Миссис Сноу встала и направилась к двери, словно желая выпустить меня. Атмосфера ее дома угнетала меня, но уйти я еще не был готов. Я не двинулся с места и она, потягавшись со мной в молчании, вернулась и опустилась на диван.
— Еще что-то?
— Да. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне, миссис. Это непосредственно не связано ни с вами, ни с Фредериком. Вы, кажется, работали в семействе Броудхаст, когда капитан Броудхаст сбежал из дома?
— Да, работала.
— Вы случайно не знали эту женщину?
— Эллен Килпатрик? Разумеется, знала. Она была женой здешнего посредника по продаже недвижимости. Преподавала рисование в школе. Это не так давно ее муж стал владельцем Каньона Истейтс, а тогда они едва сводили концы с концами. Видно, миссис Килпатрик увидела возможность поправить свои дела и расставила сети на капитана Броудхаста. Все происходило на моих глазах. Как только миссис Броудхаст выходила за порог, они подбрасывали мне Стенли и шли в охотничий домик. Считалось, что миссис Килпатрик учила капитана рисовать, но, разумеется, она учила его совсем другому… Им казалось, что они всех водят за нос, но это только казалось. Я часто ловила их на тайных взглядах, словно они жили в собственном мире, за границами которого ничего не существовало.
— А миссис Броудхаст знала об их романе?
— Как она могла не знать? Я видела, как она страдает. Но она никогда ни слова не проронила, по крайней мере, в моем присутствии. Я думаю, она хотела избежать разрыва. Понимаете, она из известной в городе семьи… Во всяком случае, в свое время это была очень известная семья. Возможно, она думала также и о Стенли. Хотя, когда я думаю об этом теперь, мне кажется, что откровенный разрыв ему пошел бы больше на пользу. Он все время спрашивал меня, что папа делает с этой дамой в охотничьем домике. Мне приходилось изобретать невероятные истории, но на самом деле он мне никогда не верил. Дети всегда все знают…
— Значит, это продолжалось долгое время?
— По меньшей мере, год. Это был удивительный год, даже для меня. Я была экономкой в доме миссис Броудхаст, находилась там, но у меня было впечатление, словно я смотрю на все это снаружи. Со временем эти двое перестали стесняться меня и вели себя так, словно я была мебелью. Под конец даже не всегда отправлялись в охотничий домик. Может быть, потому, что Фредерик тогда работал как раз на строительстве дороги на верху каньона. Словом, они оставались в доме в отсутствие миссис Броудхаст. Они закрывались на ключ в маленькой комнате и выходили оттуда с горящими щеками, а я должна была объяснять Стенли, почему скрипела козетка… — ее лицо под толстым слоем пудры тронул легкий румянец. — Не знаю, зачем рассказываю все это вам, мистер. Я дала себе слово, что унесу все это с собой в могилу…
— Вы не знаете, что подтолкнуло их к отъезду?
— Думаю, все это становилось слишком тягостным. Сил не хватало даже у меня. Думаю, если бы они не сбежали, я не смолчала бы.
— Куда они поехали?
— В Сан-Франциско, по крайней мере, так говорилось. Во всяком случае, никто из них уже не вернулся. Я не знаю, на что они жили. У капитана не было ни занятия, ни состояния. Зная их, я допускаю, что это именно она достала себе место и кормит их обоих до сегодняшнего дня. Капитана трудно было бы назвать человеком практичным…
— А ее?
— О, она артистического типа. Но на самом деле она была намного практичнее, чем старалась показать. Она делала вид, что витает в облаках, а на самом деле твердо стояла обеими ногами на земле. Иногда мне было искренне жаль ее — она следила за ним глазами, как собака за своим хозяином. Я часто думала об этом позднее. Как женщина, у которой есть муж и сын, может так сохнуть по чужому мужу?..
— Судя по фотографии, капитан был весьма красивым мужчиной…
— Да, так оно и было. А где вы видели его фотографию?
Я показал ей объявление Стенли. Она его узнала.
— Эта газета была у Элберта Свитнера. Он хотел увериться, что это капитан Броудхаст, я подтвердила.
— А о женщине он не спрашивал?
— Это не было нужно, он давно уже знал миссис Килпатрик. Она была его учительницей, когда он жил у нас, — протерев очки, она вновь склонилась над фотографией. — Кто дал это объявление в газету?
— Стенли Броудхаст.
— Откуда он взял тысячу долларов награды? У него же цента за душой не было…
— У матери, во всяком случае, так он планировал.
— Понятно… — она подняла на меня глаза, в которых стояло прошлое. — Бедный маленький Стенли! До конца хотел понять, что происходило в охотничьем домике…
Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.
— Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.
— Если бы я мог поговорить с Фредериком…
— Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.
— Я буду иметь это в виду…
Она покачала головой.
— Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением: — Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!
— Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику…
— Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением… — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.
Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.
Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959 г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:
«Дорогой Фриц!
Мы не виделись так давно! Что слышно в нашей старой доброй Санта-Терезе? У меня маленькая дочурка, она родилась под самое Рождество, 15 декабря, и весила почти три с половиной килограмма! Настоящая куколка, скажу тебе! Мы решили назвать ее Сьюзан. Я очень счастлива и надеюсь, что ты тоже счастлив. Передай мои наилучшие рождественские пожелания своей маме.
Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:
— Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.
Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:
— Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.
— А что с пассажирами?
— Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.
— Обрисуйте точнее, где это?
— Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?
— Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.
— К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять…
— Какой след?
— Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.
— Она могла бы опознать его?
— Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.
Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.
— Как себя чувствуешь, Фриц? — спросил я.
— Отвратительно…
Он приоткрыл дверь пошире. В мятой пижаме он был больше похож на неаккуратного мальчишку, чем на взрослого мужчину.
— Возвращайся к себе и сиди тихо! — рявкнула на него мать.
Он покачал всклокоченной головой.
— Не хочу сидеть! Меня мучают видения!
— Какие видения, Фриц? — спросил я.
— Мистер Броудхаст в могиле…
— Это ты похоронил его?
Он кивнул и расплакался. Так он и стоял, кивая и заливаясь слезами, пока мать не встала между нами. Она всем своим маленьким весом налегла на его безвольное тело и втолкнула его обратно в комнату. Потом закрыла дверь, повернула в замке ключ и, держа его, словно оружие, повернулась ко мне.
— Я прошу вас выйти отсюда! Вы опять выбили его из равновесия!
— Если это он вчера закопал Стенли Броудхаста, вам не удастся этого скрыть, миссис. Нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться…
Она выдавила звук, долженствовавший символизировать смех, но прозвучавший как тявканье терьера:
— Это не я сумасшедшая. Он имеет такое же отношение к смерти Стенли, как и я. Вы все так напугали его, так все перепутали в его бедной голове, что он уже сам не знает, где был и что делал! Но я абсолютно уверена в том, что ничего плохого он не сделал! Я хорошо знаю своего сына…
Она говорила это с такой уверенностью, что я почти поверил ей.
— Однако, я уверен, что он знает больше, чем говорит…
— Вы хотели сказать «знает меньше», не так ли? Он сам не знает, что он знает. И не стыдно вам преследовать бедную вдову и ее единственного ребенка?! Если доктор увидит его в таком состоянии, он захочет поместить его в сумасшедший дом.
— Он уже бывал там когда-нибудь?
— Нет, но чуть не попал туда. Если бы миссис Броудхаст не заплатила за лечение…
— Это было в 1955 году?
— Да. А теперь я прошу вас покинуть мою кухню. Я не приглашала вас сюда и прошу выйти!
Я поблагодарил ее и вышел. Возле дома стоял желтый спортивный автомобиль, из которого вышел не первой молодости мужчина в тренировочном костюме. Он достал из багажника докторскую сумку и двинулся в мою сторону. Седые волосы и голубые глаза резко контрастировали с его загаром.
— Доктор Жером?
— Да.
Он окинул меня вопросительным взглядом, я сообщил, кто я и чем занимаюсь.
— Меня пригласила Джин Броудхаст. Кстати, как себя чувствует Элизабет Броудхаст?
— Она измучена и потрясена, это привело к сердечному приступу. В целом, все не слишком серьезно.
— Я мог бы поговорить с ней?
— Не сегодня. Быть может, завтра. Но я бы не советовал говорить с ней о сыне. Да и о внуке тоже, — доктор глубоко вздохнул и произнес с неожиданным глубоким сочувствием: — Я осмотрел в морге тело Стенли. Печально, когда умирает такой юный человек!
— Причиной смерти была колотая рана?
— Вероятно.
— Вы были его врачом?
— Большую часть его жизни. Пока он жил дома, я осматривал его достаточно регулярно. Потом он временами наведывался ко мне. Он любил спросить моего совета, когда его что-то тревожило.
— Что именно его тревожило?
— У него были скорее эмоциональные, семейные тревоги. Я не считаю это темой для беседы с посторонними лицами.
— Стенли это уже не повредит. Он мертв.
— Бог его знает… — не без горечи произнес доктор. — Дорого я дал бы, чтобы узнать, кто убил и закопал его.
— Ваш пациент, Фриц Сноу, утверждает, что закопал его он.
Я следил за его реакцией, он не отвел взгляда своих спокойных глаз и его загорелое здоровое лицо оставалось все таким же. Он даже слегка усмехнулся:
— На вашем месте я бы в это не верил. Фриц во всем признается.
— Откуда вы знаете, что это не так?
— Он является моим пациентом вот уже двадцать лет…
— Он душевнобольной?
— Этого я не сказал бы. Он болезненно впечатлителен, склонен к самооговорам, во всем обвиняет себя. Если его вывести из равновесия, он полностью теряет ощущение реальности. Сколько я его знаю, бедняжка Фриц остается маленьким запуганным мальчиком.
— А чего он, собственно, боится?
— Помимо прочего, матери.
— Я бы тоже боялся…
— Все мы боялись бы на его месте, — пошутил доктор. — Это, хоть и хрупкая, но железная женщина. Что ж, ее сделала такой жизнь. Ее бедняга муж был очень похож на Фрица. Он не удерживался ни на одной работе. Подозреваю, что в основе всего лежит какое-то генетическое нарушение. Собственно, если дело касается наследственности, мы абсолютно бессильны…
Мы оба глянули в сторону дома. Миссис Сноу наблюдала за нами в окно, заметив, что мы смотрим в ее сторону, она опустила занавеску.
— Я должен навестить пациента, — произнес доктор.
— Может, мы поговорим о нем еще как-то? Даже если Фриц невиновен, как вы утверждаете, чем-то он, несомненно, связан с основным подозреваемым в убийстве Стенли, — я рассказал ему об Элберте Свитнере и найденной Килси студентке, которая его видела. — С другой стороны, известно, что Фриц имел доступ к орудиям, которыми выкопана могила. Более того, он признается, что похоронил Стенли…
Доктор медленно покачал седой головой.
— Если бы рухнуло небо, Фриц также приписал бы себе вину. Честно говоря, весьма вероятно, что Стенли сам себе вырыл могилу.
— Мы с помощником коронера допускали возможность этого…
— Учитывая факты, это более чем возможность, — отрезал Жером. — Осматривая тело Стенли, я обнаружил мозоли на его руках.
— Что за мозоли?
— Самые обычные. На обеих ладонях, — доктор похлопал широкими пальцами правой руки по открытой ладони левой. — Появились в результате механического воздействия, идентичны тем, которые появляются от лопаты на руках непривычного человека. Хотя, конечно, трудно поверить, чтобы кто-то сам копал себе могилу…
— Возможно, кто-то вынудил его, — ответил я. — Эл Свитнер, этот человек в парике, был рецидивистом. Он мог стоять над Стенли с пистолетом в руке. А, возможно, у Стенли были другие поводы копать…
— Какие?
— Не знаю. Возможно, он сам хотел закопать кого-то. С ним была молодая девушка… И его сынишка…
— Что же случилось с ними?
— Именно это я еду сейчас выяснять.