— Господи, что вы делаете?! — послышался голос Джин из-за моей спины.
— Развлекаюсь.
— Положите это, пожалуйста. Элизабет будет недовольна тем, что трогали пистолеты.
Я спрятал оружие в футляр.
— Хорошие пистолеты.
— Мне так не кажется. Я ненавижу все, что стреляет!
Она умолкла, но взгляд ее говорил о том, что она еще не все сказала. Вместо короткого яркого платьица на ней было черное платье, закрывающее колени, которое не слишком ей шло. Она опять напоминала актрису — на этот раз девочку, играющую взрослую женщину.
— Я прилично выгляжу в этом?
В ее голосе звучала неуверенность, словно, потеряв мужа и сына, она усомнилась в себе самой.
— Если бы вы и захотели, то не сумели бы выглядеть иначе.
Она отмахнулась от комплимента резким движением руки и устроилась на диванчике, поджав под себя ноги и укрыв их черной юбкой. Я закрыл футляр с пистолетами и положил его на место.
— Это пистолеты отца вашей свекрови?
— Да, они остались от отца Элизабет.
— Она иногда пользуется ими?
— Если вы хотите знать, стреляет ли она птиц, то нет. Это всего лишь бесценная память великого человека. Все в этом доме — память… Я сама иногда чувствую себя тут экспонатом…
— Это платье вашей свекрови?
— Да.
— Вы хотите поселиться в этом доме?
— Возможно… Сейчас он совпадает с моим настроением…
Она наклонила голову, словно прислушиваясь, как будто черное платье было космическим скафандром с встроенной рацией.
— Когда-то Элизабет охотилась на птиц и научила стрелять Стенли. Наверное, это его волновало, иначе он не рассказал бы мне об этом. Кажется, сама она тоже тревожилась по этому поводу, во всяком случае, она бросила охоту еще до того, как мы познакомились… А вот мой отец так и не бросил, — сказала она внезапно. — Во всяком случае, пока мамочка не ушла от него. Он обожает стрелять во все, что двигается! А потом нам с мамочкой приходилось чистить перепелок и голубей… После нашего ухода я ни разу даже не проведала его!
Она без предупреждения перескочила с семьи Стенли на свою. Заинтригованный этим, я спросил:
— Вы не хотите вернуться к своей семье?
— У меня нет семьи. Мамочка во второй раз вышла замуж, живет в Нью-Джерси. А у отца, когда я слышала о нем в последний раз, была спортивная лодка на Багамах, и он возил богатых туристов удить большую рыбу. Я не могу явиться ни к кому из них, они посчитали бы, что все случившееся — моя вина…
— Почему?
— Так посчитали бы. Потому, что я ушла из дому и самостоятельно окончила университет. Они оба обижены на меня за это. Девушка должна делать то, что ей укажут!
Она сказала это голосом, полным сожаления о своих родных.
— А кого вините в случившемся вы?
— Разумеется, себя. И Стенли немного, — она вновь опустила глаза. — Я знаю, это ужасно, то, что я говорю! Я могу простить ему эту девушку и всю эту идиотскую историю с его отцом. Но какого черта… но зачем он забрал с собой Ронни?!
— Он хотел получить у матери деньги и визит Ронни был частью сделки…
— Откуда вы это знаете?
— Мне сказала Элизабет.
— Это похоже на нее, она холодная, — но тотчас же добавила, желая быть справедливой к свекрови:
— Я не должна этого говорить. Она достаточно страдала. Мы со Стенли никогда не были для нее утешением, всегда только брали, ничего не давая взамен.
— Что вы брали?
— Деньги…
Она злилась на себя.
— У Элизабет много денег?
— Разумеется, она богата. Она составила состояние на строительстве Каньона Истейтс и у нее еще остались сотни акров. — Ну, они не приносят большой прибыли, не считая нескольких акров авокадо… У вашей свекрови подозрительно много неоплаченных счетов…
— Это потому, что она богата. Богачи никогда не платят по счетам. У моего отца в свое время был небольшой спортивный магазинчик в Рено. И он был вынужден постоянно грозить судом именно тем людям, для которых его счета ничего не значили. У Элизабет тысячи долларов годового дохода.
— Сколько тысяч?
— Точно я не знаю. Она не афиширует своих доходов, но она их имеет.
— Кто унаследует состояние, если она умрет?
— Типун вам на язык! — в ее голосе прозвучал суеверный страх. — Доктор Жером сказал, что она выздоравливает, — она овладела голосом. — Приступ был вызван только влиянием тревоги и шоком.
— Говорит она нормально?
— Разумеется. Но на вашем месте я сейчас не мучила бы ее.
— Я урегулирую эти вопросы с доктором Жеромом, — успокоил ее я. — Но вы не ответили на мой вопрос. Кто ее наследник?
— Ронни, — произнесла она тихо, но вся ее поза выдала сильное волнение. — Вы тревожитесь, кто вам заплатит, мистер? Вы поэтому сидите здесь вместо того, чтобы искать его?!
Я не стал отвечать, а просто помолчал некоторое время, пока она не успокоится. Гнев и боль пульсировали в ней, сменяя друг друга… Она обратила гнев на себя, теребя подол платья, словно готовая разорвать его. — Не делайте этого, Джин.
— Почему? Отвратительное платье!
— Ну, так переоденьтесь. Нужно взять себя в руки.
— Я не вынесу этого ожидания!
— Должны вынести. Видимо, это продлится еще какое-то время. Это не так просто. Пришлось бы прочесать пол-Калифорнии и кусок океана в придачу, — у нее было такое убитое лицо, что я добавил: — У меня есть верный след, — я вынул объявление с фотографиями отца Стенли и жены Килпатрика. — Вы видели вот это?
Она склонилась над листком.
— Да, но вскоре после того, как оно появилось в «Кроникл». Стенли дал это объявление без моего ведома, когда мы были в Сан-Франциско в июле. Матери он тоже ничего не сказал. Она страшно злилась, увидав объявление.
— Почему?
— Сказала, что он откапывает старый скандал. Но, кажется, это не беспокоило никого, кроме нее и Стенли.
«И Джерри Килпатрика, — подумал я, — и его отца, и, возможно, искомой женщины…»
— Вы знаете, кто эта женщина, миссис?
— Как говорит Элизабет, ее фамилия Килпатрик, она была женой здешнего посредника по продаже недвижимости, Брайана Килпатрика.
— В каких отношениях с Килпатриком находится ваша свекровь?
— Насколько мне известно, в очень хороших. Они совладельцы — вместе застраивали Каньон Истейтс.
— А что вам известно о сыне Килпатрика, Джерри?
— Наверное, я не знаю его. Как он выглядит?
— Худой парень, лет девятнадцати, с длинными рыжеватыми волосами и бородкой. Очень нервный — треснул меня вчера вечером пистолетом по голове. — Это он взял Ронни с этой девушкой на яхту?
— Он.
— Возможно, я и видела его, — глаза ее устремились куда-то вдаль, словно она исследовала свою память. — У него тогда не было бороды, но, кажется, это он был у нас дома как-то вечером, в июле. Я видела его всего какое-то мгновение, Стенли сразу же закрылся с ним в кабинете. Кажется, он пришел с этим объявлением… — она запрокинула лицо. — Вы думаете, что он нам мстит? За то, что его мать сбежала с отцом Стенли?
— Все может быть… Парень, кажется, до сих пор любит мать. Не исключено, что он именно у нее будет искать укрытие.
— Значит, нам нужно найти ее, — сказала Джин.
— Я тоже так думаю. Если можно верить имеющимся у меня сведениям, экс-миссис Килпатрик проживает где-то на Полуострове, к югу от Сан-Франциско.
Она ухватилась за это, как утопающий за соломинку.
— Вы поедете туда? Вы же сделаете это для меня? Сегодня же?
К ее щекам снова прилила отхлынувшая кровь и мне было жаль охлаждать этот пыл.
— Разумней будет подождать, пока мы не отыщем более ясный след. Джерри участвовал в регатах в Инсенейд и с той же вероятностью мог отплыть в том направлении…
— В Мексику?
— Многие молодые люди направляются туда. Разумеется, нельзя отмахиваться и от следа, ведущего на Полуостров…
Она встала.
— Я сама туда поеду.
— Нет, вы останетесь здесь, миссис.
— В этом доме?
— Во всяком случае, в городе. Маловероятно, что это похищение с целью получения выкупа, но если это все же так, то похитители рано или поздно выйдут на вас.
Она глянула на телефон, словно он уже зазвонил.
— У меня нет денег…
— Вы только что говорили о богатстве своей свекрови. При крайней необходимости деньги вы найдете, это даже хорошо, что вы затронули эту тему.
— Потому что я не заплатила вам…
— У меня не горит. Но вскоре нам может понадобится некоторая сумма наличными…
Она снова встревожилась и заходила кругами по тесной комнатке, рассерженная и нескладная, в черном платье не по фигуре.
— Я не стану просить денег у Элизабет, могу поискать работу…
— В данной ситуации это не слишком реально.
Она остановилась передо мной. Мы обменялись короткими взглядами, которые могли стать обещанием остаться врагами навеки, но с той же вероятностью — клятвой в вечной дружбе, на жизнь и на смерть. Долго сдерживаемый гнев вскипал в ней, словно вулканическая лава в недрах земли, глубже, чем горечь неудавшегося замужества и боль вдовства. Но заговорила она более уверенно, словно окончательно разобралась во мне.
— Коль скоро мы говорим о реальности, так какие шаги вы предприняли для поисков моего сына?
— В данный момент я жду разговора с неким Вилли Маккеем, владельцем сыскного бюро в Сан-Франциско. Он знает район залива, как собственные карманы, и я хотел бы получить его содействие.
— Так сделайте это. Необходимые деньги я достану, — она произнесла это так, словно все решила и не только относительно денег. — Но что намерены делать вы?
— Ждать. Задавать вопросы.
Она нервно махнула рукой и снова села.
— Ничего… Только задавать вопросы…
— Это и меня временами мучает. Некоторые люди и без вопросов рассказывают мне разные вещи. А вот вы к таковым не относитесь…
Она подозрительно глянула на меня.
— Что еще такое?
— Да так… Странным был этот ваш брак…
— И вы хотите, чтобы я рассказала вам о нем…
Это был не вопрос, а констатация факта.
— Охотно послушаю.
— И с какой стати я должна вам рассказывать?
— Потому что вы впутали меня во все это.
Это снова ее разозлило, что, впрочем, было несложно, гнев словно дремал под ее тонкой кожей.
— Я слыхала, что есть болезнь, когда люди подсматривают за другими. А вот вы подслушиваете!
— А чего вы стыдитесь?
— Мне нечего стыдится! — ответила она. — И оставьте меня в покое, я не хочу об этом говорить.
Некоторое время мы сидели в молчании. Я чувствовал, что как никогда близок к тому, чтобы влюбиться в нее, отчасти потому, что она — мать Ронни, но также и потому, что это молодая и красивая женщина. Ее фигурка в тесном черном платье брала меня за сердце, однако траур словно окружал ее тенью, сквозь которую я не мог пробиться. Кроме того, напомнил я себе, я вдвое старше ее. Она открыто смотрела на меня, словно читая мои мысли.
— Мне трудно об этом говорить, — произнесла она. — Я даже себе в этом не признавалась. Мой брак был ошибкой. Стенли жил в своем мире, и я не сумела войти в этот мир. Возможно, будь он здесь, он сказал бы то же обо мне. Мы никогда не говорили об этом… Жили под одной крышей, но каждый — своей собственной жизнью. Я занималась Ронни, а Стенли все глубже уходил в свои поиски. Я иногда подглядывала за ним, когда он запирался в кабинете, сидел и часто бесцельно перебирал бумаги и фотографии. Он выглядел, как человек, считающий деньги, — добавила она с неожиданной невольной усмешкой. — Однако мне не следовало относиться к нему так несерьезно, — она словно подводила итог. — Я должна была намного серьезнее воспринимать все это. Пастор Райсман предупреждал меня, и был прав, как я сейчас вижу…
— Я охотно поговорил бы с Райсманом…
— Я тоже… Но его нет в живых.
— От чего он умер?
— От старости. Мне в самом деле не хватает его. Он был мудрым человеком, полным доброжелательности. Но меня ослеплял гнев. Ревность.
— Ревность?
— Да. Я ревновала Стенли к его родителям и их разбитому браку. Все время я чувствовала, что это грозит моему собственному браку, постепенно разрушая нашу семью. Стенли все больше уходил в прошлое и все меньше замечал меня. Возможно, если бы я больше старалась, мне удалось бы вернуть его в жизнь. Но вдруг оказалось, что уже поздно. Это объявление в «Кроникл» словно подвело черту, правда?
Телефонный звонок освободил меня от необходимости отвечать. Это был Вилли Маккей.
— Привет, Лью! Акция окончена, я к твоим услугам.
— Я ищу одну женщину. Возраст около сорока лет. Покинула Санта-Терезу пятнадцать лет назад. Тогда ее звали Эллен Стром-Килпатрик. Уехала с мужчиной по имени Лео Броудхаст, не исключено, что они вместе до сих пор. Если верить моей слегка чокнутой информаторше, Эллен проживает где-то на Полуострове, в старом двух- или трехэтажном доме с двумя башенками. Вокруг растут деревья — дубы и немного сосен.
— И никаких более конкретных данных? На Полуострове есть и кое-какие другие деревья…
— Неделю назад возле дома крутился большой дог, похожий на потерянного.
— Что тебе известно об этой Эллен?
— Она — бывшая жена посредника по продаже недвижимости из Санта-Терезы Брайана Килпатрика. Он сказал мне, что Эллен окончила Стенфордский университет.
Вилли удовлетворенно причмокнул.
— В таком случае, начнем с Пало-Альто. Бывшие студентки возвращаются туда, как голуби в голубятню. У тебя нет фотографии Эллен Стром-Килпатрик? — Есть объявление, оно появилось в «Кроникл» в конце июля. Там есть фотография, на которой изображена она и Лео Броудхаст пятнадцать лет назад, когда они впервые прибыли в Сан-Франциско под именем миссис и мистера Ральф Смит.
— Оно у меня в картотеке, — сообщил Вилли. — Если мне не изменяет память, там идет речь о тысяче долларов вознаграждения…
— Тебе редко изменяет память, если речь идет о деньгах.
— Да. Собственно, я недавно опять женился. Могу ли я рассчитывать на вознаграждение в числе прочих кандидатов?
— Не думаю, видишь ли, человек, поместивший объявление, мертв. Я рассказал ему о смерти Стенли и последовавших за этим событиях.
— Какова роль Эллен во всем этом?
— Об этом я бы хотел спросить ее. Ты не задавай ей никаких вопросов. Как только найдешь ее, дай мне знать, я возьму все на себя.
Окончив разговор, я нашел Джин. Ее настроение за это время изменилось — она не хотела отпускать меня и оставаться одна. Когда я закрывал за собой входную дверь, до меня долетел ее обиженный плач.