caure, varta, maile

Глава 4

Зайдя в кузню, Мелькор обвёл взглядом помещение с одним только намерением — найти здесь валу. А он точно здесь. Мелькор это чувствовал. Но не сразу признал Аулэ среди других кузнецов. Темный увидел его лишь когда все остальные работники замерли и поклонились, как и должно кланяться младшим духам и эльдар перед старшим айну.

Только один не склонил каштановой гривы, убранной в высокий пушистый хвост, и остался неколебим в горделивой осанке. Мелькор остановил на нем цепкий прохладный взгляд и оценивающе наклонил голову. Аулэ без своих царственных бархатных одежд, без высоких валарских корон, в простой короткой тунике с широким алым поясом и узких штанах, заправленных в высокие сапоги почти ничем не отличался от своих же майар-ремесленников. Не любит выделяться, командный дух, рабочий настрой. Даже рост себе выбрал не выше майарского. Но блистает все равно гораздо ярче, лучезарнее сотен тысяч огней. Мелькор уверенно направился к нему.

— Зачем ты здесь? Я что звал тебя? — спокойно спросил мастер.

— Да так, решил наковать новенький венец, и ещё кое-что сообщить тебе…

«Аулэ даже в злости чист, как первый лист большого фолианта, пуст, как бездонный хрустальный кувшин. Но я наполню его страхом, отчаянием и любовью, что польётся отныне в царственной крови потоком серым, чёрным и алым. Нужен всего один грех до торжества темных сил над горделивым светом».

— Вот и иди накуй. Венец. — сердито бросил мастер и уже взялся снова за клещи, чтобы снять с огня плавильный ковш. Но Мелькор сильной хваткой сжал его руку.

— Аулэ, ты, помниться, распинался, что все для меня сделаешь, если пособлю. Так я придумал оплату — я хочу, чтобы ты мне отдался. — просто и буднично сказал Мелькор.

Огненный вала обозлённо хотел вырваться, но темный был сильнее. Аулэ плотно сжал губы, на щеках заиграли раздраженно мышцы. Мелькор подошёл совсем близко и злокозненно изогнул красивые бледные губы:

— Ох, какие очи! Горячие! Золотые!

Дух хаоса поднял было руку, чтобы нахально коснуться лица впавшего в ступор великого мастера на глазах у всей кузни, но тут к Аулэ пришло спасение с внезапной стороны.

— А у меня тоже золотые! — с придыханием сказал кто-то.

Неведомо откуда возле них возник майа с золотистой косой. Мелькор даже забыл, что хотел сделать, так и замер с поднятой рукой. Потом разгневанно отпихнул его, мешавшегося под ногами. Но Аулэ даже не заметил такого бестактного обращения с любимым помощником.

— Ты с ума сошёл? Я женат! — ответил свирепо опомнившийся вдруг пламенный мастер.

— Ой, как будто я не знаю, как вам папаня жён раздавал! Построил всех в рядок и крикнул: «ФАС!» Кто кого, не глядя, сцапал, на том и женился. Я от этой развлекухи сразу отказался!

Аулэ вырвался из рук темного. Но Мелькор как ни в чем не бывало продолжил:

— Тем более… говорят, что бриллианты в кольцах любовников должны быть в два раза больше, чем у жён. Аулэ, склеишь мне колечко?

— Нет!

— Я могу! — снова бессовестно вклинился в разговор высоких владык майа.

Владыка Тьмы теперь рассвирепел по-настоящему. Тени со всех сторон вытянулись в острые лезвия и потянулись к майа. От неминуемого развоплощения его спасло только то, что Аулэ был рядом. Мелькор тряхнул чёрной копной, спрятал ножи обратно во мрак и раздраженно сказал:

— Да отвяжись уже, малышня! Иди вон лучше феанорова внучка развлекай! Вы с ним на одном уровне развития! — тут он глянул на Келебримбора, который так и не продолжил свою прерванную появлением эффектного гостя работу, а теперь и вовсе огромными глазищами и с застывшим в руках молотком пялился на всю эту странную сцену со своего дальнего рабочего угла.

— Мелькор! Я занят! Поговорим в другой раз! — Аулэ повернулся к потерянно мерцающему янтарями глаз майа. — Майрон, покажи ему, где выход.

— Ну раз ты сегодня такой злобный злюка, то я не расскажу, что придумал как оживить… твоих…

Лицо огненного валы снова переменилось, оно вдруг озарилось интересом и энтузиазмом. Он сам схватил Мелькора за руку, потом за плечо, словно они были лучшими друзьями, и отвёл подальше от расстроенного Майрона.

— Как?

— Пошли в твою пещерку, расскажу.

Аулэ наспех накинул свой бархат прямо на рабочую форму, даже не застегнув и не расплетая хвоста, подпрыгнул, на лету превращаясь в комету. Теперь уже Мелькор за ним едва поспевал.

В комнате с дварфами они вместе скинули полотна со всех фигур. Аулэ пытливо в немом вопросе посмотрел на Мелькора, который по-свойски сходил в мастерскую и принёс самый большой молот.

— И что теперь?

В лице мастера мелькнул испуг: «А вдруг он врет?» Мелькор очень злорадно ухмыльнулся, протянул молот огненному айну и распорядился:

— Убей их.

— Что?

— Поверь, я знаю, что говорю. Бери молот. И бей.

Аулэ принял из рук Тьмы орудие убийства. Мелькор состроил вид беспечный и расслабленный, будто на скучной прогулке. Но на самом деле он выжидал, затаив дыхание. Цель близка, как никогда. Сам он довольно долго решался на этот судьбоносный шаг. И теперь выбор Аулэ — не шутка даже для темного валы. От него зависит все. Судьба мира сейчас качалась на весах. И замерла молотом в руках огненного духа. И в этот миг никто, даже сам Эру, был над кузнецом не властен.

Минуты текли, Аулэ оставался недвижим. И вот глаза валы загорелись ярым багряным пламенем. Вся его фигура вспыхнула факелом, огонь объял молот. Аулэ размахнулся, зажмурился и с воплем, полным горя и злобы, в мощном ударе опустил инструмент. Но на расстоянии всего одного тонкого пера от головы существа образовался мерцающий купол. Огненный молот встретил эту преграду и упруго от неё отскочил.

Не веря своим золотым глазам Аулэ выпустил из рук длинную рукоять. Молот с громким стуком рухнул на каменную плиту, пробив в ней раскрошившуюся трещину. И пещеру объяла тишина. Но не надолго. Существо распахнуло глаза и осмысленно посмотрело на валу. Губы дварфа задрожали и раскрылись:

— Ма́хал… Ма́хал!{?}[С гномского «Создатель»]— закричал гном в трепетном ликовании и бросился к ногам Аулэ.

Следом за первым смешным, по мнению Мелькора, но уже совсем смышленым коротышкой и остальные гномы ожили и ринулись к своему создателю. Аулэ счастливо обнял свой народ. Мелькор тоже мягко улыбался, но вовсе не от радости за радость огненного духа. Дух Тьмы и хаоса торжествовал — по его слову Аулэ все же решился ни много, ни мало на убийство…

— Мелькор, но как же? Как? — восторженно приговаривал счастливый мастер.

— Все просто. Считай, что мы с тобой пошли напролом. Я сдал тебя папаше, как и обещал. Он, конечно, был в гневе. Но я сообщил, что ты очень раскаиваешься и клянёшься лично уничтожить ошибку молодости, как скажут потом младшие эрухини в подобном случае. И я обещал, что проконтролирую процесс. Видишь, я даже никому не наврал. А папаня, все знают, какой сентименталист. Поорал, потопал ногами, погрозил проклятиями и развоплощениями, пустил слезу в честь твоей покорности его воле и вот… Он все равно животинку бы в обиду не дал, даже незаконную. Ну и кто тут гениален?

— А если бы я отказался убивать их? — укоризненно спросил мастер.

— То отправился бы со своими дорогими гномами в путешествие по Эа без права возвращения.

— Это подло. Это жестоко!

— Не спорю. Зато весело. И мы добились результата.

Но все же Аулэ сейчас был слишком впечатлён волшебным даром разума для дварфов, чтобы препираться и выяснять отношения. Он, почти позабыв о Мелькоре, принялся хлопотливо суетиться. Вместе с гномами придумывал где они теперь будут жить, чем заниматься, во что одеваться, чем греться и питаться. И ещё множество подобных устроительных бытовых вопросов. Невольно увлечённый этой милой картиной, Мелькор подумал:

«Кажется, я нашёл то, что искал. Вот он, покорный чёрной воле мастер — ключ к моему могуществу, мое искусное орудие, мое тёмное Пламя, что искал я по всему мирозданию, а оно всегда было рядом, под рукой. Как же Эру при свете своего ослепительного дня пропустил тебя? Почему ты, смелый и талантливый, не царствуешь на троне Таникветиль? Рука об руку со мною. Ну что же… исправим это недоразумение. Аулэ, ты станешь самым драгоценным сокровищем Тьмы».

— Я вообще-то все ещё здесь, так что отвлекись от своих игрушек.

— Да-да! Прости, Мелькор! — радостно, и вовсе не извиняясь, ответил Аулэ и повернулся к темному. Его фигурка горела огнём, на таком сейчас красивом и задорном лице играла ласковая и добрая улыбка. — Я помню своё обещание — что ты хочешь за помощь?

Мелькор холодно ухмыльнулся. Его лицо сияло, а в глазах бушевали снежные шторма. Он приподнял смоляную бровь в красивом изломе.

— Я уже назвал цену, ещё в кузне. — медленно и серьезно сказал Мелькор.

Аулэ вздрогнул, растеряв всю весёлую пылкость, и впился цепкими невероятными глазами в точеные черты темного духа, что были бы почти мягкими и чарующими, если бы не такое замкнутое и суровое выражение его лица.

— Моя цена все та же. Ты.

Очи Аулэ полыхнули так, как любил Мелькор. Огонь выплеснулся лучистыми струйками и разлился по щекам, осветив все его прекрасное лицо, заплясав золотыми бликами на прядках у висков. Он, наконец-то, оставив своих гномов, подскочил, грубовато схватил темного за рукав и потащил в соседнюю мастерскую. Прямо возле двери сгоряча произнес, будто боясь, что запал радостного восторга пройдёт, и он уже не сможет вымолвить и слова.

— Ну что же… я сам так сказал и от своих слов не отказываюсь. Быть посему.

Аулэ в подтверждение снял мантию с одного плеча, и вдруг тревожно замер, когда Мелькор его коснулся. Темный вала провёл пальцами по его сияющей бархатной коже скул, волосам, опустился на плечо, сбросив окончательно ткань одежд на пол.

— Какой прекрасный ты сейчас. Горячий, пламенный, земной. Не то что эти далёкие звёздные и облачные таниквитильские засранцы. — словам Мелькора совсем чуть-чуть не хватило нежности, чтобы они превратились в признание. — Не так быстро, милый. Сегодня я тебя пощажу.

Лицо Аулэ из юного и испуганного превратилось вновь в лик царственного и гордого владыки пламени. Он недобро и совсем неблагодарно сощурил яркие очи.

— Мое тело на разок тебя не устраивает… Ты хочешь мою душу. Этого никогда не будет. Так что забирай свой приз, и сейчас же, а иначе я буду считать, что ты простил мне должок.

Мелькор поднял с пола коричневую мантию и накинул небрежным жестом на плечи валы.

— Тебе не кажется, что слово «никогда» совсем не для наших уст, а, мастер? Я дождусь, когда ты сам в пылу и чаду прибежишь ко мне и будешь умолять меня овладеть тобой. И можешь сколько угодно строить эту глупую улыбочку — она само очарование. Но я предвижу, что ждать мне тебя совсем недолго.

Мелькор круто развернулся на пятках и покинул мастерскую, даже не отворив дверь — просочился сквозь неё облаком чёрного пепла.

Аулэ остался один в помещении. И в этот момент вместо пламенной радости и восторга за свой маленький народ его душу сковало другое чувство, будто откровение.

Caure. Страх.

Страх неминуемой грядущей расплаты за неповиновение, за нарушение запрета Эру. Страх за глупого любимого майа, что в двух вздохах от падения во тьму, а он все пытается поговорить с ним, но не находит подходящего случая и нужных слов, страх одиночества, который Аулэ прячет в раздражении и угрозах жене. Страх, что он сам виноват в том, что разрушил их любовь. И категоричное неприятие своей вины, не принятие того факта, что он сам привёл себя к краю бездны. Ведь изменить что-то кардинально уже не получится. Остался лишь один шаг в пропасть, и затем доказательство этого шага. Сомнение с мерзким скрежетом трещинами расползается по огненному зеркалу фэа.

Страх серого цвета, словно остывший холодный пепел, словно тяжелый полог неприветливых мраморных небес, словно давящая крыша каменной темницы.