Я сидел с Дебби в кафе «У Ника», на углу Невского и Владимирского, тянул пиво и по-прежнему не мог прийти в себя. Мои отпечатки пальцев! Откуда?! Бред, бред, все это бред — в сотый раз повторял я, но ситуация от этого не становилась ни проще, ни понятнее.
Что, черт возьми, творится со мной в последнее время? Убийство. Расследование, которое ведет капитан из таинственного Комитета. Бесконечные подозрения. И каждую ночь — один и тот же сон: кровь, стекающая со стен туннеля… А вот теперь еще и призовая игра: на орудии преступления найдены мои отпечатки пальцев. С каждым днем у меня крепло ощущение, что вся эта история все туже и туже затягивается вокруг моей шеи, но помешать этому я не могу, как бы ни старался. Не самое приятное ощущение.
Дебби посмотрела на часы. В полпятого мы договорились встретиться здесь с парнями, но отчего-то они задерживались.
— Какой-то ты сегодня странный, — сказала она, посмотрев на меня. — Задумчивый, что ли… У тебя неприятности?
Я кивнул и пригубил из своей кружки.
— На работе?
— Нет. Не на работе. Сегодня я разговаривал с капитаном Тихорецким.
— И что?..
— И он сказал, что на топоре найдены мои отпечатки пальцев.
— Shit![16] — удивилась Дебби. — На том самом топоре?! Откуда?!
— Понятия не имею.
— И что ты по этому поводу думаешь?
Я сказал, что я по этому поводу думаю. Дебби слегка покраснела.
— Но я надеюсь, капитан не считает тебя убийцей?
— Я тоже на это надеюсь. Он попросил послезавтра зайти к нему.
— Почему послезавтра?
— Сказал, что хочет все проверить и перепроверить. Так что пока я ничего не знаю.
— Боишься?
— Чего?
— Я так и думала, что ты спросишь — «чего?» — Дебби допила свое пиво, поставила кружку на стол и вынула из кармана сигареты. — Мне кажется, что такие парни, как ты, никогда и ничего не боятся.
Дебби прикурила и выжидающе посмотрела на меня.
— Что, по-твоему, я должен ответить?
— Ты чего-нибудь вообще в жизни боишься?
Я по-честному подумал и сказал:
— Раньше, когда я жил с женой, очень боялся, что она будет мной недовольна.
— А теперь?
— А теперь у меня нет жены.
— Я не знала, что ты был женат. Мне казалось, что такие парни, как ты, не должны жениться…
— Дурацкое выражение «такие парни, как ты».
Мы помолчали.
— Расскажи, что там у тебя произошло с женой. Почему вы расстались?
— Н-ну… это было так давно… И вообще этого не было. Я пошутил. Купить тебе пива?
Я сходил к стойке и заказал еще две «Балтики». Когда я вернулся, Дебби смотрела в окно и молча курила. В «Нике» замечательно огромные окна, через которые видно все, что происходит на два квартала вокруг.
— Знаешь, Стогов, — сказала она, внимательно рассматривая бредущих по Владимирскому вымокших прохожих. — Я все утро думала о том, что ты сказал мне вчера в галерее… Ну, насчет того, что тебе не хотелось бы со мной спать… Ты ведь действительно совсем меня не знаешь.
— Не знаю, — согласился я.
— И ты единственный парень, которому я довольно откровенно предлагаю переспать, а он отказывается.
Я отхлебнул пива и, решив, что ответить мне на это, пожалуй, нечего, промолчал.
— Вчера я, честно скажу, расстроилась. Решила, что со мной что-то не так. Приехала домой, легла и долго не могла уснуть — думала. Социологи утверждают, что в каждой стране свои представления о женской красоте. Европейцам нравятся длинноногие девушки, а, например, китайцы считают, что длинные ноги — признак уродства… Я перечитала, что писал по этому поводу Эрнст Марлингер — это такой немецкий социолог, — и подумала, что, наверное, у русских я просто не вызываю тех же эмоций, что у ирландцев…
«Далась ей эта социология», — подумал я.
— На самом деле все не так, — сказал я. — На самом деле ты очень красивая девушка. Любой парень был бы рад встречаться с такой девушкой…
— Но не ты?..
— Но не я.
— То-то и оно. Я стала вспоминать все, что знаю про тебя, и решила, что национальный менталитет здесь ни при чем. Проблема не во мне, а в тебе…
— Точно, — сказал я, прикуривая.
Я пускал дым кольцами, а Дебби по-прежнему смотрела в окно. Парни опаздывали уже почти на сорок минут.
— Знаешь, Стогов, — наконец сказала она, — я просто хочу, чтобы ты знал — такие парни, как ты, никогда не нравились мне.
— Если честно, мне они тоже не нравились.
— Это все, что ты хочешь сказать?
— Нет. Еще я хочу сказать, что если бы я был твоим редактором, то обратил бы внимание, что ты слишком часто употребляешь одни и те же выражения подряд. С точки зрения стиля это не есть хорошо.
— Ты невыносим, — печально вздохнула она. — Я понимаю, почему ты не можешь жить с женщиной. Ни с женой, ни с подругой. Тебе нравится строить из себя супермена. Крутого мужика, для которого работа и алкоголь всегда важнее, чем подруга жизни. Но придет день, когда ты пожалеешь об этом. У тебя уже сейчас нет друзей. Нет семьи. Ничего нет! Только твоя работа и твой алкоголь! Отличная компания для супермена!
Дебби выпила всего две кружки «Балтики», но казалась непропорционально этой дозе пьяной. Она горячилась, с трудом подбирала русские слова и явно воспринимала все эти банальности всерьез. Я печально следил, как тает в воздухе дым от моей сигареты, и прикидывал, как бы, по возможности без скандала, мне с ней попрощаться и поехать домой, когда в зал — ну надо же, ни секундой раньше и ни секундой позже, — ввалились Брайан и Мартин.
— Hi, guys![17] — еще с порога замахал нам рукой Брайан.
Оба ирландца были насквозь мокрые и запыхавшиеся от ходьбы. Они, перебивая друг друга, извинялись, объясняли, что заблудились, перепутали троллейбус и что-то еще в таком же роде, а я был чертовски рад, что они так вовремя появились. Выносить общество Дебби дольше я был просто физически не в состоянии.
— Что пьете? — поинтересовался Брайан, повесив плащ на вешалку и закурив сигарету.
— «Балтику», — сказал я. — Очень рекомендую.
Мартин отправился к стойке заказать пива.
— Почему вы оба такие хмурые? Когда на улице льет, как сегодня, а вы сидите в тепле, пьете пиво и болтаете с приятными людьми, то нужно светиться от счастья и с каждым тостом благодарить Бога за такое везение.
— Дебби считает, что я слишком мало люблю людей и слишком много пью алкоголя.
— А сколько это — много?
— Не знаю… Дебби, «много» — это сколько?
— Вам бы только поржать, — обиделась Дебби.
Мартин принес себе и Брайану по кружке пива, и парни поудобнее устроились на своих стульях.
— А вообще это очень интересный вопрос, — задумчиво сказал Брайан, хлебнув «Балтики», — сколько может за раз выпить средний человек? Я вот иногда могу пить виски хоть литрами, а иногда… В прошлом году выпил пива — кружек пять или шесть, пошел в гости к девушке — и весь газон ей заблевал.
— Да-а… — сказал Мартин. — Парадокс.
Мы помолчали. Судя по лицам, обоих ирландцев эта тема серьезно взволновала.
— У нас в Корке есть один бар, называется «Крейзи Пет», очень известное заведение, — задумчиво сказал Брайан. — Там иногда устраивают такой аттракцион. Какая-нибудь девушка залезает на стол, встает на четвереньки и задирает голову вверх. А бармен вставляет ей в рот шланг. Наверху у этого шланга есть особая широкая воронка, и когда девушка говорит, что готова, бармен разом заливает в эту воронку литра три пива. Представляешь? Шесть кружек! Они обрушиваются девушке в желудок сразу — очень веселое зрелище!
— И что происходит с девушкой? — спросил я.
— Девушки обычно со стола уже не встают. Парням приходится волочь их домой. Самое удивительное, что желающие все равно находятся.
— Да-а, — сказал Мартин. — Девушки в плане алкоголя — народ слабый.
— Я не думаю, что девушки менее выносливы, чем мужчины, — сказала Дебби.
Парни жалостливо улыбнулись и промолчали.
— Чего вы улыбаетесь? — еще сильнее завелась Дебби. — Если бы я выпила шесть кружек пива, то могла бы еще и вас всех по домам развезти.
— Никто в этом не сомневается, — примирительно сказал Брайан, — только лично для меня шесть кружек пива — это не предел. Далеко не предел. Я за вечер могу выпить и двенадцать кружек.
— Ты? Двенадцать кружек? — не выдержал Мартин. — Дебби, ты этому веришь? Я — нет! Вряд ли ты выпьешь больше десяти.
— Выпью! — тоже, похоже, начал заводиться Брайан.
— Десять — это доза для девушки. Десять и я могу выпить, — с оскорбительной усмешкой сказала Дебби.
Я молча наблюдал за тем, как растут ставки. Зрелище было довольно комичное. Взрослые вроде люди…
— Стогов! — неожиданно перекинулась на меня Дебби. — А ты чего молчишь?
— Не рискую влезать в разговор профессионалов.
— Ты русский?
— Русский.
— Русские — всем известные пьяницы. Сколько ты можешь выпить за вечер?
— Нет, Дебби, ты меня не путай. Всем известные пьяницы — это ирландцы. А за вечер я могу выпить столько, сколько мне хочется. Каждый раз по-разному.
— Слушайте, парни, — неожиданно возгласил Мартин, — у меня идея! Раз вы здесь все кричите, что можете выпить чуть ли не море, давайте устроим конкурс — кто больше выпьет?
— Я ни о чем не кричу, — осторожно заметил я. — Сижу себе, пью пиво.
— Ты что — сдаешься без боя? Так не пойдет! — одновременно набросились на меня Брайан и Дебби. — Конкурс — это отличная идея. У нас будут две национальные команды — русские и ирландцы.
— И две половые команды — молодые люди и девушка, — добавила Дебби.
Пива за вечер я выпил уже достаточно, так что согласился почти сразу.
— Хорошо, — сказал я. — А какие у нас будут правила?
— Самые простые, — сказал Мартин, — купим пива и чипсов и все вместе будем выпивать за раз по кружке. Кто первый свалится, тот и проиграл.
— По-моему, это какая-то унылая затея. Сидеть здесь, накачиваться пивом, хрустеть чипсами…
— Предложи что-нибудь получше.
— Предлагаю. Давайте поступим иначе. Этот проспект, — я показал рукой за окно, где успело стемнеть и сквозь потоки воды желтели тусклые пятна фонарей, — называется Владимирский. Весь он, отсюда и до конца, застроен всякими разными барами, пабами, кафешками и ресторанами. Их здесь, наверное, больше двух дюжин. Давайте подойдем к нашему конкурсу с фантазией…
— Давайте-давайте, — закивали ирландцы.
— В каждом кафе мы можем выпивать по пятьдесят граммов водки, запивать ее кружкой пива и переходить в следующее. Кто доберется до конца проспекта, тот и выиграл. — Мстительно посмотрев в сторону Дебби, я добавил: — А кто вырубится первым, тот платит за выпивку.
Нужно было видеть их лица! Я невольно почувствовал прилив гордости: как бы они ни кричали: «десять кружек! двадцать кружек!», однако мое предложение все-таки заставило их призадуматься.
— Да-а, — почесал подбородок Мартин, — затея для настоящих мужчин.
— Я согласна, — зло сказала Дебби. Щеки у нее горели, помада размазалась, и про себя я подумал, что если они действительно согласятся на мое убийственное предложение, то уж кто-кто, а Дебби дальше второго кафе не уйдет.
— Я тоже согласен, — подумав, сказал Брайан. — Но только с одним условием. Пить водку — это нечестно. Это даст тебе, Илья, преимущество. Ты давно пьешь водку и успел к ней привыкнуть. Давайте лучше пить виски.
— В принципе я не против, — сказал я. — Только не факт, что во всех этих кафе есть виски. Мы все-таки не в Ирландии.
— Хорошо, — согласился Брайан. — Давайте чередовать — один раз виски, один раз водка. Идет? А ты, Мартин?
Мартин уже и сам был не рад, что затеял все это состязание. Впрочем, немного помявшись, он тоже согласился, и конкурс начался.
В кафе «У Ника» виски имелось, поэтому мы начали с пятидесяти граммов «Фэймос Граус» и запили его «Балтикой». Парни выпили залпом и не морщась, а Дебби неожиданно вспомнила, что мы за то время, пока ждали их обоих, уже успели выпить несколько кружек, и поэтому нам, по идее, должна быть дана фора. Но Мартин сказал, что если она передумала, то поражение ей может быть засчитано прямо здесь — зачем продолжать? — и, в конце концов, она тоже выпила. Мы натянули куртки и плащи и переместились за стену — в безымянное кафе всего с парой столиков и липкой стойкой. По дороге Мартин просветил меня насчет того, что вообще-то «Фэймос Граус» — это шотландский напиток. Тоже кельтский, но все же не то. В безымянном кафе виски не было, мы выпили водки, в три глотка одолели пиво и, сопровождаемые недоуменными взглядами барменши, отправились дальше.
Дальше располагалось бистро «Скорая помощь». Верхнюю одежду мы сдали в гардероб и попадали в кресла. Они в «Скорой помощи» были настолько глубокие, что я засомневался: а будет ли меня видно из-за подлокотников?
— У вас есть виски? — первым делом поинтересовался Брайан у подошедшей официантки.
— Есть.
— Ирландские сорта? — уточнил он.
— Кто их знает, какие они, эти сорта. Виски как виски, — сказала официантка. — «Джонни Уокер» есть, «Джек Дэниелс», «Сто волынщиков»…
— Четыре по пятьдесят «Волынщиков», — сказал он. — И четыре пива.
— Есть будете что-нибудь?
— Не до еды, девушка. Несите виски.
Пока официантка колдовала над бутылками в баре, все молчали. Не знаю, как остальные, а я прислушивался к ощущениям. Пока ощущения были самыми что ни на есть симпатичными.
Я покрутил в руках стаканчик с салфетками и, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу, сказал:
— Раньше, лет десять назад, во всех кафе города стаканчики под салфетки были одинаковыми. Этакого мерзкого желтого цвета. Внизу узкие, наверху пошире. Как-то я пошел на интервью, а потом зашел съесть пиццу в одно очень дешевое кафе. Что-то вроде фаст-фуда. Стою, ем. И тут в кафе заходит мужчина и держит в руках бутылку водки. Маленькую, емкостью четверть литра. А дело было во времена борьбы с алкоголизмом, почти «сухого закона». Водку купить было практически невозможно. А этот счастливчик где-то достал. И собирался на глазах изумленной публики ее выпить. Представляете реакцию окружающих?..
Ирландцы курили и внимательно слушали мою историю.
— Мужчина этот прекрасно понимал, что чувствуют зрители. И старался по возможности растянуть удовольствие; А для этого выпить водку не залпом из голышка, а по-человечески — из стакана. Он подошел к одному столику и попробовал найти пустой стакан. Грязной посуды на столике было навалом — тарелки, вилки, а вот стакана не было. Все кафе напряженно за ним следит. Тогда он театральным жестом выкинул салфетки (мужчины замерли), медленно открыл бутылку (окружающие дружно сглотнули слюну) и вылил водку в этот желтый стаканчик (мужчины, которые обедали рядом, чуть не потеряли сознание). Некоторые месяцами не видели водки, а тут такое шоу… Мужчина эгоистически ухмыльнулся, обвел народ взглядом, предвкушая, взялся за стакан и… Он чуть не поседел — стаканчик оказался привинченным к столу. Он дергает — стаканчик не двигается даже на миллиметр. Кто стоял рядом, аж покатились со смеху. Мужик в панике пытается наклонить стол — стол намертво вцементирован в пол. Все кафе просто помирало со смеху…
— Чем все кончилось? — отсмеявшись, спросил Брайан. — Выпил он или нет?
— Выпил. Он схватил чайную ложечку, протер ее салфеткой и принялся вычерпывать водку из стакана.
— Фу, какая гадость! — поморщилась Дебби.
— Нужно было пить водку прямо из горлышка, — подумав, заметил Мартин. Судя по тому, что у него начал прорезаться явный акцент, коктейль «виски плюс пиво» понемногу начал действовать.
— Из горлышка пить — дело чреватое, — сказал Брайан. — Я тоже расскажу вам историю. Когда я учился на втором курсе своего университета, как-то решил пригласить ребят из группы выпить пива. Купил две упаковки «Туборга», притащил их в учебный корпус, говорю: — «Ребята, давайте не пойдем на лекцию, come on drinkinʼ beerl[18]» А ребята уперлись — говорят, никак не могут. Лекцию, видите ли, читает какой-то приглашенный профессор, чуть ли не из Кембриджа… Англичанин хренов.
— Неужели у вас тоже студенты прогуливают лекции? — спросил я. — Я читал, что в западных университетах с платным образованием прогулы — вещь неслыханная.
— Еще как слыханная! — заверил меня Брайан. — Короче, уговорили они меня подождать часик. Говорят, лекцию дослушаем, и уж тогда выпьем от души. Я оттащил свои коробки с «Туборгом» на самый задний ряд аудитории, открыл себе бутылочку, сижу, значит, пью. Мэн этот из Кембриджа что-то там рассказывает, руками машет, все конспектируют, как обезьяны, — а я пью. Одну выпил, вторую, третью… А когда пил четвертую, у меня — представляете? — губу засосало в бутылку. Вот так. (Брайан чуть не на десять сантиметров оттянул верхнюю губу, показывая, как именно ее засосало.) Присосалась намертво — ни туда, ни сюда. Сижу как дурак, не знаю, что делать.
Дебби прыснула, очевидно представив ситуацию, а я, обведя взглядом ирландцев, отметил, что вообще-то ребята уже хороши. Сам я чувствовал себя вполне бодро и, обрадованный перспективами выиграть состязание, достал из пачки еще одну сигарету.
— Короче, сидел я так минут пять. Потом сидеть надоело. Дай, думаю, рискну. Дерну за бутылку, может, никто и не услышит. Ну и дернул. Вы бы это слышали! Хлопок был — на всю аудиторию, как от выстрела «Авроры». Англичанин этот чертов чуть свою вставную челюсть от испуга не потерял! Все замерли. Он тихонечко так поднялся ко мне, видит: стоят два ящика пива. Пустые бутылки валяются, окурок чей-то лежит… Хорошо хоть девчонок голых не было. Он аж позеленел весь. «Я им, — говорит, — про Николая Кузанского рассказываю, а они в это время пиво пьют!» Меня тогда чуть из университета не выгнали, еле отвертелся. Так что из горлышка пить — то еще удовольствие.
— Ты еще скажи: «Ненавижу англичан!» — сказала Дебби.
— Ненавижу англичан, — улыбнулся Брайан, мы допили свои напитки, забрали из гардероба одежду и отправились дальше.
Следующими вехами нашего пути были небольшой, всего на десять посадочных мест, ресторанчик «Дон Корлеоне», чумазая забегаловка и кафе «На Владимирском». При входе в кафе Мартин зацепился ногой за порог и во весь рост растянулся на полу.
«Начинается!» — подумал я и бросился помогать Мартину подняться. Пьяная и жестокая Дебби чуть не падала со смеху, наблюдая за нашей возней.
— Fuckinʼ shit[19], — выругался Мартин, сумев наконец встать на ноги. — Единственные нормальные джинсы испачкал! Где их в этой стране постираешь?
— Сдавайся, пока не поздно, Марти, — хохотала Дебби. — Если от следующего виски тебя стошнит прямо на стол — будет хуже.
— Почему «единственные джинсы»? — задрал брови Брайан. — У тебя в номере джинсы валяются чуть не на каждом стуле. Я же видел…
— Черных больше нет. Эти были одни. Остальные все голубые, — зло буркнул Мартин и прошел за столик.
На подбежавшую к нам официантку все смотрели так, словно видели перед собой личного и давнего врага. До конца Владимирского оставалось не меньше пятидесяти метров. И как минимум полдюжины кафешек.
— Зачем тебе именно черные джинсы? — попытался я утешить Мартина, когда официантка отправилась за пивом и четырьмя по пятьдесят «Столичной». — Носи голубые. Это очень модно. Голубые джинсы подходят под цвет твоих глаз.
— У меня карие глаза.
— Носи коричневые джинсы.
Мартин удивленно посмотрел на меня. Я и сам чувствовал, что несу чушь. Разговор становится по-дурацки двусмысленным.
— Я всегда одеваюсь только в черное, — сказал он. — Понимаю, что это как-то глупо, все-таки мне не шестнадцать лет. Но — привык, и все тут. Это мой стиль. Определенные цвета, определенная музыка…
— Что ты слушаешь? — поинтересовался Брайан.
— Разное… «Dead Can Dance», «The Cure»… Главное, чтобы это была мрачная, меланхоличная музыка.
— Почему обязательно мрачная?
— Модно. Все мрачное модно.
— Дурацкая какая-то мода, — фыркнула Дебби.
— Не знаю… Мне нравится… Ношу черные джинсы, читаю средневековых мистиков, слушаю мрачную музыку… По-моему, очень цельный имидж.
— Марти, ты просто пижон, — криво усмехнулась Дебби. — Скажи еще, что ты занимаешься гарольдингом…
— А что тут такого? Занимаюсь…
— Ты?! Занимаешься гарольдингом?! — удивился Брайан. — Так ведь…
Договорить он не успел. Официантка принесла поднос, на котором стояли высокие бокалы с надписью «Пивзавод „Балтика“» и четыре стакана с коварно притаившейся на дне водкой. Она выставила всю эту батарею на стол, и ирландцы тоскливо переглянулись. Честно сказать, я тоже чувствовал себя уже не таким героем, как вначале.
— А что такое этот ваш гар… грол… Ну, в общем, чем ты там, Мартин, занимаешься-то?
— Ты не знаешь, что такое «гарольдинг»?
— Не-а, не знаю. Из умных слов на «гэ» я знаю гипертонию и геронтофилию… А про гаророльдинг ваш первый раз слышу.
— Гарольдинг, — заплетающимся языком поправил меня Мартин, — это очень модное развлечение. Развлечение для модной меланхолической молодежи. Берешь книжку и идешь читать на кладбище. Желательно старинное и заброшенное. Чтобы кресты покосившиеся, вязы и мох на надгробиях. Причем книжка — обязательно готический роман. Или на худой конец пособие по оккультизму. Сидишь, предаешься размышлениям о бренности всего земного. Я вот лично предпочитаю «гарольдинговать» под теологические трактаты Эриугены. Это такой ирландский мистик. Он жил полторы тысячи лет назад и был таким еретиком, что его зарезали монахи собственного монастыря. Посидишь часок — впечатлений больше, чем от шприца с героином…
— Мартин, — укоризненно покачала головой Дебби, — ты абсолютно сумасшедший тип. Тебе лечиться надо. Кладбища, Эриугена, вчера про «тяжелую голову» принялся зачем-то рассказывать…
При упоминании о вчерашнем походе в «Хеопс» Мартин помрачнел, взялся за ручку своего бокала и сказал ни с того ни с сего:
— А вот Стогов считает, что Шона убил я…
Брайан и Дебби разом посмотрели на меня, и, чтобы замять неудобную паузу, я сказал, что самое время выпить и двигать дальше. Морщась и передергивая плечами, ирландцы выпили водку и сделали по паре глотков из пивных бокалов.
— Не халтурить, не халтурить! — сказал я. — Пьем до дна!
Если бы человека можно было убить взглядом, то из этого кафе скорее всего я не вышел бы никогда.
Следующим пунктом программы был безымянный, но довольно чистенький пивной бар. Перед глазами здорово плыло. От сознания, что впереди еще как минимум полтора часа посиделок, на душе становилось совсем уж мерзко. «На хрена я вообще согласился участвовать в их идиотском конкурсе?!» — мелькнула на периферии сознания предательская мыслишка.
Бармен выставил на стойку пиво и виски, и мы уселись за столик в самом углу.
— Знаете, что я думаю по поводу этого позавчерашнего убийства? — сказала наконец Дебби.
— Что? — с трудом поднял на нее осоловевшие глаза Брайан.
— А вот что. — Она слегка пригубила из стоящей перед ней кружки и закурила. — Я думаю, что это была ошибка.
— То есть?
— Понимаете — в туннеле же было темно, так? А раз так, то убийца просто не видел, кто перед ним стоит. Хотел зарубить… ну, скажем, меня. А попал по Шону. Промахнулся. Возможная версия?
— В принципе… Почему нет?.. — покачали головой мы. — Вполне возможная…
— Остается только решить, кого хотел зарубить убийца, — усмехаясь, сказал Мартин.
— Бросьте жребий, — пожала плечами Дебби. — Я считаю, что он мог метить в кого угодно. В любого из нас. Хоть в тебя, хоть в Стогова.
— А зачем ему это надо? — не переставая усмехаться, сказал Брайан.
— А зачем ему надо было убивать Шона? — парировала Дебби. Говорила она очень разумно и вообще на общем фоне почти не выглядела пьяной.
— Кончайте, — сказал я. — Был с нами капитан? Был! Вот пусть он этим делом и занимается. Ему за это зарплату платят.
— Можно, конечно, понадеяться на капитана, — задумчиво сказал Мартин, — а можно…
Он смотрел в пространство и словно бы говорил сам с собой. Глаза у него были жесткие и непроницаемые. Он как будто оглядывался на то, что позавчера случилось в туннеле, и видел все до самой мельчайшей детали… Нехорошие глаза.
— Можете ломать голову над этим преступлением сколько угодно. Можете считать, что это ошибка, а можете — что именно Шон и должен был умереть. Можете думать что угодно — все равно вы не догадаетесь… Тут нет ни единой зацепки — перед вами идеально спланированное преступление. Ни мотива, ни улик. Все были рядом, но никто ничего не видел. Ну не красота ли? Ждем, пока погаснет свет, берем топор и всаживаем его в затылок парню — все! Разгадать такое преступление невозможно…
Я пытался слушать его, а мир, позабыв про все открытия Коперника и Галилея, упорно вращался вокруг моей головы. Вселенная скакала, как взбесившийся пони, и я не мог даже на секунду сосредоточиться, чтобы понять, что же такое он несет. Все вокруг расплывалось, и, как ни старался, я не мог сфокусировать взгляд на лице Мартина. Мне казалось, он играет со мной в кошки-мышки. Он ясно говорил: «ждем… берем… всаживаем…», но попробуй пойми — сослагательное это наклонение (предположим, мол, что мы взяли) или самое что ни на есть чистосердечное признание?
Я пытался сосредоточиться, а Мартин все говорил и говорил, и его слова, словно волны тягучей реки, разбивались о мою прижатую к краю столика грудь, распадались на отдельные звуки и, поблескивая искорками, исчезали в бесконечном пространстве…
— Кто такой этот Шон? — говорил Мартин. — Его никто не знал. Ни мы, ни капитан, ни Стогов. Он появился просто для того, чтобы погибнуть у нас на глазах. Он не успел ничего сказать, ничего сделать — он успел только умереть. Его смерть — это символ. Загадка, требующая совершенно особого подхода. Если вы будете смотреть на нее как на обычное преступление, вы ничего не поймете. Ни-че-го! Но стоит вам забыть о правилах формальной логики и, отдавшись на волю сознания, пуститься в рассмотрение самых безумных версий, как разгадка обнаружится сама… Обнаружится сама… Сама…
Я прислушивался к тому бреду, что он нес, но не мог разобрать ни слова. Его слова были очень важны, я знал, что должен запомнить их все, ведь где-то в них таилась разгадка… Но перед глазами все плыло, орбиты светил, нарезающих витки вокруг моей несчастной головы, все сужались, и, чтобы не уплыть из реальности окончательно, я схватился за стакан с виски и залпом выпил до дна.
Наверное, это была ошибка. У виски был мерзкий, отдающий чем-то пряным вкус. И этот вкус был последним, что мне удалось запомнить из того вечера.