Человек с горящим сердцем

РЕСПУБЛИКА НА САБУРОВОЙ ДАЧЕ

Господин Якобий, главный врач лечебницы на Сабуровой даче, был верноподданный монархист и самодур.

Мог ли он терпеть в штате больницы этого мастерового Тимофеева? Шапки перед начальством не ломает, спину не гнет, только сбивает с толку служащих. Он и его сообщники перенесли свои преступные собрания в конференц-зал — святая святых больницы. Там звучат возмутительные речи, поносится царский дом. Пора, давно пора изгнать из вверенного ему заведения неблагонадежных!

О, если бы Якобий знал, что мастер Тимофеев и Артем — одно и то же лицо!

В один из дней главный врач помчался в земскую управу:

— Нельзя мириться с засилием в больнице отпетых смутьянов. Обойдусь и половиной персонала. Принимайте меры!

В земской управе недолюбливали высокомерного Якобия, который был близок с самим губернатором. Что же делать со списком увольняемых? В нем доктор Тутышкин, фельдшерицы Базлова и Смирнова, кочегар Россохатский… А на первом месте — мастер Тимофеев.

Свой человек из конторы сообщил Артему о подлой затее главного врача Якобия.

К этому времени, возвратясь из Петербурга, Федор уже поселился на Сабуровой даче. Здесь же обосновались городской и районный комитеты РСДРП, в подземельях больницы хранилось оружие и работал печатный станок. Вблизи Сабурки заводы: паровозостроительный, Мельгозе, Гельферих-Саде. Рядом Народный дом. Корпуса лечебницы в огромном парке, за которым течет прозрачная Немышля. Еще дальше — овраги, хутора и луговые просторы. Лучшего места для подполья во всем Харькове не найти!

Помня о письме Владимира Ильича Ленина в Боевой комитет питерцев, Федор в эти дни укреплял дружины, вооружал и обучал парней военному делу.

На заводах тайно ковали кинжалы, отливали оболочки бомб, а в подвалах Сабурки их начиняли динамитом; Отсылались в Петербург деньги для приобретения оружия.

Но без участия солдат восстание обречено на провал. Федор понял это еще в Петербурге. А Сабурка хороша и тем, что близко гарнизонные казармы.

Так неужели можно позволить Якобию разогнать преданных партии людей, примириться с потерей Сабурки? И работники больницы решили: если Якобий не отменит увольнений, все забастуют.

Попечитель земства Задонский выслушал служащих и призадумался. Забастовка персонала в таком заведении? Около двух тысяч умалишенных… Немыслимое дело! К тому же новые веяния… Стачки-то и собрания дозволены. И земец миролюбиво произнес:

— Мда-а… Господин Якобий погорячился. Он отменит увольнения.

— Ни за что! — воскликнул Якобий. — Держать подстрекателей не стану. Губернатор обещал мне сестер милосердия из военного госпиталя. Я здесь хозяин или эта чернь?

Делегаты служащих доложили собранию о провале переговоров.

— Знаете что, друзья? — предложил Федор. — Давайте-ка изберем больничную комиссию, и пусть она сама отставит от должности распоясавшегося деспота.

Доктор Тутышкин, фельдшерица Базлова, кочегар Степан Россохатский и «мастер» Тимофеев нашли Якобия и Задонского на кухне. Попечитель земства снимал пробу с обеда. Вокруг — повара, стряпухи, судомойки. За едой с миской в руках ввалился и нелюдимый напарник Россохатского по котельной — Мокей Рябуха. Лохматый, грязный и угрюмый.

Россохатский командовал боевой дружиной Сабурки и не слыл трусом, а тут вдруг оробел, даже заикаться стал:

— Мы… То есть больничная комиссия от-тстра-няет вас, господин Якобий, от д-д-должности. Хватит н-над нами измываться! Извольте-ка покинуть нашу Са-бурку!

Якобий опешил, выпучил глаза. Задонский так и застыл с ложкой каши в руке. Главный врач опомнился и затопал ногами:

— Наглецы! Вот позвоню приставу, и он запроторит вас в каталажку. Комиссия, делегаты? Марш отсюда!

Делегаты попятились, но Артем сделал шаг вперед:

— Зря кипятитесь, господин хороший. Тюрьмой грозите? Хватит, откричались.

Кухня полна народу, за окнами возбужденная толпа.

Якобий обернулся к Задонскому, но попечитель благоразумно ретировался.

Россохатский вспомнил о своих обязанностях:

— А ну, люди! Берите-ка этого господина под белы руки — и на тачку. Не желает добром — применим силу!

Якобий отбивался и кричал, но два дюжих молодца-санитара усадили его в тачку с картофельными очистками и обрезками капусты.

Волосатый Мокей Рябуха вывез тачку из широких дверей кухни во двор. Люди расступились, и «экипаж» покатил к воротам.

Повизгивало колесо тачки, под ногами шуршали спавшие листья. Последний выезд Якобия!

— Скатертью дорога!

— А Мокей-то, Мокей! Вот вам и молчун…

Из казенной квартиры выбежала жена Якобия и завопила:

— Вы что это, вы что? Что делаете, хамы? Отпустите его!

— Стой, Мокей, — сказал Артем. — Самодур и сам уже не покажется на глаза сабуровцам! Нужен новый администратор.

Главным врачом тут же избрали доктора Петра Робертовича Ферхмана, а в помощь ему — хозяйственную комиссию.

В земстве растерялись. Самоуправство! Но утвердили и Ферхмана и комиссию. Выдавая депутатам больницы бумагу с официальными полномочиями, сказали:

— И мы рады избавиться от Якобия! Грубый, спесивый…

В больнице все шло по-новому. Больных стали лучше кормить, более внимательно ухаживать за ними, слово «господин» исчезло из обихода, все относились друг к другу тепло, по-товарищески.

Артем радовался. Вот такую бы власть трудящихся во всем городе! Но как вдолбить меньшевикам, что только Советы смогут руководить восстанием, что сейчас дробить силы — преступление. Надо действовать сообща, как призывает Ленин.

Наконец в Харькове были созданы общая подпольная газета и Федеративный Совет обоих комитетов РСДРП. В нем три «впередовца» — Артем, Авилов, Мерцалов — и три меньшевика. Федор стремился осуществить свое, заветное: придать Совету функции рабочей власти. Впрочем, харьковские пролетарии уже сами называли объединенный штаб социал-демократов своим правительством, а полиция строчила донесения, проникнутые ненавистью и страхом:

13 ноября электрическая станция прекратила освещать частные и казенные помещения. Командированному генерал-губернатором адъютанту рабочие ответили, что сделали это по распоряжению своего «правительства», из «канцелярии» которого ими получен приказ прекратить освещение домов богачей и царских слуг, улицы же освещать в интересах пролетариата. Установить местонахождение упомянутой «канцелярии Федеративного Совета» не удается. Она постоянно переносится из дома в дом и охраняется созданной революционерами милицией, которая вооружена револьверами, пиками, топорами и другим оружием.

Испугались топоров и пик рабочей милиции, боевых дружин. Постыдились бы писать! Вовсе не кочевал Совет из дома в дом, а пребывал на Сабурке — неприступном бастионе революционеров. В городе возникло двоевластие, и губернатор просит Совет:

— Включите, господа, электричество!

— Заволновались, голубчики, — торжествовал Федор. И снова охранка плачется департаменту полиции:

18 ноября, во время заседания городской думы, в ее помещение вошла группа революционеров и, прекратив заседание, предъявила требование: немедленно перейти на сторону Федеративного Совета и действовать против правительства или же выйти в полном составе в отставку и передать власть Совету. После крупных пререканий с революционерами члены думы вынуждены были разойтись.

Охранка была права — Совет и впрямь стал хозяином половины города! События развивались быстро.