Череп императора

13

С утра в пятницу я, гладко выбритый и абсолютно трезвый, отправился в Большой Дом на допрос к капитану Тихорецкому.

Ехать не хотелось. Хотелось плюнуть на все на свете комитеты и навсегда забыть об их существовании. Но все-таки я поехал. Часовой в форме и с автоматом провел меня с первого этажа на третий и усадил в стоящее в коридоре кресло. «Вас вызовут», — сказал он и ушел. А я остался.

Капитан не торопился приглашать меня в кабинет. Я курил, изучал узор трещинок на потолке и в тысячный раз пытался представить, чем он меня огорошит во время сегодняшней беседы. Сумасшедшее, абсолютно нелогичное убийство. Улики и взаимные подозрения, перепутавшиеся, как квадратики кубика Рубика. И — черт бы их побрал! — непонятно откуда взявшиеся мои отпечатки на рукоятке топора.

— Вы Стогов? — спросил молоденький комитетчик в штатском, выглядывая из кабинета. — Проходите.

Кабинет капитана оказался просторным и чистеньким. В воздухе плавал запах дешевых сигарет. Сам капитан сидел за столом, а в громадном окне за его спиной Литейный проспект тонул в потоках проливного дождя.

— Здравствуйте, Илья Юрьевич, — кивнул он, не вставая. — Садитесь. Извините, что пришлось подождать, — дела, знаете ли…

Он смотрел на меня своими мужественными серыми глазами и на какую-то минуту показался мне абсолютно ненастоящим. Тяжелый подбородок, загорелая шея, белозубая улыбка. Такими показывают функционеров спецслужб в кино. Не думал, что они бывают в жизни.

— Я пригласил вас, — сказал он, многозначительно помолчав, — чтобы еще раз взять у вас отпечатки пальцев. Отпечаток, обнаруженный на рукоятке орудия убийства, маленький и довольно смазанный. Однако наши эксперты уверяют — ближе всего отпечаток к вашим «пальчикам»… Чтобы исключить возможность ошибки, мы проводим повторную экспертизу.

Молоденький комитетчик жестом фокусника извлек из воздуха коробочку с чернильным набором. «Разрешите… И вот этот палец тоже… Готово…» Схватив лист с моими отпечатками, он кивнул капитану и исчез за дверью кабинета.

— Это все? — спросил я.

— В общем-то, да… Официально все.

— Будет что-то неофициально?

— Если помните, мы договорились, что вы будете оказывать помощь следствию. Приглядывать, так сказать, за ирландцами. Я надеялся услышать ваши соображения.

Я усмехнулся:

— Мне казалось, что после этих отпечатков… В общем, я думал, что все изменилось. Что теперь главный подозреваемый — я.

— Нет, — покачал головой капитан, — ничего не изменилось. Лично я до сих пор вас не подозреваю.

— А отпечатки?

— Появление отпечатков говорит только об одном — преступник умнее и коварнее, чем можно было предполагать.

— То есть вы считаете, что мой отпечаток на топор поставил убийца? — опешил я.

Капитан откинулся на спинку стула, не торопясь вытряс из пачки сигарету и закурил.

— Понимаете, Илья Юрьевич, я не знаю, что мне думать по этому поводу. Отпечаток налицо, улики в принципе свидетельствуют против вас. И они, конечно, могут быть использованы. Если бы следствие вел другой следователь — не я, — то думаю, что на этом оно и закончилось бы. Вы понимаете, о чем я?

— Нет, — пожал плечами я, — не понимаю.

— Я был в туннеле, присутствовал при преступлении. Я знаю, что с того места, где вы стояли, вы не могли взять топор и подойти к Шону. Но об этом знаю только я. К делу мою интуицию не подошьешь. И вот на рукоятке топора находят ваш отпечаток. Как он туда попал? Понятия не имею. Мистика, да и только. Однако результаты экспертизы — это как раз та самая бумага, которую к делу подшить можно. Пока что перевешивает моя интуиция. Она и будет перевешивать, уверяю вас, до тех самых пор, пока я занимаюсь этим делом. Я ясно излагаю свою мысль?

Излагал капитан ясно, да вот только мысль его, похоже, была сама по себе не очень внятной. Если честно, то ничего во всех этих его драматических монологах я так и не понял, однако на всякий случай неопределенно помотал головой. В том смысле, что да — куда уж яснее.

— Вот и замечательно, — облегченно вздохнул капитан. — Давайте тогда, если не возражаете, поговорим о наших заморских гостях.

— Давайте, — кивнул я.

— У вас уже появились какие-нибудь соображения?

Соображения? Все эти мои воздушные замки, выстроенные и не на песке даже, а на дырке от бублика, трудно было назвать соображениями. Однако я, соблюдая хронологический порядок и логическую последовательность, честно пересказал капитану все соображения, приходившие мне в голову за последние три дня. Мрачный сатанист Мартин — гениальная догадка о ритуальных мотивах убийства — звонок Осокина и его гипотеза насчет убийцы-левши. Финальный аккорд: Брайан — левша.

Капитан довольно улыбался и что-то помечал на лежащем перед ним листке бумаги.

— Насчет того, что топором парню досталось по черепу не с той стороны, — этот ваш приятель правильно подметил. Очень правильно. Мы, между прочим, уже на следующее утро навели справки, кто в данной группе мог быть левшой.

— То есть Брайан уже пятый день у вас под подозрением?

— Да как сказать… Кроме того, что он левша, — что против Брайана можно выставить? Мотива-то как не было, так и нет. Или вы и здесь что-то нащупали?

— Не то чтобы нащупал, но догадка у меня есть, — и я рассказал о том, как вчера мы с ирландцами ходили в «Dark Side».

— То есть вы считаете, что Брайан мог зарубить Шона из каких-то своих леворадикальных соображений?

— А вы можете предложить другую версию?

— Знаете, — капитан закурил новую сигарету и ностальгически потер подбородок, — когда я в последний раз был в Лондоне, меня мой тамошний коллега как-то пригласил посидеть в кабачок. Выпить пивка, послушать ансамблик, поболтать… Ансамбль в тот вечер играл ирландский — что-то народное со скрипками и аккордеонами. Тоска смертная, но народ смотрит на сцену аж замирая. Я своего приятеля спрашиваю, чего это они, мол, так слушают-то? А он мне, знаете, что ответил? «Они, — говорит, — не музыку слушают. Они просто следят, не собираются ли ирландцы из этого кабачка сматывать. После последних взрывов ирландских террористов само слово „ирландец“ ассоциируется только с бомбой. И если сейчас эти ребята соберут свои балалайки и по-быстрому отсюда смотают, то — ставлю свою месячную зарплату! — уже через две минуты в баре не останется ни единой души, кроме нас. Сбежит даже бармен…»

Капитан посмотрел на меня, усмехнулся и продолжал:

— Понимаете, мне кажется, вы попадаете под власть, стереотипов. Если ирландец, значит, обязательно террорист. Я, конечно, понимаю: Ирландия — это не США и не Франция. Страна маленькая, что у них там происходит — одному Богу ведомо. Но, честное слово, это не повод так легко отдаваться под власть голливудских штампов. Представьте, что вы приехали бы в Штаты и оказались свидетелем убийства. А следователь начал бы подозревать вас только на том основании, что вы русский, а все русские — большевики. Понимаете? Что реально могло толкнуть этого Брайана на убийство? Не знаете? Я тоже не знаю. Если бы Шон встал на пути ИРА или, скажем, отстаивал идеи возврата Ирландии под власть Лондона, а ваш обаяшка Брайан его за это невзлюбил — вот тогда…

От того, как лихо и всего за минуту капитан развеял версию, казавшуюся мне столь убедительной, на душе стало пусто и обидно.

— Вы хоть проверили? — попробовал я из последних сил отстоять свою гипотезу. — Может, Шон все-таки был каким-то боком замешан во всех этих внутриирландских разборках?

Ни слова не говоря, капитан достал из папочки лист факсового сообщения и протянул мне. На листе под грифом «Полицейское управление графства Мюнстер, Ирландия» шла краткая биография Шона Маллена, 1972 года рождения, уроженца Корк-сити, католика. Ничего особенного: семья, колледж, университет, полгода работал в школе (английский язык в младших классах), стажер, затем полноправный корреспондент «Айриш ревью». Специализировался на городских проблемах (образцы материалов прилагаются), печатался не часто и понемногу. В Интернете имел ячейку для ускоренного получения новостей. До поездок в Россию за пределы Ирландии и Соединенного Королевства Великобритания не выезжал.

Я отложил листок и закурил. Перед глазами встал тихоня Шон, каким я видел его за секунду до того, как в туннеле погас свет. Лопоухий, рыжий, с неровными передними зубами и не сходящей с лица смущенной улыбкой. Вот он идет с Мартином и, помнится, что-то доказывает ему, тыча пальцем в руку чуть повыше запястья. Подходит ко мне: «Как зовут этого офицера?». — «Игорь Николаевич». — «Ыгор Ныколаывеч?» Они с капитаном отходят в глубь туннеля, свет гаснет, и… Между рельсами расползается черная лужа густой человеческой крови… Кому ж ты, бедолага, мог помешать?

— Убедились? — спросил капитан. — Такой человек, как этот господин Маллен, просто по логике вещей не мог иметь дел ни с ИРА, ни уж подавно со всякими там «Красными бригадами».

Я еще раз пробежал глазами строчки биографии. Что-то во всем только что прочитанном смущало меня. Я чувствовал — в этой биографии есть — есть, черт возьми! — отгадка убийства. Но где? В каком месте? Решив, что, пожалуй, в данном моем состоянии любая гипотеза будет столь же натянутой, как и версии с ритуальным убийством или политической провокацией, я просто протянул листок капитану.

— Ну хорошо, — сказал я. — Ни Мартин, ни Брайан на роль убийцы не подходят — это мы выяснили. При рассмотрении со всех сторон их кандидатуры были признаны несостоятельными. Так сказать, менел, текел, фарес. С другой стороны, нас с вами, Игорь Николаевич, я в качестве возможных кандидатов тоже не хотел бы рассматривать — а то получается уж совсем полная паранойя. Я, конечно, понимаю, на топоре нашли мой отпечаток и все такое, так что вы меня подозревать можете. Но сам себя я подозревать, извините, не могу. Тогда что у нас с вами получается? Кто остается в качестве подозреваемых? Проще говоря, за кем вы мне, Игорь Николаевич, предлагаете усилить наблюдение? Всего-навсего за Дебби, ведь так?

— Так, — спокойно кивнул капитан.

— Но, извините меня, я не верю в то, что она могла это сделать.

— Я и не предлагаю вам в это верить. Я предлагаю вам просто внимательно смотреть и слушать. Может быть, неожиданно и выплывет какая-нибудь зацепочка.

— Ну подумайте сами, — не сдавался я, — она же девушка. Высокая, сильная, но все-таки не мужик. Ну не могла она ТАК рубануть топором. Вы помните, как было дело? Лезвие же по самый обух было вбито в голову…

— Илья Юрьевич, — не меняя выражения лица, произнес капитан, — мы спустились в туннель вшестером — четверо ирландцев, вы и я. Один убит, остаются пятеро. Если это не ирландцы, то кто? Двоих вы рассмотрели, осталась всего одна кандидатура. Давайте рассмотрим и ее. Потому как, если выяснится, что и Дебби здесь ни при чем, то… Знаете, какая единственная улика останется в руках следствия?

— Знаю, — сказал я. — Мой отпечаток пальца на топоре.