Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни

Предисловие

Эпоха Возрождения знаменует собой возникновение нового типа культуры, в которой сложно сочетаются многие крайности и противоположности: новой светской и старой традиционной культуры, пантеизм, обожествляющий природу, с интересом к самым экзотическим религиям и мифологиям, индивидуализм с его утверждением правомерности личного интереса, с поисками основ человеческого общежития, глубокий интерес к античности с традициями средневековой мысли.

Исследования этой культуры началось еще в XIX веке. Начало им было положено в 1878 году замечательной книгой Якоба Буркхардта «Культура Италии эпохи Возрождения». На мой взгляд, этот культурологический бестселлер не превзойден и по сей день, потому что он дал методологический ключ к анализу культуры Ренессанса, показав тесную связь высокой и повседневной культуры. Конечно, за последнее столетие в исследовании культуры и истории Ренессанса произошли многие изменения, как в общей методологии, так и в изучении отдельных проблем. Как отмечает Сэмюэль Кон в статье «Возвращенный Буркхардт», «открылись многие новые пути исследования, в частности изучение истории отдельных знатных семей. Современные историки, очевидно, уклоняются от простого признания или отрицания Буркхардта, чтобы углубить его общий метод и показать противоречия между индивидуализмом и современностью»[1].

После Буркхардта о культуре Ренессанса написана не одна сотня книг. Как правило, они посвящены исследованиям высокой культуры этой эпохи, той культуры, которая запечатлелась в философии, искусстве, литературе, поэзии, иными словами, в высших слоях духовной культуры. Намного слабее изучена бытовая, повседневная культура, которая в большей мере связана с памятниками материальной культуры. Долгое время быт представлялся для некоторых ученых тем, что лежит вне культуры, что даже противостоит этой культуре. Это во многом объясняется стойким предрассудком, согласно которому быт в эпоху Возрождения, якобы, не был упорядоченным, семья была непрочной, никаких нравственных норм не существовало, в обществе господствовал аморализм, авантюризм и нравственная анархия. Так некоторые теоретики представляют себе «оборотную» сторону культуры Возрождения, не утруждая себя знакомством с памятниками искусства и культуры.

Нам представляется, что подобный взгляд является исторически недостоверным, связанным с попытками ревизии и медиевизации Возрождения. Напротив, именно эта культура обосновала семью и быт как прочную основу общества. Это становится очевидным, если сопоставить культуру Возрождения с предшествующей ей культурой Средневековья. Ведущую роль в этой последней играло рыцарство, которое не было заинтересовано в доме, так как жизнь рыцарей происходила при дворе феодала, в бесконечных сражениях и войнах, в странствиях по свету. Эту культуру превосходно изобразил Сервантес в своем Дон-Кихоте.

В эпоху Возрождения с развитием городской культуры семья и дом становятся центром социальной жизни. «Ренессанс, — пишет Буркхардт, — впервые предпринимает попытку сознательно построить быт как упорядоченное и даже художественное произведение»[2].

В нашей книге мы идем по пути, проложенному Буркхардтом. Представляет большой интерес то, как жили люди Возрождения, какой у них был дом, как они одевались, какие у них были повседневные занятия, каковы были игры и праздники, во что они верили, как они любили, как относились к рождению детей, браку, семье и в целом к жизни и смерти. Все эти вопросы являются предметом настоящей книги. В ней мы попытаемся осветить бытовую сторону культуры Возрождения, правда, не оставляя в стороне и духовную культуру. Самые интересные страницы истории Ренессанса находятся как раз в точках пересечения этих культур.

Следует отметить, что бытовая культура сегодня вызывает гораздо больший интерес у исследователей, чем прежде[3]. Это связано с положением современной культурологии о том, что в культуре, как единстве материальных и духовных векторов, не может быть важных и неважных областей. В наше время повседневной культуре посвящаются не только книги, но и выставки, иллюстрированные издания. В 2006 году в лондонском музее Виктории и Альберта было экспонирована выставка, посвященная ренессансному дому. Кроме того, в 2008–2009 годах в художественном музее Метрополитен в Нью-Йорке происходила выставка «Искусство и любовь в ренессансной Италии». Материалы обеих выставок были опубликованы в представительных каталогах, которые мы используем в нашем издании[4].

Следует отметить, что Россия не переживала эпоху Возрождения, как все другие европейские страны. Не до того было. Надо было отстаивать свою национальную идентичность от завоевателей. Но Ренессанс оказал большое влияние на русскую культуру задним числом, что проявилось в философии, архитектуре, живописи, литературе и поэзии. В XIV–XVI вв. в России не было того подъема, который происходил во многих странах Западной Европы. Но зато в начале XX века у нас был религиозно-философский Ренессанс, обладающий многими чертами того европейского Возрождения, который в свое время, казалось бы, прошел мимо нас.

Хотя итальянский Ренессанс не имел прямого влияния на русское искусство, воздействие свое он тем не менее оказывал. Об этом в свое время писал замечательный историк искусства М. В. Алпатов, в частности, в статье об образах Апокалипсиса в иконах Московского Кремля[5]. Не случайно, что эта статья вызвала интерес у Эрвина Панофского, который в письме от 8 апреля 1963 года писал Алпатову: «Дорогой профессор Алпатов. Примите мою благодарность за присланный оттиск Вашей интересной статьи о русской живописи XV века, в частности, об иконах Апокалипсиса. Должен сказать, что я не удивлен наличием сильного итальянского влияния в русском искусстве XV века, и я полностью разделяю Ваше восхищение достижениями „Мастеров Кремля“, которые Вы так талантливо реконструировали»[6].

В ответ М. В. Алпатов писал Панофскому: «Это верно, что ранние мастера XV века ближе к характеру итальянского Треченто, чем к искусству Кватроченто. Очевидно, не существовало прямого контакта между искусством Москвы и Италии вплоть до конца XV столетия. Важность икон на темы Апокалипсиса состоит не только в том факте, что они заключали некоторые итальянские мотивы, но и в том, что они содержали оригинальные идеи и интерпретацию текста. Я высоко ценю Ваше внимание к этим проблемам. Мне кажется, мои идеи имеют нечто общее с теми проблемами, которые Вы прекрасно исследуете в Вашей книге „Ренессанс и Ренессансы в Западном искусстве“»[7].

Все это вызывало и вызывает живой интерес к культуре этой эпохи. И сегодня она практически является основой гуманитарного образования. В России вышло большое количество ценных книг по искусству и культуре Ренессанса. Надо отдать должное Комиссии по культуре Возрождения при Российской академии наук, которая проводит конференции и регулярно издает книги по культуре Ренессанса. Следует указать на одну из книг этой серии, которая специально посвящена культуре Возрождения — «История культуры стран Западной Европы в эпоху Возрождения», вышедшая в 1999 году в издательстве «Высшая школа» под редакцией Л. М. Брагиной. Одна из глав этой книги, принадлежащая Г. П. Гусаровой, посвящена нашей теме «Быт европейских стран в эпоху Возрождения».

Правда, широкий спектр работ в области Ренессанса отнюдь не означает, что все теоретические вопросы, связанные с Возрождением, раз и навсегда решены, и они не нуждаются в дискуссии. Одним из самых сильных потрясений, которые я испытал, было чтение книги Александра Степанова «Искусство эпохи Возрождения», изданной в 2003 году издательством «Азбука». Надо отдать должное издателям — книга издана на хорошей бумаге, с большим количеством иллюстраций, сравнительно большим тиражом, рассчитанным на широкий круг читателей. Но меня поразила концепция Ренессанса, которую автор излагает в предисловии к своей книге. Здесь он приводит различные теоретические модели Ренессанса, в частности Бахтина, Аверинцева, Лосева, Хейзинги, Хаузера. Мотивируя тем, что все эти концепции различны и часто противоречат друг другу, Степанов приходит к выводу о принципиальной невозможности теоретического подхода к Ренессансу и вообще отказывается от всяких попыток теоретической интерпретации этой эпохи.

«Я не верю в закономерности искусства. Я придерживаюсь давно высказанного мнения, что у гения плохие отношения с историками искусства. Поэтому в моей книге, где речь пойдет исключительно о гениальных художниках, нет не только ответа на вопрос, что такое Возрождение, — читатель не найдет в ней и истории искусства Возрождения. Перед ним пройдет не история, а калейдоскоп очерков о том, как гениальные живописцы и скульпторы, каждый по-своему, решали проблемы — личные и те, которые ставили перед ними церковь, город, государь, частные лица. Шум времени — то, что происходило вне искусства, — будет слышен только местами»[8].

Предлагая читателям свой «калейдоскоп очерков», автор отказывается от традиций европейского и отечественного искусствознания, которое видело в Ренессансе закономерный и вполне осмысленный процесс развития европейской культуры. Ссылка на гениальность художников, о которых он пишет, не спасает. Ведь надо объяснить причины их гениальности, а без обращения к «шуму времени» этого не сделаешь.

Правда, А. Степанов не выдерживает до конца своего обещания представить читателю чисто эмпирический подход к искусству Возрождения. Уже на следующей странице своего «калейдоскопа», он сообщает нам свои теоретические установки. Оказывается, как он считает, Ренессанс вовсе не новая эпоха, а продолжение Средневековья, некий его «плодотворный кризис». Кроме того, он полагает, что итальянское искусство XV века — это не что иное, как готическое искусство. Более того, по мнению А. Степанова, никакого Ренессанса вне Италии не существовало, и быть не могло. Кроме того, мы узнаем, что искусство Возрождения — исключительно элитарное, идеалистическое, мифотворческое и эскапистское, «уводившее современников и от насущных жизненных проблем, и от конкретных жизненных форм»[9].

В результате обнаруживается, что, отказываясь публично от теоретической интерпретации Ренессанса, автор на самом деле предлагает нам свою концепцию Возрождения, надо сказать, очень сомнительную, а главное, совершенно не оригинальную. Попытки «ревизии» Ренессанса существовали и до него, и как выясняется, ни к чему хорошему они не приводили. Автор волен, стремясь к моде и оригинальности, превращать Ренессанс в «лебединую песнь Средневековья». Атрофия теоретических способностей, отказ от теоретического осмысления ренессансного наследия, которое предлагает автор «всем, изучающим историю искусства», довольно высокая цена за желание быть оригинальным и не скованным никакими научными традициями и определениями.

Исследование бытовой культуры итальянского Возрождения, помимо всего прочего, наглядным образом доказывает несостоятельность попыток медиевизации Возрождения, превращения его в «лебединую песню Средневековья». Как известно, европейское Средневековье представляет собой религиозный тип культуры, тогда как эпоха Возрождения демонстрирует во всем богатстве и разнообразии новый, светский тип культуры, который прослеживается на всех ее уровнях, начиная от быта и кончая развлечениями и интеллектуальными занятиями. Если бы приверженцы медиевизации Возрождения были бы правы, то итальянцы в XV и XVI веках должны были жить в монастырях, заниматься сельским хозяйством и читать исключительно Библию, а не устраивать академии, участвовать в спортивных соревнованиях и открывать новые страны и континенты. Но на смену монастырей, о которых так мечтают изверившиеся в культуре авторы «ревизионных» перестроек Возрождения, именно в эту эпоху был создан тот тип светской архитектуры, который в корне изменил облик итальянских городов.

В наше время попытки исследования повседневной культуры предпринимались как у нас в стране, так и за рубежом. В 1999 году в США вышел сборник статей под названием «Культура Ренессанса и повседневность». К сожалению, он, на мой взгляд, оказался не совсем удачным. Из всего широкого спектра возможных проблем авторы выбрали такие темы, как «судьба монахинь во Флоренции», «деньги и регуляция желаний», «проститутки и базары в Голландии», «авторитет и насилие в доме»[10].

Гораздо больший интерес представляет книга Е. Чемберлина «Повседневная жизнь в эпоху Возрождения», изданная в 1965 году. В ней рассматриваются такие проблемы, как путешествие, город, образование, анатомия, книгопечатание, инквизиция и т. д.[11] При этом, автор обращается не к одной стране, а ко всем европейским странам.

Следует отметить, что, анализируя повседневную культуру Ренессанса, мы тоже обращаемся к опыту не только Италии, но и других европейских стран — Германии, Испании, Франции, Англии. Но главным источником для нас является итальянское Возрождение, так как в Италии культура Ренессанса развилась прежде, чем в других странах, и в более отчетливых и новаторских формах.

Современные исследователи обнаруживают, что в эпоху Возрождения коренным образом изменилось отношение науки, технологии и искусства к повседневной жизни. В Средние века наука и образование были кастовыми, они целиком находились под прерогативой церкви, и все средневековое знание составляло систему секретов, совершенно недоступных массам. Эти секреты передавались из поколения в поколение и контролировались ремесленными гильдиями. Английский историк культуры Агнесс Хеллер пишет:

«В эпоху Возрождения все это радикально меняется. Прежде всего, разложение средневековой социальной системы приводит к концу признание знания как особой привилегии. С этой точки зрения эпохальное значение имеет организация Академии Платона во Флоренции: это была первая школа в философии, свободная от церкви и университета. То, что она была светской и открытой для всех, обосновывало принцип свободы и открытости для каждого мыслящего человека, хотя бы для тех, кто занимался платоновской философией. Университеты, прежде всего Падуанский, открыли двери для тех молодых людей, которым не предоставлялось учиться по праву рождения. Плебейская молодежь, которая прежде становилась монахами, теперь могла становиться клерками. Система стипендий постепенно стала создавать тот новый слой общества, который сегодня мы называем интеллигенцией»[12].

В эпоху Возрождения наука раскрывала свои результаты для всех, ее интересы заключались если не в развитии всей нации, то хотя бы города. С изобретением книгопечатания наука стала открыто служить повседневной жизни. Такова была, например, медицина. Парацельс или Кардано не скрывали своих открытий, не превращали их в тайну, доступную лишь посвященным. Начиная с этого времени, наука стала отвечать потребностям и интересам повседневной жизни, научное сознание не противопоставляет себя обыденному сознанию. Следует отметить, что это относится в особенности к итальянским городам. В Риме, Венеции, Флоренции население немедленно знакомились с научными открытиями или изобретениями, научные новости были открыты для всех. Все это раскрывает повседневную жизнь в новом свете, делает ее предметом научного интереса.

Более того, повседневная жизнь становится предметом ренессансной науки. «Повседневная жизнь является важной темой ренессансной мысли, предметом онтологии, эпистомологии, искусства, этики… Новая наука вырастает на почве повседневного опыта: экономика начинается с Альберти, политическая и военная наука с Маккиавелли, гражданская наука с Гроция и т. д.»[13]

Помимо научного, исторического интереса к культуре Возрождения, вполне правомерен и естественен, казалось бы, чисто прозаический вопрос: живем ли мы лучше и интересней, чем люди, жившие полтысячелетия тому назад? Лучше ли у нас, чем у них наши городские дома? Лучше ли наши загородные дома и дачные поселки, где мы проводим летнее время, чем ренессансные виллы? Удобней и совершенней наша современная мебель, чем та, что украшала дома в прошлом? Стало ли наше современное искусство более совершенным и полноценным, чем искусство Ренессанса? Конечно, исторические сопоставления всегда затруднительны и не точны. Несомненно, современная наука и медицина ушли далеко вперед, мы намного больше знаем о природе, человеке и космосе, чем люди прошлого. Но принесло ли нам это больше счастья и удовольствия от познания? На все эти и многие другие вопросы, возникающие по мере знакомства с повседневной культурой Возрождения, мы попытаемся если не ответить, то во всяком случае, их поставить.

В нашей работе мы попытаемся в максимальной степени использовать искусство для иллюстрации той культуры, которая существовала в эпоху Возрождения в сфере повседневной жизни. В ренессансной живописи мы можем увидеть человека в его повседневных занятиях, узнать, в каких условиях он жил, каковы были его дом, семья, занятия, одежда, украшения, обычаи, увлечения, праздники, книги, которые он читал, музыка, которую он слышал, верования, которым он следовал, и т. д. Изобразительное искусство Ренессанса, склонное к реалистическому изображению обыденной жизни и бытовых деталей даже в картинах духовного и религиозного содержания, дает нам богатейший материал по всем этим темам.

В связи с этим мы пытаемся построить нашу книгу на сопоставлении теории и практики, идей и образов, документального текста и иллюстрации. Каждая глава должна сопровождаться подтекстовыми иллюстрациями, так чтобы текст был бы комментарием к изображению, раскрывая его смысл.

И еще один аспект в изучении культуры Ренессанса представляет, как мне кажется, большой интерес. Это — отношение культуры Возрождения и культуры современности. Многое из этой культуры вошло в европейское сознание, в европейский интеллект, и вместе с тем в европейский быт. Важно сопоставить параметры современной массовой культуры и культуры Ренессанса, которую Буркхардт объявлял торжеством индивидуализма. Интересно, в какой мере наши культуры сопоставимы и какая из них имеет преимущества, если рассматривать это сопоставление не только на бытовом уровне, но в глобальной перспективе.

Настоящая книга является продолжением наших исследований культуры Возрождения, которыми я занимаюсь на протяжении четверти века. Результатом этих исследований был ряд публикаций по проблемам ренессансной культуры, эстетики, образования, музыки, в частности, антология «Эстетика Ренессанса» в двух томах, «Музыкальная эстетика средневековья и Возрождения», «Трактаты Возрождения о любви и красоте женщин», «Шекспир и итальянский гуманизм». Предметом моей предыдущей книги «Философия и культура эпохи Возрождения» (СПб., 2008) была главным образом высокая культура, связанная с философскими проблемами и конфронтацией в сфере интеллектуальных идей. В настоящей книге я обращаюсь к повседневной, бытовой культуре, которая, как мне кажется, представляет не меньший интерес и позволяет увидеть ренессансного человека в его повседневных занятиях. И кроме того, ее исследование позволяет наглядно увидеть, как в эту эпоху, по словам Буркхардта, быт превращался в упорядоченное художественное произведение, оставляя неизгладимый след в европейской и мировой истории.