caure, varta, maile

Глава 9

Комментарий к Глава 9.

Аулэ и Мелькор красавчики и бдсмщики. Я не хотел, честно. Они сами.

Про милых котяток в этот раз доверил Zlatookaya, она отнеслась к заданию серьезно. И пока я клепал аццкий рейт, она ответственно слушала два дня грустные песенки😆

Последние ноты страшного заклятия ещё витали в воздухе, перемешавшись с мелодией новой целительной песни. Но все эти напевы были уже слабы, и вскоре истончились вовсе, растворились в эфире сумрака неверного утра.

Покои Аулэ заполнились потерянным теплом. Сами собой занялись весёлым треском дрова в камине, освещая пространство янтарными отсветами. Узоры мороза отступили с витражей и звонкой капелью истекли с подоконника.

Вале вдруг показалось, что пришла весна. Но не та вечная валинорская весна, что неизменно и прекрасно царствует уже тысячи лет в златозвонном Валиноре. А настоящая, неверно-тёплая с прозрачной негой дней и под ночным пологом тайны, что открыть и страшно, и тянуще-желанно.

Аулэ, прикрыв глаза, держал в руках припавшего к его груди майа, вслушиваясь в удары его сердца, предчувствующие счастье. Вала явственно знал, что все сработало как было должно. Майрон теперь снова прежний, горячий и золотой.

Долго ли коротко они сидели так, заворожённые этим пламенеющим восторгом, может вечность, может минуту. Наконец, майа встал и прижал руки к груди, в которой снова раскаленно билось объятое любовью сердце. Он взглядом, полным света и огня, что был красноречивее сотен слов, поблагодарил мастера. Затем тихо вышел в двери, унося за собой и всю весну, все пламя да тепло.

А великой мастер, оставшись в одиночестве, замёрз до самого края души. Он внутренним взором посмотрел на зеркало своей огненной феа. И ужаснулся. Новые трещины все появлялись, с каждой секундой больше и больше, расползались неровной паучьей сетью. То, на чем ещё едва держались эти куски, с отвратительным перезвоном лопнуло и рухнуло в ледяную бездну.

Varta. Предательство.

Он неимоверными усилиями уберёг майа от падения и гибели. Теперь у Майрона есть шанс все исправить. А у Аулэ такой попытки уже нет. Измена Йаванны и ее чудовищное наказание — проклятие, не подлежащее прощению и исцелению. Несмываемое, как смрадная смола, горькое, как запоздалое раскаяние, холодное и острое, словно чёрный лёд.

Предательство, что змеей обвилось вокруг сердца жаля и жаля, не насытилось страданиями и болью виновницы. Оно требует, неутолимо жаждет, полного отмщения.

«Чёрный лёд».

За окном, в которое с разбега бросился Аулэ, начался ливень. Огненный понёсся среди туч и струй к чертогам Мелькора.

***Оставив покои мастера, Майрон почувствовал себя возрождённый из пепла и праха. Снова полным сил и огня. Хоть Аулэ и настоятельно советовал не возобновлять работу в мастерских до полного восстановления, майа всё-таки сразу же пошёл в цех, надеясь, что труд поможет быстрее вернуться к нормальной жизни.

Враньё! Какая может быть нормальная, да и вообще жизнь, если в ней не будет Тьелпэ?! И шёл он кузню только, чтобы увидеть его.

Достигнув цели, майа огляделся, но за рабочим местом возлюбленного, самом дальнем от входа, расположился по-хозяйски какой-то незнакомый эльда.

— Где Келебримбор? — остановил Майрон проходившего мимо майа из своей бригады.

— Ты не знал? Он же ушёл к Курумо. Я думал, что он сообщил тебе.

Коллега, наблюдая за смятением Майрона, тут же придумал, как облегчить себе работу:

— Ты к ним в цех? Возьми планы.

По дороге в соседний цех вся душа майа сжалась в игольчатый комок. Он боялся непонимания, боялся неузнавания. Но, зайдя к соседям, среди всех многочисленных работников тут же увидел стройную легкую фигурку и родные ласковые очи, полные печали.

«Он красивый, даже когда грустит».

Тут только Майрон и понял. Вот она, любовь! Никуда не исчезла. Майа обрадовался, не глядя отдал кому-то чертежи, ускорил шаг, почти побежал.

«Никто в целом Эа не заменит мне свет этих глаз. Наше пламя сильнее всех заклятий!»

Шёпотом коснулся разума обрывок фразы голосом мастера Аулэ «да, родной, думай, прошу, именно так».

— Здравствуй, Тьелпэ. — задыхаясь и счастливо улыбаясь собственным умозаключениям, сказал майа. Но в ответ услышал слова резкие и отчуждённые.

— Тебе что-то нужно?

— Конечно! Твоё прощение. И ты.

— Будем считать, что я тебя простил. Забудем.

Золотые очи вспыхнули надеждой. Но она тут же угасла в холоде следующей фразы.

— И попрощаемся на этой ровной ноте.

Пламенный майа будто с разбега влетел в стекло из снега.

«Я не смогу без него!»

Сдаваться и покоряться судьбе никогда не было в привычках огненных айнур. И Майрон решительно возразил:

— Я пришел за твоим прощением и без него не уйду. Мастер Аулэ сумел погасить дурман противоречащую здравому рассудку страсти. Он разорвал колдовскую цепь. Но я должен был потерять абсолютно все чувства! А теперь я точно знаю, что люблю тебя, как и всегда любил. Прости меня, Тьелпэ!

— Но темный вала все равно своего добьётся. Даже если придётся ждать вечность. Он всегда добивается своих целей. Однажды и Владыка Аулэ не успеет вытащить тебя из его постели, чего уж про меня говорить, — с тем же отчуждением проговорил нолдо.

Майрон пропустил это восклицание в молчании, как пропустил и несколько ударов сердца, ранение на котором закровоточило.

— Этого не будет. Я не нужен ему. Точнее ему нужен не я.

— Почему тогда все это случилось?

— Я получил эту страсть через одно его прикосновение… может для забавы ради, а может он и правда вначале хотел, чтобы я принадлежал ему… Но его планы, видно, изменились. — Майрон добавил ещё тише. — Ему нужен сам Аулэ.

Келебримбора эта тайна, неслыханно поразила, но и чуть успокоила. Огненный вала, и говорить нечего, сможет легко разрушить все тёмные соблазны. И снова волна острой боли: «А мой любимый не смог».

Эльф надеялся, что это разочарование погасит в нем все чувства, что он забудет их первый поцелуй, забудет и последний. А со временем Майрон покинет и его незабвенные светлые сны, где они все ещё рядом.

Но вместе с тем нолдо снова, как и всегда, не может отвести взгляда от этого айну. Что за сила держит его на месте? Почему его душа до сих пор всецело принадлежит предателю, который и сам не знает, верно, чего хочет. Он уходил во тьму и пустоту, где оказалось, что его никто и не ждёт. Он уже получил наказание. Простить? Нет! Он его все же предал, его и даже Аулэ. Кто вообще придумал эту любовь?

Мгновения между ними превращались в слёзы раскаяния, упавшие из глаз майа, в прозрачный лёд на сердце эльфа. Разве можно вернуть время обратно? Да и нужно ли? Ведь все будет уже не так. С привкусом горечи и страхом столкнуться с предательством снова. Нужно пересилить себя, отвернуться. Ещё лучше — вообще гордо уйти, срочно, пока ещё он может, прекратить разговор.

Но сердце отбивает неровный быстрый ритм, а глаза щиплет тёплой влагой, что вдруг растапливает кромку льда: «Уходил. Но вернулся!» И все остальное кажется уже неважным пережитком.

Келебримбор вдруг ощутил, что готов снова его коснуться. Он убрал золотистую, всегда выбивающуюся прядку, таким привычно-добрым жестом и незаметно сам для себя стал поглаживать пальцами щеку майа. Они все смотрели друг на друга, словно пытаясь по глазам прочитать мысли, ловили в обоюдном дыхании ответ на единственный вопрос:

«Ты все еще любишь меня?»

Ещё полшага друг к другу, и их губы встретились внезапно мягко и плавно. Майрон провёл ласковой рукой по груди эльфа, осторожно обнял его за шею, а ладони Тьелпэ заскользили по спине, бокам и ниже. Майрон распознал эти прикосновениями: «Доверчиво и тепло… как раньше».

Они долго стояли в этом единении. Старший мастер этого цеха Курумо ошарашено распахнул золотые глаза, и остальные мастера удивленно на них смотрели. Но, не найдя ответа, как лучше поступить и что сказать этим сумасшедшим, решившим внезапно целоваться прямо посреди рабочего дня у всех на глазах, вернулись к своим делам.

— Ты все ещё хочешь свадьбы? Аулэ разрешил… — спросил Майрон тихим, полным обожания, голосом.

Эльф отстранился. И болезненно свёл к переносице гордые брови. Майа снова увидел в глазах любимого тень снега.

— Я не знаю, Майрон. Не знаю. Наверное, нам необходимо время, чтобы решить. Чтобы не было так спонтанно, как там, в покоях Аулэ. Наверно, нам стоит начать сначала.

— Конечно! — майя положил руки на грудь нолдо, но тот быстро, хотя и неохотно, снял их со своего тела.

Тьелпэ опустил голову и выражение его лица теперь нельзя было прочитать за ворохом длинных темных прядок. Но златоокий все равно ощущал ауру щемящей горькой нежности, той, которую чувствовал и он сам.

— Нет. Я не про это. Нам надо снова начать с дружбы.

Майрон отошёл на пару шагов и расстроенно прошептал:

— Ну что же. Мне нет здесь ответного хода. Это итак самое мягкое наказание за мои проступки.

И тут грусть оставила его прекрасный лик. Глаза майа заблестели хитринкой, он улыбнулся так же нежно и невинно, как в первый день их знакомства, и сказал:

— Хочешь быть в моей бригаде, друг мой?

Келебримбор тоже радостно улыбнулся, и они вместе стали собирать его чертежи и инструменты, чтобы вернуть на своё законное место в уютном уголке, что дальше всех от двери в цеху старшего мастера Майрона.

***Аулэ нашёл духа хаоса в покоях, где он блаженно разлёгся на неубранном ложе и попивал вино прямо из тонкого горлышка высокого стеклянно-зеленого кувшина.

Пламенный дух остановился на пороге, от промокших темно-коричневых одежд поднимался белый пар и струились набирающие силу новые язычки огня.

«Словно уголёк только что вырвался из костра», — подумал темный вала, а вслух лениво произнес:

— Тебя пока дождёшься, я уже второй кувшин допил. Но у меня всегда полон погреб новых. Так что давай снимай свои мокрые тряпки и садись. — Мелькор призывно похлопал рукой рядом с собой по смятой простыне. — Помянем и проводим в небытие твою счастливую семейную жизнь. Ты ж пришел плакаться мне на тяжелую позорную судьбу отвергнутого муженька?

— Потом как-нибудь всплакну. Мелькор, помоги мне! — Ауле поднял на темного духа красновато-золотистые очи. — Ульмо сильнее меня, я не справлюсь с ним один!{?}[Считается, что Аулэ по силе и могуществу третий вала после Манвэ и Ульмо. Ну а Мелькор, конечн, вне конкуренции))]

— Ооо! Даже так! — такого не ожидал и сам Мелькор. Он даже заинтриговано приподнялся на локте с постели. — Ну что же. Я всегда готов повеселиться, миленький. А уж если мой драгоценный сам просит… Только у всего есть цена.

— Говори!

— Все та же.

— Хорошо, обещаю! Но сначала отомщу! — сказал дух пламени тоном существа, полностью владеющего ситуацией. Как ему казалось.

Мелькор вдруг резко сбросил маску беззаботной расслабленности и подскочил. В этот момент Аулэ понял, что вся эта леность напоказ и усмешки, словно располагающие к дружеской лёгкой беседе, это все — обманный манёвр. Темный изначально, как только увидел гостя, уже был сосредоточен, словно затаившейся зверь, готовый к прыжку. Подтверждение не заставило себя ждать. Дух Тьмы, скрипнув блеснувшими в темноте клыками, схватил его за руку и рванул на себя.

— Я сыт по горло твоими обещаниями, Аулэ! Теперь я возьму аванс! — от строгого голоса повеяло вечными снегами, а там где лёд коснулся пламенной руки, затрещали маленькие взрывы. Мелькор добавил несколько смягчившись: — Не переживай, хоть наша давняя сделка все ещё в силе, авансы я беру исключительно поцелуями.

Серебро глаз темного стало ещё светлее. Пожирая свою добычу взглядом, он вцепился в губы мастера пронзительно целуя, закусывая сразу обе губы. Аулэ от внезапности и скорости грубых ласк призадохнулся, и Мелькор тут же углубил поцелуй, коснулся языком его неба, провёл по всему рту. Его руки спустились по спине огненного и сжали ягодицы, прижимая к себе плотнее.

Поцелуи перешли на шею и тут же превратились в лёгкие покусывания, с каждым разом, усиливая напор, стали настоящими, до боли и синяков, сильными укусами. Духа пламени вдруг изнутри обдало ледяным кипятком.

— Мелькор… хочу… — только и смог тихо прошептать Ауле, — и кинулся на его шею.

Темный вала небрежно чуть оттолкнул его от себя, освобождая пространство для движения, и рванул коричневую мантию. Золотые застежки разлетелись во все стороны.

Аулэ присел на ложе и потянул темного за собой, скользнул руками под его рубашку, исследуя сталь мышц под холодным бархатом кожи. Пожар неправильной, ядовитой неги захватил обоих. Темный, не прерывая горяче-льдистых поцелуев, безудержно сорвал с себя ставшую тесной одежду, в два рывка раздел и духа огня. Он прервался и любовно оглядел стройного, полностью обнаженного и взъерошенного мастера.

Но тут тональность ласк изменилась. Мелькор коленом чуть сильнее раздвинул ноги пламенного, а затем яростно схватил его за волосы на затылке и приблизил к себе. Заглядывая серебристо-стальным взглядом без тени усмешки и нежности, он медленно произнес:

— Тебе будет очень… очень больно… дорогой Аулэ, и совсем чуть-чуть, быть может, приятно. Но в последнем я сильно сомневаюсь. Я не шучу.

Не дожидаясь реакции на свои слова, он тут же разложил не сопротивляющегося мастера, на своём ложе, раздвинул широко его ноги, раскинул и прижал к простыням руки. А после ещё раз окинул взглядом и так кровожадно, как будто сейчас будет его не брать, а разделывать.

Боль была столь резкой и яркой, что Аулэ почудилось, что в него вонзился раскалённый двуручный меч. Он дрожал всем телом и отчаянно хватался за плечи темного. Но радовать Мелькора своими криками не желал, лишь впивался зубами в его шею, чтобы хоть немного облегчить свои муки. Темный это прекрасно понимал и ещё больше заводился. Его толчки становились все быстрее и яростнее.

Аулэ подумал, что наверняка лишился рассудка, потому что в какой-то момент снизошло странное впечатление. Боль показалась мастеру прекрасным цветком, алым и кроваво-огненным. Цветок медленно раскрывал свои лепестки, и сам Аулэ раскрывался и стремился ему навстречу. Мастер, сгорая в огне, исступленно застонал. Мелькор, опьяненный этим, свирепо усилил скорость и напор.

Тело Аулэ в ознобе скручивало в кольца и спирали. Едва дыша от сводящего с ума желания, он слышал, как дух Тьмы рычал, прокусывая в очередном месте его кожу. И вдруг на смену горячим губам и клыкам пришли руки. Они чутко огладили синие по краям и наливающиеся кровью ранки и сомкнулись на шее, разом перекрыв весь воздух. Огненный распахнул золотые глаза, что налились пламенем, и захрипел.

На грани потери сознания Аулэ подумал:

«Это моя плата за унижение и боль Йаванны. Я сейчас развоплощусь, и я это заслужил».

И тут случилось то, чего Мелькор и добивался. Тело Аулэ на пороге забвения полностью объяло золотое пламя. Мелькор ослабил удушающий захват и тряханул его, приводя в чувства. Темный заворожено смотрел, как огненный мастер в полуобмороке мотнул головой вперед, а затем, запрокинув ее назад, упал на край ложа. Длинные каштановые пряди в полёте колыхнулись, повторяя эту яркую дугу, опалив темному щеки, а, коснувшись пола, вспыхнули настоящим костром. Аулэ чувствовал, что он на грани оргазма. Но Мелькор, никого вперёд не пропускает, ни в дверях, ни в сексе.

— Да ты огонь, милый! Гори, мое пламя! Целуй меня жарче! Сожги тут все вокруг, пусть не останется ничего! — последние мощные удары вскипятили всю кровь Пламени. И к вершине близости они пришли вместе.

Мелькор, кончив, но все ещё дотрахивая любовника опадающим членом, и все целовал и целовал его, попеременно вливая вино в рот, и себе, и огненному. И снова целовал. Ярко, страстно, до потери сознания. Аулэ в прострации отвечал на эти поцелуи, но ему уже было все равно, что с ним делают. И все же он крепко держал Мелькора в своих объятиях, запустив руки в шёлк его чёрных волос и не желая отпускать.

Они замерли в руках друг друга на время, которое не считали и вряд ли могли бы определить, даже если бы захотели. После Мелькор приподнялся на локте и стал сцеловывать с лица огненного винные струйки. Духа хаоса снова накрыла головокружительная волна темного желания.

— Аулэ! Ты любишь меня? Люби меня сейчас же! — требовал Мелькор, лаская красивое тело огненного валы. Но затуманенный взгляд золотых глаз вдруг прояснился.

— Нет. Считай, что свою благодарность ты уже получил. Теперь выполни свои обязательства.

Мелькор злобно улыбнулся и наотмашь залепил мастеру хлёсткую пощечину. А потом взял его за подбородок и прошипел:

— Второй раз я тебя нежно приласкаю, клянусь.

— А кто тебе сообщил, что будет второй…

Аулэ не успел продолжить. Мелькор со всей нежностью на которую вообще был способен, поцеловал краешек разбитой губы и слизал струйку крови, а затем завлёк в терпкий, с привкусом вина, поцелуй.

Мелькор не наврал. Он осторожно, только кончиками пальцев гладил внутреннюю сторону его бёдер, оставляя по следам прикосновений морозные дорожки. Аулэ сам спровоцировал его на проникновение, пройдя требовательными руками по красивым мышцам груди, прильнув всем телом к Мелькору, обвив его бедра ногами и сильно прижав к себе. От трепетных прикосновений по гладкой загорелой коже и плавных скользящих движений внутри проходили волны сладостных судорог и жара.

— Только ради этого стоило было облечься в плоть, не так ли, Аулэ? — шептал на ухо Мелькор, протяжно вбиваясь в него и телом, и поцелуем. А рукой одновременно нежно и умело лаская его естество.

Впервые за все воплощение, Мелькор позволил себя опередить. Огненный застонал в надрыв, громко, почти жалобно, вскрикнул и в блаженстве всё-таки лишился и разума, и чувств. Следом и сам властитель хаоса излился и упал на грудь любовника тоже без сил.

***— Я не помню, зачем я пришел к тебе. Что-то было важное… — Аулэ сидел на ложе и обнимал привалившегося к нему спиной темного, блуждая легко и чувственно по его груди руками. — Я раньше помнил… А теперь забыл.

«У меня какое-то дело? Может меня вызывали на Таникветиль? Или я не подписал чертежи? И как там Майрон? Помирился ли с эльфом?»

Пытаясь собрать разлетевшуюся на куски память, он даже не подумал про прикованную цепью в чертогах пленницу.

Мелькор томно зажмурился, расплылся в довольной улыбке и накрыл горячую руку своей льдистой ладонью.

— Какие у тебя руки… ласковые, искусные. Как ты ими кувалду-то держишь? — задумчиво говорил он, покручивая несколько колечек на пальцах мастера.

— Я ими ещё и в морду хорошо могу дать. — Аулэ тут вспомнил, зачем на самом деле ярой кометой примчался в чертоги Мелькора.

— Ты вообще умеешь, оказывается, хорошо дать, — Мелькор обернулся за поцелуем.

Аулэ кривит ухмылку одним уголком, и в ответ целует темного медленно, долго, прикрыв снова вспыхнувшие желанием очи…

— А теперь накажем скользкого подлеца. — нежно прошептал прямо в губы Мелькору дух огня.

Темнейший со стоном отстранился от блаженного жара, накидывая на плечи чёрный камзол.