— Даш, в сто седьмом номере протечка! — подбегает ко мне Лена, горничная. — Не могу дозвониться до сантехника! Слушай, он к тебе явно подкатывает… Не сантехник конечно, я про этого красавчика, из люкса.
— Лен, ты серьезно? Хочешь сейчас посплетничать? Где Артем? Позвонила Славе?
— Ни один из них не отвечает. Конечно позвонила. Так что думаешь про этого шикарного принца?
— Лен, у меня нет ни времени, ни желания отвечать на дурацкие вопросы, — набираю Артема.
Начинается адский день. Племянник Орловой как обычно опаздывает на пару часов. Слава, наш дежурный сантехник, вообще вне зоны действия сети!
Улыбаюсь гостю, который жалуется, что в номере не было второго одеяла и он замерз ночью. — Конечно, мы все исправим. Сейчас попрошу горничную. Простите за неудобство, — говорю ровным голосом, внося пометку в журнал.
Утро — всегда самая суета.
На стойке ресепшена — кипящая смесь звонков, просьб, забытых вещей и заказов на еду в номер. Телефон трезвонит как бешеный. — Ресепшн, слушаю вас. Да, конечно, полотенца сейчас поменяют.
— Ресепшн, да, вызову электрика. Сейчас уточню по вашему телевизору. — Ресепшн… Нет, простите, у нас нельзя в номер с овчаркой. Максимум может быть мелкая порода. Спасибо за понимание. Простите.
Работаю на автомате, хотя бы отвлекаюсь и забываю о предстоящем вечере. О чем Тимур собирается со мной говорить? Почему в ресторане? Вот у меня — никакого желания нет с ним общаться. Вчера хватило! Мы все сказали друг другу.
Из-за угла появляется Марина — самая новенькая горничная.
— Даш, двадцать восьмой номер, там пятна на простынях, и не от вина, если ты понимаешь…
— Лучше не надо, — поднимаю ладонь. — Ужас. Кто у нас там?
— Молодожены. Вчера свадьба, сегодня последствия, — закатывает глаза. — Хорошо, дублируй замену белья. Пусть Рита тебе поможет.
— А пятнадцатый номер просит третий раз утюг… Пауз почти нет. Быстро глотаю кофе из бумажного стаканчика. За спиной — гул, двери хлопают, кто-то смеется, кто-то спорит, официант катит тележку с подносом.
Иногда я смотрю на гостей: кто-то держится за руки, кто-то щелкает сэлфи на фоне озера. И все кажется простым. Настоящим. А у меня внутри — вихрь. Пронзительный, липкий.
До вечера еще много часов. И я пока не знаю, что скажу, если Тимур спросит о дочери…
Отправляюсь домой совершенно без сил. Я решила, что все же пойду, не буду провоцировать Алиева. Выслушаю его. Начинаю собираться. На часах семь вечера, Алиса вдруг приходит, вжимается в меня, как котенок.
— Мамочка, мне холодно.
Трогаю лоб ребенка. Щеки пылают, лоб — обжигающе горячий. Прижимаюсь к нему губами, сердце ухает в пятки.
Температура.
Начинаю искать градусник, сбивать жар. Глафиры нет дома, она ушла к соседке на чай, так что я одна с маленькой, пылающей дочкой. Паникую. Про Тимура забываю напрочь. Вызываю врача.
Мне и самой нехорошо. Вспоминаю про Алиева в девять. Замечаю, что разрядился телефон. Когда снова его включаю — три пропущенных от него. Чтож, не так много. Звоню сменщице, Анжеле, прошу посмотреть в журнале регистрации номер Алиева.
— Тут на него уже много кто глаз положил, Сомова, — басит она в трубку. — Ладно, записывай.
— Анжел, я кажется заболела. И дочке очень плохо. Врача ждем. Подменишь меня?
— Блин, Сомова… Ладно. Полет в озеро не прошел даром, да? Кстати, видела ролик на нашем местном канале?
— Что? Какой еще ролик? — спрашиваю машинально.
— Так с твоим полетом. В новостях показывали. Снял кто-то на камеру. Дебошира хотят наказать очень строго, посадят его. Года на три. Он сколько народу покалечил.
— Ладно Анжел, сейчас врач приедет. Я его жду.
— Давай там, выздоравливай.
Отправляю Алиеву супер короткое смс.
Встреча не получится.
Без объяснений. Без эмоций. Пусть думает что хочет, мне плевать! На большее просто нет сил.
Вот и врач, седовласый мужчина заходит вместе с Глафирой.
— Ну кто тут у нас разболелся, душенька?
Снова звонит мобильный, отключаю его, потому что врач хмурится.
— Григорий, я сейчас чай заварю, — видимо они знакомы. Что неудивительно, Глаша тут всех знает.
Врач выслушал наши жалобы, посочувствовал, поставил диагноз — кишечная инфекция. Назначил диету, гору таблеток, дал больничный. — Вам надо отлежаться, Дарья. Неделю. Не меньше. Глашенька, а ты как себя чувствуешь?
— А я прекрасно, Григорий Иннокентьевич, — воркует тетушка.
— Прекрасно. Может, в театр сходим в субботу? У меня как раз билеты есть.
— Я подумаю, Гриш. Не дави на меня, — кокетничает тетушка.
Прекрасно, мы тут умираем с Лиской, а у Глаши шуры-муры!
— Ладно, Григорий Иннокентьевич, вам пора, а мне надо семейство свое на ноги ставить.
Озноб. Ломота. Живот скручивает так, будто внутри танк заводят. Все смешалось: чай с ромашкой, аптечка, компрессы, капли. Алиса уснула, а я лежу рядом, обняв ее из последних сил, и в полубреду молюсь чтобы ей стало легче. Ну и мне тоже.
Наутро у дочки температура уже спала, а вот мне стало только хуже. Я почти не могла подняться с кровати. Пришлось звонить начальнице и говорить, что на работу никак прийти не смогу. Даже если уволит. Но Софья Геннадьевна оказалась на удивление лояльна.
Коротко созвонилась с Наташей, та сочувствовала, ахала, грозилась приехать с бульоном, но я заверила, что пока мне не до гостей и даже не до бульона. Нас и так им Глафира закормила уже.
Четыре дня выпали из жизни, как в мутной воде. Я почти не вспоминала о Тимуре. Было плевать, честно. Слишком сильная слабость, главной целью я поставила выздоровление. Алиса радовала: уже на второй день бегала, играла, проверяла мою температуру и поила меня чаем с медом, с ложечки. Читала вслух сказки. Моя заботливая доченька.
Артем тоже проявил заботу, два раза заезжал, с подарками, по две сумки продуктов привез — ужасно неловко, я хотела вернуть деньги. Он категорически отказался. Мне точно не до ухаживаний, но он и слышать не хотел о компенсации.
На пятый день пора было выходить на смену. Сказала себе, что достаточно болеть. Чувствовала себя значительно лучше, только слабость оставалась. Приняла душ, выбрала строгий бордовый костюм, включила мобильный. До этого связь держала только по телефону Глафиры. Трусливо, знаю. Тимур, скорее всего, уехал. Его бронь была на два дня. Возможно, он решил, что мой больничный — трусость и симуляция.
Ну и пусть.
Я тоже о нем невысокого мнения!
Пусть катится к жене, к Виктории.
Я не знаю, о чем он хотел поговорить. Зачем звал. Это уже неважно. В одном уверена — от их семейства не приходится ждать ничего хорошего. Значит, судьба. Он не узнает о дочери.
Поднимаюсь по ступеням «Солнечного берега», все вокруг кажется прежним, но в то же время — как будто другим.
Я справлюсь. Всегда справляюсь.
Очень хочется кофе, пока болела не пила его. Выглядываю Артема, чтобы узнать, в каком состоянии наша кофемашина. Вроде решили другую покупать, может уже купили? Но рабочий день не с этого, увы, начинается, а с возбужденной Лены, которая несется на меня, явно умирая от желания посплетничать.
— Даша! Ты все пропустила! Нас продали! — Кого — нас? В смысле продали? — моргаю, гадая, не сошла ли она с ума. Что за бред? Боровиков обожает это место. Для него гостиница предмет гордости. Он обожает устраивать тут гольф-уикенды с друзьями.
— Я серьезно, Даш. Теперь у нас новый владелец. Очень серьезный, между прочим! — глаза Марины блестят, на груди болтается перекошенный бейджик. — И он классный!