Для Лоримера понятие «домашней вечеринки» означало несколько бутылок шардоне, охлаждающихся в холодильнике, может, еще чашу с пуншем, немного арахиса и чипсов, горстку маслин, пару багетов, нарезанных толстыми круглыми ломтями, и полулуние сыра «бри». В ту минуту, когда стражник в медвежьей шкуре распахнул внешние ворота особняка Шерифмуров, Лоример догадался, что он и леди Фиона говорят на разных языках. По бокам от мощеной дорожки, которая вела через весь двор к парадному подъезду с колоннами, разворачивалось сразу несколько зрелищ: слева извивался факир на ложе из гвоздей, а справа несколько смуглых акробатов выстраивали пирамиду и, подбрасывая друг друга, крутили тройное сальто. Позади труппы акробатов пожиратель огня изрыгал в ночное небо свое бензиновое дыхание, а заклинатель змей услаждал игрой на флейте покачивавшуюся кобру. Еще были два казака: один водил на цепи медвежонка, ковылявшего на задних лапах, а другой играл на баяне.
В прихожей целый отряд девиц в домино и костюмах черных кошечек забирал у гостей верхнюю одежду и выдавал жетоны с номерками, а потом их приглашали пройти сквозь строй улыбчивых официантов в смокингах, державших подносы с шампанским, «беллини», «баксфизз», минеральной водой и дымящимися оловянными кружками с глинтвейном.
Леди Фиона Шерифмур, ее сын Тоби и дочь Амабель стояли позади «виночерпиев» перед двойными дверями красного дерева. Лоример направился к ним по блестящему мраморному полу с шахматным узором, держа бокал шампанского; шаги его звенели, и он опасался, что сталь на подметках процарапывает тонкие полоски в отполированных до блеска плитах.
— Я — Лоример Блэк, — представился он леди Фионе, величавой полногрудой даме в облегающем платье из переливчатого голубоватого шелка. У нее был безупречный миниатюрный нос с широкими ноздрями и самые великолепные зубы, какие только доводилось видеть Лоримеру (голливудские фильмы не в счет). Ее светло-седоватые волосы были зачесаны назад от высокого лба и спускались двумя волнами за ушами, оттеняя изумрудные звездочки сережек, сверкавших в мочках ушей.
— Как там Энгус, старый негодник? — спросила она, склонившись легонько расцеловать Лоримера в обе щеки. — Жаль, что он не пришел. Боже мой, последний раз я тебя видела на Мюстике, — тебе было тогда тринадцать или четырнадцать.
— А, Мюстик, — отозвался Лоример, — здорово там было.
— Ты, наверно, не помнишь Тоби с Амабель — они тогда совсем маленькие были.
— Да, совсем маленькие, — пробормотал Лоример.
Тоби был долговязым губошлепом лет восемнадцати с угреватым лицом. Амабель оказалась затравленного вида наркоманкой с резкими чертами лица, в белом брючном костюме; она жевала нижнюю губу и теребила браслеты на запястьях. Лоример подумал, что выглядит она лет на десять старше брата: ее юное лицо было усталым и пресыщенным.
— Привет, — поздоровался Тоби. — Рад снова увидеться.
— Ага, привет, — очнулась Амабель и, следуя примеру матери, расцеловала его в обе щеки. — Как там Лулу? Она придет?
— Лулу? Отлично, — сказал Лоример, с облегчением замечая, что сзади уже напирают новые гости. Леди Фиона кричала у него за спиной: «Джованни! Сильвана!»
— Скажи Лулу, чтобы позвонила мне, — попросила Амабель, понизив голос. — У меня есть для нее кое-что.
— Непременно, — ответил Лоример, энергично кивнул и перешел в анфиладу, где принимали гостей (гостиная, библиотека и танцевальный зал), которая, в свой черед, переходила в крытый шатер, раскинутый над лужайкой в саду позади особняка. Там можно было поживиться самым разнообразным угощеньем, а для тех, кто хотел есть сидя, было расставлено около пятидесяти столиков с позолоченными стульями. При этом нельзя было сказать, что еды недоставало во всех остальных помещениях, — там сновало множество официантов с подносами, уставленными крошечными крабовыми пирожками, миниатюрными чизбургерами, миниатюрными пиццами. Были там и перепелиные яйца, яйца ржанки и чаячьи яйца, колбаски-коктейль и вегетарианские колбаски-коктейль, гужоны из камбалы, пикши и рыбы-монаха под разнообразными соусами, цыпленок-сатай и, наверное, еще масса всяких закусок, которых Лоример не заметил и не попробовал или не отметил голодным взглядом.
Комнаты уютно наполнились народом — проходя, Лоример быстро прикинул, что в доме собралось уже не меньше трехсот гостей, не считая прислуги. В гостиной несколько «ацтеков» в красных кушаках бренчали на гитарах и дудели в носовые флейты. Библиотека была превращена в неугомонное кабаре: теперь какой-то маг показывал фокусы с бельевой веревкой и ножницами, а в танцевальном зале пианист извлекал из огромного пианино легкие джазовые мелодии.
Лоример с любопытством бродил среди толпы мужчин в темных костюмах, женщин в изысканных украшениях; его никто не замечал, не узнавал, не заговаривал с ним. Пробираясь к шатру (где за котлами и тарелками стояло полдюжины поваров, предлагавших любые горячие блюда от penne all'arrabbiata до тушеного мяса с овощами по-ланкаширски), он успел выпить три бокала шампанского и уже подумывал, как бы незаметно исчезнуть. Он пошел обратно (в библиотеке теперь выступал другой фокусник, показывавший с помощью воздушного шара потрясающие скульптуры — с писком изображая жирафа, Эйфелеву башню и осьминога всего за десять секунд), но увидел, что Шерифмуры стоят на прежнем месте, а новые гости всё прибывают. Тогда Лоример выпил еще бокал шампанского и съел несколько мини-гамбургеров, чтобы алкоголь не так ударял в голову.
Он разглядывал картину на стене, пытаясь угадать, Каналетто это или Гварди, и вдруг почувствовал, как кто-то ущипнул его за левую ягодицу. Обернувшись, Лоример увидел Поттс — с выражением деланной невинности на лице и сигаретой в руке.
— Эта попка мне показалась знакомой, — сказала она. — Что за приятная неожиданность.
— Привет, — вернее, мои поздравления. Оливер тоже здесь?
— Тьфу, не произноси его имя. Я отменила эту свадьбу. В последний момент не выдержала — мамуля, конечно, была в ярости, но я так и не смогла смириться с ролью миссис Оливер Ролло. Извините, такое счастье — не для Поттс.
— Какая драма.
— Да уж. А это значит, что я свободна и вольна, как пташка, мистер Блэк.
Откуда ни возьмись появился сэр Саймон Шерифмур и стиснул в крепких объятьях Поттс, обхватив ее за плечи.
— Как поживает моя любимая злючка? — спросил он. — Что за неряшливое платье?
Платье Поттс было не только очень коротким — у него был прозрачный верх, сквозь который всем был виден полупрозрачный бюстгальтер с вышивкой.
— Грязный старикашка, — ответила Поттс. — Ты знаешь Лоримера Блэка?
— Еще бы. Один из моих орлов. — Сэр Саймон, словно Папа Римский, на мгновенье возложил руку Лоримеру на плечо, сжал его и сказал, явно искренне: — Очень рад что ты пришел, Лоример. А где твой старик шатается?
На сэре Саймоне был шелковый костюм, казавшийся одновременно светло- и темно-серым, кремовая шелковая рубашка и бордовый галстук в крапинку. Лоример мысленно поставил галочку — проконсультироваться у Ивана насчет шелковых костюмов.
— Очень рад…
— Выпивки хватает, влюбленные пташки? — перебил его сэр Саймон небрежным тоном. — Не пропустите кабаре, там куча всего забавного. — Он послал воздушный поцелуй Поттс и какой-то скользящей походкой направился прочь, напоследок бросив Лоримеру: — Потолкуем потом кое о чем.
Потолкуем — о чем это? — удивился Лоример. И зачем вообще его сюда пригласили?
— Схожу-ка попудрю носик, — сказала Поттс лукаво. — Проводишь меня?
— Спасибо, я — пас, — ответил Лоример.
— Тогда не уходи, — велела она. — Я скоро вернусь.
И ушла вихляющейся походкой, а Лоример сразу же устремился к шатру. Теперь пробираться туда стало труднее — толпа, казалось, сделалась вдвое гуще. А что сэр Саймон имел в виду под «влюбленными пташками»? Может, он видел, как Поттс хватает его за задницу? Лоример решил, что, если скроется в шатре на полчаса, то потом ему легко будет ускользнуть незамеченным.
Шум заметно возрос, так что людям уже приходилось перекрикивать друг друга. В библиотеке, вокруг жонглера, образовался полукруг зрителей: он удерживал в равновесии четыре тарелки, поставленные краями одна на другую, и собирался водрузить сверху пятую.
В шатре Лоример нашел свободный столик за увитой розами колонной и поел там холодной семги с молодой картошкой. Он сидел в одиночестве минут десять и за это время успел заметить трех министров, одну ведущую программы новостей, актера в рыцарском звании, престарелого рок-певца и парочку бросавшихся в глаза предпринимателей-миллиардеров. Потом к нему присоединилась бразильская супружеская пара средних лет — они церемонно представились и поинтересовались, можно ли сесть за его столик. Казалось, имена хозяина и хозяйки дома ничего им не говорят, — и Лоример, просто из вежливости, рассказал им немного о сэре Саймоне и «Форте Надежном», а потом извинился, сказав, что ненадолго отлучится. Когда он встал, они начали энергично подавать знаки кому-то у него за спиной. Лоример оглянулся и увидел, как к их столику приближается мужчина, показавшийся ему смутно знакомым. Это был Франсис Омэ в белом смокинге, широком красном галстуке и черных просторных брюках.
— Мистер Блэк, — сказал он. — Франсиско Омэ.
Они пожали друг другу руки, и в голове у Лоримера завращались шестеренки, — но это не помогало. Омэ произнес несколько слов по-португальски бразильской паре, а потом доверительно сообщил Лоримеру:
— Кстати, я уже не работаю в «Гейл-Арлекине».
— Я знаю, — солгал Лоример, а потом высказал вдохновенную догадку: — Я слышал, вы теперь у Дирка ван Меера.
Омэ пожал плечами:
— В качестве консультанта. А вы знаете Дирка?
— Его сына, Мариуса.
Омэ огляделся:
— Дирка еще нет? Саймон говорил, что он будет.
— Я его не видел. — Лоример ткнул в свою пустую тарелку. — Умираю от голода — не знаю почему. Увидимся позже.
— Я скажу Дирку, что мы виделись.
Боже всемогущий, думал Лоример, ставя куда-то тарелку, — что же здесь происходит? Сэр Саймон Шерифмур, Франсис Омэ, а теперь еще и Дирк ван Меер… Он протиснулся в танцевальный зал и направился в сторону выхода. Уж теперь-то он, наверно, может смыться под шумок?
В библиотеке жонглировал Гилберт «Нун» Малинверно. Точнее, он сидел на одноколесном велосипеде, быстро крутя педали взад-вперед, и одновременно жонглировал пятью желтыми булавами. Несмотря на свою предвзятость, Лоример был вынужден признать, что зрелище великолепное, — того же мнения была и собравшаяся вокруг большая толпа. Зрители кричали и хлопали, глядя, как булавы взлетают все выше и быстрее. Оказалось, что Лоример стоит между акробатом-тарелочником и магом.
— Чтобы пять дубинок падали каскадом, — сказал тарелочник магу. — Такое я только в России видел.
— Да еще на одноколесном велике, — завистливо подхватил маг. — Тоже мне, пижон!
Лоример начал бочком пробираться в гостиную. Взглянув еще раз на Малинверно, он вдруг заметил, что у того что-то странное с лицом. На ухе виднелся пластырь, под глазом — синяк; а еще он заметил, что когда Малинверно смотрит вверх, следя за дугами вращающихся и падающих желтых дубинок, то в верхнем ряду у него просматривается черная щель, как будто там не хватает двух зубов. Лоример решил, что это означает только одно: кто-то сильно ударил Малинверно по лицу каким-то твердым, длинным и негибким предметом, — допустим, краем портфеля, выброшенного вперед в порядке самозащиты.
— Черт возьми, — произнес Лоример вслух.
— Что вытворяет, а? — согласился кто-то рядом с ним.
Так, значит, это был не Ринтаул, а Малинверно, думал Лоример, сам себе не веря. Значит, это Малинверно напал на него тогда, — видимо, вне себя от ревности. Но дойти до такого… Что же Флавия насочиняла мужу об их «романе»? Должно быть, что-нибудь из ряда вон, с пометкой «три Икс», раз Гилберт пришел в такую ярость и помчался к Люпус-Крезнт среди ночи, с жонглерской булавой в руке и жаждой мщения в сердце?.. Господи, эта женщина опасна, думал Лоример с растущим возбуждением.
Малинверно поймал все дубинки, соскочил с велосипеда и стал раскланиваться перед восторженно ревевшей публикой. На лице у него застыла кривоватая улыбка, на которую Лоример смотрел не без злорадства. Все еще больно — и поделом. Тут он понял, что виноват перед Ринтаулом.
Вдруг он почувствовал чью-то железную хватку у себя над левым локтем, и невидимая сила настойчиво потащила его куда-то назад от края толпы.
— Что ты здесь делаешь, мать твою растак? — донесся до него грубый голос Хогга, обжигая ухо и распространяя запах корицы и пряностей. Глинтвейн. Лоример обернулся: у Хогга было красное лицо — от горячего вина, понадеялся Лоример, хотя видел, что тот зол не на шутку.
— Мистер Хогг, приятно вас…
— Ты меня слышал, мальчик.
— Я приглашен.
— Чушь!
— Кажется, сэр Саймон принимает меня за сына какого-то своего старого друга.
— Херня собачья. Ты что — совсем за кретина меня принимаешь?
— Но это правда. Он почему-то думает, что я — младший сын какого-то Энгуса Блэка.
В какой-то момент ему показалось, что Хогг готов ударить его. Глаза у него вылезали из орбит, и Лоример заметил, что тот обливается потом, — воротник, врезавшийся в толстую шею, потемнел от влаги.
— Я тебя жду в своем кабинете в понедельник утром, в девять ноль-ноль, — рявкнул Хогг. — И мне нужна правда, мерзавец!
Он бросил еще один свирепый взгляд на Лоримера и зашагал прочь из комнаты, широкими плечами расталкивая людей на своем пути. Лоример совсем сник, внезапно почувствовал усталость и странный испуг, будто проснулся в одном из кругов ада и осознал, что впереди его ждет нечто еще более чудовищное.
Он встретился взглядом с Гилбертом Малинверно.
— Эй! Ты, Блэк! Погоди!
Лоример тут же смылся, хотя на самом деле он был бы не прочь устроить кулачную расправу над Малинверно, воспользоваться случаем и выбить ему еще парочку зубов, поставить синяк и под вторым глазом, — но он прекрасно понимал, что домашняя вечеринка леди Шерифмур никак не подходит для такого открытого выяснения отношений. Он стремглав выбежал из танцевального зала, сбежал по лестнице к шатру и там последовал за каким-то официантом за загородку, в секцию обслуживания позади буфета. Там он подхватил ящик с пустыми винными бутылками.
— Выброшу-ка их, — проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и потащил ящик за собой сквозь клапан тента.
Он бросил его за какими-то газовыми баллонами и, оглянувшись через плечо, пополз по гравийным дорожкам, засаженным с обеих сторон темными кустами, к задней стене, где (как он хорошо знал) находилась крепко запертая на все замки и затворы дверь. Сверху стену опоясывала закрученная спиралью колючая проволока, призванная отпугивать грабителей и чужаков, а на верхушке железного столба вращалась камера видеонаблюдения.
Лоример чувствовал себя военнопленным, который только что выбрался из штаммлагеря и обнаружил, что до внешней ограды еще далеко. Он оглянулся на ярко освещенные окна тыльной стороны огромного дома. Туда ему путь отрезан — слишком многие его ищут: Поттс, сэр Саймон, Омэ, Хогг и Малинверно, причем каждое имя звучало теперь все более грозно и зловеще. Зловещая фиеста — вот как можно все это назвать; и вдруг, откуда ни возьмись, перед глазами возник образ Флавии — лишающий всякого мужества, почти парализующий волю. Эта девушка… Что она делает с его жизнью?
Он услышал шаги: кто-то направлялся к нему по посыпанной гравием дорожке. Поступь легкая — значит, это не Малинверно, заключил Лоример. Может, официант, отправленный на поиски украденных пустых бутылок из-под вина? Лоример засунул руки в карманы и стал равнодушно посвистывать, отфутболивая камешки с таким видом, будто это самая естественная вещь на свете — покинуть роскошную вечеринку и дышать свежим воздухом у задних ворот рядом с мусорниками.
— Привет, — сказал Лоример беспечным тоном. — Вот, гуляю…
— Хочешь отсюда выбраться? — спросила Амабель Шерифмур. — Я принесла ключ.
— Да, если можно, — признался Лоример. — Мне не хочется встречаться с одним человеком.
— И мне тоже, — ответила девушка. — С моей мамой.
— Ясно.
— Вот я и сидела у охранников, телевизор смотрела. А оттуда увидела тебя.
Она отперла дверь.
— Правда, блевать тянет от всего этого? — произнесла она с чувством, мотнув головой в сторону залитого светом роскошного особняка, ее собственного дома. — От всей этой дряни.
— Спасибо тебе большое, — с чувством поблагодарил Лоример.
Она передала ему маленький картонный тюбик — из-под «смартиз», заметил Лоример. Он оказался тяжелым, как будто его напихали дробью или семенами.
— Не передашь это Лулу? — попросила Амабель. — Это подарок. И пусть позвонит мне.
Она снова поцеловала его в щеку, и Лоример подумал, что сейчас, пожалуй, совсем неподходящий момент, чтобы разочаровывать ее и объяснять, что он никакой не сын Энгуса Блэка и, следовательно, не брат Лулу.
— Конечно, — ответил он. — Еще раз спасибо.
Он выскользнул за ворота во двор. Уже накрапывал дождь, и мокрые булыжники блестели в темноте. Он не был сыном Энгуса Блэка, он был сыном недавно скончавшегося Богдана Блока. Шагая по извозчичьему двору, он быстро вышел на Кенсингтон-Хай-стрит и незаметно высыпал содержимое тюбика из-под «смартиз». Он слышал, как у него за спиной с шумом падают и градом катятся по мостовой таблетки — не то ЛСД, не то экстази, не то крэка. Богдан Блок похвалил бы его сейчас, подумал Лоример. Он нашел такси на стоянке и был дома еще до полуночи.
Когда он пересекал холл, в дверную щелку выглядывала леди Хейг. Лоример заметил, что на ней старый ворсистый халат и что-то вроде чепца.
— Добрый вечер, леди Хейг, — поздоровался он.
Она приоткрыла дверь еще на пару дюймов.
— Лоример, я тут все беспокоюсь из-за собачьего корма. Я покупаю Юпитеру самый лучший, и он к нему привык. Это, наверное, так несправедливо по отношению к вам.
— А при чем тут…
— Ну, вам придется нести лишние расходы — и все из-за того, что я его избаловала.
— А, да не волнуйтесь об этом.
— Я вчера попробовала перевести его на консервы подешевле, так он даже не понюхал.
— Уверяю, вам незачем беспокоиться.
— Я так рада, что ваш друг наконец съехал. Мне кажется, он ужасно невоспитанный человек.
— Да он мне скорее коллега, чем друг. У него возникли неприятности. С работы уволили, а тут еще и жена из дома выгнала.
— Разумная женщина. Помню, ему кролик нравился.
— Кому — Торквилу?
— Юпитеру. Я как-то раз приготовила ему кролика, и он с удовольствием ел. Наверно, это не очень дорого — кроличье мясо?
— Наверное, нет.
Старушка улыбнулась ему — широкая улыбка облегчения.
— Ну хорошо, теперь я не буду так волноваться. Спокойной ночи, Лоример.
— Спокойной ночи, леди Хейг.
Поднявшись в квартиру, Лоример сделал себе чашку кофе с молоком и плеснул туда немного бренди для крепости. На автоответчике было оставлено два сообщения. Одно — от Димфны: она сообщала имя и телефон одного журналиста, специалиста по финансам, который с удовольствием согласился ему помочь. Другое было от Стеллы: «Здравствуй, незнакомец, — говорилось в нем. — Надеюсь, все ништяк, все атас. Не забудь про воскресенье. Увидимся в двенадцать. Целую крепко».
Он и вправду совсем забыл: они давным-давно договаривались о воскресном обеде, и у него появилось ужасное подозрение, что он снова совпадает с каникулами у Барбуды или еще с каким-то ее приездом домой. Он заметил, что Барбуда все чаще присутствует при их встречах со Стеллой, и даже начал догадываться, что Стелла таким образом пытается улучшить отношения между любовником и дочерью. Уныние, которое он испытал, слушая ее голос, подсказало: пора наконец подвести связь со Стеллой Булл к достойному и гуманному завершению.