Череп императора

14

Почему он ее подозревает? Почему именно ее?

Это была первая мысль, которая оформилась у меня в голове после того, как я вышел из Большого Дома. Второй возникла мысль, что не плохо было бы чего-нибудь выпить, и я отправился в кафе «Багдад» на Фурштатской.

— Что будете заказывать? — спросила подошедшая официантка.

Чем мне всегда нравился «Багдад», так это тягой к соблюдению чистоты жанра. И повар, и весь обслуживающий персонал были здесь настоящие арабы из Ирака, на стене висело полотнище с вышитой шелком цитатой из Корана, а когда официантка брала у вас заказ, то ручку после этого не прятала в карман, а втыкала себе в прическу. Экзотика, да и только.

Я заказал себе несколько убойно-острых закусок, лобио, бараний шашлык плюс бутылку вина (алкоголь был, пожалуй, единственным отступлением от строгих норм шариата, который позволяли себе хозяева «Багдада») и, наконец, закурил.

Перед глазами, словно в кино, промелькнули все те вечера, что я провел рядом с Дебби. «Хеопс», галерея Минуса, тур по Владимирскому проспекту, поездка в «Dark Side»… Где пряталось то, что могло бы дать капитану повод для подозрений? Ответ найти, как ни старался, я так и не смог. Нет, обычной девушкой Дебби, конечно, не была ни с какой точки зрения. Длинноногая, четвертый размер груди, да и тема ее диссертации чего стоит… Внимание она привлекала сразу и надолго — но подозревать ее?

Я утопил сигарету в девственно чистой пепельнице и усмехнулся. Ну и компания мне досталась! Оккультист, левый радикал и нимфоманка… Интересно — а обычные, серые и заурядные люди в Ирландии бывают? В этой тройке ирландцев можно было ткнуть пальцем в любого наугад — не прогадаешь, тут же появится дюжина самых извращенных гипотез относительно того, кто и зачем мог убить Шона. Но одно дело — любовь к сексу и совершенно другое — способность убить…

Я еще раз перебрал все факты, пытаясь сообразить, почему в качестве жертвы капитан выбрал именно ее. И — опять не смог ни за что ухватиться. Или он знал что-то такое, чего до сих пор не знаю я? Почему тогда он предложил мне подумать над его словами, не дав ни единого факта? Нет, дело все-таки в чем-то другом. У меня было ощущение, что во всей этой истории я проглядел нечто важное. Нечто, являющееся ключом к разгадке. Вещи, лежащие на поверхности, иногда слишком очевидны, чтобы их можно было сразу заметить.

…После того как я вышел из «Багдада», день завертелся своим чередом. Я успел зайти в редакцию, узнать, как там идут дела, выпить пива с несколькими приятелями, съездить в больницу к Осокину и совершить еще массу маленьких и ненужных дел. Большое и нужное дело ждало меня вечером. В десять вечера я с ирландцами шел на ночное party в зоопарк.

«Пятница — это party-day[23], — сказали мне вчера ирландцы. — Куда мы пойдем?» Я встретил вопрос во всеоружии и веером выложил на стол ворох приглашений, которыми в обмен на бутылку мадеры снабдил меня добрый парень Женя Карлсон. Вместе подумав, мы выбрали из них наиболее интересное. Мы отказались от идеи пойти на фестиваль экстремального джаза. Мы не стали обращать внимание на пицца-турнир в ресторане «Экватор». Мы не пошли даже на шоу с участием дюжины модных финских певичек в казино «Sultan». Вместо всего этого мы решили отправиться на мероприятие, обозначенное в приглашении как «Рейв-вечеринка „Аллигатор“ в петербургском зоопарке с настоящими крокодилами и фейерверком». Дебби сказала, что шоу с крокодилом — это, должно быть, очень круто, и этим вопрос был решен.

Помнится, во времена, когда подобные рейв-вечеринки только-только входили в моду, я очень любил водить на них свою жену. Ее подобная урбанистическая романтика очень забавляла. Мы регулярно посещали полуподпольные вечеринки в расселенном доме на Обводном. Успели отметиться на «Акваделик-party», когда обожравшаяся наркотиками публика танцевала прямо в подсвеченной лазерными пушками воде бассейна. Побывали и на «Military-party» в Михайловском замке, где пел настоящий военный хор в аксельбантах, а вся охрана была наряжена в камзолы и напудренные парики… Боже, как давно все это было! Жене подобные мероприятия очень нравились, а я не возражал. Не возражал до тех пор, пока в один прекрасный момент… Впрочем, я не люблю обо всем этом вспоминать.

В десять вечера я забрал ирландцев на станции метро «Горьковская».

— Чего это ты так вырядился? — спросила Дебби, увидев меня в пиджаке и галстуке.

— У капитана был, — буркнул я. Времени заехать домой переодеться у меня не было, и, честно сказать, в подобном костюме я чувствовал себя немного глуповато.

— Ну и как живет наш капитан? — спросила она.

— Передавал тебе привет.

— Хороший пиджак, — сказал Брайан, и мы зашагали в сторону зоопарка.

Мы прошли мимо утонувших в грязи теннисных кортов, мимо Планетария, Мюзик-холла и казино «Golden Palace». Под косыми струями дождя горящее сотнями лампочек казино напоминало затонувший дворец вождей Атлантиды. «Как краси-иво!» — протянула Дебби. Через пятнадцать минут мы подошли ко входу в зоопарк.

Картина была знакомой до ломоты в скулах. Грохот рейва где-то в глубине за забором. Целый отряд секьюрити в форменных дождевиках перед забором. Табличка с астрономической цифрой цены входного билета в окошке кассы. И толпа человек в пятьдесят-семьдесят из тех, кто не мог позволить себе развлекаться за такие деньги.

Девушки строили глазки дюжим охранникам, молодые люди просто курили и мокли под дождем. Все, как обычно. Со времен моей юности сменился только ритм музыки.

Минуя кассу, мы принялись протискиваться ко входу. У охранника, выросшего на нашем пути, был такой вид, словно его еще с утра предупредили, что придет тут сегодня один, в галстуке и с тремя ирландцами, так вот его ни в коем случае не пущать. Он глянул на меня из-под капюшона стального цвета глазами и вопросительно поднял бровь. Я протянул ему приглашения, полученные от Карлсона, и оглянулся, проверяя, не потерялся ли кто из ирландцев в толпе. Все были на месте.

По мере того как охранник читал бумагу, он становился все более и более хмурым. Придраться явно было не к чему.

— Проходите, — буркнул он наконец с таким видом, что на секунду мне даже стало неловко: ну почему я не дал ему ни единого повода хорошенько треснуть мне по шее?

Мы прошли внутрь, Скучавшие на мощеной дорожке охранники взмахом руки показали нам, куда идти дальше. Закладывающий уши ритм доносился из павильона с надписью «Рептилии». За мокрыми от дождя решетками, испуганные бешеной музыкой, жались в углы дикие звери, выглядевшие сейчас особенно жалко.

Внутри павильона был оборудован внушительных размеров танцпол, на нем в такт музыке колыхалось море человеческих голов. Не знаю, как дальше, но пока что вечеринка выглядела довольно традиционно. Дым, лазерное шоу, макушка ди-джея, торчащая из-за пульта.

— Будете танцевать? — прокричал я на ухо Дебби.

— Не знаю. Может быть, позже… Давай для начала чего-нибудь выпьем…

Я привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть, где здесь бар. Судя по всему, бар находился за дверью, в дальнем от нас конце зала. Протиснуться к нему было не легче, чем по дну, преодолевая течение, подняться от устья Невы к ее истокам.

— Никогда не любил больших рейвов, — выдохнул Брайан, когда мы, взяв по сто пятьдесят граммов джина, отыскали наконец свободный столик.

— Разве это большой рейв? — фыркнула Дебби. — Вот, помню, в Корке…

Прихлебывая джин, она рассказала, как обстоят дела с большими рейвами в ее родном городе.

— Сколько, интересно, там в зале народу? — задумчиво сказал Мартин. — Человек пятьсот?

— Больше, — уверенно сказал Брайан.

— Интересно, а где здесь крокодилы? — сказала, оглядываясь, Дебби. — В программке были обещаны крокодилы. Если их не будет, я напишу про организаторов этой вечеринки такую статью, что они еще пожалеют о своем наглом вранье.

— Пару лет назад я был в Бомбее, — сказал Брайан. — Это в Индии, если вы не в курсе. Там в Национальном музее есть стенд, на котором лежат всякие бусы и браслеты — общим весом больше восемнадцати килограммов. Все эти украшения индусы вынули из желудка всего одного гангского аллигатора. Представляете?

— Он что — сожрал столько женщин? — лениво ужаснулась Дебби.

— Ага.

— Живых?

— На самом деле нет, — с сожалением сказал Брайан. — Просто индусы не хоронят своих покойников, а бросают их в священные реки. А там — крокодилы. Рыбу им ловить лень, вот и жрут мертвечину.

— Я-то думала… — вздохнула Дебби.

Брайан рассказывал о том, как тогда же в Индии он ел шашлык из крокодильего мяса («Жиру — ни капельки, одно мясо. И холестерина — ни грамма. Очень полезное мясо…»), а я смотрел на Дебби — на ее не успевшие высохнуть волосы, на то, как она, глубоко затягиваясь, курит, — и не мог понять: почему именно она? Что такого узнал про нее капитан, после чего основной подозреваемой стала именно она? Отчего-то мне было страшно поверить в то, что она могла быть убийцей.

— …А еще я как-то ел гигантского омара, фаршированного красной икрой, — закончил свою историю Брайан. — Только это было уже не в Бомбее, а в Лос-Анджелесе. После колледжа я прожил там целых восемь месяцев.

— О чем ты задумался? — обернулась ко мне Дебби.

Я затушил сигарету в пепельнице и, морщась от бьющего в уши звука, сказал, что ни о чем особенно и не задумался. Сижу себе, слушаю.

Мартин недовольным взглядом обвел тесноватый бар, наскоро переделанный из террариума.

— Все-таки в те времена, когда я ходил на танцы, — сказал он, — все было немного иначе.

— Хуже или лучше? — спросил я просто для того, чтобы не показать, что думаю о чем-то своем.

— Не хуже и не лучше. Просто иначе. Музыка не была такой громкой. Тексты песен не были такими примитивными. И танцы не устраивались ни в зоопарке, ни на центральных площадях городов… Были дискотеки, на которых мы танцевали, — нам этого хватало.

— Сколько тебе лет? — улыбнулась Дебби.

— Двадцать семь.

— Всего? Ты говоришь, как мой отец. «Вот мы в шестьдесят восьмом…» Терпеть не могу таких разговоров. Ты еще заори «Sex, Drugs, Rock-n-Roll».

— А что? Неплохой девиз, — сказал Мартин. — Только «drugs»[24] я бы заменил на алкоголь.

— Знаешь, — усмехнулась Дебби, — очень интересно, что ты сказал именно так. Когда я только-только начинала заниматься сексуальной социологией, я много ходила по рейверским клубам, смотрела на молодых ребят, слушала их разговоры…

— Следила за тем, как именно они будут затаскивать тебя в постель? — съязвил Брайан.

— Некоторых я затаскивала сама. Но если бы встретила тебя, то не стала бы тратить силы… Так вот, один парень тогда сказал мне, что девиз поколения его приятелей звучит приблизительно так: «Без рок-н-ролла, без секса, без алкоголя». Нынешние молодые люди не любят все то, что любишь ты, Мартин.

— Ты имеешь в виду, что они предпочитают здоровый образ жизни?

— Нет, я имею в виду, что они предпочитают наркотики.

— Хм… — задумался Мартин, — может быть, я действительно отстал от жизни… Ну, допустим, с алкоголем и рок-н-роллом все понятно — дело вкуса. Можно заменить на рейв и наркотики. Но чем им помешал секс?

— Ты когда-нибудь пробовал «экстази»? — спросила Дебби.

— Нет.

— От хороших наркотиков человек замыкается в себе. Он становится… как это будет по-русски?.. самодостаточен. Вся эта рейв-культура — это же по сути дела новое шаманство, почти первобытный ритуал… Человеку больше не нужно общаться с себе подобными. Парни кладут под язык промокашку, пропитанную «экстази», и весь вечер танцуют, как роботы. Им больше не нужны девушки…

— В твоем голосе я слышу подлинную печаль, — опять съязвил Брайан. — Смотри, если так пойдут дела и дальше, твоя диссертация так никогда и не увидит свет.

Дебби смерила его презрительным взглядом и повернулась ко мне:

— У вас в стране парни тоже предпочитают «экстази» девушкам?

— Наверное… — пожал плечами я. — Не знаю.

— Мне казалось, о петербургской night life ты знаешь все.

— Дело в том, что я терпеть не могу наркотики.

— А ты их пробовал?

— Нет.

Дебби вытащила из пачки сигарету, прикурила и с шумом выдохнула дым.

— Я тоже не люблю наркотики. Но считаю, что в жизни нужно попробовать все. Там, в соседнем, зале, — она кивнула головой в сторону выхода, — как минимум две трети танцоров по уши накачаны «экстази». И ты никогда не поймешь их, если не будешь знать, что это такое.

— Знаешь, сказал я, — если честно, то я совсем и не стремлюсь их понимать.

— Ну и зря. Ты же журналист. Ты должен обо всем на свете иметь собственное мнение.

— Я и имею его, это самое мнение, обо всем на свете. А вот о наркотиках не хочу. Хватит с меня и алкоголя.

— Это точно, — поддержал меня Мартин. — Алкоголь лучше всех на свете «экстази», правда, Илья?

Я сказал, что правда, мы дружно отхлебнули из своих стаканов, и, окрыленный успехом, я продолжал:

— Как-то я писал о наркоманах. Одно время эта тема в нашей стране была довольно модной. Сходил в больницу, поговорил с врачами, съездил в какие-то притоны. Знаешь, то, что я там увидел, мне совершенно не понравилось. Я приблизительно представляю, каким может быть эффект от наркотиков, и меня совсем не тянет испытать его на себе.

Дебби криво усмехнулась и взглянула на меня почти с жалостью.

— Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься. Ты думаешь — вот эффект от алкоголя, а вот эффект от наркотиков. Два эффекта, и твое дело только выбрать тот, который тебе больше нравится.

— На самом деле это не так?

— Конечно, не так! Наркотики — это же целый мир. Один препарат совершенно не похож на другой. Скажи, есть разница, между опьянением пивом и опьянением водкой?

— Есть, — убежденно кивнул я.

— А между эффектом от пива и эффектом от вина?

— Есть, но меньше, чем между пивом и водкой.

— Да? А теперь попробуй представить, насколько могут отличаться между собой наркотики, получаемые совершенно различным путем, если даже один и тот же алкалоид в разных напитках вызывает такой разный эффект.

Мы с Мартином переглянулись и не нашли, что ответить. Брайан налегал на джин и с интересом поглядывал на нас.

— Есть такая старинная восточная притча, — продолжала Дебби, — о том, как трое караванщиков не успели войти в город до того, как закрылись ворота, и разбили лагерь за крепостной стеной. Когда пришло время ужинать, один достал бутылку вина, второй — трубку гашиша, а третий кальян с опиумом. Все трое хорошенько подзарядились, и уже через час тот, что пил алкоголь, пошел барабанить в ворота и орать: «Открывайте, суки, дверь сломаю!» Глядя на него, тот, что курил гашиш, сказал: «Погоди, друг, зачем спешить? Сейчас мы докурим и просочимся в замочную скважину». А третий поглубже затянулся, улыбнулся и сказал: «Зачем вам все это надо? По-моему, здесь, снаружи, совсем неплохо…»

Дебби залпом допила свой джин, поставила стакан на стол и закурила.

— Ты когда-нибудь слышал о таком исследователе — Тимоти Лири?

— Нет, — честно сказал я.

— Ну и зря. Этот человек был преподавателем в Гарварде, а потом сбежал оттуда и основал «Церковь ЛСД». Янки посадили его в тюрьму, он сбежал в Афганистан, а они выкрали его и снова посадили. Он уверял, что ЛСД уже содержится в мозгу человека и инъекции нужны, только чтобы пробудить силу, дремлющую внутри нас. Что ЛСД не вредно, а очень полезно для здоровья человека… В прошлом году он умер, и весь мир наблюдал за его смертью через Интернет.

Она залпом допила свой джин и снова спросила:

— А о Карлосе Кастанеде ты слышал?

— О Кастанеде слышал. Это что-то насчет религии древних индейцев, да? Лет пять назад его книги были просто бешено популярны в этой стране.

— Религия индейцев — ха! Кастанеда ведь не просто жил у мексиканских индейцев. Он каждый день килограммами ел мескалин[25] и участвовал в ритуалах. Он первым доказал: чтобы быть ближе к миру богов, человеку нужна не религия, а галлюциногенные грибы — и больше ничего!

Дебби затушила сигарету, усмехнулась и сказала, явно кого-то цитируя:

— Конец XX века — это время рождения новой культуры. Вернее, нескольких новых культур. Ученые утверждают, что человек произошел от обезьяны, наевшейся галлюциногенных грибов, и есть люди, которые считают, что сегодня мы стоим на пороге нового эволюционного витка. На пороге совершенно новой жизни. Жизни в стиле «нью-эйдж». Скоро наркотики вытеснят алкоголь полностью. По крайней мере есть много людей, которые искренне в этом уверены. Вполне возможно, что мы последнее поколение людей, пьющих алкоголь.

— Да ладно тебе, «последнее»! — обиделся Мартин. — Я, например, уверен, что ирландцы не поменяют свой алкоголь ни на какие кальяны. И потом, от наркотиков появляется зависимость. А от алкоголя — нет.

— Черта с два от них появляется зависимость! — усмехнулась Дебби. — Зависимость бывает только от опиатов — от морфия, героина или от их производных. Все остальные наркотики абсолютно безвредны. Ты, например, знаешь, что курить коноплю менее вредно, чем табак? Ни легким, ни сердцу она по крайней мере не вредит. Я лично видела китайцев, которые уже лет шестьдесят не выходят из наркотического транса и прекрасно выглядят. Боб Марли курил по двенадцать трубок марихуаны в сутки, и у него даже не сел голос.

— Знаешь что, Дебби, — сказал после минутного молчания Мартин, — если ты не прекратишь свою наркотическую пропаганду, то я поступлю просто. Я возьму и не буду больше покупать тебе сегодня джин. Хотя собирался. Кури свою марихуану и будь здоровенькой, как Боб Марли.

Все рассмеялись. Дурацкая тема была исчерпана.

— Ладно, — сказала Дебби, — на самом деле я, конечно, не думаю, что наркотики лучше, чем алкоголь. В конце концов, я ведь тоже ирландка. Родимый «Гиннесс» не променяю ни на что.

— Здорово, — кивнул Брайан, — как раз самое время выпить.

— Я даже угощу вас сама, — усмехнулась Дебби. — Могу я угостить троих симпатичных парней порцией «Бифитера» или не могу?

Парни сказали, что может и, более того, после своей странной речи Дебби, во избежание возникновения неправильного о ней мнения, просто обязана их угостить. Дебби попыталась не вставая вытащить кошелек из куртки, которая висела на спинке ее стула. Вытаскивать было неудобно, она выронила кошелек, я наклонился, чтобы поднять его, и…

От того, что я увидел, я застыл с отвисшей челюстью, не пытаясь распрямиться или хотя бы выпустить кошелек из рук. Секунды, словно резиновые, растягивались и даже не думали кончаться…

Я больше не слышал рейва, не чувствовал взглядов, устремленных на меня, — я смотрел внутрь кожаного бумажника Дебби и не мог отвести глаз. Там, в целлулоидном кармашке, лежала фотография, с которой, обнимающиеся и смеющиеся, на меня смотрели Дебби и Шон. Молодые и коротко стриженные. А в правом нижнем углу полароидного снимка виднелась оранжевая дата съемки — почти двухгодичной давности.

«Так вот что имел в виду капитан, когда предлагал мне приглядеться к ней повнимательнее!» — мелькнуло у меня в мозгу.

Я поднял глаза и встретился взглядом с Дебби. В глубине ее зрачков плескалось целое море холодного, липкого ужаса.