Броненосец

Глава девятнадцатая

Лоример стоял на углу Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс, дрожа от холода и наблюдая, как пар изо рта повисает перед ним почти неподвижным облачком в охряном свете уличных фонарей, будто не желал разлетаться и стремился назад, в теплые легкие. Похоже, сегодня ночью опять ударит мороз, — но теперь, по крайней мере, ему нечего волноваться о том, как это скажется на покореженном корпусе «тойоты». Есть чему радоваться, есть за что благодарить. Сложив ладони вместе, он подул на них, потопал ногами. Было уже десять минут седьмого; ладно, он подождет еще пять минут, а потом…

На другой стороне улицы замер большой кот, а человек в темно-синем пальто поднялся по ступеням и исчез в каком-то здании.

— Мистер Блэк?

Лоример обернулся: рядом с ним стоял дружелюбно улыбавшийся полный коротышка. Казалось, верхняя часть его тела перевешивает нижнюю — сплошная грудь и брюхо; создавалось такое впечатление, что он вот-вот повалится вперед, потеряв равновесие. Густые соломенные волосы были аккуратно зачесаны назад, как у рок-н-ролльщика. Скорее всего, ему было за шестьдесят, лицо — морщинистое и потасканное, несмотря на яблочный румянец на щеках и подвижные челюсти. Пальто зеленоватого сукна и коричневая мягкая шляпа, которую он приподнял в знак приветствия, сидели на нем странно — будто с чужого плеча и головы.

— Зн-н-начит, яйца тут себе морозите? — игриво заметил коротышка, водрузив шляпу на место и протягивая руку. — Дирк ван Меер.

— Здравствуйте, — удивился Лоример. Как ни странно, выговор у него был скорее ирландский, чем южноафриканский.

— Я хотел лично с вами встретиться, — сказал тот, — чтобы подчеркнуть важность того, что собираюсь сказать. Понимаете, чтоб все было без посредников.

— Да?

— Мои коллеги уже потолковали с вашим другом мистером Уайлзом, и он оказался весьма покладистым малым.

— Я вынужден повторить то, что уже говорил другим: я просто не понимаю, что происходит.

— Да, но вы же сообразительный юноша и скоро сумеете сложить два и два. А я хочу с вами поговорить, пока вы еще не додумались, что в сумме получится четыре.

— Послушайте, но Уайлз же мне ничего не рассказал.

— Мистер Блэк, беда в том, что вы знаете больше, чем сами думаете. Сущее невезение.

Сущая Ачимота, почему-то подумал Лоример. Могущественный джу-джу.

— Все проще простого, — весело продолжал ван Меер. — Все, что мне от вас нужно, — это ваше молчание и обещание хранить молчание впредь.

— Даю вам такое обещание, — сразу ответил Лоример. — Однозначно. — Он готов был пообещать этому улыбчивому весельчаку-гному что угодно.

— Вот и хорошо, — кивнул ван Меер, беря Лоримера под руку и разворачивая лицом к Сент-Джеймс. Потом указал на одно из зданий. — Знаете вон тот клуб? Да, вон там. Пойдете туда и спросите сэра Саймона Шерифмура. У него есть для вас кое-какие интересные новости. — Он легонько похлопал Лоримера по плечу. — Я рад, что мы друг друга поняли. Значит, ни гугу. — Он театральным жестом приложил палец к губам и сделал шаг назад, добавив тоном, в котором не слышалось ни малейшей угрозы: — И я заставлю вас сдержать данное обещание, мистер Блэк. Уж будьте уверены.

Лоримера это замечание удручило и напугало куда больше, чем если бы у него перед носом размахивали опасной бритвой; во рту сразу пересохло, горло судорожно сжалось. Ван Меер издал хриплый смешок, помахал рукой и пошел прочь по Пэлл-Мэлл.

Гардеробщик в униформе принял у Лоримера пальто и галантным движением руки указал на бар.

— Сэра Саймона вы найдете там, сэр.

Лоример огляделся по сторонам: ранний вечер, в заведении тихо. Через дверной проем он увидел часть большого зала, где вокруг круглых полированных столов были расставлены кресла, на стенах висели второразрядные портреты XIX века. Войдя в помещение бара, он заметил доски объявлений с зеленым суконным покрытием; проворно и размеренно сновал персонал. Обстановка напоминала скорее какое-то учреждение, нежели клуб; Лоример легко мог себе представить, как здесь собираются отдохнуть толпы офицеров какого-нибудь важного полка или заседает комитет почтенного филантропического общества. Лоример остро почувствовал себя чужаком, и ему сделалось неуютно.

У стойки бара стояли сэр Саймон и Хогг — в темно-сером костюме, с напомаженными, зачесанными назад волосами. Более элегантный Хогг, нежели тот, каким Лоример знал его, почему-то более агрессивный — даже не улыбнулся ему. Сэр Саймон был сама любезность: спросил, что Лоример будет пить, порекомендовал особый сорт виски (подкрепив свой совет коротким анекдотом к месту), отвел его к угловому столику, где все трое уселись в потрескавшиеся кожаные кресла. Хогг достал сигарету без фильтра, а сэр Саймон предложил Лоримеру черную сигарку с обрезанным кончиком (Лоример вежливо отказался). Те разожгли свое курево, и вскоре воздух наполнился дымом. Вначале поговорили о том, какая суровая выдалась зима, о том, что ни малейших признаков весны пока не видно. Лоример исправно соглашался со всем сказанным и ждал.

— Вы побеседовали с Дирком, — наконец заметил сэр Саймон. — Он выразил желание увидеться с вами лично.

— Не возьму в толк почему.

— Но вы ведь поняли, о чем он — о чем мы — попросили вас?

— О молчании?

— Именно. Об абсолютном молчании.

Лоример не удержался и взглянул на Хогга, откинувшегося на спинку кресла, скрестившего ноги и спокойно попыхивавшего сигаретой. Сэр Саймон заметил его взгляд.

— Джордж полностью в курсе. Никаких недоразумений не осталось, — думаю, я ясно выражаюсь, Джордж?

— Яснее ясного, — ответил Хогг.

Сэр Саймон улыбнулся:

— Мы будем рады снова видеть вас в «Джи-Джи-Эйч», Лоример. Но только не сейчас, а, скажем, через годик.

— Могу я спросить — почему?

— Потому что ты — персона нон грата, — нетерпеливо встрял Хогг. — И тебя пришлось выгнать.

— Да, вам совсем не следовало ходить в «Бум-слэнг», — неодобрительно, но в то же время как будто участливо проговорил Саймон. — Это сразу поставило вас за черту дозволенного — по крайней мере, в глазах Дирка.

Лоример опешил.

— Но послушайте, я же просто пытался…

— Оставь свои басни для кого-нибудь другого, — рявкнул Хогг с прежней злостью. — Ты просто копался в грязи, спасая свою жалкую шкуру.

— Я искал ответы на некоторые вопросы. Причем следуя вашим же указаниям.

— Это хрен знает что такое…

— Ладно, пусть даже так, — вмешался сэр Саймон. — Просто должно быть видно, что мы отреагировали. На всякий случай. Имелись серьезные нарушения.

— Только не с моей стороны, — с негодованием возразил Лоример. — Я просто выполнял свой долг.

— Всякий раз, как я слышу эту отговорку, — прорычал Хогг, — у меня кулаки чешутся.

— Мы знаем, вы думали, что так оно и есть, — более мягким тоном произнес сэр Саймон, — но это отнюдь не столь очевидно для… для других, для посторонних. Потому-то сейчас будет лучше, если вы уйдете.

И кем же мне прикажете теперь стать? — с циничной горечью думал Лоример. Торговцем-одиночкой, дилером-плутом, брокером-берсеркером? Скорее всего, убыточным оценщиком убытков. В воздухе, смешиваясь с синим дымом от зловонной сигары сэра Саймона, витал тяжелый дух отчуждения. На каком-то уровне здесь произошло жульничество, думал Лоример, какое-то особо злостное и особо выгодное злоупотребление, насколько можно было судить по сосредоточенной озабоченности этих могущественных людей. Лоример усомнился, что сумеет когда-нибудь выяснить, что же в действительности было поставлено на кон в деле «Федора-Палас», какова была настоящая награда для участников аферы. Едва ли это ему под силу.

— Выходит, я козел отпущения?

— Ну, это слишком грубо сказано.

— Тогда, значит, я ваша страховка.

— Подобная аналогия здесь неуместна.

— А как насчет Торквила? — настаивал Лоример. — Ведь это же он все напортил, он в первую очередь.

— Торквил — крестник сэра Саймона, — отрезал Хогг, как будто это должно было положить конец всем дальнейшим спорам.

— Будет лучше, если Торквил снова окажется в «Форте Надежном», — там я всегда смогу за ним присмотреть, — сказал сэр Саймон и поднял палец, подзывая бармена. — Мне жаль, что жребий пал на вас, Лоример, но лучше пусть будет так, с отсрочкой. — Им снова налили, и сэр Саймон поднял свой стакан, разглядывая дымчато-янтарную жидкость виски в приглушенном свете ближайшей лампы.

Лучше для кого? — подумал Лоример. Для кого лучше?

Сэр Саймон понюхал свое виски, сделал глоток — он явно пребывал в добродушном настроении.

— В нашем мире грязь ни к кому не липнет, — проговорил он задумчиво, почти приятно-удивленным тоном. — В этом — одно из преимуществ данного места. Возвращайся через годик — и обнаружишь, что у всех короткая память.

Грязь не липнет? Лоример вдруг почувствовал себя с ног до головы в грязи. Его гнали прочь — а взамен, чтобы подсластить пилюлю, давали туманные обещания.

— Я попрошу только об одном взамен своего… молчания, — сказал Лоример, мгновенно почувствовав, как Хогг злобно напрягся.

— Ты не в том положении, чтобы просить…

— Всего один телефонный звонок. — Лоример вынул из кармана клочок бумаги и быстро переписал с него что-то на бумажную салфетку. — Я бы хотел, чтобы мистер Хогг позвонил этой женщине, миссис Мэри Вернон, или оставил ей сообщение и подтвердил, что я не имел никакого отношения к ведению дела Дьюпри.

— Тебе это о чем-нибудь говорит, Джордж? — Сэр Саймон поглядел на Хогга, ожидая подтверждения.

Хогг взял у Лоримера салфетку.

— Проще простого, — сказал он, подтянул брючный ремень и ушел.

Сэр Саймон Шерифмур улыбнулся Лоримеру.

— Знаете, милый мальчик, мне кажется, я даже слышу, как работают ваши мозги. Неверная тактика! Вам бы изображать некоторую вялость. Научились бы принимать скучающий вид. Острый ум, вроде вашего, да вдобавок у всех на виду, в нашем мире это выводит людей из себя. Заройте-ка свой талант в землю, вот мой вам совет, и вас ждет большой успех.

— Вам легко говорить…

— Разумеется. Прекратите думать, Лоример. Не пытайтесь воссоздать полную картину, перестаньте складывать головоломку. Это-то и тревожило Джорджа. Потому-то он и стал таким… вспыльчивым. Теперь он все понимает, теперь он даже сделался богаче. И он очень доволен. Мой вам совет — отдохните хорошенько, отправляйтесь путешествовать. Покатайтесь на лыжах. Езжайте в Австралию — мне рассказывали, это удивительная страна. Развлекайтесь. А потом, через годик, возвращайтесь и позвоните нам. — Он медленно поднялся. Аудиенция была окончена. Лоример позволил себе бросить восхищенный взгляд на безупречный покрой пиджака сэра Саймона со смело удлиненной, по сравнению с обычным фасоном, талией.

— Все будет хорошо, Лоример, все будет хорошо.

Он взял руку сэра Саймона с растопыренными пальцами, ощутив скрытую мощь его хватки, крепкую упругость пожатия, незыблемую самоуверенность. Все это, разумеется, ложь — но красивая, роскошная ложь, работа искусного мастера.

— До встречи через год, Лоример. Будем ждать великих свершений.

В коридоре Лоример столкнулся с Хоггом, когда тот уже шел назад. Они посторонились, пропуская друг друга.

— Я оставил сообщение, — сказал Хогг. — Все в порядке.

— Большое спасибо.

Хогг почесал щеку.

— Ну, вот и все, Лоример.

— Вот и все, мистер Хогг.

— Чего ты хочешь, Лоример? Чего ты добиваешься?

— Ничего. Я получил то, чего хотел.

— Тогда почему ты так на меня смотришь?

— Как — так?

— Я хотел тебя еще кое о чем спросить: ты кому-нибудь рассказывал, что я домогаюсь Фелисии Пикерсгилл?

— Нет. А что, это правда?

— Если ты мне лжешь, Лоример, я с тебя шкуру спущу.

— Зачем мне лгать?

— Почему ты это делал?

— Что именно?

— Копал, копал, копал. Лоример, когда журавли летят к югу, крестьянин отдыхает, опершись на лопату.

— Вы говорите прямо как моя бабушка.

— В твоей внешности есть что-то женственное, тебе никто этого не говорил? Ты настоящий красавчик, Лоример.

— Et in Arcadia ego.

— Ты мог бы далеко пойти. В любой профессии.

— Мне предлагают сделаться владельцем рыбного хозяйства.

— Разводить рыбу? Отличное занятие.

— Форель и лососевых.

— Палтуса и морского леща.

— Треску и камбалу.

— И солнечника. Чудесная рыба — солнечник.

— Если я соглашусь, обязательно приглашу вас в гости. Это в Гилдфорде.

— Боюсь, я туда — ни ногой. Вот Сассекс — еще приличное графство.

— Ну, мне, пожалуй, пора, мистер Хогг.

Лицо Хогга окаменело, ноздри раздулись, и миг спустя он протянул руку. Лоример пожал ее — у Хогга оказалась железная хватка, и у Лоримера хрустнули костяшки пальцев.

— Пришли мне рождественскую открытку. Я тоже тебе пришлю. Это будет наш знак.

— Непременно, мистер Хогг.

Хогг повернулся спиной, но тут же вернулся обратно.

— Перемены — в природе вещей, Лоример.

— Обман всех ожиданий, мистер Хогг.

— Молодчина.

— Ну, всего доброго.

— Я придержу для тебя местечко, — сказал Хогг задумчиво, а потом добавил: — Только не натвори никаких глупостей, ладно?

И он пошел прочь вразвалку, походкой силача-боцмана, бармен вежливо посторонился, пропуская его. Лоример увидел краем глаза, как, войдя в бар, Хогг чинно уселся и взял у сэра Саймона сигару.

У нижних ступенек лестницы клуба его поджидал Кеннет Ринтаул. Кеннет Ринтаул, одетый в тонкое черное кожаное пальто и шерстяную шапочку, стоял в неясном свете фонарей, возвышавшихся по обе стороны от двери.

— Мистер Блэк.

Лоример вскинул руки кверху обороняющимся и, как он надеялся, угрожающим движением, как будто в юности занимался джиу-джитсу.

— Берегитесь, Ринтаул. У меня там друзья.

— Знаю. Мне велел встретиться с вами здесь какой-то мистер Хогг.

Лоример посмотрел через плечо, ожидая увидеть Хогга с Шерифмуром, прильнувших к окну, расплющивших носы о стекло, — или еще каких-нибудь затаившихся папарацци, снимающих эту встречу как свидетельство. Свидетельство — для подстраховки.

Лоример быстро зашагал вниз по склону, к Сент-Джеймс-Палас. Ринтаул спешил бок о бок с ним.

— Я хотел перед вами извиниться, мистер Блэк. Хотел поблагодарить вас.

— Неужели?

— С нас сняли обвинение. Хогг говорит, все это благодаря вам.

— Не стоит благодарности. — Ум Лоримера лихорадочно работал.

— А еще я хочу извиниться, лично, за мои прежние… э-э… замечания и действия. Телефонные звонки и так далее. Я себя не контролировал.

— Да ладно, ничего страшного.

— Я вам даже передать не могу, как это для меня важно. — Ринтаул схватил Лоримера за правую руку и принялся изо всех сил трясти ее. Лоример осторожно отнял руку, убежденный в том, что эти изъявления благодарности уже зафиксированы на пленке. — Как это важно для меня и для Дино.

— А могу я вам задать пару вопросов?

— Конечно, мистер Блэк.

— Так, из чистого любопытства, чтобы увязать концы с концами, — пояснил Лоример. — Не было ли каких-нибудь случаев… автомобильного вандализма рядом с вашим офисом?

— Забавно, что вы об этом спрашиваете, — удивился Ринтаул. — Помните большой магазин ковров прямо под нашим офисом? Однажды ночью кто-то здорово отделал «мерс» его владельца. Кранты машине. Да это всюду происходит, мистер Блэк. Шпана, наркоманы, «зеленые». Они все свои беды готовы свалить на машину.

— Но это ведь вы подожгли мою машину.

— Вынужден признаться: это Дино сделал. Он голову от отчаяния потерял, его никак не остановить было.

— И еще: это вы написали «БАСТА» на капоте моей машины? Буквами, насыпанными песком? Б-А-С-Т-А.

— БАСТА?.. Нет, честное слово, это не я. Да и какой смысл писать что-то песком? Ну, если вы понимаете, о чем я.

— Да, верно.

Значит, это так и останется одной из неразрешимых загадок жизни, подумал Лоример. Ладно, не все же в жизни поддается объяснению, в конце концов. Хогг бы с этим согласился — он же любит, когда все ожидания оказываются обманутыми. Ринтаул сердечно с ним распрощался и пошел вдоль по Пэлл-Мэлл, совсем как Дирк ван Меер раньше, беспечной походкой, запрокинув голову. Потом Лоример увидел, как тот останавливается, и зажженная спичка осветила силуэт шерстяной шапочки. В мире Кеннета Ринтаула все было в порядке.

Лоример прошел мимо Кларенс-Хаус, направляясь к широкому бульвару Мэлла, чтобы поймать там такси. Но потом он передумал и решил отправиться домой пешком, обдумать все по дороге, побродить по городским улицам и попытаться понять (вопреки добрым советам сэра Саймона), что же все-таки происходит и почему его жизнь неуклонно катится под откос. Он свернул направо, пройдя по хрустящему гравию под голыми платанами, и зашагал в сторону широкого, массивного, залитого светом фасада Букингемского дворца. Флаг развевался на ветру. Значит, они сейчас дома, это хорошо; он любил знать, когда они уезжают и приезжают, любил, когда они (его сограждане, в каком-то смысле) находились там, внутри своего большого солидного дворца. Мысль эта почему-то приносила смутное удовольствие.

Свернув на Люпус-Крезнт, Лоример увидел небольшую группу людей, собравшихся вокруг Марлобова цветочного ларька. Он постарался поднять повыше воротник, втянул голову в плечи и стал переходить на другую сторону улицы.

— Эй, — властно окликнул его Марлоб. Лоример устало подошел ближе.

— Я мало тогда взял с вас за тюльпаны, — заявил Марлоб. — Вы мне еще два фунта должны.

Здорово, отлично, вот счастье привалило, подумал Лоример и стал рыться в карманах, ища мелочь. В конце концов ему пришлось протянуть Марлобу десятифунтовую бумажку, а потом еще ждать сдачи. Тот пошел доставать и отпирать свой ящик с деньгами, а Лоример от нечего делать принялся рассматривать людей, собравшихся под прикрепленной к тенту электрической лампочкой, работавшей от батареек. Здесь были молодая женщина и молодой мужчина, которых он не узнавал, и закадычный Марлобов дружок с шелестящим голосом. К легкому его удивлению (наверное, сильно удивить его уже ничто не способно), все они разглядывали порнографический журнал (распластанная, будто освежеванная сырая плоть на двойном развороте) и о чем-то спорили, обсуждая одну из моделей. Марлоб, зажав в руке Лоримерову сдачу, тоже заглянул и ткнул пальцем в какую-то фотографию.

— Это же ты, — сказал он молодой женщине. — Это ты, ясно как день. Смотрите-ка.

Девушка (на вид ей можно было дать восемнадцать, двадцать, сорок пять лет) шлепнула его по руке.

— Да пошел ты, — хихикнула она. — Грязный подонок.

— Что, зарплаты не хватает? — оскалился Марлоб. — Решила чуток попозировать, да? Верно? А? — Теперь Лоример узнал эту женщину: она работала на почте, неподалеку от его дома. У нее было тонкое живое лицо, которое портил слишком маленький рот.

— Это же ты, — настаивал Марлоб. — Как вылитая. Значит, по совместительству работаешь?

— Страшный куст, — высказался Шелестящий Голос.

— Жуткий тип, — произнесла женщина, хихикнув и еще раз слегка шлепнув Марлоба по руке. — Пошли, Малькольм, — обратилась она к своему другу. — Жуткий тип, правда? — И они ушли, смеясь и бросая через плечо какие-то замечания.

— Дай-ка глянуть, — попросил Марлоб и нагнулся над глянцевыми страницами. — Или это она, или ее сестра-близняшка, или я — обезьянья жопа. Гляди-ка, у нее на ляжке какая-то родинка.

— Она же не отрицала этого, а? — знающим тоном заметил Шелестящий Голос. — Уже о чем-то говорит.

Марлоб наконец протянул руку с Лоримеровой сдачей, но продолжал рассматривать картинки.

— Если у нее есть родинка на ляжке… — рассуждал Шелестящий Голос.

— Могу я забрать свою сдачу?

— Надо было спросить, есть ли у нее родинка.

— Взгляни-ка на дырку вот этой.

— Боже. Какая жуткая…

— Вы отвратительны, — выпалил Лоример.

— Что вы сказали?

— Вы отвратительны, омерзительны. Мне стыдно подумать, что мы оба принадлежим к человеческому роду.

— Мы же просто шутим, приятель, — ответил Марлоб, и лицо его оскалилось агрессивной ухмылкой. — Болтаем между собой. А если не нравится, то и греби отсюда. Тебя, кажется, никто не просил подслушивать, а?

— Во-во, — поддакнул Шелестящий Голос. — Мы же просто шутим.

— Вы грязные животные. Говорили мерзости прямо ей в лицо. И какие мерзости.

— Она вроде не жаловалась.

— Во-во. Отвали, пидор! Козел!

Позднее Лоример и сам не понимал, что именно заставило его сделать это (на самом деле он к тому же не понимал, как ему вообще удалось это сделать), — но, ощутив прилив сил от совокупной мощи обрушившихся на него за день испытаний и унижений, он шагнул вперед, схватился за край Марлобова лотка и дернул. То ли потому, что сзади лоток не был закреплен петлями, так что все сооружение оказалось неустойчивым, то ли дело было просто в удачном прицеле (как это бывает со штангистами, когда те собирают все силы для последнего рывка и толчка), — Лоример не знал и не мог об этом судить, но — так или иначе — весь ларек опрокинулся с глухим, но отрадно тяжелым грохотом, и из перевернутых металлических ваз и ведер шумно хлынула вода.

Марлоб и Шелестящий Голос смотрели на все это с ошеломлением и, пожалуй, страхом.

— Хрен меня раздери, — произнес Шелестящий Голос.

Марлоб вдруг как-то сник перед таким проявлением мощи, всей его самоуверенности как не бывало. Он сделал полшага в сторону Лоримера, потом отступил на шаг. Тут только Лоример заметил, что стоит с кулаками наготове, с лицом, перекошенным от ярости.

— Зачем же было так делать? — заканючил Марлоб. — Ни с того ни с сего. Что за херня! Ублюдок. — Он нагнулся и начал собирать разбросанные цветы. — Взгляни только на мои цветы.

— В следующий раз, — сказал Лоример, — извинитесь, когда увидите ее.

— Мы до тебя еще доберемся, мудак! Мы с тобой разберемся, мудила!

Лоример услышал, как Шелестящий Голос отважно кричит ему в спину угрозы, пока он удаляется по Люпус-Крезнт. Он чувствовал, как адреналин еще бродит в крови, как дрожь сотрясает его тело, хоть и не знал, что это — остатки ли гнева или последствия необычайного физического упражнения. Он отпер дверь, прошел по темному холлу (внезапно вспомнив о леди Хейг) и потопал вверх по лестнице, чувствуя, как в его душе борются тоска и раскаяние, жалость к себе и уныние.

Он стоял в прихожей, пытаясь успокоиться, стараясь восстановить ровное дыхание, положив ладонь поверх древнегреческого шлема, словно это был талисман.

Незнакомый царапающий звук, донесшийся с ковра, заставил его оглянуться, и он увидел Юпитера, который носом приоткрыл дверь в гостиную.

— Привет, малыш, — сказал он, и его голос задрожал от удовольствия и приязни. Он вдруг понял, почему люди держат дома собак, — для него это было нечто вроде откровения. Он нагнулся почесать Юпитеру загривок, потрепать его по бокам, поиграть с вислыми ушами. — Какой же у меня был сегодня вонючий, паршивый, мерзкий, депрессовый, вонючий, говенный, мерзкий, паршивый день, — сказал он и вдруг догадался, почему люди разговаривают со своими четвероногими любимцами вслух, словно те способны их понять. Ему было необходимо хоть какое-то утешение, какое-то ободрение, какое-то подобие защиты, — хоть в чем-то.

Он выпрямился, закрыл глаза, открыл их, увидел свой шлем, взял его, повертел в руках и надел.

Шлем оказался ему впору, вернее, чересчур впору: он прилегал к голове так идеально, словно был изготовлен для него по мерке. И когда Лоример надел его, натянув поверх шишки выпиравшей затылочной кости, и почувствовал, как тот ловко обхватил его череп, с почти слышным щелканьем, то понял — моментально понял, — что уже не сумеет снять его.

Разумеется, он пытался стащить его, но совершенный изгиб тыльной части шлема, компенсировавший небольшую выпуклость затылочной детали (удлиненные, перевернутые очертания буквы S, — как часто он восхищался этой линией), не позволял снять его. Создавалось впечатление, будто шлем такой формы предназначался для головы точно такого френологического типа, как у Лоримера. (Может быть, вдруг подумалось ему, именно это он сам подсознательно понял, когда увидел шлем впервые? Ощутил это родство и потому почувствовал потребность купить его?) Френологический тип, конечно, совпадал, но вот череп у него был все-таки покрупнее. Носовая пластина располагалась параллельно его переносице, но не касалась ее, заканчиваясь на идеальном расстоянии одного сантиметра от кончика носа. Овальные прорези для глаз повторяли костный абрис вокруг глазных впадин, а выступ щечных пластин в точности имитировал его выдававшуюся вперед челюстную кость.

Лоример рассмотрел свое отражение в зеркале, висевшем в гостиной, и то, что он увидел, ему понравилось. Он выглядел прекрасно — точнее, он выглядел потрясающе: точь-в-точь воитель, древнегреческий воин! Глаза его сверкали за жесткими металлическими очертаниями шлема, рот казался рельефным между разъеденными, приобретшими нефритовый оттенок лопастями щечных пластин. Конечно, костюм, рубашка и галстук смотрелись при этом нелепо, но от шеи и выше он вполне сошел бы за малое классическое божество.

Малое классическое божество, попавшее в большую беду, вдруг подумал он, подливая воды в опустевшую миску Юпитера. За неимением чего-либо другого он положил ему вместо корма ломтики хлеба, вымоченные в молоке, и с удовольствием наблюдал, как Юпитер с аппетитом их поедает.

Он еще минут десять пытался стянуть с головы шлем, но все было напрасно. Что же делать? Как быть? Он метался туда-сюда по квартире (Юпитер тем временем уже задремал, бесстыдно развалясь на диване — выставив все свое хозяйство наружу, совсем по-свойски), то и дело с удовлетворением ловя отражение вышагивавшей шлемоносной фигуры, мелькавшее в зеркале на каминной полке; металлическая голова с затененными овальными глазницами, суровое бесстрастное лицо.

— Привет, Слободан, это Майло. Тут у меня небольшая проблема.

— Ну, выкладывай, Майло.

— Как ты насчет того, чтобы завести собаку?

Слободан приехал через полчаса и стал с восхищением оглядывать Лоримерову квартиру.

— Отличная квартирка, Майло. Что надо, верно? — Он постучал костяшками пальцев по шлему. — Не слезает, да?

— Да. А это — Юпитер.

Слободан опустился на колени рядом с диваном и стал энергично трепать и поглаживать Юпитера.

— Милая старая псина. Правда, малыш? Пойдешь со мной, будешь жить с Лобби, правда? — Юпитер без единой жалобы смирился с его увещеваньями.

— Зачем ты напялил этот шлем, дурачина? — спросил Слободан.

— Просто так.

— Что за глупость! Не похоже на тебя, Майло.

— Подожди минутку, я только соберу кое-какие вещички, — попросил Лоример. Пока он ждал появления брата, в его голове забрезжил неясный план действий. Теперь он собрал все важные документы, паспорт, бросил в саквояж кое-что из одежды, несколько компакт-дисков и «Книгу преображения». Теперь он был готов.

— Куда ехать, братишка? — спросил Слободан.

— В травмопункт. Больница в Кенсингтоне и Челси.

Наступил довольно странный момент: он вышел из своего дома № 11 и зашагал по Люпус-Крезнт рядом со Слободаном и Юпитером. Мир, который был ему виден, ограничивался краями глазных прорезей; еще угадывалась чернота за металлическим краем, ограничивавшим ему поле зрения, хотя тяжести шлема он уже не ощущал, словно кованая бронза приросла к его черепным костям и они сделались единым целым, человек и шлем: шлемомуж или мужешлем. Шлемоносец, карикатурный герой, малое божество, опрокидыватель цветочных ларьков, бич сквернословов и невеж, преданный заступник оскорбленных девиц. Ему было приятно увидеть, что Марлобу и Шелестящему Голосу до сих пор не удалось вернуть в стоячее положение перевернутый цветочный лоток, который по-прежнему лежал на боку среди разбросанных лепестков и широкой лужи с цветочной водой. Шлемоносный воитель прошествовал мимо своей поверженной жертвы и взошел на блестящую колесницу.

— Бегает хорошо? — спросил Лоример, когда «кортина» двинулась по Люпус-стрит, набирая скорость.

— Как по маслу. Эти машины сработаны на века. Просто сказка.

Слободан довел Лоримера до приемного отделения. Там его без лишних слов занесли в компьютер и направили в холл, где ждали своей очереди стонавший ребенок с матерью и хныкавшая молодая женщина, у которой мягкая кисть руки болталась, как дохлая рыба. Лоример сказал Слободану, что ему необязательно ждать вместе с ним, и искренне поблагодарил за помощь.

— Он попадет в хорошие руки, Майло, не беспокойся.

— Да знаю.

— Забавно — всегда хотел собаку. Спасибо, дружище.

— С ним не будет хлопот.

— Мерси будет гулять с ним.

Мерси с Юпитером — вот будет здорово, подумал Лоример.

Слободан ушел, а Лоример остался ждать своей очереди. Приехала машина «скорой помощи», завыли сирены, замигали фары, в коридор въехала тележка с закутанным в простыню телом, а потом исчезла за двойными вращающимися дверями. В кабинет впустили стонавшего ребенка, потом хныкавшую женщину, и вот наконец подошла его очередь.

Кабинет представлял собой маленькую, ярко освещенную комнату. Лоример оказался лицом к лицу со смуглолицей крошечной докторшей в спадавших с носа больших очках, с копной блестящих курчавых черных волос, кое-где пришпиленных заколками. Лоример прочитал ее имя на бадже: Доктор Ратманататан.

— Вы, наверное, с Цейлона? — спросил Лоример, пока она записывала что-то в журнал.

— Из Донкастера, — ответила она с невыразительным северным акцентом. — И теперь он называется не Цейлон, а Шри-Ланка.

— А когда-то он назывался Серендип.

Она посмотрела на него безо всякого выражения.

— Так что случилось?

— Я его надел. Сам не знаю почему. Это очень ценная старинная вещь — ему почти три тысячи лет.

— Он принадлежит вам?

— Да. Мне было… было грустно, и я надел его — просто так. А он вот никак не снимается.

— Как забавно. Тот маленький мальчик проглотил чайную ложку. Я спросила его, зачем он это сделал, и он ответил в точности как вы: ему было грустно, вот он и проглотил ложку. — Она встала и подошла к нему поближе.

Стоя, она была едва ли выше ростом, чем он сидя. Она подергала за шлем и убедилась, как прочно тот сидит. Заглянула в глазные прорези.

— Боюсь, нам придется его разрезать. Он очень дорогой?

— Очень. Но вы об этом не беспокойтесь.

Он чувствовал странную беспечность, беззаботность. В иных обстоятельствах он никогда бы не надел на себя шлем — но этот день обрушил на него столько бед, что ему как будто не оставалось ничего другого, — и теперь он даже испытывал странную гордость оттого, что носил его в течение часа или двух. Бродя по квартире в ожидании Слободана, он ощущал какую-то необычную ясность и спокойствие в мыслях (наверное, оттого, что со шлемом все равно невозможно было ничего поделать); теперь же ему пришло в голову, что, может быть, это было связано с самим шлемом — с его невероятной древностью… Все эти мысли о древнем воине, для которого он предназначался, какая-то передача…

Тут он прервал самого себя: все это уже начинало походить на Дэвида Уоттса. Сущая Ачимота. Только этого ему не хватало.

Больничный медбрат, явившийся с большущими ножницами, сказал, что режется как очень толстая кожа. Он разрезал шлем сзади, дойдя до середины затылочной шишки, а потом тот легко соскользнул с головы.

— Вы можете запаять его по шву, — сочувственно сказала доктор Ратманататан, протягивая ему шлем.

Мир внезапно оказался обширнее и светлее, да и голова ощущалась теперь иначе, намного легче, и вдобавок она слегка покачивалась на шее. Он дотронулся до волос: они были мокрые, пропитанные потом.

— Может, я так и сделаю, — сказал Лоример, кладя шлем в сумку, — а может, оставлю как есть — на память о сегодняшнем вечере. Как сувенир.

Медбрат и доктор Ратманататан поглядели на него как-то странно — словно им одновременно пришла в голову мысль, что он, быть может, сумасшедший.

— Для меня он не потерял ценности, — пояснил Лоример.

Потом поблагодарил их обоих, пожав им руки на прощанье, и в приемной попросил вызвать ему такси. Ему еще многое предстояло сделать сегодня вечером. Он велел шоферу отвезти его в Институт прозрачных сновидений.