Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье

От составителя

Странно устроена человеческая память. Проходят столетия, меняются поколения, а мы продолжаем хранить в себе победные клики средневекового воина, горький плач по умершему предку, обычаи и обряды, которые зародились еще в те времена, когда люди только осваивали нашу землю. Продолжаем хранить, зачастую не отдавая себе в этом отчета. Когда-то населила человеческая фантазия просторы планеты богами и героями, демонами и спасителями — сформировалось особое, мифологическое, мышление, которое незримо проникает и в день сегодняшний. Причем славянская мифология известна нам значительно хуже, чем греческая и римская, хотя она не менее интересна и живет до сих пор — в «медвежьих» уголках земли русской, в быту и традициях многих и многих людей. Она многолика и узнаваема, страшновата и поучительна. Целый пласт народного творчества, мало знакомый неспециалисту, представлен в жанрах быличек и бывальщин. Эти бытующие сегодня рассказы о встрече человека с нечистой силой и есть отголоски древней как мир мифологии.

Истории о домовых, леших, русалках, водяных и чертях интересны не только тем, что отражают религиозную сторону человеческого сознания, — они рассказывают о быте человека, правилах его поведения, нравственных принципах. Это целый мир, своеобразный и неоднозначный.

Урал и Сибирь стали теми регионами, в которых произошло своеобразное оживление мифологических традиций. Причины этого лежат в истории заселения края русскими, в особенностях природно-климатических условий жизни. Человек как бы заново осваивал настоящий первобытный мир, отвоевывал у природы место обитания: вырубал лес под пашню, обживал тайгу, становился охотником-промысловиком, — и его отношения с окружающей средой вновь приобрели характер первозданности, таинственности. В тайге появился леший, в полях — полудница, в омуте — водяной и русалки. Персонажи языческого пантеона укрепились в сознании, стали воплощением всех опасностей, которые подстерегают человека в незнакомом лесу, на неизведанной речке. Все, чему трудно было дать рациональное объяснение, приобретало фантастический облик.

Фантазия человека противоречива: она то безгранична, то ограниченна. Не случайно в облике нечистой силы хорошо читаются знакомые черты. Так, леший является человеку как старик высокого или маленького роста, лешачиха — «баба, только черная, а в хайле огонь», русалка — девушка с длинными волосами, домовой — старичок или «кошенок», дворовой — ласка или змейка. Нечистая сила могла иметь и смешанный облик (человек с «коневьими» ногами, с рогами и хвостом). Особняком стоит образ огненного змея, являвшегося в виде огненного шара. Ученые считают, что именно он — самый древний, связан с представлениями о боге-Солнце или боге-Громовике.

Каждый из демонологических персонажей, как правило, принадлежит какому-либо месту, является его духом. Леший — дух леса, домовой — дома, водяной — реки или пруда, русалка — воды или дерева, полудница — ржаного поля или полдня в жаркий день, банник, овинник — бани и овина.

По одной из христианских народных легенд вся нечистая сила — это ангелы, низринутые богом на землю за провинность. В этом сюжете отразилось отношение человека к нечисти; в нем же проявилась еще одна особенность демонологических представлений — их связь с христианской религией. Для человека, живущего в мире богов и демонов, святые и черти абсолютно равноправны, они сталкиваются и взаимодействуют друг с другом. Символы христианской веры могут уберечь человека от козней сатанинской силы: крест или молитва позволяют избежать беды при встрече с лешим или русалкой; повернув икону ликом к стене, можно привязать к одному месту колдуна; нательный крест и родительское благословение уберегут ребенка от злых чар.

Изначально былички рассказывались для того, чтобы передать человеку навык поведения при встрече с нечистой силой, поэтому-то, кроме описания ее внешнего вида, они включали в себя обереги, призванные помочь человеку. Казалось бы, с уходом из сознания веры в существование нечистой силы должны уйти из быта и былички. Исследователи еще в середине XIX века предсказывали скорый конец демонологическим рассказам, считая, что гудки паровозов, электричество и другие блага цивилизации вытеснят из тайги лешего, из подпола — домового, из бани — банника. Однако рассказы о нечистой силе живут и поныне, они записываются от людей любого возраста, вне зависимости от уровня образования и профессии. Конечно, есть еще люди, верящие в реальность описываемых событий, но все же чаще о домовых рассказывают только по традиции, а случаи встречи с ними относят ко временам дедов и прадедов. Прошлое зачастую идеализируется, поэтому былички приобретают особенный смысл для человека, в них он сохраняет память о предках, для него быличка — как старинный бабушкин сарафан, ветхий, бесполезный, но дорогой, — «поминка» по человеку.

Ребятишки тоже слушают и рассказывают былички — и не только из любопытства, не только потому, что интересно. Эти рассказы реализуют потребность ребенка испытывать полную гамму человеческих чувств, в том числе и страх. Для чего? Неосознанно маленький человек проходит эмоциональную психологическую закалку. Ведь, не зная страха, трудно его преодолеть. Смелость и мужество — это способность преодолевать страх, поэтому умение бояться — первая ступенька к воспитанию смелого человека.

Есть и другие назначения у быличек и бывальщин. Как это ни парадоксально, но они выполняют роль воспитательную, причем воспитание осуществляется по основным принципам народной педагогики, когда главным является не морализаторство, а тактичная бережная передача традиций. Если внимательно вчитаться в тексты быличек, можно обнаружить, что направлены они на воспитание, например, неприязни к пьянству: очень часто встречаются сюжеты, в которых демонологические персонажи легко причиняют вред именно пьяным или наказывают род человеческий не войнами, болезнями, а пьянством.

Содержат былички и своеобразную психогигиену. Один из самых популярных сюжетов в Прикамье заключается в том, что к тоскующей по погибшему или пропавшему мужу женщине приходит в его облике леший или сатана, просит скрыть его от людей, никому о нем не рассказывать, а через какое-то время убивает свою жертву. Этот рассказ — своеобразное предупреждение: нельзя давать волю чувствам, переживания могут поставить человека на грань смерти. Внушаемое с детства предостережение, выраженное не в форме нравоучения, естественно закрепляется в сознании, помогает держать себя в тех рамках, которые диктуются нормами общинной морали.

Если не подходить к быличке с предубеждением, если не воспринимать ее только как отражение религиозного сознания народа, то открыть в ней можно очень многое. Именно многоплановость жанра делает его актуальным и сегодня. Подтверждение тому — наличие пародий, так называемых «антибыличек», в живом бытовании. Это свидетельствует о том, что бытовые представления о демонологических персонажах постепенно разрушаются, значит, быличка меняет свою ориентацию, многие необъяснимые явления находят свое разумное толкование. Но не только. Пародия призвана вызывать противоположную с оригиналом эмоцию, т. е. смех. Смех, как и страх, — это тоже воспитание чувств.

Как же будут и будут ли в принципе дальше развиваться былички? Окончательно перейдут в сказочный жанр или вообще уйдут из нашего обихода? Думается, ни то и ни другое. Быличка продолжает развиваться, но уже в иной среде. Из крестьянской общины она переходит в узкие группы людей, объединенных общей профессией либо интересом, который может лежать вне профессиональной деятельности. По аналогии с традиционной крестьянской быличкой создаются современные «мифы» туристов о Белом Спелеологе, Черном Альпинисте, Хозяине пещеры, «вагонном», «судовом» и т. п. Мы плохо представляем себе эти рассказы, поскольку они редко выходят за пределы ограниченного круга людей. А между тем именно они продолжают в своем развитии линию, намеченную быличкой. И ведущими в них становятся те функции, которые были скрыты в традиционном фольклоре.

Очень часто рассказывается история появления Черного Альпиниста, который погиб из-за предательства друга, шедшего с ним в одной связке. Альпинисты во время восхождения никогда не ложатся ногами к выходу из палатки. Новичкам объясняют это тем, что Черный ходит по альплагерям и пытается найти своего бывшего друга-предателя, заглядывает в палатки, смотрит в лицо, но если увидит ноги, то обязательно вытащит человека из палатки. На самом деле эта традиция связана с необходимостью располагаться в палатке так, чтобы в любой экстремальной ситуации у человека была возможность как можно скорее выбраться из нее.

Кроме того, что образы туристических «быличек» концентрируют в себе все сложности и опасности, подстерегающие человека в прямом столкновении с природой и учат правилам поведения в горах, они служат и закреплению негласного кодекса чести, морального кодекса альпинистов или спелеологов.

Группы людей, в которых бытуют такого рода рассказы, разнообразны, но их объединяет и нечто общее. Это общее — ситуация столкновения с природой один на один, выход из естественной для городского человека среды обитания. У спелеологов это пещеры, у альпинистов — горы, у моряков — море. Кстати, моряки — одна из самых ярких категорий людей, в среде которых суеверия и вековые традиции живут и прочно сохраняются.

В одном и том же явлении один увидит шаровую молнию, другой — огненного змея, третий — инопланетный корабль. Увидит — и расскажет. Суть в том, что механизм зарождения рассказов остается неизменным. Именно эта особенность и является гарантией того, что фольклор, как искусство слова, появившийся в глубокой древности, живет и сегодня и будет жить еще очень долго.

Все тексты быличек и бывальщин, представленные в сборнике, записаны на территории Пермской области сотрудниками и студентами Пермского университета в течение 1985—1989 гг. и большей частью зафиксированы на магнитную ленту.

Книга состоит из нескольких разделов. Каждый включает в себя былички и бывальщины, объединенные одним сюжетом и персонажем: рассказы о полуднице, рассказы о водяном и русалках, рассказы об овиннике или гуменнике и т. д. Однако и внутри одного раздела встречаются разные обозначения персонажа (так, дух бани в одном сюжете может быть назван банником, банной старостой, чертом, дьяволом). Это связано с особенностями бытования демонологической прозы и объясняется существовавшим когда-то запретом на упоминание имени духа, что и привело к созданию целой системы имен-замен. Домовой чаще называется суседко, домовиха — суседиха; леший — лесной, дедушко и т. п. Кроме того, в последнее время при сохранении сюжетов имена некоторых персонажей все чаще заменяются на общие обозначения нечистой силы: нечистый дух, сатана, черт, дьявол, окаянный, реже — леший. Это не означает полной утраты представлений о духе, чье имя уже забыто; частично они переходят в бранную лексику: так, полудницей называют грязную, неаккуратную женщину, сатаной или колдуном — плохого, злого человека. В некоторых деревнях можно еще услышать рассказы о полуднице как духе жаркого полдня или поля, о дворовом как духе хозяйственного двора.

Тексты, персонажи которых практически слились с другими, помещены в соответствующие разделы (например, рассказы о дворовом — в раздел о домовом). Все встречающиеся в текстах сборника обозначения духов даны в «Указателе персонажей», где после наименования персонажа стоят номера текстов, в которых он упоминается.

Внимательный читатель обнаружит несомненное сходство между некоторыми рассказами, помещенными в разные разделы. Это объясняется особенностями как зарождения жанра былички, так и его развития до наших дней. Изначально, видимо, круг мифологических сюжетов и персонажей был ограничен. Постепенно появлялись новые персонажи, но многие свои свойства они заимствовали у прежних. Так, почти все они выступают в качестве предвестников будущего. Непосредственно этот мотив реализовался в рассказах о девичьих гаданиях, когда молодые обращались за предсказаниями к черту, домовому, овиннику. Но даже простое появление духа уже означало для человека предсказание: нечистый появляется «к худу». Некоторые сюжеты в процессе развития претерпевали значительные изменения. Процесс этот, растянутый во времени, порождал ситуацию, в которой в рамках одной местной традиции сталкивались изначальный сюжет и его поздние видоизменения. Их достаточно явная общность не осознается исполнителями, поэтому в сборнике предпринята попытка сохранить реальность конкретной фольклорной ситуации, а не представления исследователя о развитии сюжета.

Еще одна особенность материала определяется тем, что в сборнике представлены разные территориальные традиции Прикамья. Так, в Куединском районе колдуньи называются векшицами, они наделяются некоторыми способностями, которые отсутствуют в рассказах о колдуньях, записанных в Чердынском районе. Принцип публикации не позволяет наглядно продемонстрировать различия территориальных традиций. Сделать это можно, воспользовавшись разделом «Указатель исполнителей», где сообщаются место записи, а также фамилия и возраст исполнителя. Найти эту информацию можно по номеру, стоящему после каждого текста в скобках.

Мы сочли возможным в ряде случаев применить минимальную редакторскую правку текстов, выпустив некоторые не имеющие непосредственного отношения к сюжету фразы исполнителей и заменив бранную лексику. При подготовке текстов учитывались основные диалектные особенности речи: грамматические, лексические, фонетические.

В конце книги помещен словарь диалектных и устаревших слов, встречающихся в тексте.