Дома тихо. Алиса рисует в гостиной, Глаша возится на кухне, кажется что-то печет. Я прохожу мимо, не сказав ни слова, запираюсь в ванной. Сползаю по стенке на холодный кафель.
Не понимаю, как со мной все это могло произойти! Что за черная полоса?
Я ничего не брала. Даже не трогала. Никогда в жизни меня не обвиняли в воровстве. Это отвратительно. Ужасно. Откуда кольцо взялось у меня в сумке?
Ответ очевиден — меня подставили. Но кто?
Если подумать — врагов у меня немало. Мать Тимура, Виктория, да и Софья Геннадьевна не сильно довольна что ее племянник оказывает мне знаки внимания.
А еще есть Тимур, который дико зол на меня, за то что не рассказала о дочери.
Получается, вокруг одни враги.
Или какая-нибудь недовольная горничная?
Я уже ничему не удивлюсь, хотя мне не свойственно думать о людях плохо. Просто… Я слишком устала. Слишком!
Сердце стучит где-то в горле. Руки дрожат. Слезы сами катятся по щекам. Я не хочу, чтобы Алиса видела меня такой. Не хочу, чтобы Глаша волновалась. Но я… сломана. Меня унизили. Оболгали. И я не знаю, как теперь смогу приехать в гостиницу даже чтобы получить расчет. Что говорить, как объяснять, доказывать?
Мне больно, что Тимур наверняка уже все знает. Если это не его игра — тогда что он обо мне подумает?
Звонит мобильный. Я продолжаю сидеть в ванной. Выключаю воду, отвечаю на звонок, это Софья Геннадьевна.
— Даш, мне очень жаль, что так вышло. Хочу сказать, что я не верю в то, что ты на такое способна. Плохо пахнет эта история.
— Спасибо. Я думала вы звоните чтобы меня уволить.
— Нет конечно же. Эта клиентка — очень неприятная особа. И мутная она какая-то.
— Согласна. Софья Геннадьевна, большое вам спасибо за поддержку, но я совсем не уверена, что смогу оставаться…
— Даша, прекрати. Не позволяй каким-то выскочкам влиять на твою жизнь! Вот что, завтра возьми выходной. Пусть все уляжется, а эта мадама съедет. Она кстати очень не хочет, чтобы Тимур Каримович обо всем узнал. И это очень подозрительно!
— Хорошо, я подумаю… В смысле, насчет того чтобы остаться. Ситуация крайне неприятная.
— Знаю, знаю. Но что уж поделать, работа с людьми всегда такая. Ты очень ценный сотрудник, Даша, я не хочу тебя терять.
Я молчу. Ком подступает к горлу. Слова Софьи Геннадьевны — как глоток горячего чая в ледяной шторм. Но в сердце всё равно гулко и тревожно.
— Спасибо вам… — выдыхаю наконец. — Это правда много значит. Просто я… как будто в кошмаре. Сижу и не могу понять, как это все стало моей реальностью.
— Это скоро закончится, поверь. Такие ситуации всегда всплывают. И знаешь, у меня стойкое ощущение, что ты кому-то перешла дорогу. Очень сильно.
— Да кому я могла перейти дорогу, кроме… — я осекаюсь. Не хочется говорить вслух. Кажется, даже назвать их имена, это признать, что они влияют на мою жизнь.
— Я правда не понимаю, как жить дальше. Столько всего навалилось. Тимур Каримович… он уже ведь наверняка в курсе, да?
Наступает короткая пауза.
— Я не могла не сообщить ему о ситуации, — подтверждает Софья Геннадьевна мягко.
— И что вы ему сказали?
— Обрисовала полностью ситуацию. Сказала, что я верю тебе.
— И как он отреагировал?
— Мм, очень спокойно и хладнокровно.
Сердце болезненно дергается.
— Дарья, послушай, — добавляет она уже другим, более мягким тоном. — Я понимаю, как тебе тяжело. Правда. Но я тебе верю. Отдохни завтра, развейся, переключись. На свидание сходи.
— Хорошо. Спасибо вам. Правда. За то, что не поверили этой… постановке.
— Я не дура, Даша. И не вчера родилась. Отдыхай. И не вздумай страдать, ясно? Все наладится.
Слабо усмехаюсь сквозь слезы.
— Стараюсь верить. Спасибо, Софья Геннадьевна.
— Обнимаю тебя. Успокойся. Завтра все будет иначе.
Связь прерывается. Откидываю голову на прохладную плитку. В груди по-прежнему тяжело, но уже чуть легче дышать. Хоть кто-то не сомневается во мне.
Утром собираюсь как обычно, не хочу говорить домашним что сегодня не работаю. Последуют расспросы, а врать не хочется. И правда — слишком неприятна.
Глаша порхает по дому, напевает что-то под нос, счастливая, будто сама весна поселилась в ее глазах. Я не могу разрушать это. Не хочу рассказывать ей, что творится в моей жизни, она сильно расстроится. Пусть верит, что у меня всё хорошо. Что я просто не выспалась, поэтому синяки под глазами.
Отправляюсь в центр города, четкого плана у меня нет. Просто гуляю. Люди вокруг смеются, торопятся, спорят, пьют кофе на открытых верандах. Прохожу мимо старой арки, мимо книжного, в котором мы недавно купили Алисе книгу «Волшебник Изумрудного города». Мимо булочной, где пекут лучшие в городе плюшки с маком. Останавливаюсь чтобы вдохнуть потрясающий запах свежей сдобы. Снова мысли про Тимура. Что он теперь думает обо мне. Поверил ли в невиновность? Ведь он и так думает обо мне самое худшее. В его глазах я лгунья. Женщина, которая прятала от него дочь. Что уж говорить о какой-то украденной побрякушке?
Сажусь на лавку в сквере. Пахнет скошенной травой, мимо проносится самокат с ребёнком. Алиса тоже мечтает о самокате. Но я пока не готова. Это же опасно. Я так долго растила ее одна. От всего защищала. Оберегала, заботилась. А он в момент накупил ей больше игрушек, чем я, наверное, за всю ее жизнь. Потому что у нас никогда не было лишних денег…
Если Тимур поверит, что я воровка — мне будет больно. Не потому, что я потеряю работу. Или репутацию. А потому, что мне до сих пор важно, что он обо мне думает. Я не хочу признавать этого. Но и лицемерить перед самой собой — глупо.
Неужели несмотря на обиды, на годы молчания, я все еще люблю Тимура Алиева??
Вопрос меня пугает. Не хочу отвечать на него!
Направляюсь в кофейню, мне хочется отвлечься. Она через дорогу — очень популярное место. Кофе тут считается лучшим в городе, большой выбор напитков. А еще там пекут вкуснейшие эклеры.
Замираю перед витриной.
Потому что за столиком у окна, в уютном уголке, вижу ту самую любительницу драгоценностей и скандалистку Анжелу. Но шокирует меня не это, а то что напротив этой женщины сидит… Виктория.