Человек в шинели

ДЗИНТАРИ

Ночью в землянку командира дивизии вошел промокший, заляпанный грязью сержант. Увидя его, генерал Черноус заволновался: «Из полка Хромозина», — сразу понял он. Для волнения была причина — более полусуток нет связи: полк дрался почти в окружении.　

Генерал не ошибся: на небольшом листке бумаги подполковник Хромозин писал: «Противник упорно атакует. Несу потери. Боеприпасы на исходе…»　

Донесение было тревожное. Прочитав его, Черноус задумался. Глубже стали морщины на его лице, и без того усталое, оно еще больше осунулось. Он сидел на табурете, с силой вытягивал ногу и, замирая, закрывал от боли глаза — радикулит мучил. Надо бы два-три дня подлечиться в медсанбате, но генерал не мог уйти с КП — шли тяжелые бои.　

Дзинтари — небольшое, сожженное фашистами латвийское селение, встало преградой на пути дивизии. «Ведь первая линия обороны прорвана… Почему же Дзинтари?.. Что там?..» — эта мысль не выходила из головы.　

Отпустив сержанта, Черноус склонился над потрепанной, исчерченной цветными линиями оперативной картой. Комдив думал. Он пытался по очертанию переднего края представить себе сторону противника. Карта «рассказывала» многое: о всех высотках, складках местности. Но сейчас его больше всего интересовал небольшой квадрат лесного массива. За этим лесом маленьким пятном чернели Дзинтари. За ним Мазнелеки. Перед населенными пунктами бугрились холмы, покрытые молодым сосняком, над ними поднималась высотка с отметкой 47,5.　

«Что там? Почему так упорно держится противник?» Это оставалось загадкой: волновало, тревожило, выводило из равновесия…　

Из доклада офицера оперативного отделения штаба дивизии — он вернулся от Хромозина поздно вечером — Черноусу известно: в долине, где засел полк, было сыро; по утрам ее заволакивал густой сизый туман. Длинная, метров в двести шириной, горловина была единственным, что связывало полк с подразделениями. Пробраться в полк днем было невозможно — с обеих сторон фашисты стреляли почти в упор. Только ночью, и то рискуя жизнью, можно было проползти в подразделения, прижимаясь к раскисшей, холодной земле: противник то строчил из пулеметов, то пускал осветительные ракеты.　

Черноус долго смотрел на карту… Участок, занимаемый полком, походил на длинный язык. С трех сторон нависал противник. На самом «бойком» месте, куда больше падало снарядов и мин, в неширокой заболоченной низинке, находился батальон капитана Левенцова.　

«Трудно. Очень трудно сейчас Хромозину, — думал генерал. — Надо помочь, но как? Чем?..» Он снова пристально вглядывался в карту, а мысли назойливо лезли в голову. Вот уже целых два дня как жизнь словно замерла в полку Хромозина. Враг зорко следил за низиной: стоило чуть приподняться в окопе или неосторожно проползти нашему солдату, как на него обрушивался дождь пуль, а то и осколков мин.

Особенно полку досаждала высотка 47,5. Было ясно, что она имела важное значение в системе обороны врага. Противник укрепил ее и окружил минными полями, колючей проволокой, траншеями.　

Изучив карту, Черноус встал с табурета, опираясь на палку, вышел из землянки и сразу попал в оглушительный хаос звуков. Близко шел бой.　

В голове Черноуса шумело, нестерпимо ныла больная нога. Хотелось на мгновенье забыться, уйти куда-то от кошмара войны. Но… война продолжалась, она требовала энергии, силы воли. И видневшиеся впереди траншеи, и ниточки цветного кабеля полевых телефонов, идущие от частей, и длинные хвосты ракет — все возвращало к войне.　

Под накатами бревен землянки грохот боя слышался как-то отдаленно, приглушенно, а тут казался совсем рядом. Пахло весной. Легкий ветерок доносил смолистый запах сосны. Генерал протянул руку к ветке кустарника, что свисала над ходом сообщения, и нащупал набухшие почки. «Весна!» — сказал Павел Васильевич. И поморщился, вспомнив, что март расквасил дороги, снег сделался рыхлым, липучим. Ходить стало опасно — вода заливала прошлогодние окопы и воронки, превратив их в «ловушки».　

Холодный сырой воздух освежил. Генерал дышал полной грудью, исчезала усталость. На свежем воздухе лучше думалось.　

«Ясно одно: прежде чем взять Дзинтари, надо покончить с высотой 47,5. Да, только так…»　

— Вызывай «восьмерку»! Чуба к телефону… — приказал Черноус телефонисту, разместившемуся в небольшом блиндаже у входа в землянку.　

Телефонист вызвал 148-й полк, подал генералу трубку.

— Кто говорит?.. Я «третий». Что у тебя сейчас делается?..　

Командир полка докладывал, а Черноус все больше мрачнел. На широком загорелом лбу у переносицы глубже обозначились две бороздки. Недовольный огонек вспыхнул в глазах.　

— Понимаешь, два дня топчешься на месте: гвардейцев подводишь. Целый… — Черноус запнулся, не желая сказать открыто «целый корпус», — в общем, подводишь…　

Майор попытался оправдываться, но Черноус перебил его:　

— Рано выдохся! Рано…　

Он положил на столик трубку и, прихрамывая, стал прохаживаться по ходу сообщения. Среднего роста, коренастый, родом из донских казаков, Павел Васильевич был кадровый военный: начал службу солдатом. В дивизии знали: он был крутоват, иногда даже горяч, но это не мешало ему пользоваться уважением солдат и офицеров. Он любил армию, знал дело. «Черноус раскусит любой орешек. Его не проведешь: сам прошел все армейские ступени», — говорили нередко подчиненные.

П. В. Черноус

Вот и сейчас ему хотелось отчитать майора Чуба, но он сдерживал себя, понимая, что прежний командир полка Ковнеров, выбывший по ранению, был опытнее. Дмитрий Чуб в дивизии недавно, боевого опыта командования полком недостаточно. Значит, надо помогать…　

Черноус чувствовал: сейчас наступил такой момент. У командира дивизии зрел план овладения Дзинтари, но сначала он хотел разобраться в обстановке на месте: требовалось кое-что уточнить. Он был уверен, что полк Чуба может наступать.　

— Машину! — приказал генерал адъютанту. — Только пусть водитель сюда не лезет, а встанет в балочке… Там и проскочим…　

«Виллис» полз медленно. Шофер боялся свалиться в окоп или воронку, залитые водой. Местность была изрыта окопами, перепахана снарядами. На пути валялись пустые ящики, снарядные гильзы, неиспользованные немецкие мины. Стоило внимательно присмотреться — поле было полно жизни: в блиндажах, окопах и укрытиях сидели солдаты. Иногда вдали раздавался орудийный выстрел, беспорядочную стрельбу вели пулеметы. Рой трассирующих пуль чертил в воздухе огневые полосы. Вот яркие хвосты ракет, словно огромные мечи, разрезали черноту ночи. На несколько секунд далеко вокруг осветилось поле.　

— Глуши мотор! — сказал Черноус шоферу.　

Командир дивизии вышел из машины. Рядом из темноты показались два солдата с автоматами. Солдаты невысокого роста, а каски на головах большие, от этого автоматчики казались еще меньше. Плащ-накидки топорщились. Один нес на спине термос, другой — чем-то наполненный мешок.　

— Какого полка? — спросил Черноус.　

— Сто сорок восьмого, товарищ генерал! — ответил пехотинец с термосом, узнав командира дивизии.　

— Чего ночью бродите?..

— В тылы ходили за ужином и завтраком.　

— Где же ваш командир полка?　

— Недалеко, вон у той горки, — солдат показал рукой в темноту. — Недавно был в нашем батальоне. Ругался, что плохо продвигаемся, — продолжал автоматчик.　

— И хотелось бы вперед, да не пускает немец. Укрепился на холмах-то, — добавил тот, что был с мешком на плече.　

Услышав разговор, кругом зашевелились, тихо заговорили солдаты. Черноус подошел к окопу, что был рядом, спустился в ход сообщения.　

— Ну как дела, товарищи? — спросил.　

— Сковал нас немец, держит… — раздался из темноты голос.　

— А настроение как? — продолжал генерал.　

— Настроение бодрое. Не усидеть фашисту на холмах…　

Ответ понравился Черноусу. Он подошел к пулеметной ячейке, встал на приступку, посмотрел вперед. Окоп был отрыт по всем правилам: аккуратный, в полный рост, имел две ступеньки — стреляя, можно приподниматься. Справа, под рукой, в стенке, — углубление для боеприпасов. Генерал вынул из кармана электрический фонарик, присел и внимательно осмотрел окоп.　

— Вы чьи? Истребительно-противотанкового дивизиона? — спросил.　

— Так точно, товарищ генерал, — ответил сержант.　

— А где стоят орудия батареи?　

— Наша вся тут. Мы оседлали дорогу… — Сержант показал влево. — Дорога вот, рядом.　

Расторопный, подтянутый воин пришелся по душе командиру дивизии.　

— Ты откуда сам? — полюбопытствовал Черноус.

— С Донбасса мы. Почитай, полбатареи земляков наберется.　

— Шахтеры, значит?　

— Да, горловские.　

— Сразу видно! Умеете вгрызаться в землю… Это хорошо! Молодцы…　

Солдаты улыбались.　

— Ну а боеприпасы, кормят как?　

— Снарядов и патронов у нас хватает. Харч вроде ничего.　

— Ишь ты — «ничего»! — перебил сержант. — Так, как нас кормят, жить вполне можно. А как сейчас живут в тылу, знаешь?　

Командир дивизии был доволен. «Настоящие солдаты», — думал он, прохаживаясь по окопу. Знал: нелегко им сейчас, но верил: с холмов этих, что стоят на пути дивизии, они выбьют врага.　

К передовой, заметно прихрамывая, генерал пошел пешком.　

— А я раньше думал, что начальству легко на войне. Оно окопы не роет, больше на машинах разъезжает, — проговорил вдогонку пехотинец, что нес на спине термос.　

— Дура ты, однако! — ответил солдат в плащ-накидке. — На войне всем тяжело: и солдату и генералу. Ты за свой автомат в ответе, а он за всю дивизию. Сколько нас, небось тысячи? И за каждого с него спрос…　

— Зря ты, браток, завидуешь начальникам, которые с нами на переднем крае, — поддержал пехотинца артиллерист у противотанковой пушки. — У них, брат, служба очень неспокойная. Вот возьми, к примеру, нашего командира дивизии. Ты забрался в окоп и сиди, а он, видишь, лазает по передовой ночью.　

— Чего пристали? Это я раньше так думал…　

— Ну а теперь?

— Вижу, всем достается.　

— Давно бы так…　

За многолетнюю армейскую службу генерал Черноус хорошо усвоил, какое благотворное влияние оказывает на солдат присутствие в трудную минуту рядом старших командиров и политработников. Побеседовать с воинами в траншее, вместе покурить, посоветоваться, как лучше действовать в предстоящем бою. Это вселяло уверенность в выполнении боевой задачи. Так было и в эти дни. Черноус часто бывал в полках.

Генерал появился на НП полка неожиданно. Немного растерянный, майор Чуб доложил обстановку:　

— Впереди дзоты, три ряда колючей проволоки. Весь косогор устлан минами.　

Слова командира полка насторожили Черноуса: зря он обижался на Чуба, видно, вражеский рубеж запросто не возьмешь.　

— Какие у вас батальоны в голове полка? — спросил генерал.　

— Дергачева и Юдина.　

Черноус знал, что это были опытные, храбрые командиры. «Хорошо», — подумал он, а сам спросил:　

— Как личный состав? Некомплект большой?　

— Процентов на пятьдесят.　

«Много, много выбыло из строя, — думалось Черноусу, — но Дзинтари надо брать…»　

И мысли, которые он вынашивал, которые зрели у него в голове уже много часов, все больше вырастали в определенную схему, в реальный план, в дерзкий замысел: провести врага на традиционной вере в шаблон, на его приверженности к канонам.

— А Владимирский далеко отсюда? — спросил Черноус о соседнем полку.　

— С полкилометра, не больше. Недавно был от него офицер. Насчет стыка беспокоился.　

— Это хорошо, если беспокоится… — А думал о другом: «Дзинтари надо брать, и как можно быстрее…»　

— Вызывайте сюда командиров частей, — приказал генерал начальнику связи полка. — Сбор на час ноль- ноль. А мы с вами, — он посмотрел на майора Чуба, — пройдем по переднему краю…　

Командир дивизии обходил позиции полка. В одном батальоне встретились только что вернувшиеся со стороны противника разведчики. Генерал придирчиво расспрашивал их. Данные разведки сопоставил с вчерашними показаниями пленных. Все подтверждало, что немцы сильно укрепили высоты.　

Внимание привлекла такая деталь: двое последних суток основное усилие стрелковые батальоны направляют на то, чтобы расширить горловину и ликвидировать опасность полного окружения полка Хромозина. Противник это знал и, в свою очередь, принимал контрмеры. Каждый раз, когда подразделения пытались наступать, фашисты быстро выдвигали заслоны по обеим сторонам «коридора» и срывали наступление.　

Черноус решил схитрить: навалиться на врага в другом месте, оглушить его там, где он меньше всего ждет этого. Всей мощью огня ослепить, ударить с обеих сторон горловины, где у врага меньше сил. Генерал поговорил с командующим артиллерией дивизии — приказал подтянуть артиллерийский полк, перебазировать минометные батареи. Отдал приказание выдвинуть находящиеся в резерве стрелковый батальон и роту автоматчиков. Выезжая со своего КП, Черноус созвонился с командиром дивизиона гвардейских минометов, который поддерживал дивизию. Пригласил к себе командира приданного танкового полка.　

— Всем работать на Хромозина. Всем. Таково мое решение.　

Офицеры собрались на командном пункте 148-го стрелкового полка.　

— Топчемся у холмов двое суток, — начал Черноус, оглядывая командиров частей. — Засели перед этими Дзинтари. Полк Хромозина в «мешке», помогаем ему плохо. Немец тоже выдохся. Стукни его как следует — и побежит. Но стукнуть надо умеючи, толково.　

Генерал развернул карту, посмотрел на часы.　

— Сверьте время. На моих — час ноль пять. Пока вы собирались, мы с начальником штаба и начальником политотдела обсудили некоторые вопросы. Наша ошибка в том, что пытаемся срезать клинья, нависшие над флангами триста пятьдесят третьего полка. Это шаблон, штамп… Противник знает: будем пытаться расширять горловину в тех местах, где она узкая, где больше угрозы полку. Эти места враг и укрепляет, подбрасывает туда пехоту, танки и противотанковые средства.　

Черноус то и дело трогал седоватые, словно припудренные виски. Офицеры знали: генерал нервничал.　

— Надо изменить тактику. Ввести в заблуждение противника, чтобы не разгадал нашего замысла, не понял, куда наносим удар. В три часа одним батальоном товарищ Чуб наступает там же, где и вчера. Немцы кое- что еще подтянут к горловине, а мы в это время ударим, но не по клиньям, как раньше, а будем вгрызаться в оборону в других местах — подальше от горловины. Прорыв надо осуществить сразу в двух местах: там, где немцы не ожидают этого. Тем самым мы развяжем руки Хромозину: он пойдет вперед, не будет думать о своих флангах. Удар поддержат танковый полк и дивизион гвардейских минометов. Обещали помочь и авиацией. Приказываю, в три пятнадцать…　

Командир дивизии поставил задачу частям. Затем послал офицера оперативного отделения к Хромозину — ввести его в курс предстоящего боя…

Через полчаса передний край ожил. В ночной тишине, стараясь не производить шума, меняли позиции стрелковые роты, солдаты перетаскивали орудия, подтягивались минометчики. Неподалеку, в кустистой балке, на малых оборотах танкисты прогревали моторы. Дивизия готовилась к броску.　

— Ну а свой КП, Дмитрий Васильевич, я переношу сюда, — сказал Черноус майору Чубу. — Так лучше будет. Как думаешь?　

Командир полка молчал. Ему не хотелось уходить из немецкой обжитой землянки.　

— Конечно, тут ближе к противнику, — сказал он. — Правда, опаснее, но зато все видно. Лучше управлять войсками…　

— Я тоже так думаю! — засмеялся Черноус. — Ну а ты помни: неудача родит мудрость. Забыл, кто это сказал из военных. В общем-то, правильно, умно сказано, мудрость не приходит сама, для этого должны быть условия, причины. Нам это положено знать…　

— И положено и необходимо, — ответил майор Чуб.　

В три часа пятнадцать минут, когда лес и поля еще спали, взвились три красные ракеты. Вслед за ними где-то ударило тяжелое орудие, потом заговорили батареи. В тылу заурчали моторы танков. Громко, раскатисто застучали станковые пулеметы, а через несколько минут в воздухе еле слышно пронеслись наши самолеты. Протяжно «проревели» «катюши», их длинные огневые кометы понеслись в сторону врага.　

«Началось», — подумал Черноус и вышел из землянки.　

Передний край светился яркими вспышками, грохотал разрывами снарядов.　

Бой разгорался. Цепляясь за хорошо подготовленный рубеж обороны, противник оказывал ожесточенное сопротивление. На участке батальона капитана Серебрякова гитлеровцы даже пытались перейти в контратаку. Но брошенная сюда рота автоматчиков решила исход: немцы были выбиты из траншей.　

Видимо, противник все-таки не ожидал ночной атаки, упорство его заметно слабело, а порыв наступавших все возрастал. И когда чуть забрезжил рассвет, в землянке Черноуса надсадно затрещал телефон. Звонок был долгий, громкий. Генерал взял трубку и услышал голос Хромозина.　

— Холмы оседлал. Левенцов ворвался в Дзинтари! — докладывал командир полка о своем передовом батальоне. — Но немец огрызается. Для развития успеха нужна помощь.　

Генерал доволен, лицо его посветлело, он точно помолодел: Дзинтари взяты. Правда, просьба о помощи ему не понравилась. Не было у него резервов.　

— Слушай, Максим Ильич, — говорил Черноус, — ты военную историю изучал?　

— Приходилось, — ответил Хромозин.　

— Так вот, напоминаю один интересный случай. При взятии Измаила, командуя колонной войск, Кутузов попросил у Суворова помощи. Знаешь, что получил в ответ?

Трубка молчала.　

— Не знаешь? Суворов сказал: «Назначаю тебя комендантом Измаила». Уразумел? Комендантом еще не взятого города.　

В трубке зашумело, потом раздалось покашливание.　

— Вот и я говорю: бери эти самые Мазнелеки! Главное было взять Дзинтари. Они — основа опорного пункта. Мазнелеки на фланге легче достанутся… Теперь ты за фланги не беспокойся, там Чуб и Владимирский. А резерв у меня был, да весь вышел. Весь. Огоньком помогу, артиллерию и танки подброшу, а людей едва ли. В общем, действуй…　

Черноус снова углубился в изучение оперативной карты и не заметил, как в землянку кто-то вошел.　

— Офицер оперативного отдела 6-й гвардейской армии майор Пономарев! Прибыл по заданию командующего, — доложил вошедший.　

— Отлично! — Черноус поздоровался с офицером и сказал: — Можете доложить генералу Чистякову: сорок седьмая дивизия Дзинтари взяла, путь корпусу открыт.　

Черноус улыбался; под внимательными, много видевшими глазами разбежались лучики морщинок. «Вовремя, очень кстати прибыл майор», — думал он, глядя на невысокого молодого офицера. Командиру дивизии было приятно сообщить о взятии Дзинтари: он знал, в штабе армии давно ждали этого.　

— Вызывай еще раз Хромозина, — приказал комдив телефонисту, а сам стал по карте пояснять прибывшему майору положение частей.　

— Командир полка! — доложил вскоре телефонист.　

Черноус взял трубку.　

— Как у тебя дела? — спросил он Хромозина. — Продвигаешься успешно? Хорошо, очень хорошо. Слушай, Максим Ильич, я подпираю тебя. КП переношу в Дзинтари! А ты перебирайся поближе к Мазнелеки.

Хромозин что-то начал говорить, но Черноус перебил его:　

— Не стращай меня опасностью. Она на войне везде и всегда. В общем, я перехожу в Дзинтари.　

Командир дивизии потер ладонями виски, аккуратно свернул карту и убрал ее в планшет. В небольшое оконце землянки заглядывал бледный рассвет. Очень хотелось спать, но сейчас Чериоусу было не до сна.　

Впереди гремел бой.