Артем снова объявился на пороге гостиницы чуть ближе к полудню, с пакетом пирожков из местной пекарни. — Очень вкусные, попробуй, Даш. Я и чайник поставил. Давай устроим перекус?
— Спасибо большое, — улыбаюсь, принимая бумажный пакет. — Но не стоило.
— Но тебе приятно?
— Конечно, очень. Правда я стараюсь не есть мучное.
— Тебе не мешает на пару килограмм поправиться.
— Спасибо за заботу.
— Ага, я такой. Добрый и заботливый, — фыркает. — Жаль, ты редко замечаешь. — Зато ты не упускаешь шанс напомнить. — Так хоть кто-то должен оценить мои старания.
Мы устраиваемся на маленькой веранде, у меня обеденный перерыв. Выносим чашки, чайник и блюдо с пирожками. Тенек, легкий ветерок, здесь почти нет людей. Артем что-то рассказывает про соседского кота, который каждую ночь орет под его окном, как оперный певец. Я смеюсь, немного натянуто, но мне правда приятно, что сейчас спокойно. Пусть и ненадолго.
— Слушай, — вдруг говорит он, посерьезнев. — А ты не хочешь как-нибудь выбраться в город? Просто прогуляться.
— Не знаю, — качаю головой. — Пока не до прогулок. Слишком много всего навалилось.
Он хотел бы спросить больше, но вовремя прикусывает язык. И слава богу.
Из-за угла появляется Софья Геннадьевна. Стремительно и деловито.
— Артем! Ты мне как раз нужен.
Он вскакивает, вытягивается, как школьник перед учительницей. — Да, Софья Геннадьевна? — обращается к родственнице официально, но с широкой улыбкой. — У нас накладка с поставкой белья. Нужно съездить к ним на склад, разобраться, почему тормозят. Сможешь? — Конечно, сейчас выезжаю.
— Отлично, дорогой.
Я машу рукой. — Удачи с бельем. Не заблудись между простынями.
— Спасибо, доброжелательность твоя как всегда греет, — отвечает мне в тон, и уходит к машине.
Софья Геннадьевна остается на секунду, будто хочет что-то сказать, но, бросив быстрый взгляд на меня, лишь коротко кивает и тоже уходит.
Сначала я подумала, что в холле просто шумно. Постояльцы обсуждали экскурсии, кто-то ждал такси, кто-то ругался с ребенком. Обычная гостиничная рутина. Но вскоре, сквозь общий гул прорезался визгливый, требовательный голос. Иду на шум, готовясь разобраться с проблемой, и буквально сталкиваюсь с управляющей. Ее щеки пылают, прическа сбилась, на лбу капельки пота. Она в таком состоянии, что мне становится не по себе.
— Дарья! Это катастрофа! — выпаливает, хватая меня за руку. — Сто седьмой номер! У новой постоялицы пропало кольцо! Бриллиантовое! Только заселилась, и сразу пропажа! Нет, ну ты представляешь? Грозится вызвать полицию, адвокатов, в суд подать! Ты понимаешь?
— Я… даже не знаю, что сказать, Софья Геннадьевна.
— Кто убирал номер? — спрашивает требовательно.
— Мила, — отвечаю глухо, сжимая пальцы.
— Зови ее! Немедленно!
Мила появляется буквально через секунду, запыхавшаяся, испуганная.
— Я?! Господи, да вы что! — Тараторит, обмахивая себя платочком. — Я убиралась утром. Все было на месте, там такая куча украшений! Все вывалила на тумбочку, словно ей некому похвастаться. Я даже прикасаться не стала. Оно мне надо?! Да я…
— Ты уверена? — Софья Геннадьевна смотрит сурово, щурится.
— Да клянусь! Ну зачем мне это? — почти в слезах Мила. — Я бы даже не дотронулась, вы же меня знаете!
— Кто еще заходил в номер? — спрашивает напряженно управляющая.
— Я… Я заходила, — делаю шаг вперед, в горле пересыхает. По просьбе постоялицы. Она звонила на ресепшн, попросила принести воду, нужно было срочно запить таблетки.
Повисает тишина. Софья Геннадьевна в замешательстве. Где-то наверху хлопает дверь, кто-то зовет горничную, в холле закашлял ребенок. Стою, как под прожектором. Неприятный холодок ползет по спине.
— Дурдом… — шепчет управляющая. — Все не вовремя. Вот совсем.
Продолжается хаос. Горничные бегают, кого-то опрашивают, звонят, пересылают фото пропавшего кольца в мессенджерах. Табличка «Не беспокоить» на нескольких дверях уже давно снята — и туда тоже стучатся, спрашивают, уточняют. Кольцо — не просто кольцо. С большим дорогущим бриллиантом. По словам владелицы — фамильная драгоценность. Больше двухсот тысяч евро.
Я остаюсь на своем рабочем месте, стараясь не паниковать, но руки дрожат. Листаю списки заселения, ставлю подписи, и все как во сне. В ушах гудит.
Появляется та самая красотка в драгоценностях. На ней бирюзовый шелковый костюм, темные очки. Снимает их и смотрит на меня с надменным прищуром.
Голос — колючий, как проволока.
— Вот мне интересно, — тычет пальцем в мою сторону. — А в вашей сумочке уже посмотрели? Вы ведь заходили ко мне, не так ли? Сразу после вас я и заметила пропажу.
Холод поднимается по позвоночнику. — Простите? — выдыхаю. — Вы… хотите обыскать мою сумку?
— Вы были в номере. Это факт. Я никого больше не пускала. По-моему, вывод очевиден.
— Вы сами вызывали меня! — мой голос срывается. — Сказали, что не будете пить таблетки, пока я лично не принесу воду! Заодно устроили скандал, кричали, что от постельного белья пахнет хлоркой и вас тошнит!
Женщина моргает. На мгновение теряется, потом поджимает губы.
— Я ничего подобного не помню. Вы еще и оболгать меня решили? Не только обокрасть?! Просто невероятно! Ну и местечко!
Меня качнуло. Все внутри оборвалось. Софья Геннадьевна подбегает к нам, но не говорит ни слова. Только смотрит на меня. Не могу понять, что у нее в глазах. Сочувствие? Хотелось бы надеяться! Но скорее — сомнение. Недоверие…
Вокруг шепчутся. Гости оборачиваются. Кто-то уже снимает видео. Мне нестерпимо стыдно.
— Я… — начинаю, но язык не слушается. Все неважно. Все бессмысленно. — Можете обыскивать что угодно, — говорю, с трудом удерживая голос ровным. — Мою сумку? Пожалуйста. Мне нечего скрывать.
Протягиваю сумку, у всех на глазах. Плевать. Хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Пусть убедятся, хотя это конечно невыносимо унизительно. За что эта тетка меня невзлюбила? Я отвечала ей предельно корректно. Ни косого взгляда, ни слова поперек, хотя она вела себя со мной очень вызывающе. Было ощущение что прямо-таки жаждет скандала. Я решила, что у нее плохое настроение, ничего не заподозрила…
— Ммм, а вот и кольцо! — победно восклицает женщина. И действительно, достает из моей сумки предмет, переливающийся на свету.
— Дарья! — с мукой восклицает Софья Геннадьевна. В голосе — ужас и растерянность. Она бледна, чуть ли не дрожит. — Как же так… Я не могу поверить!
Ноги ватные. Все плывет перед глазами. Как в дурном сне.
Я не понимаю. Просто не понимаю.
— Я не представляю, как это получилось. И кому понадобилось подставлять меня… — бормочу растерянно.
— Подставлять? Дорогуша! Ты обычная воровка. Еще и оправдываешься, когда на горячем поймали? Лучше прощения проси! — кричит владелица украшения.
— Дарья, я… Я не знаю, что думать.
— Это невозможно, — слышу собственный голос. Он звучит, будто принадлежит кому-то другому. — Я… Я не брала ничего.
Мир вокруг — какой-то чужой, картонный. Горничные притихли. За стойкой тишина. Слышно, как за окном проезжает машина.
— Тебе лучше поехать домой, — говорит Софья Геннадьевна.
— В смысле? Ее надо сдать в полицию! — возмущается гостья.
— Анжела Альбертовна, давайте пройдем в мой кабинет? Поговорим, обсудим. Я принесу вам свои извинения.
— Увольте воровку прямо сейчас, тогда я так уж и быть, обойдусь без полиции и приму ваши извинения!
— Анжела Альбертовна, прошу, поговорим в моем кабинете. Все равно я не могу сама решить вопрос с увольнением. Боюсь, мне надо будет донести все это до сведения владельца гостиницы…
— Вы что, на стороне этой воровки? Зачем главному боссу знать про инцидент? Она же не половину имущества гостиницы украла! — странно упирается женщина. — Решим все сейчас!
Мир рушится. Медленно, но неотвратимо. У меня больше нет работы.
Я поворачиваюсь, не говоря ни слова, беру сумку, до которой теперь дотрагиваться противно, и выхожу.
Дышать. Только бы не расплакаться. Я не доставлю никому такого удовольствия.