Человек из Кемерово

Глава 8

Объект в городе считается странным районом. Может быть, даже проклятым.

Начиная с того, что в пятьдесят первом здесь стояли два огромных лагеря военнопленных. Первое время собранных за колючей проволокой еще хоть как-то делили: балканцы, галлы и прочие европейцы слева, азиаты и разные бородатые пигмеи справа. Но потом работавший на оборонку завод свернули, перебазировав часть цехов в другие города. И толпу слили вместе.

Еще через десять лет кто-то умер от тяжелой работы, кого-то выкупила родня. Остатки амнистировали, выпнув за границу, по домам. А куча невысоких бараков и холмы, изрытые ходами хуже альпийского сыра — остались. Первое время в поселке пытались закрепиться снага и разного рода переселенцы без права проживания в центральных областях. Потом первых вытеснили в Нахаловку, а вторые худо-бедно остепенились и перестали гадить на крыльце участкового милиционера. Как только дважды приглашенные опричники каленым железом округу выжгли, так и перестали. Прониклись опасливым уважением.

Поэтому сейчас этот район города формально считается обычным. Не сильно хуже других рабочих пригородов, где намешаны одноэтажные домики и четырехэтажные панельные «ящики». Тянется от города переулок Нартова и Тихая улица, стоит вокруг лесной массив. Сияют позолотой купола женского Свято-Успенского монастыря. Гремят двигателями грузовики на автодроме, куда каждый месяц привозят с карьеров молодняк для обучения востребованным профессиям: водитель тяжелой техники и водитель механизированных големов. И уже южнее, рядом с курганами Объекта двенадцать-два-ноля, тянутся параллельно Дальняя и Счастливая улицы. Двухэтажные домики, высокие заборы, злые взгляды огромных волкодавов на привязи. Здесь вотчина сидельцев. Кто руководит большей частью мелкого криминала на восточном берегу реки. И кто поддерживает отлаженные связи с преступными сообществами в других городах Сибири. Западный берег, Центральный и Заводской районы — там уже другие расклады. Там пятьдесят лет назад очень быстро на волне промышленного строительства бравые ребята проскочили момент накопления первичного капитала, превратившись в хозяев мастерских и фабрик. Их дети теперь с блатными стараются за одним столом не трапезничать. Почти все с образованием и в анкете гордо выводят «промышленник». Окончательно связи не порвали, но и дружбы былой нет. Когда ты зарабатываешь в десять раз больше в месяц, чем сосед на гоп-стопах, неожиданно начинаешь ценить свободную жизнь куда больше сказок о воровском укладе.

Но мне сегодня не за реку. Мне сегодня в барак с массивными стенами, покатой крышей и большой парковой на заднем дворе. Таверна «KURGANY». Место, где очень не любят посторонних. Да и в район чужие обычно не заезжают. Стоит на отшибе, автострады в пригороды идут стороной. Больше половины обитателей сверкают синюшными отметинами на пальцах. У многих и на щеках что-нибудь отрисовано. Таких резких и борзых очень судьи любят. Полистают папочку, оценят список «достижений» и выносят приговор:

— По совокупности предоставленных доказательств и нежеланию встать на путь исправления, присудить обвиняемому пожизненную каторгу с конфискацией имущества.

У меня дома криминал тоже давили. Магам совершенно не нужны были конкуренты. Но разного рода «прошаренные» ребята выживали и в бараках, и на поселениях. Еда, наркотики, дешевые женщины — людям всегда надо что-то еще. А где спрос, там и предложение. Хотя уровень развития общества как раз и отличает, насколько жестко контролируются разного рода Ночные Кланы. И насколько безопасно ты можешь гулять ночью по городу, не опасаясь за жизнь и кошелек.

Наверное, я бы и не связывался с местной бандитской шушерой, но большую часть заказов на оценку разных дорогих безделушек приносили именно из этого района. И за решение специфических проблем тоже платили щедро и без задержек. Поэтому в друзья не набивался, но и презрительно за общим столом морду лица не морщил. Учитывая, как я заработал большую часть капитала, не так далеко ушел от обитателей района.

Больше всего мне нравится, как разные противоборствующие силы в городе умудряются договариваться между собой. Например, настоятельница монастыря пыталась всячески облагородить местное население. Рекламу даже давала, сулила работу на подворье и дешевый съем жилья. Мало того, вроде никого из послушниц не обижают. Но все равно — новенькие приедут, по улочкам походят и бочком-бочком в другой район. Благо, Рудничный и Буровой рядом, там место в барах тоже дают. И никто тебя матерно в спину не оценивает.

Одно время монастырские даже жалобы на таверну писали. Типа — кабак вонючий, центр разврата и шлюхи на крыльце табунами толпятся. После пары проверок народ сообразил, откуда ветер дует и проблему решили кардинально. Теперь кому женский пол нужен, сразу в ближайшие штольни под курганами едут. Там даже вход отдельный, со стороны Солнечного кладбища. Окна поменяли и пьяные вопли больше наружу не вылетают. Кроме того, серьезные люди скинулись, помогли с ремонтом куполов. Ну и самым отмороженным еще раз объяснили, что девушки для развлечений вон там. А эти в серых платьях — они делом полезным заняты. Огурчики и помидорчики выращивают в теплицах. И продают на крохотном рыночке прямо у входа в святую обитель. Кому лень в город тащиться — милости просим. Цены почти не кусаются. Благословение — бесплатно для всех желающих.

До места я доехал на частнике. «Москвич» поскрипывал всеми сочленениями, но потертая обивка салона была чистой, кислятиной не воняло. И невысокий дядька со шрамом над правой бровью музыку приглушил, как только я сел внутрь. С разговорами не лез, перебегавших дорогу пешеходов не давил. Не удивлюсь, если на днях на проповедь ходил. Мать Милослава отличается даром достучаться до любой заблудшей души. Особенно если с кафедры что-нибудь скажет, а эхо это все повторит в церкви раз двадцать. Кому с первого раза не дойдет — тому кадилом добавит. Серьезная женщина.

— Спасибо. Ваша деньга, — протянул водителю монету.

— Так нам с гостей старшаков не велено плату брать, — загрустил таксист.

— Ну и вы не плату берете, а пожертвование. На благое дело. На детей или жену, например.

Выбравшись наружу, водрузил цилиндр на место, принюхался к витающим ароматам и неспеша двинул к бетонному крыльцу. Это местная мода — даже если ваш дом собран из навоза и палок, ступеньки обязательно слепят на века. Как и фундамент. Особо ушлые для этого умудряются тяжеленные гранитные блоки использовать. У Андреевки и Осиновки раньше заводы стояли с допусками на производство чего-то очень нехорошего. Маги потом чаны и автоклавы вывезли, а стены без крыш так и остались. Вот эти хозяйства и дербанят потихоньку, еще лет на тридцать как минимум хватит. У кого мозги есть — специалистам платят, те проверяют стройматериалы на возможные проблемы. Я даже несколько раз так подрабатывал. Красной краской мазанул — отметил глыбины с неприятным фоном. Вроде как их конкурентам в чужую губернию продали.

— День добрый, — прикоснулся кончиками пальцев к полям цилиндра.

— Здоровья, — вразнобой ответили трое «расписанных», куривших у входа. Я прошел мимо, заметив, что дверь придержали, не дали закрыться. Знакомо. Если кто-то чужой, то половой даст знак. Троица тут же разойдется в стороны, чтобы проверить территорию на возможную облаву и через «бегунков» предупредить о возникших проблемах. Через десять минут последний босяк в районе будет знать о заглянувших на огонек ментах или еще каком незваном госте.

Но в моем случае все куда проще. С легким поклоном бритый налысо мужчина пригласил меня внутрь, затараторив:

— Столик готов, сударь. Горячее будет через пять минут, водочки с ледника не желаете?

— Штоф можно по началу. А дальше как пойдет.

Входная дверь бесшумно закрылась, я двинулся следом за проводником, периодически раскланиваясь с редкими знакомыми. Не моя клиентура, но с некоторыми пересекался, да.

Когда общаешься с разнокалиберным уголовным элементом, всегда держишь в голове главное: нельзя демонстрировать слабость. Сожрут.

Проблема в том, что и хамить, изображать из себя пуп земли — тоже чревато. Выверт искалеченной лагерями психики — не умеешь заставить себя уважать, значит, о тебя будут вытирать ноги. Поэтому на любое проявление завуалированной агрессии — тут же следует ответ. Иногда чрезмерный.

Меня больше года никак не могли признать равным. Считали, что быть вежливым — глупость. А за глупость надо учить. Но время шло, я старался держать себя в очерченных рамках и никогда не демонстрировал превосходство над обитателями Объекта. И потихоньку, постепенно за мной признали странность. Кто-то даже слух пустил, что я бастард благородных родов, сумевший выжить после покушения. Типа — это из меня впитанное с молоком матери воспитание торчит. В остальном — мужик серьезный. Если что — в рыло.

Положим, в морду я бью не сразу. Сначала объясняю, чем именно недоволен. Но в случае неприятностей точку в драке ставлю последним. Разок даже после возрождения пришлось эту самую точку поставить. И кости ломаю без малейшей жалости. Поэтому — вот мой заказанный столик в небольшом кабинете. Рядом половой с блокнотиком и карандашиком. И никого постороннего.

Я помню бритого. Он работает через сутки за старшего смены. Лично гостей редко встречает. Только тех, в ком блатные так или иначе заинтересованы.

— Что желаете на первое, Илья Найденович?

Еще один крохотный штришок. Орки и гномы отчество обкорнали, им так привычнее. А люди — они с подобным не шутят. Клиент обидеться может.

— А давайте на ваше усмотрение, Егор Ксенофонтович. Но порции чуть поменьше, чем обычно. Много еще дел в городе.

— Тогда борщ на говяжьей косточке, котлетки на пару и сбитень?

— Согласен. Еще зелени чуть и селедочку вашу фирменную к штофу.

Закрыв блокнот, половой смахнул белым полотенцем несуществующие пылинки со стола и добавил:

— К селедке рекомендую еще груздей малосольных. С утра партию прислали, свежайшие.

Кивнул, устраиваясь поудобнее. Значит, у меня обед. И кушать я буду совсем не то, что обычно здесь народ просит. Те, кто удачу обмывает или на тему возвращения домой проставляется, другое заказывает. Капусту квашенную, огурцы кислющие, мясо ломтями с рассыпной картошкой и гречневую кашу с огромными кусками сливочного масла на верхушке. Еда, привычная для сидельцев, разного рода артельщиков и прочих любителей по тайге болтаться тайными тропками. Лишний раз продемонстрировать, как ты уважаешь такую жизнь — традиция. Хорошо, что я не обязан в чужую шкуру рядиться. Хотя водку хрустальной прозрачности пьют все. Мутный самогон на заимках разливают. А тут — с ледничка, чтобы холодным комом вниз по пищеводу ухнула и в желудке уже огненной розой распустилась.

— Здоровьица вам, Илья Найденович.

— И вам самого наилучшего, господин Калита.

Никогда не пытайтесь оценить сидельцев по внешнему виду. Особенно тех, кто в тени живет и за чужими спинами за ниточки дергает. У таких и отметин на шкуре не так много. Пройдут мимо патруля, те и не заметят. Даже нелюдь не с первого раза их за опасное зверье распознает. Невысокий, с глубокими залысинами. Никогда в глаза не смотрит, говорит тихо. Эдакий мелкий чиновник из конторы. Писарь или еще кто. На самом деле Калита — левая рука Штыря, местного авторитета. Отвечает за различные тайные операции, сбор и обработку информации, пытки выявленных осведомителей. В молодости успел почти по всем городам необъятного государства помотаться, за что и заработал прозвище.

— Могу присесть?

— Разумеется. От стопочки-другой не откажетесь? Грибочки мне рекомендовали, попробовал. Очень хороши. Как и селедочка. Нигде в городе не умеют так ее готовить, как у вас.

Разлил водку, подождал, когда материализовавшийся половой поставит поставит перед Калитой пустую тарелку и разложит столовые приборы.

— За все хорошее! — опрокинул рюмку, наколол на вилку клубок петрушки с маринованными грибами, отправил следом. Хорошо… Нет, я не алкоголик. Мало того, после прогулок по Хтони организм ведет себя странно. Я не хмелею. Совершенно. Могу пару бутылок в одиночестве приговорить — только головная боль утром грозит. И во рту противно, словно содержимое свинарника на вкус пробовал. Но сто-две грамм с закуской — и вроде как на мир смотреть веселее. И даже собственная рожа в зеркалах меньше пугает. Заодно можно не бояться, что кто-то попробует споить. Только продукт зря переводить будут.

— Да, за все хорошее…

Мы успели закончить со вторым, когда Калита решил переходить к главному. Видимо, дел у него полно, не может просто так рассиживать с нагрянувшими гостями.

— Говорят, вас фараоны за чужой товар прихватили.

— Да. Хозяин не послушал доброго совета, без спроса гараж контрабандой забил. Меня помурыжили чуток, потом выпнули на свободу. Сыскному приказу интересно, кто руководство милиции завалил. Думают, я для них убийц найду.

— Мы зама не кончали, — тут же пошел в отказ вор. — Нам только еще неприятностей с ментами не хватает.

— Я тоже никого по голове не бил. Но покойник у нас имеется. Как и человечек, кто меня сдал. Поэтому и заехал в гости поинтересоваться. Может кто что слышал. Или вдруг шевеление какое началось у соседей.

Судя по тому, как и что мне стал говорить Калита, я снова вытянул пустышку.

— Общество просило передать, что у нас все ровно. Никто претензий не имеет. И никто под молотки подставлять не собирался. Мы обязательно будем смотреть вокруг. Если что, весточку сбросим. И соседи у нас особо жалом не водили, заметили бы такое.

Как я и думал. Да, с местными детей не крестить, но пока деревянный макинтош в подарок не заказывают. Выгоден я для них. И как хозяин антикварной лавки, и как человек для решения мутных вопросов.

— Передайте мою благодарность. Я тоже знакомых порасспрашиваю. Если что-то выясню, дам знать.

Калита исчез, а я уже без особого удовольствия выпил еще рюмочку на дорожку и стал собираться. В списке еще один минус. Надо будет еще соседей в Нахаловке озадачить, пусть слухи и шепотки по округе соберут за денежку малую. Мало ли, вдруг мне сейчас лапшу на уши развешивали?

Завтра. Завтра возьму у ювелира готовые монетки в оправе и в четверг скатаюсь в Берёзовский. Без подарков туда лучше не соваться. Но возможные контакты мне назвали, так что будет повод прогуляться. А пока в еще одно место зайду.

Монастырское подворье смотрит воротами на Объектный переулок. За невысоким забором красное двухэтажное кирпичное здание. Железная крыша, слева над крохотным пристроем-церквушкой торчит колокольня с золоченой маковкой. Еще одна башенка позади, но я без понятия, что там находится.

На заднем дворе — цепочки затянутых пленкой теплиц, сарайки с несушками и картофельные грядки. Перед забором рядом с дорогой — полоска прилавков под деревянной крышей. Здесь по утрам монахини продают собранные овощи. Рядом с ними выставляют бидоны с молоком с небольшого грузовичка. Владельцы коровника в Солнечном добираются сюда через песчаную лесную дорогу. В город товар не везут — там надо за место на рынке платить. А тут — местные с удовольствием выстраиваются в небольшую очередь, покупают молоко, домашний творог и сметану.

Сняв головной убор, прошел через ворота, повернул налево и вскоре уже стоял внутри церкви. Утренняя служба уже прошла, до вечерней еще несколько часов. Прихожан почти нет, только бабушка сгорбилась в уголочке, шепчет что-то свое. Я тоже ей мешать не стал, медленно прошел вдоль правой стены и замер перед небольшой иконой. Я был здесь один единственный раз и запомнил ее. Старец сидит на пне, придерживая рукой посох. Перед ним непонятный зверь. Слишком мелкий для медведя, но крупнее волка или той же росомахи. Не знаю, что хотел изобразить художник и какую местную легенду запечатлели на века. Но у меня возникло ощущение, что я чем-то похож на этого старика с длинной седой бородой. От изображения, покрытого тонкой паутиной трещин, веяло легкой печалью и спокойствием. И все это — без следов магии, либо спрятанных в окладе рунных знаков.

— Это праведный Даниил Ачинский. После того, как закончил ратное служение и отказался от наград и званий, был отправлен на Нерчинские рудники. Освобожден начальником каторги, которого исцелил молитвой. Многих грешников наставил на путь истинный, особо из бывших разбойников и душегубцев.

Как бесшумно ходит настоятельница.

— Мое почтение, мать Милослава.

— Решили исповедоваться?

Я снова посмотрел на икону и отказался:

— Боюсь, не в этой жизни. Есть секреты, о которых даже вам лучше не знать.

— Тайна исповеди…

— Прошу меня простить. Но последнего любителя держать уши ближе, чем надо, удавили стальной струной. Будет очень жаль, если монастырь останется без должного присмотра.

Сердито поджав губы, высокая старуха неодобрительно посмотрела на меня, крепко сжав янтарные четки:

— Тогда зачем вы здесь? Наши двери открыты для заблудших, но вы явно пришли не для того, чтобы вести религиозный диспут.

— Совершенно верно. Я просто хотел послушать тишину и посмотреть в глаза старца, изображенного на иконе.

— Но его глаза закрыты!

Не стал спорить. Я увидел то, что хотел. Успел зачерпнуть тишины и умиротворения. Перестал сомневаться и волноваться. Да, это чужой для меня дом. Да, я не верю в местных богов: что в Иешуа, что Эру Илуватара или Магомета. Я видел, что миров множество. И очень сомневаюсь, что к их появлению приложили руки могущественные создания из местного пантеона. Скорее всего — они собрали последователей, чтобы бороться с соседями. Та же история магический свершений говорит об этом однозначно — любой из архимагов упорно старался прибить конкурентов и выпотрошить накопленные сокровища.

И при всем этом — здесь я хотя бы на минуту отбросил накопленный груз проблем и забыл о неизвестных охотниках, вставших на мой след.

— Спасибо, я пойду, пожалуй. У вас тут хорошо, но я здесь точно лишний.

Недовольная странным визитером настоятельница проводила меня до самых дверей. Там я замер на секунду и процитировал:

— «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят…» Наверное, я неправильно стучал, раз вы решили закрыть для меня врата церкви. Но я не жалуюсь. Просто так устроен настоящий мир. Снага готовы поделиться со мной последним куском, а соплеменники стараются лишний раз не идти по одной стороне улицы.

— Но вы пришли сюда. Зачем?

— Отдохнуть душой. Хотя бы пару минут.

Я медленно шел на север, удаляясь от монастыря. Дальше небольшая площадь, там всегда можно найти «бомбилу». Автобус ходит редко, да и нет желания пихаться локтями в толпе. Проще заплатить чуть-чуть и вернуться домой. Поужинать, прогуляться мимо дамбы. Шепнуть пару слов местной пацанве, кто за карасями в пруду охотится.

А еще я пытался ответить на заданный вопрос. Зачем я зашел в церковь? Наверное, потому что я простой человек. И я тоже могу ошибаться. И мучаться сомнениями в правильности выбранного пути. Это аристократы и вершители судеб в больших должностях считают себя правыми всегда и во всем. Я же зачастую лежу ночью без сна и думаю — а в самом ли деле поступил по справедливости? И где та тонкая грань, которая отделяет меня от того же Калиты?

Не знаю. И очень надеюсь, что мне никогда не придется плевать в собственное отражение в зеркале.

— День добрый. До Нахаловки не подвезете?

— За три деньги — с ветерком домчу!

— Спасибо, я тогда лучше автобус подожду. Вон, уже виднеется. Народ выгрузит, десять минут покуковать и можно в город садиться.

— Да вас там бабки с кошелками испинают всего!

— Утром — да. Сейчас обратно полупустым пойдет.

В итоге сторговались за полторы деньги и еще заехать в кафешку, на ужин судочек собрать.

Одной из причин, по которой я выбрал именно этот дом — вид с заднего двора на местный пруд. Аборигены называют его Большим, потому что он и в самом деле под километр длинной, с густой порослью деревьев по бокам. Если подниматься к истокам Кривого ручья, то дальше будут еще три «лужи», каждая метров под двести. Но больше всего мелкой рыбешки водится именно здесь.

Ну и пешком по дамбе до работы чуть ближе. И машин практически нет, никому особо не хочется по грунтовке ползти, застревая в канавах. Зато малышне раздолье. Слева большая поляна у дороги, кусты. Сухостой натаскают и костер разводят, чтобы улов тут же на месте пожарить. Ничего особо крупного на самодельные удочки не поймаешь, но оркам и пять-шесть карасей в радость. Главное — процесс, как говорится. И удачливость.

Поставив купленную на ужин снедь в холодильник, прихватил бумажный пакет и через заднюю скрипучую калитку выбрался на тропинку. Через пару минут уже стоял рядом с кучкой ребятни, азартно орущей ушастому гоблину:

— Подсекай, подсекай-нах! Упустишь-ять, Чубарь!

Но зеленый пацан не обращал внимание на вопли советчиков, аккуратно подкручивая кривую ручку катушки. Наконец мокрый плавник затрепыхался рядом с берегом, и вот уже пузатая рыбина запрыгала по траве.

— А, плотва-на, — презрительно цыкнул один из группы поддержки. — Наши вчера окуня взяли раза в два больше, нах!

— Можно подумать-на, ты что-то поймал за неделю, — не остался в долгу гоблин, аккуратно вытаскивая крючок. Я увидел, как часть чумазых мальчишек стала разминать кулаки и предпочел вмешаться.

— Судари, я пытаюсь понять, сколько здесь банд одновременно собралось? — Конечно, назвав эту мелочь пузатую бандами, я им изрядно польстил. Но не личинками бузотеров их мне называть? — Три или четыре?

Про рыбака с нахально торчащим черным пучком шерсти на загривке тут же забыли и начали переглядываться.

— Так это, врот, чужих нет. Варшавка-нах, нагорные-ять и лебедевцы.

Все правильно. Ближайшие к пруду улицы, откуда «могучую кучку» и принесло попутным ветром. Это по утрам матери могут отловить и на огороде припахать. Или успеют смотаться, чтобы подшабашить по продуктовым точкам и на авторазборках. Вечером обычно здесь тусят. Все, кому меньше восьми. И обычно между собой не грызутся, не делают разницы в том, какого цвета кожа и родной ли отец дома ждет с ремнем за все хорошее.

— Тогда я правильно посчитал. Вот, держите. Значит, здесь по мотку лески-двушки и по коробке крючков. Как раз по три того и другого.

Выдав прикупленные по случаю богатства, выслушал радостный гомон:

— Найденыч-нах, ты молоток! С утра удилищ нарежем и сядем все вместе-врот!

Мелкое недоразумение уже было забыто, Чубарю дали подержать на удачу все подарки. Радостная куча сместилась влево от дороги, к пустому кострищу. Судя по всему, лов сегодня был не очень, поэтому гоблин пристроил рыбину в небольшом ведерке и сосредоточенно изучал коробку с крючками. За спиной тянули шеи другие пацанята, живущие на четырех Нагорных улочках. Я пристроился рядом на пенек, который уступили без возражений, и попытался между делом узнать, чем округа живет. Автоматически отсеивая бесконечные «нах-ять-врот», узнал о пропавших с грядки огурцах рядом с «Электромашинами». Потом про эпичную пьянку на Кирзаводской, где встречали вернувшегося со службы Спокуху. О скандале на заправке, где одна из старух пнула чужой бидон с керосином и хозяин заставил вонючее пятно драить с химикатами. Когда обратил внимание на сгустившиеся сумерки и засобирался домой, старший с Варшавского угла неожиданно сказал:

— Мы это, ять… Короче, Найденыч-нах. Тачка здесь чужая крутилась. Мы еще удивились, чего они-врот через дамбу полезли. Чуть подвеску не оставили, нах.

— Тачка? Грузовик?

— Не, ять. «Волга»-нах. И тряпки на номерах-врот. И стекла темные-нах.

О-па. Неужели мой недоброжелатель решил сделать следующий ход? Сыскной Приказ меня выпустил, следователь к трупу цепями приматывать не стал. Вполне может быть, что чужаки решили навести личный визит.

— Один раз болтались или несколько?

Пошушукавшись, малышня развела руками:

— Не, только раз, нах. Но мы посмотрим, Найденыч-врот. Если снова сунутся, ять, мы их старшим сдадим!

— Спасибо…

Однако просто так уйти не удалось. Потому что леска и крючки в подарок — это очень серьезно. Поэтому Чубарь приволок трехлитровую стеклянную банку, где в зачерпнутой с пруда воде пучило глаза хвостатое недоразумение.

— Во, нах. Тебе, ять. Выпустить в огороде-врот и всех жуков сожрет!

Надо же, болотная саламандра. Судя по всему, по кустам здесь бродила, кузнечиков грызла. Не речная, у тех четыре лапы и морда вытянутая. Именно болотная — сверху черная, по бокам желтые широкие полоски, шесть лапок и толстый хвост. Пасть с крохотными зубами-иголками и огромные глаза, словно кто-то крохотные бурые шарики по бокам носа на клей пришпандорил.

— Спасибо. У меня в огороде одни сорняки растут, но пусть сидит, если понравится. Кусочек-другой мяса я ей выдам утром, не проблема.

Дома такое чудо держать нет смысла, ей влага нужна. А вот где-то в лопухах лежбище запросто оборудует. Не ядовита, на людей первой не нападает. Поделиться крошками со стола я вполне смогу. И в отличие от местных жаб, почти не орет ночами. Охотится. Некогда глотку драть, когда пытаешься рот набить.

Обхватив покрепче банку, Чубарь побежал первым. За ним поскакали остальные, распихивая по карманам бесценные подарки. Я только и успел крикнуть вслед:

— Двери открыты, можно прямо на стол в кухне поставить!

Поднялся, отряхнул брюки и потопал следом. Новые костюмы с рубашками мне обещали завтра после обеда завезти. Так что как раз в четверг обновку и выгуляю.

«Волгу» видели, значит. Это интересно. Потому что «волга» — статусная машина. Дорогая и простые обыватели ее стараются не брать. Мало того, что в магазинах выставляют модели в расширенной комплектации, накручивая на базу тысячу-другую денег сверху. Так и милиция на дороге тормозить будет, если на глаза попадешься. Есть наличные на такого «железного коня», найдутся и на оплату штрафов. Потому что ведомственные и приказные «тачки» со специальными номерами катаются. Для каждого Приказа — свой цвет и набор цифр. Это разве что Штырь может себе позволить понтоваться и лишний раз бравировать высоким положением среди сидельцев.

Зато опричнина часто на «волгах» катается. Как двадцать лет по разнарядке в центральных районах сбросили партию со скидкой, так и расползаются дальше по Сибирскому тракту колымаги между друзьями-товарищами. Вот и выходит, что визит к соседям откладывать нельзя.

Я не успел взяться за открытую створку калитки, как в окнах избы полыхнуло, громыхнула входная дверь и по ушам ударил дикий вопль. Вашу налево! Там же маленький гоблин ко мне должен был зайти! И я рванул следом, перехватив поудобнее тяжелую трость.