Часть первая. Деревянный корабль

В тот день я слышал над собой орган: великое гулкое дыхание Пана, шорохи буйствующей Земли… <…>

Я проснулся от дребезжания стекол, от грохота грома. Белый свет молний дергался в комнате. Одурманенный сном, я остался лежать, вбирая в себя шумы: наслаждался счастьем, что ко мне явились голоса. Непонятные зовы. Речи стихий. Уста умерших, охотничья кавалькада Неуспокоенных, крики господ, обитающих в лесах и на берегах озер, оханья дев, чьи головы и груди засыпаны землей, а на поверхность выбиваются только тулова и неподвижные бедра — на радость Пану и всем кентаврам. <…>

Я не чувствую на себе ответственности, если следую зову сладострастия. Это зов великого Пана, мощный органный голос нашего единственного друга здесь внизу…

Ты пишешь в своем последнем письме слова, которые меня очень глубоко тронули: дескать, мы, наша экзистенция, становимся местом действия каких-то событий. Это чудовищно — высказать такую правду; и все же чем-то более устойчивым наша жизнь и наша мораль не являются. Мы с самого начала втиснуты в пространство, которое оставлено свободным для нас, и вопрос в том, не есть ли отпущенное нам время именно такая полость, с начала и до конца неизменная, и не равнозначно ли тогда слово «судьба» понятию тотального жизненного срока.