ОТ АВТОРА

Шел 1925 год. Мне минуло семнадцать лет, и я, оставив детский дом в уездных Валках, поступил через харьковскую биржу труда на паровозостроительный завод. Работал токарем в сборочном цехе.

Заводская молодежь редко пользовалась столовой — чаще завтракали у своих станков. В этот час отдыха пожилые рабочие рассказывали нам уйму занятного. Почти все они были участниками революционных событий 1905 года. В их воспоминаниях неизменно фигурировал Артем. Глаза рассказчиков горели молодым блеском, они лихо подкручивали седеющие усы:

— Артем… Хитрющий был подпольщик! Охранка его ненавидела, а наш брат… Скажет — и мы за ним в огонь! Талант у него был на острое и правильное слово. Не человек, а магнит.

Слушая товарищей легендарного Артема, мы восхищались его жизнью, его подвигами и мечтали походить на него. Но порой нас одолевали сомнения. Да существовал ли такой человек?

Василий Иванович Дубанов, мой наставник в токарном деле, поглаживая свои ржавые от табака усы, терпеливо внушал нам:

— Дурачки вы зеленые, право, дурачки! Будут еще книги про Артема, и памятник ему воздвигнут. И ежели вы, хлопцы, хотите знать, именно на ваших станках и точились бомбы по заказу Артема. Он приходил сюда. Сядет вот на этот верстак и давай с нами балакать… Словно сейчас слышу голос его!

Хотелось бы, конечно, взглянуть на Артема… Но портрет его как-то не попадался на глаза. И у старых рабочих, соратников этого пламенного большевика, не сохранилось даже завалящего снимка. Впрочем, до хождения ли по фотографиям было революционерам в годы подполья?

…Суровой зимой 1927 года я заболел воспалением легких. А летом комитет комсомола послал меня подлечиться в юношеский лагерь на шахтерском курорте в Святогорске, близ Славянска.

Приехал я поздно вечером и, бухнувшись на соломенный матрац в палатке, разбитой в сосновом бору, заснул мертвецким сном.

А рано утром…

Сразу за лагерем струились чистые воды Северного Донца. Тишина, теплынь, воздух напоен смолистым ароматом хвои. По ту сторону реки, как в сказке, — меловая гора, поросшая курчавым лесом. А у ее подножия проглядывают сквозь густую зелень светлые строения и купола церквей. В прежнем монастыре разместился дом отдыха горняков. Славное местечко подыскали себе монахи! А теперь здесь мы, рабочие. Но гора, удивительная гора! Будто кулич, покрытый сахарной глазурью. А на самой макушке отливала золотом на фоне утреннего неба гигантская статуя.

— Что это? — спросил я изумленно у соседа по койке.

— Памятник Артему. Не слыхал о таком?

Долго стоял я молча, потом бросился к лодке. Переправившись на противоположный берег, стал карабкаться по склону горы. Цеплялся за ветви орешника, за меловые уступы, задыхался от нетерпения, но лез все выше, пока не очутился у памятника. Прав токарь Василий Иванович — не забыт людьми славный герой революции!

Надо мной высилась громада из железобетона высотой в десять этажей. Чтобы увидеть всю фигуру, пришлось отойти метров на сто.

Артем стоял в солдатской гимнастерке без пояса, в сапогах, в левой руке зажата кепка, правый кулак поднят на уровень груди.

Артем торопился — шагал энергично и упрямо. Его широкие плечи как бы раздвигали воздушный океан, а гордая голова дерзко подпирала само небо. Скуластое, волевое лицо обращено к Донбассу, простиравшемуся на западе в розовой дымке. Весь монумент как бы вырастал из белой горы. На природном пьедестале крупными буквами высечена надпись:


ЗРЕЛИЩЕ НЕОРГАНИЗОВАННЫХ

МАСС МНЕ НЕВЫНОСИМО


Когда сказал это Артем, я не знал, но чувствовал: слова принадлежали ему — революционеру особой закалки, — точно отражали идею, которую скульптор Кавалеридзе вложил в свое творение.

Вернувшись в Харьков, я подал заявление в партию. Осенью поступил на рабфак. Работал в цехе и учился.

И вот, спустя много лет, я пишу книгу об Артеме.

Беседуя с его соратниками и родными, я радовался каждому штриху, что-то добавляющему к образу моего героя. Читал воспоминания о нем, добыл даже газету «Эхо Австралии», всматривался в редкие фотографии, с трепетом листал в архивах пожелтевшие документы и письма. В городах, где работал Артем, ходил его тайными тропами и слышал, казалось, отзвуки его осторожных, но уверенных шагов. Спускался в подземелья Сабуровой дачи — и там чудилась тень Артема, тихо скользящая по заброшенным лабиринтам больницы…

Встретился с Миной Стоклицкой, Петром Спесивцевым, Саней Трофимовым и другими, счастливо дожившими до 50-летия Советской власти. Жив и Дмитрий Бассалыго. Они увидели то, к чему их так страстно звал Артем…

Познакомился и с женой Федора Сергеева — Елизаветой Львовной Репельской, с их сыном Артемом. Артем Федорович Сергеев, генерал Советской Армии, удивительно похож на своего отца. Говорят, у него тот же голос, тот же характер — спокойный и веселый. Я просто оцепенел, впервые увидев его: вылитый Артем, живой Артем! Похожи на деда и внуки.

Да, теперь многое прояснилось, стало на свои места. Можно было приняться за книгу.

И вот повесть написана, поставлена последняя точка.

После долгих странствий Федор Сергеев вернулся на Родину, он во Владивостоке. Пал царизм, с которым он упорно и долго боролся… Это главное. Но предчувствую, мой юный читатель останется не совсем доволен: а как дальше сложилась жизнь этого человека? Желание законное! А раз так — придется рассказать об этом хотя бы вкратце.

* * *

Нелегок был путь на Украину. Страну терзали голод и разруха. Артем охрип от ожесточенных споров в вагоне и еле избежал мобилизации.

Воевать с немцами, умирать за шайку богачей? Ни за что!

Федор уже знал: Владимир Ильич в России. Еще в поезде прочитал его «Апрельские тезисы». Верно, надо свергать власть буржуев, передавать ее в руки Советов рабочих и солдатских депутатов.

В Харьков Артем приехал ночью. Скорее на Кузнечную — в штаб большевиков, в редакцию газеты «Пролетарий»! Там его родной дом.

В комнатах ни живой души. Вот ротозеи! Лег на стол, под голову сунул пачку бумаги. После тропиков мерз и под шинелью…

Утром вбежал Корнеев, чуть не задушил старого друга:

— Наконец-то, Артем! А то уж мы… Мало наших осталось после пятого года. Зато меньшевики в Советах и на заводах.

Словно и не было десяти лет отсутствия — Сергеев быстро освоился в Харькове. Жил в редакции, работал слесарем на Русско-французском заводе, но часто заглядывал и на другие. Когда объявились Прокофий Зарывайко, Петр Спесивцев и Бронислав Куридас, он вытащил с ними из чулана взятый «под арест» еще царским полицмейстером гудок ХПЗ. Его опять водрузили над котельной завода.

Федор сдружился с Николаем Рудневым, прапорщиком 30-го пехотного полка. Юный офицер командовал ротой. Солдаты его любили за отзывчивость, за умение растолковать самое сложное на свете. Все они поголовно объявили себя большевиками.

Возобновляя прежние связи, Артем вовлекал в партию рабочих, устраивал летучие митинги по «австралийскому» образцу — ходил по улицам, громко говоря, а собрав толпу, взбирался на ящик и произносил зажигательную речь. Эсеры и меньшевики ненавидели популярного оратора, завидовали его успеху, но состязаться с ним не отважились.

После июльского расстрела мирной демонстрации в Петрограде, требовавшей у Временного правительства передачи всей власти Советам, в стране разгулялась контрреволюция. Провалившись с наступлением на фронтах, правительство пыталось свалить вину на большевиков.

В эти трудные времена в личной жизни Артема произошло важное событие. И при весьма романтических обстоятельствах.

Городской комитет большевиков на Кузнечной охранялся солдатами полка Руднева — ждали всяких провокаций. Однажды в комнату, где Артем совещался с товарищами, вбежал дежурный и крикнул:

— Какие-то негодяи ведут по улице избитую в кровь девушку! Грозятся повесить ее на площади… Говорят, выступала у Москалевских казарм в защиту большевиков.

— Выручим! — воскликнул Артем и кубарем скатился по лестнице.

Вырвав девушку из озверевшей толпы и заслонив собой, Федор спросил:

— Есть охотники потягаться силой? — и сделал вид, что засучивает рукава. — Сами на фронт не идете, а с барышнями, которые выступают против войны, воюете!

Один москалевский молодчик было огрызнулся, но другой бандит испуганно шепнул ему:

— Ослеп? Не видишь, кто это! Мотаем скорей отсюда…

Когда невысокая чернявая девушка умылась и привела себя в порядок, Артем сурово сказал:

— Опасно в эти тревожные дни выступать одной, без охраны. Кто вы такая?

На спасителя доверчиво глянули карие глаза в густых ресницах.

— Студентка медицинского института Лиза Репельская… Только я не боюсь! Вот и вы… Ведь вы знаменитый Артем! Я сразу узнала… — И лицо ее залилось нежной краской.

Федор чуть ли не впервые в жизни покраснел тоже и смущенно оглянулся на товарищей:

— Мы вас, Лиза, проводим. Где живете?

— Уж если вы такие рыцари — пожалуйста! — улыбнулась девушка.

Шли, оживленно беседуя; Артем подтрунивал над храброй студенткой, а та легко ему парировала. А вот и дом на Ботанической, подвал, где Лиза живет с младшей сестренкой. Тут была явочная квартира; Лиза хранила шрифт подпольной типографии, литературу. Очень удобно — наверху-то жил пристав полицейской части!

Разглядывая отважную девушку, Артем восхищался ею. Такую бы рядом, да на всю жизнь!

Эти же мысли он прочитал и в глазах Лизы. Они полюбили друг друга. Вскоре Артем переехал в подвал на Ботанической. Наконец-то нашел верного товарища и боевую подругу, которая будет преданно делить с ним все тяготы жизни! Только очень редко удавалось им видеться — Артем всегда находился в самой гуще борьбы.

События развивались стремительно. Сплоченные ленинцы сломили меньшевиков. Артем связался с Донбассом, Екатеринославом и Кривым Рогом, где было множество старых друзей, и вот он уже секретарь областного комитета, объединяющего большевиков трех южных губерний. Вскоре он уехал на VI съезд партии в Петроград, где и был избран членом ЦК. Ему исполнилось тридцать четыре года.

Когда Артем вернулся в Харьков, на севере страны вспыхнул мятеж царского генерала Корнилова. Над революцией нависла смертельная угроза. Но матросы и Красная гвардия, несмотря на бездействие Временного правительства, преградили путь на Питер корниловским полкам и его «дикой дивизии». И тогда белое офицерье решило прорваться через Харьков на Дон. В Чугуеве зашевелились юнкера.

Артем послал гонцов в большевистскую Тулу, и ее пролетарии оказали харьковчанам братскую помощь. Прибыло 56 тысяч винтовок, сотни пистолетов, два вагона пулеметов. Часть оружия была отдана шахтерам Донбасса.

Революционная волна смела корниловщину. Начался бурный процесс большевизации Советов. Но чего это стоило! Даже сверхвыносливый Артем работал на пределе сил. Он писал сестре Дарочке:


…Работаю как вол, у меня нет свободного времени… Я попал на ответственное положение руководителя крупнейшей политической партии… Сегодня в Харькове, завтра в Юзовке, Екатеринославе, Луганске, Петрограде — и где еще? Как метеор, часто живущий в поезде… Мои материальные дела как всегда. Ни хороши, ни плохи. Я просто не знаю, каковы они. Я обедаю, когда у меня есть время. Время у меня единственный критерий…


В октябре ЦК партии вызвал Федора в Петроград. Ленин был уже в столице. ЦК принял резолюцию: немедля готовить восстание! Артем — участник всех важных заседаний в Смольном. Вечером 24 октября туда прибыл Владимир Ильич.

Еще несколько часов, и засиял исторический день победы Великой Октябрьской социалистической революции.

Артем поспешил на Украину. Харьковские красногвардейцы под началом Николая Руднева уже заняли почтамт, банки и арестовали чиновников Временного правительства. Но Советы не стали хозяевами города. Им оказали бешеное сопротивление эсеры, меньшевики и буржуазные националисты.

В одну из декабрьских ночей гайдамацко-петлюровские части были окружены красногвардейцами, прибывшими из Питера матросами, и те были вынуждены сложить оружие.

11 декабря в Харькове открылся Первый съезд Советов Украины, провозгласивший Украинскую Советскую Республику. Ленин горячо ее приветствовал.

В январе 1918 года Сергеева вызвали в Петроград для участия в заседаниях ЦК партии. Ленин настаивал на мире с немцами, и Артем был в числе его сторонников:

— Война — это ловушка, в которую враги революции толкают молодую республику Советов. Мир — ее спасение!

Но Троцкий, возглавивший в Бресте советскую делегацию, сорвал переговоры. И немцы, возобновив наступление, начали оккупацию всей Украины. И тогда была учреждена Донецко-Криворожская республика с центром в Харькове. Артем стал председателем ее Совнаркома. Надо было организовать отпор немецким полчищам и петлюровским бандам.

В марте собрался в Петрограде VII съезд партии. Федора Сергеева снова избрали в члены ЦК. Ленин сказал ему:

— Сегодня же, Артем, возвращайтесь на Украину. Там тяжело…

Артем спит не более 2–3 часов в сутки. Вместе с Ворошиловым, Орджоникидзе и Рудневым формирует полки и батальоны Красной Армии, эвакуирует заводы. Снаряды рвутся уже в предместье Харькова, на Холодной горе. Из Харькова на фронт уходит последний эшелон с бойцами Коммунистического полка…

Но путь на Донбасс перерезан немцами. Надо прорваться любой ценой!

Завязались ожесточенные бои под Змиевом. Выручил шахтерский бронепоезд «Черепаха» — он ударил в тыл врага. В рядах коммунистов сражалась и Лиза Репельская…

Из Луганска стали продвигаться к Царицыну — там Советская власть. Туда, через восставший казачий Дон и горящие степи, надо переправить раненых и беженцев. Их окружали войска Мамонтова, Деникина, немецкие части.

У станции Лихой, на небольшом участке железной дороги, скопилось около ста эшелонов. Продвигались в день на пять верст под орудийным и пулеметным обстрелом врага. Горят вагоны, стонут раненые, кричат женщины и дети…

И так три месяца.

Федор Сергеев в гуще сражения. Тут с винтовкой в руке, там с лопатой — организует, наводит порядок, сам подбивает шпалы на разрушенном участке полотна.

Паники Артем не терпел, трусов презирал. В кожаной куртке, с глазами, красными от бессонницы, он останавливал отступающих солдат и возвращал их в бой. Никто не смел ослушаться. Очень метко сказал об Артеме в своем романе «Хлеб» А. Толстой: «Он умел сбивать тысячи ощущений у тысячи людей в одну волю одного существа». Да, Сергеев обладал таким редким свойством! Зрелище неорганизованных масс было ему невыносимо.

Однажды взрыв снаряда контузил Федора. Очнулся на полке санитарного вагона. Над ним склонилась Лиза, в глазах ее страдание…

Но уже вечером Федор снова носился вдоль составов, набирая отряд смельчаков. Утром они ворвались с бронепоездом на станцию Зверево, занятую врагом, и отогнали его от железной дороги и моста через Северный Донец. За реку потянулись эшелоны с беженцами и ранеными, с заводским и шахтным оборудованием.

Артем появлялся везде, где надо было чинить мосты и укладывать новые рельсы. Напористый и деятельный, он показывал, как лучше бить молотом или кайлой, как покрепче вогнать в шпалу костыль. Пригодился австралийский опыт.

В Царицыне Федор Сергеев получил новое задание: наладить доставку нефти и хлеба с Кавказа в центр России. Попутно Федор ликвидирует на Кубани казачьи восстания, под носом у беляков проскакивает на дряхлом автомобиле через солончаковые степи в Астрахань. И снова приказ партии: настал час освободить Украину от оккупантов!

В середине ноября 1918 года из нейтральной зоны близ Курска, где временно размещалось правительство Советской Украины, началось наступление Красной Армии. Артем принимает участие в разработке военных операций. И вот он в освобожденном Харькове! Его избирают делегатом на VIII партийный съезд.

После возвращения из Москвы со съезда Федор Сергеев работает председателем Донецкого губисполкома. Восстанавливает горняцкий край, обороняет его от полчищ Деникина.

Безжалостный тиф валит Артема с ног. Елизавета Львовна увозит мужа на лечение в Москву.

Глубокая осень. Осунувшийся и бледный Сергеев еле передвигается по комнате. Но уже шутит, ищет дела.

По настоянию Ленина ЦК направляет Артема в Башкирию. Месяц пробивался Сергеев со своим эшелоном через снежные заносы до Стерлитамака: вез хлеб, мануфактуру, медикаменты. Он открывает в республике больницы, очищает местные советы от случайных людей. Домой пишет редко и скупо: «Работаю как каторжный…»

Коммунисты Башкирии посылают Артема своим делегатом на IX съезд партии. Оттуда его снова направляют на родную Украину. Опять он председатель Донецкого губисполкома. Шахтерский край вконец разрушен. Стоят заводы, погасли паровозы, горняки голодают… С чего начинать?

На Украину обрушился новый удар Антанты. На западе наступают войска папской Польши. С юга — армия Врангеля. На фронт уходят коммунисты, лучшие рабочие. Но и в этой тяжелой обстановке Артем совершает почти невозможное. Во все уголки страны пошел уголь и металл.

В июле 1920 года участвует в работе II конгресса Коминтерна, а затем выезжает за границу во главе советской профсоюзной делегации: пригласили английские тред-юнионы.

Делегация выехала из Мурманска на утлом пароходике «Субботник». У берегов Норвегии судно остановили: получено сообщение, что английские власти не дают разрешения «красным агитаторам» на въезд в страну. Две недели провел Артем с товарищами в норвежском рыбачьем поселке Вардо. «Отрезаны от всего мира, — писал он домой. — Думаем действовать нахрапом. Набрать угля и пробиваться…»

Так и сделали. Пароходик вошел в порт Тронхейм. Оттуда русские покатили поездом в норвежскую столицу. Незваные гости «открывали глаза рабочим» до тех пор, пока полиция не спохватилась и не выпроводила их за пределы страны.

Англия так и не дала визы пассажирам «Субботника», и они решили направиться в Гамбург.

Вскоре Федора Сергеева слушали в Берлине, Эссене и Хемнице.

В письмах на родину Федор писал: «…чувствую себя, как свободный негр, приехавший в страну, где его черные братья рабы».

Дома Сергеева ждала большая радость — родился сын. Крепыш, весь в отца! Высоко держа орущего младенца, Федор сказал жене:

— Дадим ему имя, подаренное мне революцией, — Артем! Будь же здоров и счастлив, мой родной, кричи во весь голос, уж если так хочется. Ведь именно для детей мы и завоевывали свободу.

Федор — секретарь Московского комитета партии, а в начале 1921 года стал председателем ЦК профсоюза горнорабочих.

В июле того же года в Москве открылся III конгресс Коминтерна и I конгресс Профинтерна. Артем встречает посланцев всего мира. Друзья из Норвегии, Германии, Англии, даже из Австралии. Брисбен хорошо помнит Большого Тома, его удивительное умение сплотить братьев по классу разных национальностей.

Сергеев полон энергии, у него огромные планы: создать могущественный Интернационал горняков!

Но Артем не успевает претворить в жизнь свою идею.


На Курском вокзале Москвы двадцать иностранных товарищей. В их тесном кольце Федор, как всегда, весел и шутлив. Он везет делегатов конгресса к шахтерам Подмосковного угольного бассейна.

У перрона удивительный вагон без паровоза. Впереди пропеллер — его вращает авиадвигатель. Очень хочется Артему доставить удовольствие заграничным гостям! Еле добыл это детище инженера Абаковского. Изобретатель ведет аэровагон сам, обещая пассажирам полную безопасность. Все сфотографировались на фоне нового чуда техники.

Вагон летит мягко, без толчков, слышен только мерный рокот могучего двигателя. Побывали в Щекино, спускались в забои, заглянули и в Тулу. Там, в городском театре, была встреча с оружейниками.

В Москву возвращались вечером 24 июля 1921 года. Ничто не предвещало беды. За окнами мелькали телеграфные столбы, проносились зеленые полустанки, дышали зноем желтеющие нивы. Настроение у делегатов праздничное. Будет что рассказать о свободной России!

Все дружно пели «Красное знамя», «Интернационал».

Федор высунулся в окно, и плотная струя воздуха мягко толкнула в разгоряченное лицо. Ну и скорость, с ветерком гонит Абаковский!

Быстро наплывал столб с цифрой «105» — столько еще километров до Москвы. За крутым поворотом станция Свымская. Скоро дом, Лиза и маленький Артем… Малыша надо воспитать настоящим человеком. Что ж, по силам! Ему — Артему-старшему — всего лишь тридцать восемь лет. Упершись крутым плечом в косяк окна, Федор испытывал знакомое радостное ощущение своей физической силы.

Неожиданный толчок, пронзительно взвизгнули бандажи колес, в последний раз касаясь надежных рельсов. На какой-то миг вагон повис в воздухе. Страшный удар, другой… Вагон слетел под откос и разбился вдребезги. Артема выбросило на полотно железной дороги. Лежал могучий, широко раскинув руки, словно пытаясь обнять весь земной шар.

…Колонный зал Дома союзов. Артем в гробу. Последний, неторопливый путь на Красную площадь. Здесь, под торжественной сенью Кремлевской стены, похоронен и этот верный сын Коммунистической партии.

* * *

Как-то летом я ехал на юг по автомагистрали Харьков — Ростов. Вблизи Славянска не удержался и свернул на Святогорск. Я не был тут ровно сорок лет.

Все изменилось. Курортный поселок стал городом, похорошел. Новые дома отдыха, пионерлагеря, море цветов.

Только памятник на вершине меловой горы все тот же. Артем по-прежнему спешит в свой любимый Донбасс.

Я снова поднялся к его подножию и увидел, что вся скульптура исклевана пулями, осколками снарядов. Выходит, и Артем сражался с фашистами… Он выстоял в неравном бою, в тяжелые годы вдохновляя шахтеров на борьбу с захватчиками, поддерживал в них боевой дух. Не пошатнулся под ударами вражеских бомб — как всегда гордый, непоколебимый и упрямо идущий к заветной цели.

Загрузка...