Переписка Ханса Хенни Янна с Вернером Хелвигом здесь и далее цитируется по кн.: Briefe.
Арно Шмидт, например, писал 18 февраля 1955 г. Хансу Хенни Янну (Brynhildsvoll, S. 6): «Позвольте сказать Вам, что со времен своей юности я считаю Вас и Альфреда Дёблина самыми значительными из ныне живущих художников, работающих с немецким языком».
В файле далее по всему тексту в цитатах: курсив — полужирный, подчеркнутый — полужирный + код (Прим. верст.).
Обзор литературоведческих подходов к прозе Янна см. в: Thomas Freeman. The Case of Hans Hennyjahnn: Criticism & the Literary Outsider. Camden (South Carolina): Camden House, 2001.
См.: Шедевры Северного Возрождения. М.: Белый город [б. г.], с. 168–169.
Вернер Хелвиг, друживший с Янном и разделявший его взгляды, пишет о новелле «Свинцовая ночь» (но в контексте характеристики творчества Янна в целом), что она близка к «символическим сказкам розенкрейцеров, например — к „Химической свадьбе Кристиана Розенкрейца“ 1459 года» (Helwig, S. 111).
Название острова — вымышленное, но (как и включенные в роман ландшафтные картины и бытовые детали тамошней жизни) вызывающее ассоциацию с датским островом Борнхольм, где Янн жил в период работы над трилогией.
Юрг Бахман, автор книги «Рукопись Свидетельства. Чтение манускрипта романа Ханса Хенни Янна „Свидетельство Густава Аниаса Хорна, записанное после того, как ему исполнилось сорок девять лет“», считает Халмберг (Halmberg) словом-маской, под которым скрывается Гамбург (Hamburg). См.: Bachmann, S. 198.
Ср. у Йорга Бахмана: «Вопрос о вине присутствует с самого начала, уже в разговоре с Чужаком в первой главе, и ответом должна стать вся жизнь: Хорн пишет не мемуары, а отчет о своих поступках» (Bachmann, S. 46).
Йоахим Гердес, например, который считает, что «Янн напрямую сводит своего героя с персонифицированным в образе врача Богом» (Gerdes, S. 71). Йорг Бахман, готовый согласиться, что доктор может быть воплощением Бога-Отца, обращает внимание и на тот факт, что он напоминает бога гуанчей, коренных жителей Канарских островов (между прочим, знавших искусство мумифицирования): «Они почитали дьявола в образе покрытого шерстью (волосатого) мужчины, которого называли Хиргуаном» (Bachmann, S. 99).
«Его позвали по имени», т. е. умершего (согласно римскому обычаю) в последний раз окликнули, прежде чем сжигать его труп. Более обобщенный перевод этого выражения: «Все кончено».
Аллюзия на замок, описанный в романе «Угрино и Инграбания»?
Ср. первые слова Косаря в «Новом „Любекском танце смерти“»: «Сюда послал меня Бог — / посадить искрящийся мрак [funkelndes Dunkel] / в Саду Света, светлей чтоб тянулись / к светлому небу листья и крона / вековечного Древа миров».
Ишет Зенуним в некоторых арамейских текстах — андрогинный ангел проституции (иногда отождествляемый с Лилит), жена Сама-Эля («Слепого бога» или «Бога слепых»), ангела яда и смерти.
Аллюзия на историю Пигмалиона, пожелавшего оживить созданную им из слоновой кости статую прекрасной девушки.
«Коричневый» цвет волос и глаз, быть может, сближает Тутайна с Докладчиком, закутанным «в тяжелую землисто-бурую пелену» (см. выше, с. 253), который имеет дело с животными (с. 281–282) — как и Тутайн, занимающийся торговлей скотом, — и сам отчасти напоминает животное (с. 253).
Корабль носил имя греческой гетеры Лаис.
Интересно, что и Пер Гюнт, персонаж одноименной драмы Генрика Ибсена, когда строит себе дом в горах, хочет украсить его деревянным изображением русалки: «А для конька морскую деву с рыбьим / Хвостом я вырежу» (Пер Гюнт, с. 61; перевод А. и П. Ганзенов).
Хелвиг, разделявший гармоникальное мировидение Янна, называет «таинственную галеонную фшуру» «образом „Матери“ (как одной из подземных „Пра-матерей“ Гёте, несомненно)» (Helwig, S. 108).
В ранней пьесе Янна «Анна Вольтер» (1916) Анна — персонаж, близкий Эллене, — после своей брачной ночи описывается так: «В самом деле, она идет — красная, красная, как кровь… Нет, не как кровь, это нехорошее сравнение… Красна, как розы… и сияет…» (Угрино и Инграбания, с. 188).
В первоначальном «Заключении» к «Деревянному кораблю», сохранившемся в архиве Янна, говорилось, что после катастрофы «Оба <Густав и Тутайн. — Т. Б> позволили, чтобы их несло течение бесцельного бытия (ein ziellose Dasein). „Река без берегов“ — так назвал это составитель дневника» (См.: Bachтапп, S. 23).
Так это понимает и Йорг Бахман. Он пишет, что первоначально в рукописи местечко называлось Эурланн (Aurland: коммуна в Норвегии, где жили в годы Первой мировой войны Янн и Хармс). Переименовав реальный топоним в Urrland (Ur-Land), Янн перенес место действия «апрельских эпизодов» в «первозданный мир фантазий», в мир «золотого века» (Bachmann, S. 163).
В конце 1920-х-начале 1930-х гг. Янн планировал подготовить сборник «Эурланнские новеллы». Одна из новелл, «Водопад изливается в небо», была опубликована в «Берлинском биржевом вестнике» в 1931 г. Хотя Янн в этой новелле описывает собственные норвежские впечатления, мотив чуда присутствует и здесь: «Элленд, хозяин гостиницы, принес подзорную трубу. Он смотрел в нее. Мы оба смотрели в нее. И видели животных. Как если бы глаза нам затуманило дыхание большого черного бога. <…> Это был другой уровень восприятия. <…> В разреженном воздухе шагали олени. Очень высоко над нами. <…> Если я и забуду такое, то разве что в самую последнюю очередь». См.: Epilog, S. 616–621.
В новелле «Водопад изливается в небо» этот «фронт неизвестной материи» описывается так: «От Флома к поселку катилась чудовищная водная лавина. Она заполнила всю ширину фьорда. Казалось, уровень воды поднялся на много метров. При этом цвет ее изменился. Из зеленовато-черного стекла получилось серо-непрозрачное молоко. Устрашающий, немилосердный, призрачный фронт. Стремительное движение. Но — беззвучное. <…> Когда это приблизилось, что-то ухнуло, на глубине, словно эхо темного колокола в большом соборе. Через секунду — трескучий шум. <…> Непрерывная барабанная дробь и трубы» (Epilog, S. 618–619).
Кнут Брюнхильдсфол написал важную работу «Ханс Хенни Янн и Генрик Ибсен. Исследование романа Ханса Хенни Янна „Перрудья“» (1982), где показал связи между романом Янна и «Пер Гюнтом» как на структурном уровне, так и на уровне отдельных мотивов и, в частности, привлек внимание к тому факту, что действие «Перрудьи» по большей части разворачивается, как и действие ибсеновской драмы, в Рондских горах (Bryrihildsvoll, S. 32–33).
Генрик Ибсен. Пер Гюнт. М.: ОГИ, 2006, с. 207 (перевод Ю. Балтрушайтиса).
О. Вейнингер. Генрик Ибсен и его драматическая поэма «Пер Гюнт» (Об эротике, ненависти и любви, преступлении, идее отца и сына). СПб., 1909.
Катастрофа на корабле описывается и в «Пер Гюнте» (в пятом действии) — как символ жизненной катастрофы; а Перрудья однажды называет себя «потерпевшим — в который раз? — кораблекрушение» (см. Brynhildsvoll, S. 328).
Случайно ли, что ее отец в романе носит фамилию Штрунк? Дельфин Штрунк (1601–1694) был знаменитым органистом и композитором, представителем северонемецкой органной школы.
«Семь бесов» (sieben Teufeln), которые вышли из Марии Магдалины, упоминаются в Лк. 8, 2.
«Клык — визуальная визитная карточка вепря, но также и фигура дьявольской необузданности, ferocitas — переносится от вепря в композитные изображения дьявола, в которых иных кабаньих черт может и не быть» (А. Е. Махов. Средневековый образ между теологией и риторикой. М.: Издательство Кулагиной — Intrada, 2011, с. 99).
Цитирую по публикации в Интернете: http://jungland.ru/.
Один из эпитетов Вотана (Одина) — Hangatýr, «бог повешенных».
Мотив порядка Нижнего мира встречается и в романе «Перрудья». Кнут Брюнхильдсфол понимает под этим выражением «структуру влечений» (Triebstruktur) главного героя, но отмечает, что вместе с тем может подразумеваться и устройство царства мертвых (Brynhildsvoll, S. 346).
Что-то подобное мы читали в «Новом „Любекском танце смерти“» (см. выше, с. 250): «Друзья мои: наше тоскование натянуто в тесноте. Наша боль — музыкальный инструмент, звучащий лишь короткое время».
Выступление Янна на вечере с чтением отрывков из «Свидетельства Густава Аниаса Хорна»: Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 729.
Как пишет в своих воспоминаниях Вернер Хелвиг (Helwig, S. 54), «белым негром» иногда называли в шутку самого Янна.
Первая глава «Свидетельства Густава Аниаса Хорна, записанного после того, как ему исполнилось сорок девять лет» завершается словами: «Я признаю свое смятение; но я все-таки пишу. У меня есть план» (Свидетельство I, с. 33).
Полностью русский перевод этого эссе опубликован в журнале «Иностранная литература». 2011 (№ 4).
R. D. Brinkmann. Rom, Blicke. Reinbek bei Hamburg: Rowohlt 1979. S. 220.
Это цитата из доклада Ханса Хенни Янна «Задача поэта в наше время» (1932).
Брюнхильдсфол имеет в виду прежде всего изображение замка Перрудьи в одноименном романе Янна (разные этажи соответствуют подсознанию и бодрствующему «я»). В «Реке без берегов», как мы видели, аналогом такого комплексного символического образа является образ деревянного корабля.
Имеется в виду Фридрих Гёльдерлин, переводивший Пиндара.
Цитирую по: Eva Demski. Gestrandeter Wal. In: Der Spiegel, 1 октября 1994.
«Дом, крытый двойным безумием» в поэзии Пауля Целана — метафора сердца.
Как пишет в своих воспоминаниях о Янне Вернер Хелвиг (Helwig, S. 101), Янн в этой сцене дописал последние восемь строк.
Разъяснение этого термина см. в комментарии к статье «О поводе», с. 399.
О Нуле в гармоникальной системе мира Р. Вагнер писал: «Этот пункт рассматривался Тимусом и Кайзером как вечно неизменная основа всех вещей, как „первобытный принцип“, как „Бог“» (цитирую по: Epilog. Bornholmer Aufzeichnungen, S. 867).