Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2

35

Макиавеллист по натуре, Раннальдини решил отомстить Борису, начав ухаживать за Рэчел. Акция предполагала доведение до сумасшествия не только Гермионы и Сесилии, на которых он был все еще зол, но и Флоры, которая вообще не принимала черноглазый инцидент серьезно. Она настойчиво именовала его Панда и имела наглость заявлять, что «Реквием» Бориса был лучшим исполнением, которое она когда-либо слышала.

К решительным действиям Раннальдини подвигала и откровенная враждебность Рэчел, которая упорно рассылала в местные газеты письма с обвинениями Раннальдини в охоте, перекрывании прогулочных троп и использовании пестицидов.

Игнорируя эту бомбардировку, Раннальдини начал заходить в Жасминовый коттедж, по уик-эндам сталкиваясь от случая к случаю с Лизандером, болтающимся без дела, поскольку Гай был дома, а сезон поло закончился. Раннальдини уговаривал «Кетчитьюн» Подписать контракт с Рэчел на запись одного из фортепианных концертов Рахманинова в сопровождении его оркестра. Он знал, что для нее это слишком большое искушение, чтобы отказаться. Но к его изумлению, несмотря на такой щедрый подарок, Рэчел хранила холодную дистанцию. И точно так же, как мужья Парадайза состязались в приготовлении шоколадного торта к церковному празднику, теперь они по примеру Раннальдини тайком от жен стали состязаться, кто больше угодит Рэчел.

Лизандер счел это веселой шуткой и быстренько схватил телефон.

– Ферди, Ферди, ты ни за что не догадаешься. Рэчел, моя приятельница с гелем для глаз, объявилась в Парадайзе, и теперь все здешние мужья сходят по ней с ума. Они забивают свои полки здоровыми, по ее мнению, продуктами, а свои тачки переводят на бензин, не содержащий свинца. Теперь они приходят к ней с целыми подносами. Сначала то были томаты для чатни[1], на следующей неделе – морковки с двумя хвостиками, а на той неделе – яблоки. Ее коттедж теперь похож на выставку во время Праздника урожая. Ну а поскольку Рэчел все это в основном выбрасывает как недостаточно натуральное, то Артур и Тини чертовски довольны.

– И кто же за ней ухлестывает? – спросил потный Ферди.

– Ну, Раннальдини, Гай, Ларри, Боб и священник – вот список стартовавших.

– Черт, Ларри и Гай – это плохо, – проворчал Ферди, думая о ежемесячных жирных чеках Мериголд и Джорджии. – Какого же черта ты там тогда делаешь? Ведь твоя задача заставить мужей быть при женах. Уж лучше возвращайся в Лондон да серьезно займись заработками. У меня для тебя есть ударная работенка в Кении, прекрасная богатая женушка, муж, мерзкий от паразитов, игра в поло, скачки.

– Но я счастлив в Парадайзе, – заблеял Лизандер, боясь потерять Джорджию. – Да ведь у них же это несерьезно с Рэчел. Просто не хотят, чтобы она досталась другому. Рэчел же ворчунья, хоть и очень неплохо выглядит. Я как-то не подумал ею заняться.

– Так вот, если ты не прекратишь это безобразие, я тоже не буду думать, – неодобрительно сказал Ферди. – Я вчера еле успокоил твоего папашу, который примчался в панике, что ты не пишешь. И оставил письмо для тебя.

– Не хочу его читать. Наверняка очередная лекция на тему приличной работы для меня. Я буду работать с лошадьми Раннальдини, – сказал Лизандер, чтобы хоть как-то успокоить себя. – Он хочет, чтобы я объезжал их зимой.

– Этого тебе не хватит даже на сигареты.

– Я знаю путь к спасению – священник просил меня сходить в Святую Землю.

– Не будь дураком. Как там Наташа?

Даже одно упоминание ее имени делало ему больно.

– Вернулась в школу. Но в воскресенье они вместе с Флорой приедут на знаменитый теннисный турнир Раннальдини. Не хочешь поиграть?

– О'кей. Я приеду на уик-энд.

Под предлогом проверки финансовых дел он мог поехать повидать Наташу.

Между тем у бедной Китти выдалось просто убийственное лето. Желание иметь ребенка все возрастало, и она все с таким трудом сэкономленные деньги тратила, переходя от одного гинеколога к другому, смущаясь от бесконечных тестов и внутренних исследований. Даже когда ей прочистили трубы, никаких отклонений найдено не было.

– Но ведь не в моем же муже дело, у него уже есть дети, – твердила Китти докторам.

Раннальдини, которому чрезвычайно не нравились отлучки Китти, полагал, что она должна быть удовлетворена семью пасынками или даже восемью, если считать маленького Козмо.

– Сосредоточься на том, чтобы быть матерью для них и секретаршей для меня.

«Да ведь мне почти столько же, сколько твоим старшим», – думала Китти. И все же эти дети заставляли ее чувствовать себя виноватой в упорном желании завести своего собственного.

Ее шансы, казалось, уменьшались с каждым днем, поскольку Раннальдини спал с ней так редко. Китти все лето терпела роман Раннальдини с Флорой; она была очень огорчена фурором черноглазого соперника и старалась не читать газет, где говорилось об этом концерте, но все это давало ей слабую надежду, что Раннальдини будет больше времени проводить с ней, поскольку Гермиона и Сесилия вышли из фавора, а Флора вернулась в «Багли-холл».

Но внезапно возникла Сесилия – она солировала в «Фиделио», и Раннальдини вынужден был примириться с ней. Да вдобавок Гермиона, все еще исключенная из кружка маэстро, сделалась невыносимо истеричной.

Сесилия жила легче Гермионы, поскольку не настолько была тупа, чтобы разыгрывать из себя матрону, и в конце концов еще имела и чувство юмора. Но, будучи самонадеянной и нарциссичной натурой, считала, что Раннальдини нуждается в ее любви.

– Я просто не могу понять, Китти, почему он так навязчиво ревнует меня к моим поклонникам. Он вырвал у меня телефон, когда я вчера разговаривала с Карло, и я даже не осмелилась сказать ему, что Луиджи хочет пригласить меня в Таиланд.

Сесилия то и дело выскакивала из своей комнаты, чтобы пригласить Китти на совет, что надеть, хотя на самом деле она просто хотела продемонстрировать, насколько эффектно она выглядит в том или ином платье. Часто, к смущению Китти, она встречала ее в своей комнате обнаженной, дразня своим телом, хоть и полногрудым, но девически стройным – для женщины за сорок оно было просто великолепным. Ну как в таком окружении Раннальдини заметит Китти?

Был канун теннисного турнира «Валгаллы». Сесилия милостиво удалилась в Париж в очаровательных розовых шортах и в вертолете Раннальдини. Сам маэстро, который на сей раз был дома, скрылся в башню просмотреть наскоро «Фиделио». Китти надеялась во время этой передышки вдоволь наготовить на завтра печенья и сандвичей и сделать перманент, но увы, появилась Рэчел в сопровождении двух раздраженных детишек, которые тут же принялись мастерить крепость из коробок для яиц, спасаясь от скуки этого знойного полудня.

Китти всегда была добра к Рэчел, бесконечно выслушивая ее жалобы и присматривая за детьми, когда Рэчел нужно было поупражняться или встретиться с адвокатами. Рэчел считала, что она справедливо расплачивается с Китти, давая ей советы, как не отравить себя и окружающую среду.

– Ну зачем делать клубничный пирог теперь, – объясняла она, – когда для клубники уже не сезон, но зато в избытке яблоки? А тунец – тунец – взвизгнула Рэчел. – Разве ты не знаешь, что тунцы присоединяются к косякам дельфинов и следуют за ними?

А почти четверть миллионов дельфинов умерли в Тихом океане.

– Бедные создания, – пробормотала испуганная Китти. – Я запомню на следующий раз.

– Хорошо, что ты хоть используешь ржаную муку, – Рэчел почувствовала, что была уж чересчур резка. Затем, заметив в хозяйственной сумке Китти пакет «Тампаксов», сказала: – Лучше бы ты пользовалась «Специальными». Тампоны, плавая в море, биологически разлагаются в течение ста двадцати дней.

Китти чуть не закричала. У нее была недельная задержка, и она молилась о беременности. А «Тампакс» она купила на всякий случай, как берут с собой зонтик в солнечный день.

Рэчел в это время рассматривала ширму, которую Китти тайком украсила фотографиями, сделанными в день рождения Раннальдини, в декабре, когда собирались разные знаменитости.

– Господи, посмотри, как он поглядывает на принцессу Ди. Твой муж, Китти, такой развратник. Как ты терпишь все это?

– Я люблю его.

– Бог знает почему. А вот я бы не хотела, чтобы он заходил в Жасминовый коттедж. Он же открыт каждому со стороны дороги. Любой может заметить свет или услышать радио.

«Какая же ты все-таки, Рэчел», – с безнадежностью думала Китти. На кухонном столе лежало письмо от ее матушки, содержащее перевод на три фунта и карточку с отпечатанным в типографии пожеланием прекрасной дочери многих счастливых перемен. А ведь Раннальдини наверняка забыл, что у нее завтра день рождения.

Поскольку сегодня у мистера Бримскомба был выходной, ей самой стоило бы полить недавно посаженные растения. Корни старых деревьев могли подпитаться и подземными водами. Вылив кувшин на голубовато-лиловый ломонос у стены, она отметила, что новые растения, как новые и потенциальные любовницы, требуют внимания. Может, поэтому Раннальдини дает Рэчел работу и настаивает, чтобы она пришла завтра на турнир, и уговаривал Гретель присмотреть за ее детьми?

«Дорогой мой Боже, помоги мне перестать жаловаться, – взмолилась Китти. – Если я только забеременею, я никогда, никогда больше не буду жаловаться, и пусть еще Раннальдини больше не возвращается к Гермионе».

Поскольку турнир Раннальдини был очень представительным, Мериголд и Джорджия решили накануне вечером размяться против пары Ферди—Лизандер. Гай уехал в Солсбери на просмотр частной коллекции, Ларри еще не вернулся из Лондона, так что берег был чист.

По пути в «Ангельский отдых» Лизандер должен был заехать к Раннальдини, чтобы захватить противоглистные таблетки для Артура и Тини.

Жара не ослабевала. Власти что-то такое бормотали о напорных трубах. Путешественник с наслаждением нырял в тень живых изгородей из боярышника и шиповника, увешанного блестящими розовыми ягодами. Ферди вполне бы мог, не выходя из «феррари», нарвать спелой ежевики, если бы Лизандер не ехал так быстро. Россыпи яблок-дичков с хрустом разлетались под колесами.

Лизандеру чуялся запах дыма. В октябре – годовщина смерти мамы. Он вцепился в рулевое колесо, чтобы ослабить боль. Надо положить цветы на ее могилу. И может быть, придется это сделать вместе с отцом.

Осень раскрасила леса Раннальдини в желтое и оранжевое. Дикий виноград, увивавший коттедж конюхов, стал розовым. Войдя в безупречно чистый, но пустынный двор, Лизандер услышал душераздирающий вопль, словно кролик попал в капкан. Резко обернувшись, он с облегчением увидел, что и Джек и Мегги сидят рядом с Ферди в машине.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, нет, – пронзительно кричал женский голос.

В какой-то момент Лизандер подумал, что это может быть Китти, напуганная Князем Тьмы, но нет, тот был в своем стойле.

Крик повторился. Он доносился из учебного загона, в котором Раннальдини любил оставаться один, воспитывая трудных лошадей. Его методы были ужасны, если верить старшему конюху Дженис, но ей хорошо платили, так что она закрывала на это глаза.

Быстро поманив к себе Ферди, Лизандер завернул за угол и заметил, что входная дверь в учебный загон закрыта.

– Не надо больше, пожалуйста.

Молящий голос был слишком глубок для Китти.

– Ты же согласилась делать все, что я попрошу, – сказал Раннальдини таким холодным тоном, что мороз пробежал по коже.

Вскарабкавшись на широкие плечи Ферди, Лизандер выпрямился и чуть не упал. Зрелище того стоило. Там, в центре загона, одетый в блестящие жокейские сапоги и бриджи с буфами на бедрах, стоял Раннальдини. В одной руке он держал охотничий кнут, который щелкал как гремучая змея, в другой – кожаный повод, присоединенный к собачьему ошейнику на шее Гермионы.

Гермиона была полностью обнажена, если не считать узконосых туфель на высоких каблуках. Все ее тело покрылось потом. Ее большие, прекрасной формы груди подрагивали, когда она трусцой продвигалась по кругу, большая, круто очерченная задница уже слегка розовела, а глаза блестели от ужаса и возбуждения.

– Ты сегодня недостаточно быстра, – проворчал Раннальдини, намеренно щелкая кнутом так, чтобы достать ее левую ягодицу. Сдержав крик, Гермиона пустилась в легкий галоп.

«Не с той ноги», – подумал Лизандер. Она уже с трудом дышала; Раннальдини улыбался, но глаза у него были мертвыми.

– Так ты извиняешься за свое поведение?

– О да, Раннальдини.

– И за свои сцены?

– Да, да.

– Ну и что же ты собираешься делать? Выше голову, спину прямее, – и еще один беспощадный удар пришелся на грудь.

– Я прошу прощения, – вскрикнула Гермиона.

– Я же сказал: «Что ты собираешься делать?» – рванув ее к себе так резко, что она чуть не упала, он положил руку между ее ног. – Да ты чертовски возбуждена. Ты ведь любишь наши занятия, не так ли?

– Да, Раннальдини.

– А теперь мы немного попрыгаем. Ну-ка, сучка, давай.

В этот момент Лизандер свалился с плеч Ферди, опрокинув метлу для уборки двора.

– Кто там? – крикнул Раннальдини.

Ферди и Лизандер одновременно прыгнули за поленницу дров. Хорошо еще, что «феррари» они припарковали за углом. Когда Раннальдини вышел, они затряслись от ужаса. К счастью, страсть позвала его обратно.

– Должно быть, какая-то лошадь, – проговорил он, одновременно поворачивая ключ в замке.

– Что там было? – прошипел Ферди. Лизандер, ярко-красный от потрясения, пытаясь сдержать смех, широко раскрывал от изумления рот и не мог произнести ни слова, пока они не покинули границ земель Раннальдини и не свернули на шоссе, ведущее к «Ангельскому отдыху».

– О, Ферд, ты ничего подобного в жизни не видел! Вот это нагота. Она была совершенно голая, только в туфлях. Ну и тело у нее. Фантастика! Ты бы точно понял, почему он не бросает ее. Она от возбуждения так повизгивала, ну прямо как Мегги, когда нападает на кроличий след. Дай-ка мне сигарету. И они уже шли к тому, чтобы завершить это дело грандиозным трахом. Господи, это было грубовато, но чертовски сексуально. Блеск! Я не видел ничего подобного.

– Подумаешь, да загляни в любой порножурнал.

– Дорогуша, да мне теперь просто никогда не избавиться от этой эрекции.

Он взял у Ферди сигарету, сделал длинную затяжку и выдохнул в ужасе:

– А ты не думаешь, что он и бедняжку Китти так дрессирует?

– Если бы дрессировал, она была бы гораздо стройнее.

«А ведь Джорджия выглядит лучше, ну просто красавица», – подумал Ферди, когда он и Лизандер вошли в кухню «Ангельского отдыха». И даже почувствовал откровенную зависть, когда, клюнув его в щеку, она схватила Лизандера в теплые объятия и, не скрываясь, поцеловала в губы. На ней были серая рваная рубашка Флоры и боксерские шорты Гая, разрисованные сражающимися крокодилами. Несмотря на полноватые лодыжки, она выглядела в два раза сексуальнее Мериголд, разгуливающей здесь в плиссированном белом теннисном платье с розовым бантом в волосах.

– Боюсь, что никогда не смогу отказаться от белой одежды, – извиняясь, сказала она.

Лизандер никому и по мячу не дал ударить, пока они не распили бутылку «Мюскадета», а он не живописал в деталях их путешествие.

Травяной корт располагался за домом. Мериголд была хорошим игроком. Занимаясь в юности в спортивном клубе, она немало тренировалась позже, а уж став неработающей женой, играла все лето. Ферди, несмотря на некоторую тяжеловатость, имел хороший глаз и неплохо действовал на задней линии. У Джорджии совершенно не был поставлен удар слева, к тому же она давно не играла, но ее напарником был Лизандер, на голову искуснее всех присутствующих, и потому они обыграли Мериголд и Ферди – 6:0, 6:1.

Затем они дурачились, представляя, что мяч – это Гермиона, и приговаривали:

– Ах ты, дурная девочка, вот тебе.

И визжали, и чуть не падали от смеха, к радости Мегги, носившейся за всеми мячами под одобрительное тявканье Джека.

Джорджия казалась такой счастливой, что, когда они возвращались домой, Ферди, понизив голос, спросил Лизандера:

– Как ты думаешь, она не догадывается о том, что Гай увивается вокруг Рэчел?

– Уверен, что нет. Да и зачем огорчать ее?

– Господи, эта жара – просто блаженство, пусть длится подольше, – Джорджия опрокинула банку с водой на запыхавшегося Динсдейла.

– Хорошо, что Рэчел не слышит тебя, – с беспокойством произнесла Мериголд, – и хорошо, что она не видит, как ты расходуешь воду. Она меня в пух и прах разругала за прожекторы Ларри и за наши люстры в гостиной.

Это был чудесный вечер. Ночные левкои и табаки примешивали свои ароматы к запаху уже погружающихся в осень тополей. Бледный красно-вишнево-голубой воздушный шар, запущенный из дома в розовый закат, пролетал сейчас на фоне звезды Арктур, поднимающейся над лесом.

– Раннальдини ужасно разозлится, если Лизандер сыграет так здорово, – сказала Мериголд. – Ведь он всегда считался лучшим игроком в округе.

– Да мы с тобой можем обыграть его, – мягко возразила Джорджия.

– Уж не собираешься ли ты играть с Гаем?

– Нет. Он очень злится, когда я делаю двойную ошибку на подаче.

У Лизандера из головы никак не выходила сцена на конюшнях Раннальдини. Это были действия окончательно развращенного человека.

– Почему Китти не уйдет от него? Джорджия, потемнев лицом, пожала плечами:

– Почему один не уходит от другого? Из-за ментального паралича или из веры в преданность? Китти страшно религиозна. Она чтит этого ублюдка, а он пользуется этим. И потом, куда она пойдет? На ней ведь еще и матушка.

– Да Раннальдини не даст ей уйти. Ведь она ему очень полезна, – добавила Мериголд.

Покрикивали совы, ворковали голуби. Где-то в долине с шумом добывали глину. Джорджия наполнила стаканы, из ведерка со льдом достала следующую бутылку.

– У меня есть идея, – сказала она покровительственно. – У Китти в этом месяце день рождения. Вы знаете, что она по знаку – Дева? Почему бы нам не собраться вместе и в качестве подарка не преподнести ей Лизандера?

Она повернулась к нему. Ее темно-зеленые глаза стали совсем коричневыми, и в них горел насмешливый огонек.

– Ты же все время говоришь о том, что нет достойного соперника. Ну так забудь о Ратминстере и займись Китти.

– Не смеши, – возразил ей Лизандер в редком для него припадке плохого настроения. – Это же будет фарс. Да и не существует такого способа, которым бы я заставил Раннальдини вернуться к Китти. Она же никогда у него не была на первом месте. Я сделал бы это для Мериголд, для тебя, для Гермионы, хоть она и не нуждается в моей помощи, для Рэчел без всяких проблем. Но, ради Христа, только не для Китти, бедной маленькой Китти.

Огромная бледная луна, еще плохо различимая в сумерках над лесами Ларри, напомнила ему печальное, круглое, бесформенное лицо Китти.

– А что, – насторожился Ферди, почуяв запах наживы.

Поскольку Лизандер не хотел покидать Парадайз и Джорджию, то предлагаемый вариант был не худшим средством поправить финансовые дела.

Погладив Мегги, которая вздрагивала от ударов, доносившихся из долины, Лизандер прижал ее к своей груди.

– Тебе бы только хапнуть свои десять процентов, – сказал он сердито. – Ну так, может, ты и заставишь Раннальдини вернуться? А мне это ни к чему.

Компания вновь принялась пить и болтать. И только Лизандер сидел молча, наблюдая за восходом луны, меняющей цвет из почти белого в бледно-оранжевый, потом в золотой, как подсолнухи у мисс Крикдейл, а затем в ослепительно-перламутровый, заливая всю долину светом, в то время как небеса темнели от дымно-голубого до сапфирового. А из Жасминового коттеджа неслись грозовые аккорды рахманиновского Третьего, наиболее сложного концерта для фортепиано.

– Рэчел играет необыкновенно хорошо, – заметила Мериголд. – Ларри говорит, что она станет большой звездой.

– Почему бы ее не ободрить, – откликнулась Джорджия. – Все лучше, чем болтать о натуральной пище или отражать набеги Раннальдини.

– Ты был бы настоящим рыцарем в блестящих доспехах, если бы поднапугал Раннальдини и он стал бы лучше относиться к Китти, – сказала Мериголд.