Череп императора

19

Есть такая детская игра — вы кладете свои ладони поверх ладоней партнера, а он пытается хлопнуть вам по тыльной стороне рук, и, когда это у него получается, ваши руки меняются местами. При известной ловкости рук ладони ваши будут мелькать с быстротой тасуемых карт…

Сдается мне, что тот, кто ведает моей судьбой, решил от нечего делать сыграть со мной именно в эту полузабытую игру. Уже в третий раз ситуация переворачивалась с ног на голову. И было у меня основательное подозрение, что для такой ситуации, как эта, три раза совсем не предел.

— Тебя не задело? — спросила Анжелика. Голос у нее был ласковый, сочувствующий. Она наклонилась надо мной и положила свою ладонь поверх моей.

Разговаривать мне с ней не хотелось. Я просто убрал руки в карманы разодранного плаща и даже не подумал встать с пола.

Китайские коммандос расхаживали по залу и добивали Диминых «пехотинцев». Ногой переворачивали тела вниз лицом и стреляли из пистолета в затылок. Пистолет этот они зачем-то передавали друг другу, а не пользовались каждый своим.

Дэн, в точно таком же черном комбинезоне, как и остальные, стоял посреди зала и вполголоса отдавал отрывистые команды по-китайски. Ну просто киношные ниндзя, мелькнуло в голове, им бы Диминых бойцов не из автоматов расстреливать, а из духовых трубок отравленными стрелами. Краем глаза я заметил, как, подойдя к изрешеченному телу Димы, Дэн вытащил у него из кармана джинсов коробочку и, не заглядывая внутрь, убрал ее в нагрудный карман комбинезона. Из джинсов. «Ну-ну», — усмехнулся я.

Анжелика не обращала на все происходящее никакого внимания.

— Ну что с тобой, милый, — все тем же заботливым тоном проворковала она. — Чего молчишь?

— А что здесь можно сказать? — пожал плечами я.

Наверное, всего этого было для меня одного слишком много. Я ловил себя на ощущении, что ни выстрелы, ни брызги крови на стенах больше не производят на меня никакого впечатления. Подумаешь — раскрошившаяся, как переспелый арбуз, человеческая голова…

— Ты все-таки ранен? — нахмурилась Анжелика. Ну ни дать ни взять школьница, склонившаяся над подбитым чибисом.

— Слушай, не лезла бы ты ко мне. Ты лучше вот приятелей своих пожалей. А еще лучше — забирай свой чертов Шань-бао и рули отседова.

— Стогов, что все-таки случилось? Вчера ты со мной разговаривал совсем по-другому.

— Ага. Вспомнила — вчера!.. Ты не находишь, что ситуация немного изменилась? У меня дома, конечно, не прибрано, но зато и ничьи мозги по стенам не размазаны… А потом — вчера я еще не знал, кто ты на самом деле.

— Да? Интересно было бы послушать. — Она выпрямилась и достала из кармана сигареты. — И кто же я на самом деле?

— Дай сигарету, — сказал я. Прикурил, выпустил дым, глянул на нее. Нет, все-таки она потрясающе красивая женщина.

— Так кто же я по-твоему? — повторила она.

— Ты? Ты Ирина Ляпунова, — сказал я, — аспирантка профессора Толкунова. Ныне покойного…

По опыту предыдущей беседы я знал, что застать ее врасплох — занятие безнадежное, и все-таки надеялся, что она хотя бы вздрогнет или изменится в лице. Зря надеялся, она даже не моргнула глазом.

— Это ты написала книжку «Загадки Джи-ламы», — продолжал я. — Кстати, неплохо написала, — дерзай, ты талантлива, не зарывай талант в землю, радуй читателя новыми творениями… Хотя… Помнится, в прошлом году во время исследовательской экспедиции в Тибет ты у нас вроде как погибла. Сорвалась со скалы и — вдребезги… Так что писать теперь вряд ли сможешь. Какая грустная история, как молода и талантлива ты была! — Я выдохнул дым, посмотрел, как он тает в воздухе, и добавил: — Хотя честно сказать, для покойницы с почти двухлетним стажем сохранилась ты неплохо…

— Ну, допустим, это действительно так, — пожала плечами она. — Что это меняет?

— Да ничего не меняет. Просто я терпеть не могу, когда мне врут.

— Почему сразу «врут»? Я что, когда-нибудь отрицала, что писала эту книгу? Или ты спросил меня, была ли я в Тибете, а я ответила, что нет? Ты не спрашивал, я со своей биографией к тебе не лезла, вот и все.

— Серьезно? Это, по-твоему, все? А старичка профессора кто обманул? Ты и обманула. Разбила его сердце своей гибелью. Что скажешь, зомби? Ты ведь обманула всех. Своего Ли, профессора, Диму, меня — да и Дэна тоже обманешь, только он об этом, наверное, еще не знает.

— С чего ты взял, что я когда-нибудь тебя обманывала? — помолчав, сказала она.

— Как это — с чего взял? Ты спала у меня в квартире, ты пила со мной кофе, а сама в этот момент выпытывала, что, черт возьми, мне известно об этом камне. Ты спала со мной! А после этого просто взяла и привела сюда целую банду головорезов. И этих — бойцов невидимого фронта. Это, по-твоему, не обман? Да ты предала даже тех, ради кого предала меня. Не веришь? Разбуди Диму, поинтересуйся!

— Я никогда не обманывала тебя в том, что касается наших личных отношений, — совершенно спокойно сказала она.

— А у нас таковые имеются? Интересно было бы послушать, что ты говорила всем этим… покойничкам… Ты не заметила странной закономерности? Все, у кого возникают личные отношения с тобой, очень быстро становятся трупами.

— Зачем же все валить на девушку? — сказал, появляясь из-за Анжеликиной спины, Дэн. Говорил он опять без малейших следов мяукающего китайского акцента. — Все эти люди обязаны свой смертью не Ирине, а исключительно мне.

Он стоял, а я по-прежнему сидел, и от этого смотрел он на меня сверху вниз. Маленький, уверенный в себе, воспринимающий убийство как ежедневную работу — тяжелую, конечно, но ведь должен кто-то делать и ее? Я посмотрел на его руки, сложенные на прикладе автомата. Руки были ухоженные, чистые, с хорошим маникюром. В отличие от моих — разбитых, окровавленных, грязных. Мерзкий тип.

— Добрый вечер, дорогой консул, — кивнул я. — Извините, что не встаю. Наверное, это вопреки этикету, но поверьте, у меня сегодня был на редкость тяжелый день.

— Что вы, что вы! — улыбнулся он. — Сидите, конечно, долго я вас все равно не задержу. Я хотел сказать: несмотря на то что всех этих людей убил я, об этом никто не узнает.

— Да? — лениво заинтересовался я. — А почему?

— Потому что все будут уверены, что это ваша работа.

— Моя?!

Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. Нижняя челюсть отвисла так, что чуть не хлопнула меня по груди.

— Да, Илья, ваша.

— А с какой стати мне… э-э-э… убивать всех этих людей?

— Не знаю, — пожал плечами Дэн. — И никто не знает. Но улики показывают именно на вас, и ни на кого, кроме вас.

— А можно поинтересоваться — что это за улики?

— Конечно, — кивнул консул. — Видите этот пистолет? — Он продемонстрировал мне черный «Макаров», из которого его коммандос добивали бандитов.

— Ну и?

— Из этого пистолета были застрелены и профессор Толкунов, и тот молодой человек с синяком под глазом, который, к моему искреннему удивлению, умудрился после этого еще доползти до вашей редакции. Потрясающая сила воли — я был уверен, что он уже мертв. И из этого же пистолета убиты все эти молодые люди (жест рукой в сторону «пехотинцев»). Что подумают на Литейном, когда окажется, что вы не только были со всеми ними близко знакомы, так еще и единственные отпечатки пальцев, которые можно отыскать на этом пистолете, принадлежат именно вам?

— А они там будут — эти отпечатки?

— Будут, будут, — уверил меня Дэн.

Я смотрел на него — он даже не злорадствовал, он просто знал, что он победитель, а иначе и быть не может.

— Слушайте, Дэн, — сказал я. — Неужели вы всерьез думаете, будто милиционеры действительно поверят, что это моя работа? Просто потому, что найдут на стволе мои отпечатки?

— Нет, не думаю. Конечно, они не поверят. Может быть, они даже догадаются, в чем здесь дело. Но у них не будет выхода. Меня тронуть они в любом случае не смогут — у меня дипломатическая неприкосновенность. Моих ребят они даже не заподозрят: все они люди мирные и законопослушные. Знакомьтесь, Илья: это наш консульский повар, вон те двое — официанты, а Лао-янь у нас садовник… Так что выхода у гувэдэшников не окажется. Они будут вынуждены ухватиться за ту единственную ниточку, которая торчит из этого дела, — за ваши отпечатки. — Он покачал головой и добавил: — Знаете, я могу их понять, этих ваших милиционеров. Надо всеми нами, оперативниками, есть начальство. Которое, как правило, ничегошеньки не понимает в нашей работе, но которому нужно обязательно предоставить скальп злоумышленника. А уж кто окажется злоумышленником — начальству плевать… Поймите меня правильно, Илья. Как человек вы мне очень симпатичны, я с удовольствием читал ваши замечательные репортажи, но… Просто вы оказались не в том месте и не в то время, вот и все…

Да-а, перспективочка, хмыкнул я про себя. Неужели он все это всерьез?

— Скажите хоть, зачем их всех убили? — сказал я. — И дайте сигарету, курить хочется зверски.

— Вы, конечно же, имеете право знать всю правду, — без тени улыбки произнес Дэн. — Так что, если хотите, я расскажу… Когда в прошлом году Ирина, находясь в Китае, нащупала следы знаменитого алмаза Шань-бао, бесследно исчезнувшего в начале века, Государственный Совет принял решение помогать ей в ее поисках. Мне было поручено внимательно наблюдать за их ходом и оказывать необходимую помощь. Мы помогли Ирине выйти на мецената Ли Гоу-чженя, который согласился финансировать поиски бриллианта и даже лично приехал в Петербург, чтобы договориться с вашим Центральным архивом о том, что для него разыщут архив Кострюкова. В целях конспирации, правда, решено было инсценировать несчастный случай, объявить Ирину погибшей и устроить ей небольшую пластическую операцию, которая сделала ее еще привлекательнее.

— Это все я знаю, — перебил его я. — Давайте обойдемся без киношных сцен саморазоблачений. Я спросил только о том, зачем вы убили профессора и Молчанова?

— Ну как зачем?.. Этого вашего бритого придурка я застрелил просто из чувства мести. Попросил Иру узнать, кто совершил убийство Ли, подкараулил и с удовольствием всадил ему в брюхо пару пулек. Пусть все знают, что нельзя за здорово живешь убить китайского гражданина и остаться безнаказанным. Кто же мог знать, что он потащится на другой конец города сообщать вам факты для сенсационного репортажа? Кстати, он успел что-нибудь рассказать?

— Да в общем-то нет, — сказал я.

— Вот и хорошо. А что касается профессора, он никак не мог успокоиться после смерти Ирины и попробовал самостоятельно покопаться в этой истории. И даже нащупал кое-какие факты… После того как вы побывали у него в университете, он прибежал ко мне в консульство и заявил, что за разгадку тайны Джи-ламы взялась пресса, так что он умывает руки. Весь зеленый, трясущийся… В общем, я решил, что с профессором пора кончать. А чтобы в дальнейшем подстраховаться от возможных сюрпризов, я попросил Ирину побывать у вас дома и порасспросить вас о том, что именно вы накопали относительно Шань-бао.

Я даже зажмурился от жгучего стыда. Какой идиот! Ну конечно это он, как я не понял этого сразу? Визит Анжелики ко мне домой был устроен так топорно, что только абсолютный идиот мог не заметить этого. Я, впрочем, и есть абсолютный идиот.

Кассета с эротической музыкой, холодненький «Спрайт» в холодильнике, мясо. Разумеется, мясо. Все как в пособии по обольщению стареющих холостяков «Для домохозяек предбальзаковского возраста». И я умудрился принять эту грубо намалеванную декорацию за исполнение мечты?

На самом деле руку Дэна нужно было почувствовать еще тогда, когда я стоял на лестнице перед собственной дверью, искал в кармане ключи и чувствовал, как ноздри щекочет запах горячего и сочного мяса. Этот ходячий пищевод просто физически не был способен додуматься до чего-нибудь более оригинального, нежели снабдить свою агентессу Анжелику парой килограммов парной телятины.

«Питание, уважаемый Илья, это очень важно… Питанием пренебрегать нельзя…» — так, кажется, он говорил? Он и сам-то пытался подобраться к моему сердцу исключительно через желудок. Китайская кухня в консульстве, тибетская в монастырском кафе… Если останусь в живых, напишу над своей дверью девиз: «Оставайся голодным»…

Я открыл глаза. Я все еще сидел на полу, прислонившись спиной к колонне, а Анжелика и Дэн стояли надо мной.

— Знаешь что, вкусовой сосочек, — сказал я. К чему нам теперь светские условности? — Ты, конечно, неплохо все рассчитал, шансов у меня немного. Но что, если они все-таки есть? Как думаешь? Что, если я все-таки отсюда уйду, а? Ты, конечно, крутой, я понимаю, одно слово — коммандос. У-шу небось в Шаолиньском монастыре изучал. Но что ты будешь чувствовать, если я окажусь умнее и изворотливее — уйду и достану-таки тебя? Даже если ты, подонок, успеешь свалить к себе в Китай.

— Что я думаю? — вежливо улыбнулся Дэн. — Честно?

— Давай честно, чего уж там.

— Если честно, то я думаю, что у тебя кишка тонка. Со мной, парень, тебе не справиться. Это точно… И потом — никуда ты отсюда не уйдешь. Некоторое время ты вообще не сможешь ходить.

— Это почему? — спросил я. Хотя на самом-то деле уже начал догадываться — почему.

— А вот почему…

Неуловимым движением Дэн передернул автомат с плеча и, не отрывая спокойных глаз от моего лица, выстрелил мне в ногу. Чуть повыше колена. Два раза. Автомат послушно выплюнул пули и затих.

Сказать, что мне было больно, значит, не сказать ничего. В жизни меня много раз били кастетом, несколько раз пырнули ножом, перепало однажды и киркой, снятой с пожарного стенда.

Но, скажу вам, по сравнению с автоматной пулей в бедро все это детский лепет.

На какое-то время я просто перестал принимать участие в происходящем. Не то чтобы я потерял сознание или что-нибудь в таком роде — нет. Я просто не мог делать ничего. Я не реагировал, когда в руку мне всунули «Макаров», на котором отныне надежно отпечатались мои пальцы. Не сопротивлялся, когда двое «садовников» Дэна вынесли меня во двор монастыря. Боль заслоняла собой весь мир. Она билась в голове пойманной птицей, только вот открыть клетку и выпустить ее на волю я был не в силах.

Стихать она начала только минут через пять. Я немного отдышался, поднял глаза и, к большому своему удивлению, обнаружил, что посреди двора, прямо за дацаном, стоит вертолет. Совсем небольшой, от силы шестиместный, с застекленным носом и практически беззвучно вращающимися лопастями.

Надо мной склонилась Анжелика. Она смотрела на меня с сочувствием и слегка гладила пальцами по волосам. «Бедный ты мой… Подстреленок…» — говорила она.

— Ну как ты? — спросила она, увидев, что я отдышался.

Я пожал плечами. Как я? Глупый вопрос. В такой-то ситуации…

— Сигарету дать?

— Дай.

Она сунула в рот две сигареты, прикурила, одну отдала мне. Внутри вертолета уже сидели все китайцы. Экие они у нас аккуратисты. Прилетели, сделали свое дело и быстренько домой. Комар носу не подточит.

— Стогов, — наконец сказала она. — Ответь мне на один вопрос. Можешь?

— Неужели всего на один?

— Я серьезно…

— Ну спроси, я попробую.

— То, что ты говорил в ту ночь… В ту ночь… Это правда?

— Слушай, ты что — серьезно? Оглядись вокруг, милая, тебя вон ребята в вертолете ждут… Беги, а то не ровен час, улетят без тебя к едрене-фене.

— Ответь мне, — упрямо проговорила Анжелика.

— Я не хочу об этом говорить. После всего, что случилось… После того, как эта китайская задница заявила мне, что это он тебя ко мне подослал… После того, как ты предала все, что только могла… Не хочу и все.

— Ты любишь меня? Всего одно слово. Да или нет?

— Уходи. Я не хочу тебя видеть.

Анжелика помолчала и кинула взгляд на вертолет.

— Знаешь, красавчик… — наклонилась она ко мне. — Я ведь еще там, в клубе, понимала — не стоит мне с тобой связываться. С такими, как ты, всегда одни только неприятности. И все-таки я к тебе тогда подсела. И домой я к тебе приходила только потому, что сама этого хотела. Сама, понимаешь? Такие мужчины, как ты, сейчас редкость… Я по крайней мере встречала только двоих. Таких, чтобы для них не существовало слово «нельзя»… Знаешь, милый, я ведь еще вчера сказала Дэну, что буду участвовать во всем этом, только если он оставит тебя живым. Это было мое условие. Иначе я пас.

— То есть мне теперь нужно тебя благодарить, да? За то, что вы со своим Дэном подставили меня, чтобы отвечать за весь этот кровавый бардак. Твой Дэн уверен, что мне теперь сидеть не пересидеть…

— Зато ты будешь жить.

— Для тебя это важно?

— Конечно. И кроме того, ты не понимаешь — то, что Дэн оставил тебя в живых, большая редкость. Я его знаю — он хвосты обрубает без раздумий. Но насчет тебя я его уговорила. Так что можешь считать, что ты у нас везунчик.

— Знаешь что, — наконец решился я, — если ты все это всерьез, то оставайся. Не улетай, останься со мной, пусть они улетают одни.

— Я буду всю жизнь помнить тебя, Стогов, но остаться я не могу. Извини.

— Поверь мне, я вижу дальше, чем ты. Вы еще не знаете этого, но вы действительно уже проиграли. Выскочи из этой лодки, пока не поздно.

Анжелика весело захохотала, запрокинув голову и блеснув в темноте белоснежными зубами.

— Нет, ты точно псих! Нельзя быть таким самонадеянным. Пока, милый.

Она посмотрела на меня, стремительно чмокнула в щеку и побежала по направлению к металлической стрекозе. Не оборачиваясь. Она была уверена, что впереди ее ждет долгая счастливая и обеспеченная жизнь.

Вот и все, подумал я.

Но это было не совсем все.

Я знал, что именно должно произойти. Знал, но все равно зажмурился от неожиданности, когда разом вспыхнули как минимум шесть прожекторов и вертолет оказался в пересечении их лучей.

— Пилот вертолета! — рявкнул металлический голос из громкоговорителя. — Заглушить мотор! Сейчас же заглушить мотор! С земли не подниматься! Повторяю…

Вместо ответа из вертолета раздалась автоматная очередь, и сразу два прожектора, звякнув стеклами, погасли. Бешено вращая лопастями, вертолет напрягся и оторвался от земли. Рядом со мной на корточках уже сидел майор Борисов.

— Ну наконец-то, — сказал я, — думал, вы вообще не появитесь.

Майор был одет в камуфляжную форму без погон, на груди у него висел прибор ночного видения. Надо сказать, что форма шла ему куда больше, чем безликие серые костюмчики.

— Куда мы денемся? — процедил он, не отрывая глаз от вертолета. — Извини, что досталось-таки твоей ноге. Нужно было, конечно, его раньше брать. Здорово болит?

— Да ладно, — сказал я. — Что вы с ними будете делать?

— Пока камень у них, мы ничего не можем сделать. Пусть пока летят.

— У них нет камня, — сказал я. Кровь из ноги хлестала, как вода из-под крана. Я пытался зажать ее рукой, но получалось плохо. — Камень там, внутри, в кармане куртки у Димы… Здоровый такой парень, бритый… Лежит у колонны… Этот китайский кретин перепутал коробки.

— Точно? — спросил майор, не дрогнув ни единым мускулом лица. — Это точно?

Я кивнул. Глаза у майора были серые и абсолютно непроницаемые. Это была его игра, здесь он был на своем месте. А кабинеты, допросы, показная вежливость с подозреваемыми — все это было наносное, не его.

— Федосеев! Ко мне!

Из-за угла вылетел громадный десантник в камуфляже и с гранатометом в руках.

— Давай, Федосеев! — махнул рукой майор. — По нулевому варианту! Камня у них нет.

— Щас сделаем, — кивнул Федосеев, вскидывая гранатомет на плечо.

Я поднялся на локте, моментально забыв про простреленную ногу. Вертолет успел подняться в воздух и стремительно разворачивался над Малой Невкой. Прожектора еще доставали его своим светом, но он явно набирал скорость и с минуты на минуту должен был вырваться за пределы видимости.

— Вы что? — никак не мог я поверить в очевидный факт. — Вы по ним?..

Федосеев сосредоточенно вел стволом гранатомета вслед вертолету.

— Не смейте! — заорал я, окончательно убедившись, что прав в своих подозрениях. — Охренели, что ли? Там же люди!

Пффф-у-у-ух. От ствола гранатомета отделилась огненная струя. Медленно, вычерчивая в темноте причудливую траекторию, снаряд рванулся за металлической стрекозой.

— Не-е-е-ет!!!

Все-таки вертолет успел отлететь на приличное расстояние, и взрывной волной всех нас почти не задело. Вспыхнул он сразу и весь целиком, словно посреди черного неба расцвел прекрасный огненный цветок. Несколько секунд вертолет еще продолжал по инерции лететь вперед, весь в сполохах рыжего пламени, а потом начал стремительно разваливаться в воздухе и обрушиваться в реку. Внутри его черного корпуса что-то продолжало взрываться, и сквозь грохот этих взрывов был еле слышен чей-то вопль, долгий, жуткий, замерший на одной ноте… Последними, выбив сноп искр из каменных плит набережной, в воду обрушились громадные горящие лопасти. Они были похожи на раскрытые объятия жуткого существа, вынырнувшего вдруг в нашем мире из самых параноидальных снов, — жадно загребая воду, они долго не могли погрузиться, взбив на поверхности воды тысячи маленьких водоворотов…

— Не-е-ет! — орал я, ослепленный, оглушенный, почти потерявший сознание от потери крови. — Не-е-ет! Там же она! Она! ОНА!!!

Майор тряс меня за плечи и, надсаживаясь, повторял, крича мне прямо в лицо: «Успокойся! Хватит! Слышишь?! Хватит! Все уже кончилось! Совсем все!»