Ольгерда охладило и Рорика. Тот, резко развернувшись, отошел в угол шатра, и оттуда, стоя спиной к племяннику, выдохнул надрывно, но уже беззлобно.

— Да пойми ты, дурья башка! Кабы в девке дело! Я ведь не девку в жены беру, я землю эту беру! Долю в ярмарках, голос в совете. Начнем с малого, а там глядишь и все наше будет. Понимаешь, наше! Мое, твое, и всех будущих поколений Хендриксов. Сейчас такой момент, когда Озерных вендов так приперло, что ради выживания они готовы на союз даже с нами, и мы обязаны этим воспользоваться. А девка⁈ Девка всего лишь залог того, что они не передумают, что намерения их серьезные и на долго.

Разум Ольгерда принимал все те важные вещи, что пытался донести до него дядя, но какая часть его не желала ничего понимать. Из глубины сознания призывно смотрели на него синие как омут глаза Лады, затмевая все доводы рассудка и выжигая душу отчаянным желанием. Ольгерд старался не поднимать на дядю глаза, боясь не выдержать и закричать: «Отдай! Нету мне жизни без нее!»

В другое время Рорик наверняка отнесся бы к этому случаю серьезней, он не любил оставлять «неосвещенные углы», но сейчас в его голове крутилось такое количество требующих немедленного решения вопросов, что зацикливаться на глупой влюбленности племянника у него попросту не было времени. Его обычно подозрительная и въедливая натура в этот раз промолчала, позволив принять опущенный взгляд и потерянную позу юноши за искреннее раскаяние и извинение.

Он вновь подошел к Ольгерду и поднял за подбородок склоненную голову.

— Не забывай, за нами должок! Мы должны отомстить Ларсенам за твоего отца, за семью, за каждого убитого ими Хендрикса, а для этого нужны воины, много воинов. Война требует денег, и эти деньги мы можем взять только здесь на южном берегу.

Взгляд конунга вцепился в глаза племяннику в поисках искреннего понимания и преклонения перед волей старшего и, не найдя, вспыхнул яростью.

Еле сдержавшись, Рорик разочарованно оттолкнул от себя парня.

— Убирайся! Пойдешь со мной в Истигард. Гребцом без смены. Может кровавые пузыри на ладонях вразумят тебя лучше, чем я.

Ольгерд замешкался, понимая, если он сейчас уйдет, то все — его мечте конец, вернуть ничего уже будет нельзя. В голове замелькали лихорадочные мысли, слова, но все это было какое-то невнятное, понятное только ему одному и никому более. Говорить об этом было бессмысленно, и против слов Рорика его доводы ему самому казались детскими и беспомощными. Разум победил, и он, до хруста сжав челюсти, развернулся и выскочил из шатра, едва не сбив Озмуна у выхода. Тот, проводив взглядом даже не извинившегося Ольгерда, понимающе вздохнул и шагнул вовнутрь.

Встретив взгляд конунга, Озмун мрачно кивнул на опустившийся полог.

— Вижу, племянник то чудит? Что делать с ним будешь? Кабы не натворил чего?

Лишнее напоминание очевидного мгновенно вывело Рорика из себя.

— Ты еще лезешь не в свое дело⁈ Ничего, перебесится и успокоится. — Рубанув рукой словно отрезав, он рявкнул. — Посидит до Истигарда на веслах, охолонится.

Озмун молча пожал плечами, мол мое дело предупредить, а дальше как знаешь. Сейчас блажь Ольгерда его мало волновали, по-настоящему тревожило совсем другое: неожиданный союз с вендами, переселение и будущая война. Его взгляд, нацеленный на друга, словно бы спрашивал: «Не передумал? Если ввяжемся, обратного хода уже не будет».

Рорик, почувствовавший этот невысказанный вопрос, мгновенно успокоился, возвращаясь к рутинным делам.

— Ладьи спустили?

Озмун кивнул, и конунг удовлетворенно хлопнул друга по плечу.

— Хорошо! Сегодня же выходим в озеро. Гребцов вполовину, чтобы в обратный путь влезло все, что оставили в Истигарде. Гарнизон там держать не будем, людей и так мало, а очень скоро здесь нам понадобится каждый воин. Заберем десяток Тури Ингварсона, оставшихся рабов и все самое ценное. По окончании торгов сразу начнем ставить новый хольм. Рубить будем там, — он ткнул рукой на восток, — на крутом берегу. Торван поможет с людьми и лесом, а свадьбу мы с ним решили назначить на осень. Отгуляем и с первым снегом начнем войну. Сначала ударим по тонграм, а затем уж и с лесными вендами поговорим, если не образумятся.

Спокойная рассудительность и уверенность Рорика подействовали на Озмуна положительно, подавив не дающее ему покоя чувство тревоги. Усмехнувшись, он поправил длинный свисающий ус.

— Послушал, как меда хлебнул. В голове сразу все прояснилось. Вот умеешь ты, Рорик, все по полочкам разложить… — Не договорив, Озмун вдруг вспомнил, чего он, собственно, пришел. — Да, чего пришел то. Там народ тревожится. Ты бы вышел, рассказал что да как.

Вылетев из шатра, Ольгерд, не глядя, рванул вдоль берега. Глаза ни на что не смотрели, хотелось выть, а еще больше хотелось ввязаться в драку, так, чтобы до кровавых соплей, до хруста кости. Его несколько раз окликнули, но он пробежал, не отзываясь, боясь сорваться и наговорить лишнего. По инерции в голове еще крутились обрывки недавних фраз, голос Рорика и свои запоздалые аргументы в ответ. Одни и те же слова повторялись снова и снова, словно бы они могли помочь и изгнать из сердца чудовищную пустоту и тоску.

Лагерь остался за спиной, натоптанная тропа закончилась, и под ногами зашелестела высокая луговая трава. Еще несколько мгновений яростного бега и Ольгерд с трудом остановился на самом краю обрыва. Берег обрывался у кончиков сапог, резко уходя вниз желтым почти вертикальным песочным склоном. Перестав сдерживаться, Ольгерд вдруг заорал прямо в бескрайнее зеленое море, раскинувшееся по всему горизонту. Он кричал, выплескивая из себя ярость и безысходность, а в этот момент из глубины сознания всплыло красивое женское лицо.

— Они слишком ничтожны, чтобы понять тебя, мой мальчик. — Ласковый тон как всегда не вязался с абсолютно холодными ледяными глазами. — Эта девчонка мне не нравится, но я уважаю твой выбор. Никто не может забрать у моего мальчика то, что принадлежит ему, даже я!

— Прекрати! — Ольгерд вдруг сжался и оскалился как волчонок. — Прекрати, я не хочу этого слышать! Рорик — мой дядя, мой конунг! И он прав!

— В чем же? — Из неподвижных губ вылилось скептическое удивление, и Ольгерд рубанул рукой, убеждая в первую очередь самого себя.

— Да в том, что я не вправе думать только о себе. Я Хендрикс и обязан жить как Хендрикс!

Белое идеальное лицо надвинулось из тумана.

— Жить как Хендрикс, это как? Бегать на побегушках, подбирать объедки, или брать то, что хочешь, диктовать всем свою волю!

Слова демона будоражили, дергали за самые чувствительные нити, но тот подспудный смысл, что они несли, не нравился Ольгерду, от него за версту несло кровью и подлостью. Сжав кулаки, он попытался сбросить гипнотическое воздействие демона.

— Не Рорик пришел ко мне, это я прибежал к нему за помощью. Жалкий и едва живой, в поисках защиты и справедливости!

— И что! Будешь до конца жизни служить ему как пес? — В ледяных глазах блеснула беспощадная жесткость. — Ты уже расплатился по счетам, помог ему усмирить суми, разгромил тонгров. Разве они справились бы без тебя? Нет, не справились! А что сделал он? Чуть не позволил Улли Ухорезу убить тебя, нарушил слово и перебил всех суми в Куйвасту. Перебил он, а перед богами отвечать тебе. Ведь это ты все придумал, а он лишь исполнил. Рорик хитер, он пользуется твоей молодостью и легковерием. Вот и сегодня он говорит тебе, что не просто берет за себя вендскую девку, а строит новое будущее, где союз с вендами принесет славу и небывалое богатство всем: ему, тебе, каждому Хендриксу, всему Руголанду. Так ли это? — Словно приглашая к диалогу, на красивом женском лице вдруг разгладились жесткие черты. — Давай посмотрим. Он говорит, что не может отдать ее тебе, потому что венды хотят видеть ее мужем конунга. Это ложь! Венды хотят союза и помощи. Это да, но им абсолютно все равно за кого отдавать девку, за тебя или за Рорика, главное, чтобы мечи Руголанда встали на их сторону. Для них ты, в роли жениха даже еще лучше. Ты сын старшего брата, то бишь, сейчас, прямой наследник клана Хендриксов, и союз с тобой имеет более длительные перспективы, что выгоднее для всех, как для вендов, так и для руголандцев. Все что нужно для этого, это согласие Рорика на такой брак, и вот тут закавыка. Оказывается, благо руголандцев и благо Рорика — две вещи разные. Говоря Хендрикс, он имеет в виду только самого себя и никого другого. Женившись на дочери посадника Хольмгарда, он мечтает получить от нее сына, который унаследует все: Хольмгард, южный берег, вендов и руголандцев. — В безжизненных зрачках блеснула злая насмешливая искра. — Ой! А где же в этих планах мой мальчик Ольгерд? — Призрак демонстративно развел руками. — А нигде! Нет в этих планах Ольгерда. Вот и ответ на все вопросы. Ты уже сейчас ему мешаешь, а когда у него родится сын, то твоя «случайная» смерть станет лишь вопросом времени.

Слова демона ошарашили. До сего момента, такие мысли Ольгерду даже в голову не приходили и первой его реакцией было отторжение.

— Ты врешь! Все это твои злобные выдумки!

Красивое женское лицо вновь заострилось и четко прорезалось в белесом тумане.

— Не груби мне, мой мальчик! Ты же сам знаешь, что все это правда, просто пока не хочешь верить.

Ольгерд молчал, сомнения, посеянные демоном, уже начали приносить свои ядовитые плоды. В голове все перемешалось, и мрачные мысли лихорадочно завертелись, перескакивая с одной на другую: «Он никогда мне ее не отдаст! А я?.. Я позволю ему сделать это? А что если демон прав, и он хочет убить меня? Нет, нет и нет… Он старший в роду, он родной брат отца, он заботится обо мне! Так заботится, что отнимает единственную женщину, без которой я жить не могу. Я должен что-то сделать! Но что⁈ Ослушаться старшего! Потребовать божьего суда! Что я несу! Отец бы проклял меня за такое! Раскол в семье, в такую годину! Ларсены будут счастливы».

В этот миг ледяные глаза притянули на себя его взгляд.

— Тебе не надо бросать ему вызов, не надо требовать никакого суда.

Призрак остановился, и по лицу Ольгерда пробежала тень непонимания. В ответ в сознании вспыхнула горящая строка — просто пожелай ему смерти!

Парень зажмурился что есть сил, прогоняя жуткое видение. Строка пропала, зато зазвучали слова белой женщины:

— Будет достаточно, если ты просто пожелаешь ему смерти. Подумай!

Когда Ольгерд открыл глаза, видения уже не было. Далеко внизу синей лентой катилась река, за ней до самого горизонта стояла непроходимая лесная трущоба и все. Ничего больше. Не было Ирглис, не было пророчащих слов, но он знал, услышанное им не галлюцинация, не его горячечный бред, и только что он совершил чудовищное непростительное преступление.