Череп императора

1

— Эй, красавчик! Не скучно?

Блондинка, сидевшая за соседним столиком, кричала во весь голос, но из-за грохота этой идиотской музыки слышал я ее с трудом. Как, черт возьми, умудряются спать граждане в соседних домах? За время, проведенное в этом клубе, я уже несколько раз начинал всерьез прикидывать — сколько же может нынче стоить слуховой аппарат? Сомнений в том, что после сегодняшней ночи он мне понадобится, не возникало.

— Красавчи-ик! Я с кем разговариваю?

Выбравшись из-за стола, решительная блондинка направилась в мою сторону. Ну-ну. Красавчик, говоришь? Я пригубил из стакана и поудобнее устроился в кресле. Пока она вышагивала между столиками, я успел подумать, что вообще-то к двум часам ночи набралась она довольно прилично. Интересно — алкоголь или экстази? Судя по тому, как тщательно она огибала стулья, скорее все-таки алкоголь. Нависнув надо мной так, чтобы я убедился: бюстгальтер она не носит — незачем ей бюстгальтер, и так все в порядке, — неожиданная собеседница старательно выговорила:

— Дай сигарету.

— Не дам.

— Что, — удивилась она, — неужели не угостишь даму?

— Ты не моя дама, а я не твой кавалер. — Я взял со стола сигареты и убрал в карман плаща. Черт, скорее все-таки экстази. Терпеть не могу наркотики.

Блондинку я заметил сразу, как только вошел в клуб. И тогда же я заметил ее спутника, невысокого пижонистого мужичонку с китайским лицом. Сперва я решил, что насчет китайского лица мне показалось. Ну откуда, скажите, в этой дыре настоящий, заграничный китаец? Однако, сев неподалеку и приглядевшись повнимательнее, я убедился — нет, все без обмана, китаец настоящий. Блондинке на вид было года двадцать два — двадцать три, китайцу явно за шестьдесят, плюс нездоровый цвет лица — наверное, больная печень. Зато золотые часы, шелковый галстук, перстень с рубином. Минут десять назад китаец, болезненно морщась от сумасшедшего грохота, прошагал по направлению к туалету и что-то там застрял. Интересно, а есть у них в Китае рэйв? Если нет, то с непривычки бедняге, наверное, трудновато.

Блондинка успела приземлиться в кресле напротив и попыталась затеять под столом некие незримые миру эволюции в пространстве. Я отодвинулся так, чтобы она не могла до меня дотянуться, и еще раз пригубил из стакана.

— Слушай, ну дай ты мне сигарету, не будь жмотом! А на этого желторожего не обращай внимания. Это я так, для дела. Ну да. Ну, допустим, он — важная птица. Мне-то что до этого? Может, я с тобой хочу посидеть. Могу?

Судя по тому, сколько оставалось у меня денег, стакан был на сегодня последним. Решив не спешить, я отставил его в сторонку, закурил и пустил колечко дыма. В спертом воздухе лететь ему было некуда, и оно печально растаяло. Все-таки, наверное, это алкоголь. От экстази язык так не заплетается.

— Слу-ушай, — захныкала она, — ну не молчи ты. Чего молчать-то? А то я ведь могу и…

Я сидел спиной к выходу, однако, учитывая то, как резко она замолчала, а под столом воцарился абсолютный покой, я понял: из туалета возвращался китаец. Теперь блондинка улыбалась во весь рот. Глядя на нее, любой идиот мог понять — без друга она скучала и белый свет был ей не мил, а вот теперь он вернулся и счастью нет границ. Друг же, не обнаружив подруги там, где он ее оставил, потерянно замер прямо посреди зала. Этакий вполне приличный китаец. Клубный пиджак, очки в модной оправе. Чего его занесло в этот «Мун Уэй»? Тем более что правую руку китаец не отрывает от бока. Прав, ой прав я был насчет его печенки. Конечно, потирает он ее как бы невзначай, так, чтобы блондинка не заметила, но то, что болит у него печень, — это точно. Разглядев наконец свое белоголовое сокровище за моим столиком, он семенящими шагами подошел к нам и уперся мутным взором куда-то мне в подбородок.

— О, Ли, наконец-то! Ну где ты был? Я так соскучилась, — заворковала блондинка.

Китаец не сводил с меня глаз, и она тут же добавила:

— Познакомься, Ли, это мой школьный товарищ.

Я покосился на китайца. Любому было понятно, что насчет школы блондинка погорячилась. Я, конечно, мог быть второгодником, но не в каждом же классе! Впрочем, если эта версия и показалась китайцу сомнительной, то виду он не подал.

— Здьяствуйти, — неожиданно тоненьким голоском произнес он. — Осень йад, осень йад. Вы с Анзыликой дьюзья?

Ага. Значит, блондиночку мою любвеобильную особо близкие друзья зовут Анжеликой. Пошло, девушка, пóшло и неоригинально! Как же, интересно, фамилия-то твоя, маркиза ангелов? Хорошо, если Баттерфляй (Анжелика де Баттерфляй — звучит, а?), а если совсем наоборот — Кузькина? Такое сочетание далеко не каждый кавалер проглотит. Впрочем, на вопрос китайца я все же утвердительно кивнул — в том смысле, что да, мол, Анжелике я друг, и еще какой. Все мы тут друзья и подруги.

— Осень пьиятно, осень пьиятно. — Китаец говорил по-русски медленно, но все равно казалось, что он жутко суетится. — Будим знакомы. Ли Гоу-чжень, бизнесмен из Китая. А вы?

Ситуация становилась совершенно дурацкой. На кой хрен мне, спрашивается, знакомиться с этим Ли… э-э-э… в общем, бизнесменом из Китая? Краем глаза я глянул на Анжелику. Увела бы она хунвэйбина своего вежливого куда-нибудь, по возможности на фиг, чтобы людям отдыхать не мешал.

Анжелика сидела и не мигая смотрела на милого Ли влюбленными глазами. Секунду помедлив, я решил, что ладно, хрен с ним. Будем радушны и доброжелательны по отношению к зарубежным гостям. Пусть они увезут наилучшие воспоминания о нашем городе. Да и вообще, если китаец носит пиджак от «Версаче» и золотой «Ролекс», то, может быть, он действительно большая шишка — что там об этом говорила Анжелика? С трудом выкарабкавшись из чересчур низкого кресла, я таки встал и протянул китайцу руку:

— Илья Стогов. Очень приятно. — Удержаться и не добавить «русский с китайцем братья навек» стоило мне больших трудов.

— И… Эль… Как ви сказали? — В стоящем грохоте «братец Ли» явно не разобрал, что здесь имя, а что фамилия и как вообще все это необходимо произносить. Я попытался выговорить более членораздельно, однако понял, что это бесполезно. Стоять, когда под коленки упирается кресло, а прямо в… (как бы это помягче? — ну, в общем, вы поняли) давит стол, мне было страшно неудобно, и я поступил проще. Нащупав в кармане свою редакционную визитку, я торжественно вложил ее в раскрытую ладонь «братца Ли».

— Зуйналист? Вы зуйналист? — прочел он. — О-о! Как это интейесно! Позвольте вас угостить. Что вы будете пить? Водку? А ты, Анзылика?

Сжимая мою визитку как величайшее в мире сокровище, — все-таки китайцы удивительно вежливый народ, — Ли семенящими шажками порулил в направлении бара. Едва он отошел на безопасное расстояние, Анжелика буквально подскочила в кресле:

— Ты что — действительно журналист?

— Действительно.

— А как твоя фамилия? Ах да — Стогов… Что-то я о тебе никогда не слышала. Ты известный журналист? А где ты работаешь? На телевидении?

— Нет, в газете.

— У-у, я думала, на телевидении… А в какой газете?

— Не скажу.

Впрочем, теперь мы были вроде как в одной команде, так что сигаретой я ее все-таки угостил. Визитки нам на работе выдавали редко и помалу, так что вообще-то я их берег, кому попало не раздавал. Но тут — хрен с ним, не жалко. Анжелика была готова выпрыгнуть из платья прямо здесь. Ну и опять-таки китаец угостит, что тоже очень кстати.

Первые восемь бутылок «Жигулевского» я купил еще часа в два пополудни, в редакции. Потом было красное вино в отделе социальных проблем, потом снова пиво — платил все время я. Ближе к вечеру поехали к машинисткам домой — у кого-то из них был дома коньяк. Коньяк сразил машинисток наповал. Потом была водка в закрывающемся уличном кафе, снова водка в такси, потом снова пиво в магазине «24 часа — продукты» на углу Невского и Пушкинской. Кто уж там за что платил, вспоминается с трудом. Помню одно: когда мы со всенародно любимым спортивным обозревателем нашей газеты Алексеем Осокиным добрались до данного клуба, то на билеты мы с ним уже сбрасывались.

Кстати, момента, когда господин Осокин исчез, я почему-то не заметил. То ли все-таки уговорил мой собутыльник пару местных «балерин» продолжить занятия хореографией у него на дому, то ли устал и смылся по-тихому. Возможно, впрочем, что Алексей мой Эдуардович, собутыльник несгибаемый, стоит сейчас на улице и блюет. Хотя нет, на улице — это вряд ли, там сейчас дождь. Переться под этим дождем к себе в Купчино не хотелось, так что китаец со своим угощением подвернулся как нельзя кстати. Если он, имея такой замечательный галстук, потратится на двести граммов водки для бедного журналиста, то, скорее всего, не разорится.

Настроение заметно улучшилось.

— Как же тебя зовут на самом деле, «Анжелика»?

— Ну наконец-то! Неужели моя мечта сбылась и я все-таки произвела на тебя впечатление?

Я еще раз посмотрел на собеседницу и решил, что вообще-то да — произвела. Во-первых, похоже, она была настоящей, некрашеной блондинкой, что само по себе большая редкость. Во-вторых, мне чертовски нравились ее духи. Когда в следующий раз вам будут рассказывать, что, мол, мужчины любят глазами, знайте: это лживые измышления тех женщин, которые ничего не понимают в хорошей парфюмерии. Мужчина всегда любит по запаху. Если он, конечно, настоящий мужчина. Ну и в-третьих — кто же это, интересно, устоит, когда натуральная блондинка, пахнущая эротичнее, чем годовая подписка на «Пентхаус», вдруг начинает называть его «красавчик». Тем более если при взгляде в зеркало легко убедиться: льстит его собеседница, льстит нагло и беспардонно. Я лично не устоял.

— Произвела.

— Да? И ты, на меня произвел. Слушай, а давай, когда все кончится, поедем ко мне?

Что кончится? Я прикурил новую сигарету от предыдущей и еще раз посмотрел на Анжелику.

— Экстази?

— Ага, — заулыбалась она.

— И много?

— Да уж порядочно.

Ч-черт, так я и знал. Ненавижу наркотики. Интерес к разговору как-то сразу пропал, и я поискал глазами китайского друга. Где водка?

— Посиди здесь. Пойду поищу нашего нового друга. Как там его?

— Наш друг Пиши-Читай, — захихикала Анжелика.

Выбравшись из кресла, я без особого, впрочем, удивления обнаружил, что вообще-то здорово пьян. Осторожно обойдя танцующих, я протиснулся в бар. У стойки китайца не было.

— Китаец в пиджаке таком классном три водки не заказывал? — пытаясь переорать музыку, спросил я бармена.

— Один монгол в тюбетейке брал марихуану. Двое негров в тигровых шкурах вчера заходили, пили текилу. Иногда заходят и эскимосы, но это редко, — невозмутимо ответил бармен. — Китайцев пока не было.

Остряк. Шел бы в «Крокодил» работать. В чил-ауте было потише и музыка играла совершенно другая. Что-то тибетское, успокаивающее. На диванчике в полном отрубе пребывали несколько юных созданий, явно не рассчитавших силы в погоне за удовольствиями. На лицах некоторых без труда читалось желание, как можно скорее добраться до туалета, обнять унитаз и остаться наедине с ним как можно дольше. «Братца Ли» не было и здесь.

Выйдя из чил-аута, я прошел в другой конец коридора и на всякий случай бросил взгляд на входную дверь. У входа располагался то ли гардероб, то ли камера хранения. Лысый мужчина в кителе сосредоточенно рассматривал чью-то визитку. Наголо остриженный молодец в униформенном дождевике с надписью «Клуб „Moon Way“, „Лунный Путь“, секьюрити» стоял на пороге и пускал кольца дыма в сплошной, стеной идущий дождь. При одном взгляде на низвергавшиеся с небес потоки воды в душе поднималась большая человеческая благодарность к тому, кто придумал столь славные заведения, как найт-клабы, несущие людям тепло и уют.

Оставалось последнее и наиболее реальное место пребывания китайца — туалет. Бедный, вот скрутило-то: через каждые десять минут бегает — блевать, что ли? Коридорчик перед туалетом был пуст, а дверь в единственную кабину заперта. Ломиться в запертый туалет было как-то неловко — «Мун Уэй» явно не относился к гей-клабам, — и я тактично решил подождать китайца возле двери. Угораздило же его так посадить себе печенку. Я машинально пощупал свой правый бок. Интересно, как там они, мои собственные внутренние органы? Вдавив пальцы как можно глубже под ребра, никакой боли я не почувствовал и, отогнав мрачные мысли, решительно постучал в запертую дверь:

— Господин Ли, вам плохо?

За дверью было тихо. Не просто тихо, а абсолютно тихо. Я бы сказал, неподвижно. Даже если в кабине нашла приют некая влюбленная парочка, то где же натужное пыхтение, эротические всхлипы, сотрясающий стены ритм?

— Эй, долго вы там? — решил я поставить вопрос иначе. Ни малейшей реакции.

Хм, что все это значит? Вернувшись в зал, я наклонился к самому уху Анжелики и прокричал:

— Китаец исчез!

— Как это исчез?

— В бар еще не заходил, а больше его нигде не видели.

— Посмотри в туалете. У него больная печень, выпьет грамм — и из туалета не вытащишь.

— Смотрел — там заперто, а внутри мертвая тишина.

— Какая тишина?

— Мертвая.

Анжелика изменилась в лице:

— Ну-ка, пойдем!

К двери со схематическим мужским силуэтом она тащила меня с такой настойчивостью, что наблюдавший за нами молодец-охранник в дождевике только завистливо усмехнулся.

— Эй! Ли, милый! Ты меня слышишь?

Никакой реакции.

— Ты можешь сломать эту дверь? — наконец повернулась она ко мне. Ни малейших следов опьянения в ней заметно не было.

— Могу, но…

— Что «но»?

— Это необходимо? Может, там и не он совсем? Да и вообще — за дверь потом придется платить.

— Я заплачу, ломай.

— Погоди, я хоть секьюрити позову.

— Я тебе говорю, ломай! — гаркнула она, и я стал ломать.

Хлипкой двери хватило одного удара. Я саданул ногой чуть пониже ручки, и дверь с сочным хрустом ввалилась в глубь кабины.

— Твою мать… — выдохнула Анжелика.

На полу в луже собственной крови лежал безнадежно мертвый господин Ли Гоу-чжень, бизнесмен из Китая.