Мотель «Под Звездами» стоял на узкой, густо застроенной полоске суши между автострадой и океаном, задняя часть его покоилась на сваях. Рядом находилась работающая всю ночь станция техобслуживания и ее огни освещали желтую облицовку мотеля, имитирующую камень и выцветшую табличку «Свободные номера» на дверях администраторской. Я вошел внутрь и надавил на кнопку звонка на конторке. Появился, тяжело шаркая ногами, мужчина с помятым и заспанным лицом. Исподлобья он оглядел меня.
— Одно- или двухместный?
Я ответил, что ищу одного человека и начал описывать Эла. Он прервал меня недовольным взмахом грязной головы. Закипавший в нем гнев поднялся к горлу и он чуть не поперхнулся.
— Вы не имеете права будить меня среди ночи! Это коммерческое заведение!
Я положил на конторку два долларовых банкнота. Он проглотил злость и сгреб деньги.
— Спасибо. Ваш коллега живет с женой в седьмом.
Я показал ему фотографию Сьюзан.
— Она здесь была?
— Возможно.
— Или вы видели ее, или нет.
— А за что ее ищут?
— Ни за что. Она сбежала из дому.
— Вы ее отец?
— Друг семьи, — ответил я. — Ну так что, она здесь была?
— Кажется была дня два назад. С тех пор я ее не видел. В конце концов, — он криво усмехнулся, — за два доллара вы узнали достаточно.
Я оставил его и двинулся вдоль огражденной балюстрадой галереи. Волны прилива меланхолично ударяли о сваи. Неоновые буквы станции техобслуживания дрожали на море, словно обгоревшее пятно. Когда я постучал, на двери загрохотала бляшка с цифрой семь. Узкая полоска света, обрисовывающая дверь, несколько расширилась. Увидев меня, женщина за дверью хотела ее захлопнуть, но я всунул локоть и плечо в щель и вошел.
— Вали отсюда! — сказала она.
— Я хочу задать только пару вопросов. — А у меня как раз потеря памяти! — казалось, она всерьез относилась к своим словам. — Иногда я не знаю, как меня зовут.
Голос ее был мертв, лицо лишено выражения. Лишь в глазах и в уголках губ мелькали следы позабытой мимики. Она была молода и стара одновременно. Куталась в пикейный розовый халат, так что я не понимал, кто она — хорошо законсервированная женщина или преждевременно угасающая девушка. Глаза ее были цвета мрака в углах комнаты.
— А как тебя зовут?
— Называй меня Элегантка!
— Офигенное имя!
— Спасибо. Как-то пришло мне в голову, когда я чувствовала себя на сто два. Давно уже себя не чувствую.
Она оглядела комнату, словно во всем было виновато окружение. Скомканные простыни валялись на полу, на комоде между надкусанных гамбургеров стояли пустые бутылки, на креслах был развешан ее гардероб.
— Где Эл? — спросил я.
— Он должен был вернуться уже давно. Но вот нету…
— Как его фамилия?
— Он велел называть себя Эл Нестерс.
— А откуда он?
— Этого я не должна говорить.
— Почему?
Она сделала какой-то неопределенный нервный жест.
— Что это ты себе воображаешь? Не слишком ли много ты хочешь знать? Отвечать на это я и не пробовал.
— Он давно уехал отсюда?
— Больше двух часов. Точнее не знаю. Никогда не замечаю времени.
— Он надел парик, усы и бороду перед уходом?
Она смерила меня понимающим взглядом.
— Ничего такого он не носит.
— Или ты об этом не знаешь…
На ее лице мелькнула тень заинтересованности, возможно, даже раздражения.
— Что такое? Эл меня пробросил?
— Возможно. Когда я его вечером видел, у него был длинный черный парик в комплекте с усами и бородой.
— Где ты его видел?
— В Нортридже.
— Это ты ему обещал деньги?
— Нет, но я действую от имени того человека.
В этом была доля правды — ведь я работал на жену Стенли Броудхаста. Я чувствовал себя посредником между двумя привидениями. В ее глазах вновь мелькнула заинтересованность.
— Ты привез эту тысячу?
— Ну, не столько…
— Можешь мне оставить то, что привез.
— Мне так не кажется.
— Хотя бы чтоб хватило на жратву…
— Это сколько же?
— Двадцать долларов удовлетворит меня на сегодня и на весь завтрашний день.
— Я подумаю. Но я не уверен, что Эл развязался с обязательствами…
— Ты отлично знаешь, что развязался, если ты в этом сидишь. Он уже два дня ждет прибыли. Сколько еще ждать?
Я должен был бы ответить: до Судного Дня. Но говорить этого я не хотел, а потому ответил:
— Мне не кажется, что эта услуга стоит кусок…
— Не заливай! Так было написано, — ее мутные глаза сузились. — А ты и в самом деле действуешь от имени этого надутого пузыря? Как его там, Броудмен?
— Броудхаст. Стенли Броудхаст.
Она расслабилась на краю кровати. Не дожидаясь, пока в ней снова пробудятся подозрения, я показал ей фотографию, полученную от матери Сьюзан. Она разглядывала ее с выражением зависти и признания.
— Когда-то я была такой же хорошенькой… — сказала она, возвращая фотографию.
— Разумеется, Элегантка!
Это прозвище было ей приятно. Улыбнулась.
— И не так давно, как тебе кажется.
— Я верю. Ты не знаешь эту девушку?
— Видела ее раза два.
— Давно?
— Кажется, недавно. Время у меня страшно путается. Столько всего…
Она была здесь на этой неделе.
— И что делала?
— Ну, об этом спроси Эла. Он велел мне выйти из комнаты и подождать в машине. Хорошо, что я не ревнива. Это необходимо признать!
— Думаешь, Эл переспал с ней?
— Возможно. От него всего можно ожидать. Но главное, он хотел ей развязать язык. Велел мне подсыпать ЛСД в кока-колу, чтобы она расклеилась.
— О чем она говорила?
— Откуда мне знать? Эл забрал ее куда-то и больше я ее не видела.
Речь шла, видимо, о деле этого Броудмена… Броудхаста… Эл ни о чем другом не думает всю неделю.
— В какой день это было? В четверг?
— Не помню… Сейчас попробую вспомнить… — ее губы двигались в такт счету, словно между тем днем и нынешним проходила смена часовых поясов. — В воскресенье мы выехали из Сакраменто, это я хорошо помню. Эл поехал в Сан-Франциско ответить на объявление. Ночевали мы там, а в понедельник приехали сюда… А, может, во вторник?.. Еще раз — какой сегодня день?
— Вечер субботы. Собственно, уже утро воскресенья.
Она принялась считать на пальцах. Сменяющие друг друга ночи и дни тенью ложились на ее лицо.
— Кажется, Эл поймал этого Броудхаста в среду. Вернулся и сказал, что мы можем махнуть за границу самое позднее в субботу… — она глянула на меня неожиданно враждебно. — Где эти деньги? Что с ними происходит?
— Их не заплатили.
— И когда мы их получим?
— Не знаю. Я даже не знаю, что Эл должен был сделать за эти деньги.
— Самое простое, — сказала она. — Речь шла об этом типе с бабой. Эл должен был указать, где они есть. Это ты должен знать, если работаешь на Броудхаста.
— Броудхаст мне не исповедуется.
— А объявление в «Кроникл» ты видел?
— Нет. У тебя оно есть?
Я поторопился, ее лицо стало недоверчивым.
— Может, есть, а может, нет… Что я за него получу?
— Что-нибудь получишь, обещаю. Но если объявление было напечатано в «Сан-Франциско Кроникл», то его видели, по меньшей мере, миллион человек. Можешь показать и мне.
Она взвесила то, что я ей сказал, после чего вытащила из-под кровати набитую сумку, открыла ее и дала мне газету, потертую в местах сгиба. Объявление занимало две колонки высотой сантиметров пятнадцать. Ниже уже виденных мною у Стенли Броудхаста фотографий следовал несколько измененный текст:
«Кто может опознать этих мужчину и женщину? Они приехали в Сан-Франциско на машине около 5 июля 1955 года и назывались мистер и миссис Ральф Смит. Отсюда они, скорей всего, отплыли через Ванкувер на Гонолулу на корабле „Свенси Кастл“, вышедшем из Сан-Франциско 6 июля 1955 года. Однако, могут проживать до настоящего времени в районе залива Сан-Франциско. Тысяча долларов — за информацию, которая поможет установить место настоящего проживания этой пары».
Я повернулся к женщине, просившей называть себя Элеганткой.
— Ну, и где же они?
— Ты меня спрашиваешь? — она пожала плечами так энергично, что халат распахнулся, она запахнула его потесней на груди. — Хотя я, кажется, видела эту женщину…
— Когда?
— Это надо вспомнить…
— Как ее имя?
— Эл не сказал мне. Он вообще ничего мне не говорит. Но мы заезжали к ней домой, когда ехали сюда. Я видела ее лицо в дверях. Конечно, она постарела, но я совершенно уверена, что это была она, — она задумалась. — А может и нет… Кажется, это она дала Элу газету…
— С объявлением?
— Да. Как-то не складывается, да? Может, бреханул? А может, у меня крыша едет…
— Ты можешь сказать, где находится этот дом?
— Это будет стоить, — ответила она.
— Сколько?
— Как в объявлении — тысячу. Эл меня прибил бы, если бы я взяла меньше.
— Эл не вернется.
Она нашла глазами мои глаза и не отвела взгляд.
— Он умер, да?
— Да…
Она сжалась на краю кровати, словно известие о смерти Эла дохнуло на нее холодом.
— Я знала, что мы не доберемся в эту Мексику… — она бросила на меня ледяной злобный взгляд, словно лишенный яда уж. — Это ты его прикончил?
— Нет.
— Легавые?
— С чего это тебе пришло в голову?
— Эл был в бегах… — она оглядела комнату. — Мне надо убираться отсюда…
Но она не двинулась.
— Откуда сбежал Эл?
— Смотался из тюрьмы. Когда-то он сказал мне это по пьянке. Надо мне было его бросать пока не поздно… — она вскочила и огляделась тревожно. — А что с моим «Фольксвагеном»?
— Думаю, легавые наложили на него лапу.
— Но мне надо выбираться отсюда… Возьми меня с собой!
— Нет. Ты можешь сесть в автобус.
Она некоторое время обзывала меня, но это не произвело большого впечатления. Когда я двинулся к двери, она побежала за мной.
— Сколько ты можешь дать?
— Ну, не тысячу.
— А сотню? Мне хватило бы, чтобы добраться до Сакраменто…
— Ты из Сакраменто?
— Там живут мои родители, но они не желают меня знать.
— А Эл?
— У него нет родителей, он вырос в приюте.
— Где?
— В каком-то городке на север отсюда. Мы заезжали туда по дороге и он показывал мне приют.
— В приют вы заходили?
— Ничего ты не понимаешь, — заявила она покровительственно, — он показал мне приют, когда мы проезжали мимо. А останавливались мы в городе, чтобы добыть денег на бензин и на жизнь.
— В каком городе?
— В одном из этих Санта… Кажется, в Санта-Терезе.
— Как вы добыли деньги?
— Эл выдурил их у одной старухи, она дала ему двадцать долларов. У Эла свои методы для старых дамочек.
— Ты могла бы ее описать?
— Черт ее знает… Такая трухлявая бабенка в стареньком домике на маленькой улочке… Улочка была даже красивая — вся в цветущих фиолетовых деревьях…
— Жакарандах?
Она кивнула.
— Да, в цветущих жакарандах…
— А эту женщину звали не миссис Сноу?
— Кажется, да…
— А та женщина из объявления? Где живет она?
На ее лице появилось выражение идиотской хитрости.
— Это стоит денег, в том-то все и дело.
— Я дам тебе пятьдесят долларов.
— Покажи!
Я достал бумажник и дал ей банкнот, полученный в качестве премии от Фран Армистид. Я был, пожалуй, рад избавиться от него, хотя и на этот раз почувствовал нечто унизительное для обеих сторон. Словно заплатил первый взнос за этот номер и его обитательницу. Она поцеловала бумажку.
— Ты упал с неба! Я выберусь из этой дыры!
Но комнату она оглядела так, словно это был кошмар, повторяющийся в ее снах бесконечно.
— Ты хотела рассказать мне, где живет женщина из объявления.
— Хотела? — она казалась встревоженной. Помолчав, нехотя сказала: — Она живет в таком большом старом доме в лесу.
— Выдумываешь?
— Не выдумываю.
— О каком лесе ты говоришь?
— Где-то на Полуострове. Я не обращала большого внимания на дорогу. Была в отключке после эйнштейновского сеанса.
— Эйнштейновского сеанса?
— Угу… Это когда человек долетает до конца галактики, до самой последней звезды, где кончается космос…
— И где же на Полуострове?
Она потрясла головой, как трясут остановившиеся часы.
— Не помню… Столько этих мест, одно за другим… Я не помню, где именно…
— Как выглядит дом?
— Он был очень старый, двухэтажный… нет, трехэтажный… У него две круглые башенки, по одной с каждой стороны…
Она подняла руки и помахала ими.
— Какого он был цвета?
— Кажется, такой серый… Он казался серо-зеленым между деревьями.
— Какими деревьями?
— Дубами, — сказала она. — И соснами… Но в основном дубами.
Я с минуту подождал.
— Что ты еще помнишь?
— Наверное, это все. На самом деле меня там не было, понимаешь? На самом деле я была где-то возле Арктура и смотрела сверху… Ага! Между деревьев бегал громадный пес. Дог. Он лаял достаточно грозно…
Демонстрируя, она залаяла басом.
— Пес был из этого дома?
— Не знаю… Наверное, нет. Да, помню, я подумала, что он похож на потерявшегося. Это тебе что-то дает?
— Не знаю. В какой день это было?
— Кажется, в воскресенье… Я говорила, что мы выехали из Сакраменто в воскресенье, правда?
— Маловато за пятьдесят долларов…
Она смутилась и испугалась, что я отниму у нее деньги.
— Если хочешь, я могу переспать с тобой…
Не дожидаясь моего ответа, она встала и сбросила розовый халат на пол. Тело у нее было юным с высокой грудью и узкой талией, она казалась даже хрупкой. Однако, плечи и грудь покрывали синяки, словно ордена за верную службу. Это была преждевременно угасшая девушка. Она подняла на меня глаза. Уж не знаю, что она прочла на моем лице, однако произнесла:
— Эл меня немного поколотил. Он был жутко голодным после тюремного поста. Кажется, ты меня не хочешь, да?
— Спасибо тебе. У меня был тяжелый день…
— И ты меня с собой не возьмешь?
— Нет.
Я дал ей свою карточку и попросил, чтобы позвонила за мой счет, если что-нибудь вспомнит.
— Вряд ли, — сказала она, — у меня память, как сито…
— Ну, если тебе нужна будет помощь…
— Помощь мне нужна всегда. Но ты обо мне больше и слышать не захочешь…
— Ну, как-нибудь переживу.
Она положила руки мне на плечи, приподнялась на цыпочках и мазнула по моим губам своими, грустными и безвольными.
Выйдя, я сложил объявление Стенли Броудхаста и вместе с книжкой в зеленой обложке сунул в багажник своей машины. После этого вернулся к себе, в Западный Лос-Анджелес.
Перед тем, как лечь в постель, я позвонил по телефону, где принимали сообщения для меня. Ночная дежурная сообщила, что звонил Эрни Шипстад. Мужчина, труп которого я нашел в доме Стенли Броудхаста, сбежал недавно из федеральной тюрьмы в Фолсоме. Это был рецидивист по имени Элберт Свитнер, впервые был арестован в Санта-Терезе в Калифорнии.