Чернобыль: необъявленная война

Глава 2 ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ ПОСЛЕ ВЗРЫВА

Ежики в тумане. Об аварии страна узнала 28 апреля 1986 года в 21 час из программы "Время". Авария на Чернобыльской АЭС, как теперь известно, произошла ночью в 1 час 23 минуты 40 секунд 26 апреля 1986 года. В течение почти трех суток руководство СССР молчит как рыба о катастрофе века. Почему оно молчит? И что происходит в эти трое суток?

Свидетельствует Геннадий Александрович Шашарин, бывший заместитель министра энергетики и электрификации СССР: "Я находился на отдыхе в Ялте, в санатории. В три часа ночи 26 апреля 1986 года в номере раздался телефонный звонок. Звонили из ялтинского отдела. Сказали, что на Чернобыльской АЭС серьезное ЧП, что я назначен председателем Правительственной комиссии и мне срочно надлежит вылететь в Припять, на место аварии. Быстро оделся, пошел к дежурному администратору и попросил соединить меня с ВПО Союзатомэнерго в Москве. Около четырех часов утра. Г. А. Веретенников был уже на месте. Я его спросил:

— Аварийную защиту сбросили? Вода подается?

— Да, — ответил Веретенников.

Затем администратор санатория принесла мне телекс за подписью министра (энергетики и электрификации СССР. — Е. М.) Майорца. В телексе значилось, что председателем Правительственной комиссии назначен зампред Совмина СССР Борис Евдокимович Щербина. Вылетать немедленно".

В рассказе Г. А Шашарина вызывают интерес два существенных момента.

Момент первый: Веретенников сказал, что аварийная защита сброшена, но не сказал, что она не сработала. Он умолчал, что всюду разбросан графит. И не привел ни одной цифры об уровнях радиоактивного излучения в зоне реактора.

Кто умолчал в этом случае о том, что защита не сработала, что графит разбросан даже за пределы блока, что уровни радиоактивного излучения зашкаливают за 250 Р/ч? Брюханов или Веретенников? Здесь важно другое. Эта информация до верха еще не дошла. Ее на всякий случай попридержали. Кто? Почему?

Момент второй. Сначала информация о том, что Правительственную комиссию возглавит заместитель министра энергетики и электрификации СССР Г. А. Шашарин, а затем, что председателем комиссии будет Б. Е. Щербина. Причин, на мой взгляд, две: первая, что авария все-таки достаточно серьезная и выходит за рамки Министерства энергетики, а потому повышен и статус председателя. И вторая: одно и то же министерство не может быть одновременно и судьей, и обвиняемым.

Ночью (с 26 на 27 апреля) Шашарин доложил о ситуации на Чернобыльской АЭС в Москву секретарю ЦК КПСС Долгих. На вопрос Долгих, возможен ли еще взрыв, Шашарин ответил отрицательно.

Информация все еще неопределенная. Руководство страны плохо представляет, что же произошло на Чернобыльской АЭС. И в течение 36 часов считает, что на Чернобыльской АЭС все-таки пожар.

Утро 28 апреля 1986 года. Клиф Робинсон, сотрудник АЭС в Швеции приходит на работу. Несколько раз пытается пройти на станцию, и все время неудачно. Дозиметрическое оборудование на входе подает сигнал тревоги. Источник радиоактивного загрязнения неизвестен. Служба радиационной безопасности АЭС запрашивает подразделения станции о радиационной обстановке на рабочих местах. Отклонений от обычной ситуации нет. Однако паника продолжается. Начинается даже эвакуация людей.

Клифу Робинсону приходит в голову простая мысль: проверить на загрязненность свою обувь, и он выясняет, что обувь загрязнена.

Предполагают худшее — взрыв ядерного оружия. Параллельно запрашивают у службы метеорологии данные о направлении потоков воздуха в ближайшие прошедшие дни. В воздух поднимаются самолеты ВВС Швеции. И вскоре вырисовывается ответ: возможная причина радиоактивного загрязнения воздушного пространства — Украина, район Чернобыльской АЭС.

Подключаются внешнеполитические ведомства Швеции. От Москвы требуют объяснений.

Клиф Робинсон не был первым, кто узнал об аварии на Чернобыльской АЭС.

Произошло достаточно редкое стечение обстоятельств, но американский спутник-шпион, как тогда называли подобные космические аппараты, в момент взрыва пролетает над Чернобыльской АЭС. Аппаратура на спутнике четко фиксирует увиденную картинку. Ночь. Четкое очертание Чернобыльской АЭС и красный цвет пламени над четвертым энергоблоком. Скрыть и заболтать аварию в прессе уже не возможно. СССР пришлось признаваться в аварии. Однако состояние недоумения и даже шока еще долго не покидает высшие эшелоны власти.

Из книги А. Н. Яковлева "Сумерки": "Я не был членом чернобыльской комиссии, но участвовал в заседаниях Политбюро и Секретариата ЦК, обсуждавших эту трагедию. На заседании Политбюро часто звучали исключающие друг друга предложения. Все оправдывались, боялись сказать лишнее.

У меня остались в памяти острые впечатления общей растерянности. Никто не знал, что делать. Люди, отвечающие за эту сферу: министр Славский, президент АН СССР Александров, — говорили что-то невнятное. Однажды на Политбюро между ними состоялся занятный разговор.

— Ты помнишь Ефим (Славский. — Е. М.), сколько рентген мы с тобой схватили на Новой Земле? И вот ничего, живы.

— Помню, конечно. Но мы тогда по литру водки оприходовали.

Обоим в то время было за 8о".

Этот диалог можно было бы привести под рубрикой "Физики шутят". Однако юмор был уж очень черный. Новая Земля — испытательный полигон, на который приезжали большей частью специалисты, знающие, зачем они туда едут. В случае чернобыльской аварии на "атомный полигон" в качестве подопытных кроликов попали миллионы простых людей.

Следует отметить, что все советские газеты в своих сообщениях о катастрофе на Чернобыльской АЭС были крайне осторожны. Масштабы аварии занижали или просто замалчивали. Уровни радиации, которые приводили, вводили в заблуждение. После чтения публикаций создавалось впечатление, что в районе Чернобыльской АЭС идет какое-то непонятное, но героическое сражение, в котором советский народ под руководством коммунистической партии обязательно одержит победу.

Что касается информации, то уже на первом заседании Политбюро было решено регулярно информировать общественность о происходящем. На этом настаивал Горбачев, правда, не очень активно. Государственное начальство и партийные чиновники из отраслевых отделов под разными предлогами всячески препятствовали поездкам журналистов в Чернобыль. Чиновники очень медленно привыкали к гласности, к новым правилам игры.

Как ни странно, по мнению А. Н. Яковлева, отдел пропаганды ЦК КПСС был отстранен от информации о Чернобыле. Видимо, были какие-то детали не для посторонних ушей. Информацией занимались военные в соответствующих отделах ЦК.

Информационное обеспечение мероприятий о ходе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС возлагалось на ряд союзных министерств и ведомств. Таких, как Госкомгидромет, Минсредмаш, Минэнерго, МВД, Министерство обороны и гражданской обороны, а также Госагропромы СССР и УССР.

Военным, видимо, просто запретили давать какие-либо цифры. Я просмотрел все номера печатного органа Министерства обороны газеты "Красная звезда" с апреля 1986 года и по 31 декабря 1987 года, но так и не нашел в них самых главных цифр, касающихся количества солдат и офицеров, пострадавших в ходе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Нет в газетах и цифр, показывающих уровни мощности радиоактивного излучения в зоне работ армейских подразделений. Все это стало военной тайной.

Госкомгидромет также был очень осторожен. Мог быть более откровенным и Минздрав. Но он тоже делал свое благородное дело в зоне Чернобыльской АЭС — молча.

Госагропром не обладал в то время мощной дозиметрической службой для проведения полного мониторинга огромных территорий, загрязненных радиоактивными веществами.

Шведы оказались намного оперативней. Именно от них советские граждане через "зарубежные голоса" узнали о произошедшей аварии.

Достаточно полной информацией об аварии на Чернобыльской АЭС владели Министерство энергетики и электрификации СССР и министерство среднего машиностроения. Но оба они рассматривались как ответчики по делу об аварии. И потому не в их интересах было давать в прессу правдивую информацию.

Все "информаторы" были на редкость сдержанны, их сведения после некоторых уточнений и фильтрований вызывали просто недоумение. Так, в начале мая газеты пишут о том, что работа предприятий, колхозов, совхозов и учреждений идет нормально. О каких предприятиях и колхозах идет речь, если из "поселка станции", как стыдливо стали называть город Припять с 50-тысячным населением, эвакуированы все жители, а 30-километровая зона огорожена колючей проволокой? И таких "неопределенностей" в освещении чернобыльской трагедии было множество.

Не думаю, что это накладка или упущение, скорей всего, это желание внушить советскому народу мысль, что нет повода для паники. Своего рода ложь во благо. На этом фоне много и хорошо пресса писала о героизме и благородстве советских людей.

При подготовке материалов, связанных с аварией на Чернобыльской АЭС, официальная пресса не всегда использовала достоверные данные.

Публикации касались, как правило, отдельных узких проблем, а не всего комплекса в целом. Многое журналистам и широким слоям населения, несмотря на провозглашенную гласность и открытость было просто неизвестно из-за режима избыточной секретности в нашей стране. Авиационная разведка и наземные измерения показали, что радиоактивные продукты деления урана в первые 4–5 суток после аварии распространились на большие расстояния в различных направлениях. Часть радиоактивного шлейфа накрыла западное, северное и северо-западное направление (Польша, Финляндия, Швеция), а часть — восток и юг. Впоследствии радиоактивность была обнаружена в Алма-Ате, Уральске, Ташкенте, Новосибирске, Иркутске, Хабаровске, Владивостоке, а судовой радиометрической сетью обнаружена даже в Северной Атлантике и Тихом океане.

Вот пример запредельной "открытости" того времени в освещении аварии на Чернобыльской АЭС. Капитан П. Зборовский и еще несколько человек блуждают в недрах развороченного четвертого блока в поисках задвижки, которую следует открыть, чтобы позднее откачать воду. "С главным инженером АЭС Бронниковым (сменившим Фомина. — Е. М.) через здание заводоуправления мы прошли к поврежденному реактору, затем провели специальную машину в здание. Соблюдали все меры предосторожности. Уровень радиации был различным, поэтому мы искали самый безопасный путь. Вместе со старшим лейтенантом Акимовым, сержантом Степыко, младшим сержантом Гончаровым установили откачивающие насосы. Находиться у техники было нецелесообразно, поэтому мы периодически проверяли ее работу (выделено мною. — Е. М.). Задачу свою выполнили своевременно" ("Красная звезда" от 17 мая. Корр. А. Поляков. "Пример подают коммунисты").

Официальная позиция Москвы была озвучена на пресс-конференциях. Их было несколько.

7 мая в пресс-центре МИД СССР состоялась пресс-конференция на тему "К событиям на Чернобыльской АЭС".

Позиция советских представителей очень активная. Первый замминистра иностранных дел А. Г. Ковалев: "Весь ход событий в связи с аварией, меры по ликвидации ее последствий с новой и особой силой подчеркивают такое качество советской политической и государственной системы, как чувство ответственности. Ответственности за жизнь, здоровье как советских людей, так и иностранных граждан, находящихся в нашей стране… "Наш подход нацелен на то, чтобы информация была ответственная, объективная, достоверная, взвешенная, а если выразить одним словом — честная"" (выделено мной. — Е. М.).

На вопросы отвечали: председатель Госкомитета по использованию атомной энергии СССР А. М. Петросьянц, первый заместитель министра здравоохранения СССР Е. И. Воробьев, первый заместитель Государственного комитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды Ю.С Седунов и член-корреспондент АН СССР И. Я. Емельянов.

Вопрос: "В каком состоянии находится реактор? Прекращено ли выделение радиоактивных веществ?"

Ответ: "Реактор находится в заглушенном состоянии. Это произошло автоматически в момент срабатывания аварийной защиты, когда реактор находился на минимальном уровне мощности. В таком состоянии он находится и в настоящее время. Поэтому какие-либо радиоактивные выходы, связанные с реакцией деления, действительно отсутствуют".

Вопрос: о количестве пострадавших.

Ответ: "Один человек погиб от ожогов, другой — от механических травм. С диагнозом "лучевая болезнь" госпитализировано 204 человека. Но все они помещены в лучшие клиники".

Вопрос: о загрязнении территории других стран.

Ответ: "Советские специалисты полагают, что выброс был кратковременным и несущественным, по сравнению с фоном".

Вопрос: о надежности наших АЭС.

Ответ: "Утверждать, что атомная энергетика в СССР хуже, чем зарубежная, по меньшей мере неправильно".

Вопрос: о будущем атомной энергетики.

Ответ: "Атомную энергетику не остановить: вот авторитетное мнение ученых. Но надо повышать ее надежность".

Выступил на пресс-конференции и председатель Правительственной комиссии Б. Е. Щербина, который лучше, чем кто-либо на тот момент знал ситуацию в районе Чернобыльской АЭС: "Живописуют, что станция опустела. Нет. На блоках станции несут дежурство 150 человек. Ведутся работы и в нижней зоне четвертого реактора".

И далее: "Повышенные уровни радиации отмечались на территории, прилегающей непосредственно к месту аварии, где максимальные уровни радиации достигали 10–15 мР/ч. По состоянию на 5 мая уровни радиации в этих районах снизились в 2–3 раза".

Подспудно чувствуется, что советские официальные лица побаиваются, что со стороны различных государств, особенно западных, могут последовать требования о выплате компенсаций за причиненный ущерб.

10 мая. "Правда". Корр. В. Губарев, М. Одинец в материале "От Чернобыля до Киева" пишут о встрече в Совете Министров Украины с Председателем Совета Министров Украины А. П. Ляшко.

Вопрос: о перспективе развития атомной энергии в свете аварии на Чернобыльской АЭС.

Ответ: "Будущее за атомной энергией. В СССР построен 41 блок, из них 10 на Украине".

Вопрос: о радиационной обстановке в зоне.

Отвечает председатель Государственного комитета по гидрометеорологии и контролю природной среды Ю. А. Израэль: "Там не везде радиация одинаковая. В большинстве районов она не превышает допустимых норм. Но задача состоит в том, чтобы надежно обеспечить безопасность людей, поэтому они были эвакуированы из зоны".

Вице-президент АМН СССР Л. А. Ильин добавляет: "Уровни таковы, что каждый из нас при рентгеноскопии зубов или желудочно-кишечного тракта получает несравненно большую дозу".

Вопрос: о том, когда люди вернутся в свои дома.

Ответ: "После всех работ по ликвидации аварии, — отвечает А. П.Ляшко, — необходимо провести дезактивацию почвы, домов, квартир и т. д. Это очень большая работа. Она уже начата, но когда именно завершится, пока трудно сказать".

"Встреча в Совете Министров Украины помогла журналистам из многих стран по-новому увидеть события на Чернобыльской АЭС. Они убедились, что борьба с последствиями аварии ведется не только мужественно, но и продуманно. Неожиданности, непредвиденности ситуации теперь уже не должно быть" ("Красная звезда" от i3 мая i986 года Спец, корр. ТАСС В. Жуковский, В. Иткин, Л. Черненко. "Помнить всегда: атом двулик").

Интервью председателя Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды, члена-корреспондента АН СССР Ю. А. Израэля: "При аварии в атмосферу попало определенное количество радиоактивных веществ. Это небольшая доля того, что накопилось в реакторе за время его работы. Истечение радиоактивных газов и летучих веществ происходило несколько дней и было связано с высокой температурой в зоне реактора. Сейчас эта температура резко понизилась. Истечение радиоактивности практически прекратилось. Сейчас повышение уровня радиации в каких-либо районах практически исключается… Радиоактивность в атмосфере рассеялась. На поверхности земли она есть только в отдельных местах, непосредственно примыкающих к Чернобыльской АЭС. Уровень радиации здесь достигал 10–25 мР/ч. К настоящему времени за счет распада уменьшился в несколько раз. Тем не менее для обеспечения полной безопасности и здоровья людей было принято решение об их эвакуации из 30-километровой зоны. Небольшое повышение уровня радиоактивного фона наблюдалось и в ряде городов Украины и Белоруссии. В Киеве этот уровень составлял 03-0,4 мР/ч, что никакой угрозы для здоровья людей не представляет. Незначительная часть мелких радиоактивных частиц вместе с воздушными потоками распространилась и на большие расстояния, попала на территорию Польши, Румынии и ряда скандинавских стран.

Чтобы исключить или уменьшить возможный смыв какой-либо доли опасных веществ в реку Припять, вдоль ее берегов возводятся валы.

Строго очерчены границы сельхозработ, постоянно контролируется качество питьевой воды из Киевского водохранилища, здесь установленные нормы по радиоактивности не превышаются.

По йоду-131 проверка проводится дважды — на фермах и на молокозаводах.

Метеорологические станции страны постоянно ведут наблюдения за уровнем радиоактивности, для этого Госкомгидромет использует специально оборудованные самолеты и вертолеты".

В материалах пресс-конференций прослеживается четкая позиция официальных властей страны. Набор "отговорок" доступен для понимания простых советских людей:

1. Причина аварии устанавливается. Для этого задействованы лучшие специалисты.

2. Реактор находится в заглушенном состоянии и опасности не представляет.

3. Станция не только жива, но и работает.

4. Информация об аварии на ЧАЭС "ответственная, объективная, достоверная, взвешенная, а если выразить одним словом — честная".

5. 50 % всей активности на 8 мая 1986 года составляет радиоактивный изотоп йод-131 с небольшим периодом полураспада 8,1 дня (то есть через 81 день этого изотопа уже не будет).

6. Уровни радиоактивного излучения за пределами Чернобыльской АЭС составляют 10–15 мР/ч и постоянно снижаются.

7. Люди из района, прилегающего к ЧАЭС, эвакуированы временно.

8. В Киевском водохранилище установленные по воде нормы по радиоактивности не превышаются.

9. Пострадали 204 человека, но они помещены в лучшие клиники.

ю. При аварии в атмосферу попало определенное количество радиоактивных веществ. Это небольшая доля того, что накопилось в реакторе за время его работы. Незначительная часть мелких радиоактивных частиц вместе с воздушными потоками распространилась на большие расстояния, попала на территорию Польши, Румынии и ряда скандинавских стран.

11. Чернобыльская авария — наша беда. И негоже заниматься спекуляциями на эту тему.

12. Атомной энергетике пока нет достойной альтернативы.

13. Наши АЭС не хуже других, однако качество и надежность АЭС не только у нас, но и во всем мире надо повышать.

14. Напомнили США о многочисленных авариях на их атомных АЭС, а также о том, что большую тревогу вызывает состояние атомных реакторов, которые используются для производства ядерного оружия.

15. Советская программа полной ликвидации ядерного оружия — единственный реальный путь избавления человечества от угрозы, нависшей над его существованием, над природой, над всей планетой.

Масштабы аварии на Чернобыльской АЭС катастрофичны, но судя по тому, как они поданы на пресс-конференциях, — ощущение почти благостное.

8 мая. Район Чернобыльской АЭС посетил генеральный директор МАГАТЭ X.Бликс. Представители МАГАТЭ на вертолете облетели Чернобыль, находящийся в 18 км от Чернобыльской АЭС, и с высоты 8оо метров осмотрели поврежденный агрегат.

9 мая. Пресс-конференция в Москве. ТАСС. Тема пресс-конференции "Чернобыльская АЭС: ситуация стабилизируется".

X. Блике, профессор М. Розен и их коллеги затронули практически все вопросы, связанные с аварией на Чернобыльской АЭС.

"В весьма откровенных беседах, — сказал X. Бликс, — а также в результате визуальных наблюдений на месте происшествия нам удалось составить достаточно полное, хотя и предварительное представление об аварии и ее последствиях. <…> Подробное и авторитетное описание аварии, ее причин и последствий, — заявил руководитель МАГАТЭ, — мы получим от советских специалистов после необходимого анализа. Но и сегодня мы вполне удовлетворены предварительной информацией и позитивным развитием событий. Цепная реакция была автоматически остановлена в момент аварии. Это косвенно подтвердило и медицинское обследование пострадавших: они не подверглись высокому облучению нейтронами. Значительная часть радиоактивного выброса — короткоживущие радионуклиды, половину из которых составлял изотоп йод-131"

Профессор М. Розен позитивно отозвался о применении советскими специалистами методики поглощения излучения с помощью щита, состоящего из песка, бора, глины, доломита, свинца. Это в короткий срок привело к снижению уровня радиоактивности в 30-километровой зоне и дало возможность персоналу продолжить работы на трех других реакторах для поддержания их в безопасном, заглушенном состоянии, третий реактор, находящийся рядом с четвертым, не получил повреждения, и системы его охлаждения и безопасности работают нормально. Продолжаются работы под поврежденным блоком, их цель — полностью нейтрализовать очаг излучения и, как говорят физики, "захоронить" его в толщу бетона.

Об улучшении радиационной обстановки в 30-километровой зоне свидетельствуют следующие данные: на границе этой зоны, по сравнению с пиком излучения в момент аварии (10–15 мР/ч) на 5 мая, радиация уменьшилась до 2–3 мР/ч, а 8 мая снизилась до 0,15 мР/ч.

Большинство вопросов журналистов касались здоровья людей и времени возвращения их в свои дома.

"Мы уже подчеркивали, что радиоактивные изотопы, выброшенные в результате аварии, живут непродолжительное время. А это значит, что в будущем на близлежащих полях возобновится работа, а поселок АЭС будет безопасным для проживания".

"Только вчера, — рассказали представители МАГАТЭ, — мы были в Киеве. Увидели нормальную, привычную жизнь города. На улицах много людей, было еще больше в тот день, когда открывалась международная велогонка… Видели там много иностранных туристов. Медицинское обследование жителей Киева, в том числе и детей, убеждает: нет никаких оснований говорить об опасности для здоровья людей".

Вопрос: "Не остановит ли Советский Союз другие действующие в стране реакторы чернобыльского типа?"

"Советские власти, — сказал X. Бликс, — в ходе тщательного анализа не обнаружили чего-то, что заставило бы закрыть другие реакторы. Нам сообщено, что принимаются меры для повышения безопасности на других установках".

Советские официальные представители в свою очередь обещали информировать мировую общественность о радиационной ситуации.

Как можно убедиться по выступлениям представителей МАГАТЭ, позиция руководителей Международной организации по атомной энергии, как говорили тогда, оказалась практически "просоветской".

Рискну высказать свою точку зрения по этому поводу.

Во-первых, X. Бликс обязан был успокоить население Запада, так как за рубежом в связи с аварией на Чернобыльской АЭС, началась массовая истерия. Из СССР в США стали возвращаться туристы. Встречали их там так, словно они чудом спаслись от гибели.

Во-вторых, "домыслы", распространявшиеся в западной прессе, нанесли прямой ущерб экспорту продовольственных товаров из Финляндии и других стран.

В-третьих, авария на Чернобыльской АЭС могла поставить под сомнение целесообразность использования атомной энергии в мирных целях.

И тем самым ощутимо ударить по авторитету Международного агентства по атомной энергии.

В-четвертых, мировой общественности дали понять: все, что касается радиационной обстановки непосредственно на Чернобыльской АЭС и в 30-километровой зоне, — внутреннее дело Советского Союза, а потому на него можно закрыть глаза.

А между тем с людьми, живущими в 30-километровой зоне и даже за ее пределами, нет почтовой и телефонной связи с внешним миром. Есть правительственная связь, но она, естественно, не для личных переговоров. В этой связи мне показался интересным рассказ лесника, с которым мне пришлось встретиться в 30-километровой зоне. К сожалению, не помню его фамилии. Он коротко и достаточно образно рассказал о реакции на местах сразу после аварии на Чернобыльской АЭС:

— "Утром 26 мая звонит директор леспромхоза. Называет себя и молчит… Спустя некоторое время говорит: "Слушай, Иван Николаевич… Произошла беда…" И снова молчит… Молчу и я. А про себя думаю: "Неужели война?!" Спустя минуту директор наконец выдавливает из себя: "Произошла авария на Чернобыльской АЭС" Ну, думаю, ничего особенного… Однако тревога директора передалась и мне. Спустя некоторое время директор решительно говорит: "Срочно выводи всю технику из этого района. Только не говори причину"

Приезжаю на участок. Вру местному начальству: "Приказано, мол, срочно вывести всю технику. Говорят, что будут какие-то военные учения" Потом мне позвонили из милиции, сказали, что нужно свертывать все работы. Велели отключить все приемники. Телефонная связь была прервана раньше. Затем они приехали ко мне. Вырвали провода из приемника. Хотели его разрубить на части. Я не дал. Сказал, что сам уберу…

После окончания командировки, уже в конце мая в Ленинграде, я докладывал начальнику НИЧ (научно-исследовательской части) нашего института В. В. Морозову о результатах командировки. Он внимательно выслушал меня. Немного помолчал… И попросил никому не рассказывать о ситуации на Чернобыльской АЭС.

Завеса секретности мгновенно прошла сквозь всю страну сверху донизу. Напрашивался вывод: страна находится на военном положении, а гражданам Советского Союза выдается искаженный информационный паек. В получении правдивой информации нас уравняли с иностранцами, которым, как и советским людям, совершенно не обязательно говорить правду.

Чиновники от партии и правительства легко переиграли и М. Горбачева, и А. Яковлева. Они не мешали "идеологам перестройки" говорить о гласности и перестройке, но сделали все гораздо проще. Они принимали журналистов в 30-километровой зоне, но просили их больше писать о подвиге советских людей, а не о катастрофе на станции, писать, не указывая уровни радиации, дабы не нагнетать обстановку, а затем спустя некоторое время и вовсе сократили количество публикаций на чернобыльскую тему, сославшись на то, что основные проблемы уже решены. Остались так, детали…

При отсутствии сведений о характере и масштабе аварии на Чернобыльской АЭС население пользовалось в основном данными зарубежных средств информации и слухами. Все это порождало чувство тревоги и смятения. В условиях объявленной властями гласности и перестройки замалчивание масштабов аварии вызывало недоверие в искренности власти и к возможным реформам в стране. Чернобыльская тема так и осталась закрытой. Победила демагогия на тему гласности и перестройки. Престиж власти М. Горбачева стал падать.

Но спрятать катастрофу и ее последствия уже было невозможно. Информационное поле в мире уже было другим. И средства доставки информации во все уголки мира уже невозможно было перекрыть. Работало и "сарафанное" радио.

Перелистывая советские газеты за 1986 и 1987 годы в поисках материалов, связанных с аварией на Чернобыльской АЭС, я обнаружил, что в центральном органе ЦК КПСС газете "Правда" за 1986 год (с 27 апреля и до конца 1986 года) — было опубликовано 30 официальных сообщений, отчетов о пресс-конференциях и других материалов, посвященных аварии, включая стихи А. Вознесенского и Б. Олейника.

Аналогичная ситуация с освещением событий Чернобыльской катастрофы и в органе Министерства обороны СССР газете "Красная звезда". С 27 апреля и до конца 1986 года всего 22 материала, связанных с аварией на Чернобыльской АЭС. Приблизительно так же "повезло" теме аварии на Чернобыльской АЭС и в газете "Известия".

При чтении советской прессы, посвященной чернобыльской теме, прослеживалось и другое интересное совпадение. Количество публикаций в газете "Правда" до 15 мая 1986 года составляет ю, а до конца года, то есть за 210 оставшихся до нового года дней, — всего 26 публикаций. В газете "Красная звезда" это соотношение еще более разительное: 13 публикаций до 15 мая 1986 года и только 9 до начала 1987 года.

В новогоднем поздравлении советскому народу в связи с наступающим 1987 годом — уже ни строчки о трагедии века. Катастрофа мирового значения! И вдруг полностью потерян интерес?!

15 мая 1986 года по советскому телевидению выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. Он выразил соболезнование семьям погибших. Отметил участие американских медиков Р. Гейла и П.Тарасаки в лечении больных. Поблагодарил деловые круги тех стран, которые быстро откликнулись на просьбу о закупке некоторых видов техники, материалов, медикаментов. Должным образом оценил объективное отношение к событиям на Чернобыльской АЭС со стороны МАГАТЭ и его генерального директора Ханса Бликса.

Оценивая ситуацию на ЧАЭС, М. С. Горбачев сказал: "Вся эта сложная работа требовала предельной быстроты, организованности и четкости. Благодаря принятым эффективным мерам сегодня можно сказать: худшее позади. Наиболее серьезные последствия удалось предотвратить".

Выстроив события, происшедшие на Чернобыльской АЭС после аварии, в хронологической последовательности и уже многое зная об этих событиях, я был очень удивлен, что практически за 20 дней (с 2б апреля по 14 мая) все первоочередные проблемы, связанные с катастрофой на Чернобыльской АЭС, были выявлены, а самые главные в основном решены еще до выступления М. Горбачева.

Настораживало другое. Генеральный секретарь КПСС М. С. Горбачев окончательно перевел проблему аварии на Чернобыльской АЭС из технической и социальной для нашей страны в политическую и международную. А у этих событий уже другая логика. В результате, после 15 мая 1986 года СССР должен будет подтверждать делом и "низкие" уровни радиации в районе Чернобыльской АЭС, и то, что люди только временно эвакуированы из мест постоянного проживания и что первый, второй и третий энергоблоки будут работать, а четвертый блок будет надежно "захоронен". И многое, многое другое… Это во-первых. Во-вторых, своим выступлением М. Горбачев резко снизил масштаб аварии: мол, главное уже сделано, с остальным разберемся сами, в рабочем порядке.

15 мая были окончательно расставлены все точки над "I". А дальше, как говорил известный политический деятель: "Цели ясны. Задачи определены. За работу, товарищи!" В результате держава в очередной раз была поставлена на дыбы. Народ, руководимый КПСС, в едином порыве откликнулся другим лозунгом: "Мы за ценой не постоим!"

Подвергнуть сомнению решение партии никто не решился. В результате остановиться, подумать и что-то подкорректировать времени уже не было.

Первые 20 дней оказались очень важными как для решения самых трудных вопросов, связанных с безопасностью реактора, так и для выработки дальнейшей стратегии, связанной с ликвидацией последствий аварии и запуском в эксплуатацию первого, второго и третьего энергоблоков Чернобыльской АЭС.

Эти первые 20 дней сразу после аварии были важны еще и потому, что очень хотелось верить, что авария — это результат местного разгильдяйства и местного непрофессионализма. Или что чернобыльская катастрофа есть дикое стечение обстоятельств, не более того. И очень хотелось верить в то, что когда приедет комиссия, то уж наверняка все будет сделано и правильно, и профессионально. Быстро или медленно, но с минимальными жертвами.

И потому было очень интересно выяснить: что же происходило в зоне Чернобыльской АЭС в течение первых 20 дней после взрыва на Чернобыльской АЭС.

У каждого свой Чернобыль. Своя чернобыльская правда. У официальных властей она своя. Эта правда масштабней, но в ней больше политики. Она абстрактна. В нее отбирается только то, что работает на политику и воздействует на массы людей.

У людей, непосредственно участвовавших в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, своя чернобыльская правда. Она более эмоциональна и личностна. Обе эти правды редко совпадают. Вроде событие одно, а отображение разное. И акценты разные.

Наше блуждание в радиоактивном тумане продолжалось достаточно долго. Информацию о причинах аварии на Чернобыльской АЭС собирали буквально по крохам. И чем ближе подбирались к четвертому блоку, тем меньше оставалось тумана, несмотря на то, что официальная причина аварии еще не была озвучена. Однако полная ясность пришла много позже. И не потому, что власти пошли навстречу. Скорее, наоборот. Правду об аварии, произошедшей в Украине, рядом с городом Припять, скрыть стало просто невозможно. Слишком много людей потребовалось для ликвидации последствий этой трагедии. Людей, которые в конце концов заговорили.

Туман рассеивается. В 9 утра 26 апреля из московского аэропорта Быково вылетел спецрейсом самолет ЯК-40. На борту самолета находилась первая оперативная межведомственная группа специалистов в составе: главного инженера ВПО "Союзатомэнерго" Б. Я. Прушинского, заместителя начальника того же объединения Е. И. Игнатенко, заместителя начальника института Гидропроект В. С.Конвиза (генпроектант станции), представителя НИКИЭТ (главного конструктора реактора РБМК) К. К. Полушкина и Ю. Н. Черкашова, представителя Института атомной энергии имени И. В. Курчатова Е. П. Рязанцева и других.

Первое, что предстояло сделать специалистам, — это осмотреть реактор своими глазами. Вертолет "МИ-б" поднимается в воздух. На борту находятся главный инженер ВПО Союзатомэнерго Б. Я. Прушинский, представитель главного конструктора реактора К. К. Полушкин и фотограф. Дозиметр был только у пилота. Бинокля не было. Респираторов нет. Легкий прогулочный вылет? Но взгляд у всех строго с неба на землю. Взгляд профессиональный, цепкий. И то, что они увидели внизу, потрясло. Такое можно себе представить только в страшном сне. Вывод напрашивался однозначный: доклад Брюханова ошибочен, если… не лжив.

Цена полета ю бэр. Еще 15 бэр — и предельно допустимая доза за год будет выбрана. Нужен просто такой же полет, но на высоте чуть ниже или по времени чуть дольше.

В начале второй половины дня 26 апреля в Москве, в аэропорте Быково готовятся к вылету члены Правительственной комиссии по Чернобылю. В составе комиссии старший помощник Генерального прокурора Ю. Н. Шадрин, министр энергетики и электрификации СССР А. И. Майорец, заведующий сектором атомной энергетики ЦК КПСС В. В. Марьин, заместитель министра энергетики А. Н. Семенов, первый заместитель министра среднего машиностроения А. Г. Мешков, начальник Союзатомэнергостроя М. С. Цвирко, заместитель начальника Союзэнергомонтажа В. А. Шевелкин, референт Б. Е. Щербины Л. П. Драч, заместитель министра здравоохранения СССР Е. И. Воробьев, представитель Минздрава СССР В. Д. Туровский и другие.

В самолете, естественно, основная тема — авария на Чернобыльской АЭС. И основная задача: в кратчайшие сроки восстановить разрушенный блок и включить его в энергосистему. Не больше и не меньше.

Г. А. Шашарин намечает направления работ. Должны быть созданы несколько групп:

1) группа изучения причин аварии и безопасности АЭС — ответственные Шашарин, Мешков;

2) группа изучения радиационной обстановки вокруг атомной станции — ответственные Абагян, Воробьев, Туровский;

3) группа аварийно-восстановительных работ — ответственные Семенов, Цвирко, монтажники;

4) группа для оценки необходимости эвакуации населения Припяти и близлежащих хуторов и деревень — ответственные Шашарин, Сидоренко, Легасов;

5) группа обеспечения приборами, оборудованием и материалами — ответственные Главэнергокомплект, Главснаб.

По данным воздушной радиационной разведки, значения МЭД у реактора на 14 часов 26 апреля 1986 года составляло более 700 Р/ч.

В Припяти началась самоэвакуация. Уезжали на автобусах и частных машинах. Некоторые семьями и с вещами покидали Припять навсегда еще 26 апреля днем, не дождавшись распоряжения местных властей. Они оказались умней и оперативней. Сохранили здоровье свое и своей семьи. Сохранили и вещи. Из 5,5 тысяч человек эксплуатационного персонала 4 тысячи вместе с семьями исчезли в первый же день в неизвестном направлении.

Водоснабжение Чернобыльской АЭС построено на основе наливного пруда-охладителя площадью 21,4 кв. километра с замкнутой системой оборотного водоснабжения. Пруд-охладитель размещен на правом берегу реки Припять у села Копачи, его дамба имеет высоту около 5,0 метра и длину около 25 километров.

Днем 26 апреля новые пожарные расчеты, прибывшие в Припять, будут откачивать высокоактивную воду из кабельных полуэтажей станции и перекачивать ее в пруд-охладитель, в котором активность воды во всем объеме пруда вскоре достигнет активности воды в реакторе при его нормальной эксплуатации. Есть еще более настораживающий момент. При нормально работающем реакторе радиометрический состав воды определяется в основном продуктами коррозионного происхождения такими, как кобальт-60, марганец-54, железо-59, хром-51 и другими изотопами со средними периодами полураспада.

26 апреля 1986 года в пруд-охладитель сбрасывали радиоактивные изотопы с большими периодами полураспада (цезий-137 и стронций-90) и большое количество альфа-излучателей, среди которых основными будут плутоний-241 и америций-241.

Свидетельствует Г. А. Шашарин: "Мы объехали вокруг станции и спустились в бункер. Там были Прушинский, Рязанцев и Фомин с Брюхановым. Брюханов был заторможен, апатичен смотрел куда-то вдаль перед собой. Но команды исполнял довольно оперативно и четко. Фомин, наоборот, перевозбужден, глаза воспаленные, блестят безумием. Потом произошел срыв, тяжелая депрессия. Еще по дороге из Киева я спросил у Брюханова и Фомина, целы ли трубопроводы. Они уверяли: целы. Тогда у меня возникла мысль подать в реактор раствор борной кислоты (для замедления нейтронов). Связался со снабженцами в Киеве, нашли несколько тонн борной кислоты и обещали доставить в Припять к вечеру. Однако к вечеру стало ясно, что все трубопроводы от реактора оторваны и кислота не нужна. Но это поняли только к вечеру…

Комиссия собралась в кабинете первого секретаря Припятского горкома партии А. С. Гаманюка.

Свидетельствует В. Н. Шишкин, заместитель начальника Союзэлектромонтажа Минэнерго СССР: "Первым докладывал Г. А. Шашарин. Он догадывался уже, что реактор разрушен, видел графит на земле, куски топлива, но сознаться в этом не хватило сил".

Представитель Минэнерго СССР на всякий случай выстраивает свою линию защиты. Говорит о том, что четвертый блок обесточен, трансформаторы отключились по защите от коротких замыканий, залиты водой все кабельные полуэтажи, что вода в реактор подается, коммуникации рассекаются и, похоже, что вокруг четвертого блока высокая радиоактивность. И в заключение: "Нужна коллективная оценка".

В восьмидесятые годы коллективная ответственность за принятые решение гарантировала и коллективную безответственность. И заместитель министра знал это правило.

Свидетельствует В. Н. Шишкин:

"Анатолий Иванович (Майорец. — Е. М.) — громовым басом произнес Марьин. — Мы только что были с Геннадием Александровичем (Шашарин. — Е. М.) возле четвертого блока. Страшная картина. Дико подумать, до чего дошли. Пахнет гарью, и кругом валяется графит. Я даже пнул ногой графитовый блок, чтобы удостовериться, что он всамделишный. Откуда графит? Столько графита?

— Брюханов! — обратился министр к директору АЭС. — Вы докладывали, что радиационная обстановка нормальная. Что это за графит?

— Трудно даже представить… Графит, который мы получили для строящегося пятого энергоблока, цел, весь на месте. Не исключен в таком случае выброс из реактора… Частичный…

— Замерить радиоактивность точно не удается, — объяснил Шашарин. — Предполагаем, что фон очень высокий. Был тут один радиометр, но его похоронило в завале.

— Безобразие! Почему на станции нет нужных приборов?

— Произошла непроектная авария. Случилось немыслимое. Мы запросили помощь гражданской обороны и химвойск страны. Скоро должны прибыть.

— А что с реактором, товарищ Шашарин? — спросил министр.

— Операторы, по данным Фомина и Брюханова, заглушили его, нажав кнопку АЗ пятого рода.

— А где операторы?

— Операторы в медсанчасти, Анатолий Иванович… В очень тяжелом состоянии".

Разговор получался какой-то рваный. Главное вперемешку с неглавным. Шашарин явно помогает Брюханову и тем самым защищает свое министерство. А получается детский сад.

Майорец мечется между главным и второстепенным, вязнет в мелких проблемах.

Дозиметрического прибора, чтобы оценить радиационную обстановку внутри и снаружи четвертого энергоблока, так и не нашли. Признали с трудом, что графит выбросило из реактора частично, но это все равно что признать женщину частично беременной. Водят за нос министра. Про реактор знают только со слов Фомина и Брюханова.

Ситуация на станции с каждым часом усложняется. Растет активность. Выгорают остатки графита, а высокоактивная пыль уносится за пределы Чернобыльской АЭС. На аварийном блоке есть пострадавшие. Двое из работников станции, Валерий Ходемчук и Владимир Шашенок, уже погибли. Валера Ходемчук так и остался лежать в развале, его не нашли. Двенадцать человек доставлены в медсанчасть в тяжелом состоянии. Еще сорок человек, менее тяжелых, госпитализированы позднее. Пострадавшие продолжают поступать.

Из "Чернобыльской тетради" Г. У Медведева: "Первый секретарь Припятского горкома партии Гаманюк в момент аварии находился в медсанчасти на обследовании, но утром 26 апреля покинул больничную койку и вышел на работу. На заседании комиссии он докладывал министру Майорцу: "Несмотря на сложную и даже тяжелую ситуацию на аварийном блоке, обстановка в Припяти деловая и спокойная. Никакой паники и беспорядков. Обычная нормальная жизнь выходного дня. Дети играют на улицах, проходят спортивные соревнования, идут занятия в школах. Даже свадьбы справляют. Сегодня вот справили 16 комсомольско-молодежных свадеб. Кривотолки и разглагольствования пресекаем".

Докладывает генерал-майор МВД Г. В. Бердов:…Анатолий Иванович (Майорец. — Е. М.), в пять утра я был в районе аварийного энергоблока. Наряды милиции приняли эстафету у пожарных. Они перекрыли все дороги на АЭС, к поселку, особенно к местам рыбалки на водохранилище пруда-охладителя. В Припятском отделении милиции сформирован и действует оперативный штаб. На помощь прибыли сотрудники Полесского, Иванковского и Чернобыльского райотделов милиции. К семи утра в район аварии прибыло более тысячи сотрудников МВД".

Генерал лично проверяет посты в опасной зоне. Нет ни одного отказа от несения службы. Проводит большую работу в автохозяйствах Киева. На случай эвакуации населения 1100 автобусов подогнаны к Чернобылю и ждут указания Правительственной комиссии.

Доклад генерал-майора Г. В. Бердова был наиболее грамотным и деловым. Бердов действовал масштабно и оперативно. Но, к сожалению, не учел Геннадий Васильевич одного: авария произошла на атомной станции. И эту особенность нужно было учитывать тоже. Генерал умно и точно сыграл в прошедшую войну. А его милиционеры оказались без средств индивидуальной зашиты и без дозиметров. И в результате большинство из них переоблучились.

В связи с этим вспоминаю свою встречу с армейским полковником и его короткий рассказ на эту же тему. Полковник рассказал, как на дороге в село Иванково милиционер-регулировщик вдруг неожиданно обхватил голову руками. Его швыряло из стороны в сторону, а он причитал: "Что со мной?.. Боже, что со мной?.." Оказалось, что сразу после аварии подразделение милиции было брошено для охраны зоны Чернобыльской АЭС и реки Припять рядом со станцией. Однако никто им не сказал, что авария эта не совсем обычная…

На заседании у Гаманюка был затронут еще один важный вопрос — об эвакуации населения города Припять.

Майорец взорвался:

— Что вы мне все про эвакуацию… Паники захотели? Надо остановить реактор, и все прекратится. Радиация придет в норму, — затем чуть спокойней: — Что скажет гражданская оборона?"

Встал Соловьев, начальник гражданской обороны АЭС, и повторил то, что говорил Брюханову ночью:

— На диапазоне 250 Р/ч зашкал в районе завала, машзала, центрального зала и в других местах вокруг блока и внутри. Нужна срочная эвакуация, Анатолий Иванович.

Представитель Минздрава СССР Туровский:

— Эвакуация необходима. То, что мы увидели в медсанчасти… Я имею в виду осмотр больных… они в тяжелом состоянии, дозы, по первым поверхностным оценкам, в три-пять раз превышают летальные (смертельные. — Е. М.).

— А если вы ошибаетесь? — сдерживая недовольство, спросил Майорец. — Разберемся в обстановке и примем решение. Но я против эвакуации. Опасность явно преувеличивается.

— Я предлагал эвакуацию еще рано утром, — глухо сказал Брюханов. — Запрашивал Москву, товарища Драча. Но мне сказали, что до приезда Щербины ничего в этом направлении не предпринимать. И не допускать паники.

Объявили перерыв.

"…После перерыва в кабинете Гаманюка Шашарин зачитал списки рабочих групп. Когда речь коснулась восстановительных работ, представитель генпроектанта с места выкрикнул:

— Надо не восстанавливать, а захоранивать!

— Не разводите дискуссии, товарищ Конвиз! — прервал его Майорец. — Группам в течение часа подготовить мероприятия для доклада Щербине. Он вот-вот должен подъехать…

Свидетельствует Г. А. Шашарин: "Потом мы поднимались на вертолете в воздух с Марьиным и зампредом Госатомнадзора, членом-корреспондентом АН СССР Сидоренко. На этой высоте "светило" зоо Р/ч. У летчика был радиометр. Верхняя плита реактора была раскалена до ярко-желтого цвета против ярко-вишневого, доложенного Прушинским. Значит, температура в реакторе росла. Здесь уже стало ясно окончательно, что реактор разрушен. Сидоренко предложил бросить в реактор тонн сорок свинца, чтобы уменьшить излучение. Я категорически воспротивился: такой вес, да с высоты 250 метров, — огромная динамическая нагрузка. Пробьет дыру насквозь до самого бассейна-барботера, и вся расплавленная активная зона вытечет вниз, в воду бассейна, и тогда надо будет бежать куда глаза глядят".

Примерно к 19 часам кончились все запасы воды на АЭС. Насосы, с таким трудом запущенные переоблучившимися электриками, остановились. Радиоактивность везде стала стремительно расти, разрушенный реактор продолжал изрыгать из раскаленного жерла миллионы кюри радиоактивности.

Вспоминает В. В. Волошко, председатель Припятского горисполкома: "Весь день 2б апреля Брюханов был невменяемый, какой-то потерявший себя. Фомин, так тот вообще с перерывами между отдачей распоряжений плакал, куда делась самоуверенность. Оба более или менее пришли в себя к вечеру, к приезду Щербины. Будто тот мог привезти с собой спасение".

В район Припяти прибывают химические войска МО СССР во главе с генерал-полковником В. К. Пикаловым. Начинаются дозиметрические замеры и внешние осмотры состояния четвертого энергоблока.

Химический батальон первым вступил в бой. Но "бой" получился какой-то нестандартный. Иначе это событие и не назовешь. Утром в субботу, 26 апреля, военные оказались в районе Чернобыльской АЭС. четвертый блок выглядел как-то странно. Не так, как первый, второй и третий блоки. В "угадайку" играть не стали. И всерьез ситуацию не восприняли. Подумали — простое физическое разрушение. Не более того. Смеялись, загорали, ловили рыбу. Кто-то случайно включил прибор. Показания "зашкаливали". Не поверили. Реальные результаты казались не реальными. Скорее фантастическими! Включили другой прибор. Стрелка снова прыгнула вправо до предела. Снова фантастика! Но уже отрезвляющая… Все рванули от четвертого блока. В результате у каждого от 20 и более рентген. Полковник Грибенюк в госпитале. Получил больше 30 рентген. За него подполковник Босый Николай Федотович. У него тоже свои Зо рентген, но продолжает работать. Больше некому. За две недели работ из человек госпитализированы.

Конечно, можно говорить о низком профессионализме командиров. Или, скорей всего, об их халатности. О нелепой засекреченности аварии на Чернобыльской АЭС, особенно в первое время. О вековой вере в "русский авось". Авось это нас не коснется… Но очень обидно, что нас ничему не учат ни наша история, ни наш жизненный опыт. Ни простое по жизни правило, что большинство инструкций написаны кровью. Кровью людей!

Дальше все встало на свои места. И армия сыграла свою героическую роль (в том числе и химический батальон) в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Через 14 часов после аварии из Москвы самолетом прибыла специализированная бригада в составе физиков, терапевтов-радиологов, врачей-гематологов.

Володя Шашенок умер от ожогов и радиации в шесть утра, еще до приезда московских врачей. Заместитель начальника электроцеха Александр Лелеченко после капельницы почувствовал себя настолько хорошо, что сбежал из медсанчасти и снова пошел на блок. Второй раз его увезли уже в Киев в очень тяжелом состоянии. Там он и скончался в страшных муках. Общая доза, полученная им, составила 2500 рентген, более четырех летальных доз.

Топтунов лежал весь буро-коричневый. У него были сильно отекший рот, губы. Распух язык. Проскуряков и Кудрявцев держали руки прижатыми к груди: как закрывались ими от излучения реактора в центральном зале, так и остались руки в согнутом положении, не могли разогнуть, страшная боль. Не лучше выглядели и другие. Когда боль слегка отступала, мучились только одним: почему произошел взрыв?

Бородатый доктор из Москвы Георгий Дмитриевич Селидовкин отобрал первую партию облученных из 28 человек для срочной отправки в Москву. Отбор больных проводился чисто визуально, но достаточно надежно: по интенсивности ядерного загара. Было не до анализов. Все 28 умрут.

Уже к вечеру становится ясно, что реактор разрушен. Трубопроводы, по которым в реактор подавалась вода и уходил пар, оборваны. Предварительный осмотр показал, что реактор полностью разрушен, верхняя плита, герметизирующая реакторный отсек, находилась почти в вертикальном положении, но под некоторым углом. Верхняя часть реакторного зала полностью разрушена, на крышах машинного зала, на площадке территории валялись куски графитовых блоков. По мнению академика В. А. Легасова, произошел "объемный взрыв".

Из жерла реактора продолжает истекать белый столб продуктов горения графита. Высота столба — несколько сотен метров. Вместе со столбом уходят в небо, а дальше, в неведомом направлении от Чернобыльской АЭС, разносятся ветром высокорадиоактивные аэрозольные частицы. Внутри реакторного пространства, по словам академика Легасова, "было видно отдельными крупными пятнами мощное малиновое свечение".

Все уже известно. Но события, как ни странно, идут другим путем.

Чтобы погасить "свечение" и понизить температуру в шахте реактора, снова были задействованы часть из сохранившихся на АЭС технологических систем, а также аварийные и вспомогательные насосы в надежде, что вода напрямую будет попадать в пространство активной зоны. Пошли по третьему кругу. Свежих идей не было. Это было ошибкой и потерей времени. Взаимодействие воды с горящим графитом и раскаленными остатками радиоактивного топлива приводило к повышенному парообразованию и в дальнейшем к серьезному повышению аэрозольной радиоактивности. В дальнейшем радиоактивные частицы вместе с водой попадали и в другие помещения станции. Впоследствии, при подготовке к пуску первого, второго и третьего энергоблоков к запуску, это серьезно усложнило проведение дезактивации транспортных коридоров из-за высокой адсорбции радиоактивных изотопов на различных поверхностях и попадания высокоактивных частиц в труднодоступные места.

Ошибку, которая была допущена, нетрудно было предусмотреть. Думаю, что и руководители понимали это, но, как говорится, ничего стоящего под рукой не было. И очень поджимало время.

К вечеру 2б апреля все возможные способы залива зоны были испробованы, но проблема так и не была решена. Надо было искать другие решения. Или хотя бы продержаться до приезда Щербины, который отвечает за все. В том числе и за принятие решений!

Вечером 2б апреля Г. А. Шашарин принимает решение об остановке первого и второго энергоблоков Чернобыльской АЭС. Примерно к 21 часу блоки стали останавливаться и где-то к двум часам ночи 27 апреля были остановлены. Для подстраховки увеличили запас отрицательной реактивности. Для этого на каждый реактор были добавлены в пустые каналы равномерно по зоне по 20 штук дополнительных поглотителей (ДП). Там, где пустых каналов не было, были извлечены тепловыделяющие сборки, и вместо них ставились дополнительные поглотители. Третий блок был остановлен раньше Багдасаровым. В ту же ночь был определен минимум персонала для обслуживания и расхолаживания первого, второго и третьего энергоблоков и составлены списки работающих.

Правительственная комиссия, созданная распоряжением Совета Министров СССР, расположилась в Припяти, в здании горкома партии, в четырех километрах от Чернобыльской АЭС. Место выбрано крайне неудачно, но, прежде чем понять суть этой фразы, немного арифметики и физики на примере Ленинградской АЭС. Это может оказаться полезным и в дальнейшем.

Ленинградская АЭС находится в нескольких километрах от города Сосновый Бор, а в самом городе, на здании у центральной почты, прикреплено табло, фиксирующее мощность экспозиционной дозы (МЭД) гамма излучения. Как правило, на нем высвечиваются цифры в диапазоне 14–20 мкР/ч. Это обычная, нормальная радиационная обстановка в городе. Единица мощности дозы радиоактивного излучения в юоо раз больше, чем микрорентген (мкР) — называется миллирентген (мР), а единица в юоо раз больше, чем миллирентген, — не что иное, как рентген (Р).

"Уровень МЭД в г. Припять к 10 ч. 30 мин 26 апреля находилась в пределах 2–4 мР/ч. К исходу дня 26 апреля в г. Припять МЭД составляла 14-130 мР/ч, к утру 27 апреля —180–500 мР/ч, к вечеру — 400-1000 мР/ч, а в отдельных местах достигала 1400–1500 мР/ч, т. е. около 1,5 Р/ч" (сборник материалов: "Чернобыль. Пять трудных лет").

Из сопоставления приведенных данных видно, что разместилась комиссия в самой что ни на есть радиоактивной луже! Но времени на размышление нет. Реактор работает, как действующий вулкан, выбрасывая из образовавшегося кратера радиоактивный пепел.

У Б. Е. Щербины путь на Чернобыльскую АЭС оказался длинным. Сначала из Барнаула, где Б. Е. Щербина был в командировке, в Москву. Затем, практически сразу, в Киев. В Припять Щербина прибудет к 9 вечера 26 апреля. Больше обычного бледный, с плотно сжатым ртом и властными тяжелыми складками худых щек, он предстал перед комиссией. Он был спокоен, собран и сосредоточен.

Майорец вынужден был признать, что четвертый блок разрушен, разрушен и реактор. Блок надо укрывать или захоранивать. Непонятно, что делать с реактором. Он раскален. Надо думать об эвакуации. Проблем основных две: что делать с реактором и эвакуация города Припять. По первому вопросу Щербина предлагает "мозговой штурм".

Перебрали множество вариантов. Наконец вспомнили, что огонь, в том числе и образовавшийся в результате ядерной аварии, безвредно гасить песком. Запечатать провал наглухо. Сверху. И тут стало ясно, что без авиации не обойтись. Срочно запросили из Киева вертолетчиков.

Щербина был сравнительно спокоен, что объяснялось не только выдержкой зампреда, но и в значительной степени недостаточной осведомленностью в "атомных делах", а также неопределенностью ситуации. Через несколько часов, когда будут приняты первые решения, он станет давить на подчиненных, торопить их, обвиняя в медлительности и во всех смертных грехах.

К ночи загорелся графит. Гигантское пламя закружилось вокруг вентиляционной трубы. Смотреть было страшно. И думать о том, сколько радиоактивной грязи уносит в воздух этот пожар, тоже было страшно.

27 апреля. Накануне, 2б апреля, между 22 и 23 часами вечера, председатель Государственной комиссии Б. Е. Щербина принимает решение об эвакуации жителей Припяти. Выступление Б. Е. Щербины коротко и четко: "Эвакуируем город утром 27 апреля. Всю 1100 автобусов подтянуть ночью на шоссе между Чернобылем и Припятью. Вас, генерал Бердов, прошу выставить посты к каждому дому. Никого не выпускать на улицу. Гражданской обороне объявить утром по радио необходимые сведения населению, а также уточненное время эвакуации. Разнести по квартирам таблетки йодистого калия. Привлекайте для этих целей комсомольцев".

Если посмотреть приведенные данные по радиационной обстановке в Припяти сразу после аварии и динамику их ухудшения со временем, остается согласиться, что принятое решение об эвакуации жителей Припяти было правильным и своевременным, насколько это было возможным в экстремальных обстоятельствах. Еще лучше, если бы Щербина летел не из Барнаула, а сразу из Москвы, а эвакуацию жителей Припяти провести одновременно с теми жителями, которые уже уехали. Но, к сожалению, все это сослагательное наклонение.

Шашарин и Легасов к тому времени промерили поток нейтронов вокруг реактора. Получили не более 20 нейтронов на квадратный сантиметр. Следующие замеры показали 17 нейтронов на квадратный сантиметр. Какова же подлинная плотность потока нейтронов — неизвестно. И все-таки уже первые оценки плотности потока нейтронов в местах скопления топливосодержащих масс, сделанные академиком Легасовым в первый день аварии, показали, что по порядку величины они незначительны. Это же подтвердили позже и другие специалисты. В дальнейшем вся совокупность проведенных исследований показала, что топливо в объекте "Укрытие" находится в глубоко подкритическом состоянии. Иными словами, в этих условиях самопроизвольная ядерная цепная реакция возникнуть не может (выделено мною. — Е. М.).

Рассказывает пожилая беженка из Припяти: "Ночью, накануне аварии, окна в квартире были открыты. Было очень тепло. Раздался взрыв, но мы не обратили на него внимания. Утром я пошла на базар. Но базар в этот день оказался очень бедным. Пришла всего одна машина из Белоруссии. Видимо, еще вечером. Люди гуляли по городу. Дети играли в песочнице. Однако дороги на дачи были перекрыты милицией.

Вечером 2б, когда уже легли спать, раздался стук в дверь. Пошла открывать. Спрашиваю: "Кто?" Отвечают: "Из поликлиники" — "А мы, — говорю я, — никого не вызывали". Когда открыла — дали таблетки с йодистым калием. Попросили их принять "на всякий случай"

Утром 27 апреля объявили, чтобы взяли продуктов на два дня и документы. После обеда автобусами нас повезли в сторону Киева. Автобусов было очень много. Паники не было. В оцеплении спокойно стояла милиция".

Свидетельствует А. С. Дятлов: "Мы уезжали в автобусах 27-го в двенадцатом часу. Объявили посадку, заголосили провожавшие женщины. Я сказал: "Бабы, рано нас хороните". По всем симптомам я осознавал серьезность нашего положения, но, откровенно говорю, думал: жить будем. Не для всех мой оптимизм оправдался".

В ночь с 26 на 27 апреля из Киева и других близлежащих городов прибыли 1100 автобусов и 4 специализированных железнодорожных состава. Эвакуация началась в 14 часов 27 апреля и была проведена за 3 часа. В отсутствии достоверной информации об аварии и обилии самых невероятных и тревожных слухов, операция по эвакуации жителей была проведена блестяще. В Припяти в то время проживало не менее 50 тысяч человек.

Везли до Иванкова, что в шестидесяти километрах от Припяти. И там расселяли по деревням. Не все принимали беженцев охотно. Многие люди, высадившиеся в Иванкове, пошли дальше пешком, в сторону Киева. Кто-то уехал на попутных машинах. Один знакомый вертолетчик рассказывал, что видел из кабины вертолета огромные толпы легко одетых людей, женщин с детьми, стариков, которые шли по дороге и обочинам. Машины застревали в этих толпах, словно в стадах перегоняемого скота.

Свидетельствует И. П. Цечельская, аппаратчица припятского бетоносмесительного узла: "Мне и другим сказали, что эвакуация на три дня и что ничего брать не надо. Я уехала в одном халатике. Захватила с собой только паспорт и немного денег, которые скоро кончились. Через три дня назад в Припять не пустили. Добралась до Львова. Денег нет. Знала бы, взяла бы с собой сберкнижку. Но все оставила. Просила пособие. Не дали. Штамп прописки в Припяти ни на кого не действовал. Написала письмо министру энергетики Майорцу".

Виза министра на письме Цечельской: "Пусть товарищ Цечельская И. П. обратится в любую организацию Минэнерго СССР. Ей выдадут 250 рублей".

Эта виза датирована 10 июля 1986 года. Похоже, власть заместителя Председателя Совета Министров СССР Б. Е. Щербины распространялась только на 30-километровую зону.

Трагично было расставание людей с домашними животными. Кошки, вытянув хвосты трубой, заглядывали в глаза людям с немым укором. Жалобно мяукали. Собаки самых разных пород выли, прорывались в автобусы, истошно визжали и огрызались, когда их оттуда выволакивали. Долго еще псы, брошенные хозяевами, бежали за колонной автобусов, выбиваясь из сил. Затем останавливались, словно раздумывая, что им делать дальше, и возвращались в Припять.

Представители Правительственной комиссии находились в постоянном контакте с Москвой.

Из статьи академика В.А Легасова: "Наши рассуждения сопровождались постоянными консультациями с Москвой, где у аппаратов находился А. П. Александров, сотрудники института атомной энергии, а также специалисты Министерства энергетики. Уже на следующий день пошли различные телеграммы, предложения из-за рубежа с разными вариантами воздействия на горящий графит различных смесей. После обсуждения и консультаций в качестве стабилизаторов были выбраны два компонента — свинец и доломит" ("Правда" от 20 мая 1988 года "Мой долг рассказать об этом…").

Навстречу потоку автобусов с эвакуированными жителями Припяти шла машина командира подразделения вертолетчиков генерал-майора Н.Т. Антошкина.

В Припять пробились глубокой ночью. Н. Т. Антошкина сразу представили Председателю правительственной комиссии. Между Б. Щербиной и Н. Антошкиным состоялся стремительный разговор.

Б. Щербина: "На вас, на ваших вертолетчиков сейчас вся надежда. Кратер надо запечатать песком наглухо. Сверху. Ниоткуда больше к реактору не подступиться (выделено мною. — Е.М.). Только сверху. Только ваши вертолетчики. Когда начинать?! Прямо сейчас, немедленно. Нельзя? Только с рассветом? Тогда прямо с рассветом. Каждое мгновение… Ну, вы меня понимаете, генерал… Берите все в свои руки" ("Красная звезда" от 26 декабря 1986 года. В. Филатов. "В час испытаний").

Это могло означать, что штатные системы реактора четвертого энергоблока помочь не могут, а вокруг четвертого блока — мощное радиоактивное излучение. С целью дальнейшего предотвращения выброса радиоактивных газов и аэрозолей из развала реактора в окружающую среду и прекращения "свечения" кратер реактора, как дупло больного зуба, необходимо было запломбировать, используя различные материалы. В качестве таких материалов использовали песок, борную кислоту, доломитовую глину, свинец. У каждого материала свое предназначение, учитывающее специфику процессов, происходящих в реакторе. В частности, песок должен был играть роль физико-химического фильтра, связывая выделяющиеся радиоактивные газы и аэрозоли. Борная кислота является хорошим поглотителем нейтронов. Свинец, имеющий плотность большую, чем ядерное топливо, и температуру кипения около 170 °C, должен был, проникая через остатки активной зоны, снижать температуру в реакторе.

Из интервью академика Е.П. Велихова журналу "Огонек", май 1986 года: "В Чернобыле находятся крупнейшие ученые и специалисты, связанные с атомной наукой и техникой. С подобной аварией никто в мире не сталкивался мы, как всегда, первые (выделено мною. — Е. М.). И необычность ситуации требовала нестандартных, подчас даже неожиданных решений. Была нарушена защитная зона реактора, прекратилось его охлаждение — образовался раскаленный "кристалл". Как охладить его? Как он будет вести себя? Не расширится ли диапазон аварии? На такие вопросы в первые дни аварии мы не могли ответить, а потому старались предусмотреть все возможные варианты".

Проблемы выстраиваются в длинную очередь. Анализ обстановки, связанной с обеспечением ядерной безопасности реактора, так как ее понимали члены комиссии на тот момент, требовал осуществления действий в жесткой последовательности.

1. Поврежденный реактор четвертого блока должен быть "заглушен", а выброс радиоактивного пепла за пределы Чернобыльской АЭС прекращен. И потому в образовавшийся в результате взрыва кратер вулкана, забрасывают песок, доломитовую глину, свинец и другие материалы.

2. Сам реактор продолжает разогреваться в результате распада огромного количества радиоактивных изотопов внутри корпуса и превращается, по выражению академика Е. П. Велихова, в "раскаленный кристалл". Следовательно, надо решать проблему охлаждения или реактора или того, что осталось от реактора.

3. В результате осуществления работ по пп.1 и 2 возникают и другие опасения: разогретые до высоких температур остатки реактора вместе с тысячами тонн сброшенных материалов могут упасть на бетонную плиту под реактором и пробить ее насквозь. Последствия могут быть непредсказуемыми:

а) "раскаленный кристалл" может прожечь все на своем пути и уйти вглубь на десятки метров. В этом случае не исключено серьезное загрязнение грунтовых вод. Следовательно, необходимо укрепить основание под четвертым энергоблоком, для чего потребуются бригады проходчиков и много железобетона;

б) под бетонной плитой находится резервуар, рассчитанный на хранение 2ооо тонн воды. А если вода в этом резервуаре осталась? Контакт воды с раскаленными кусками топлива может привести к мощному взрыву с непредсказуемыми последствиями. Следовательно, из резервуара необходимо откачать по возможности всю воду.

Предстояла огромная работа в аварийном режиме, когда надо все делать срочно и качественно, практически без права на ошибку.

Приведенный порядок действий по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС был выбран в условиях, когда реальное положение дел внутри реактора оставалось не совсем ясным, а решение нужно было принимать немедленно.

В Припяти уже с раннего утра генерал Антошкин решает свои проблемы.

"Красная звезда" от 7 июня 1986 года спец. корр. В. Филатов: "Кроме площади перед горкомом партии (возле главной клумбы города. — Е. М.), сажать вертолеты было негде. Не разбирая, где и сколько радиации, генерал-майор Антошкин примчался и осмотрел подлеты к площадке. Спустя некоторое время, взобравшись на крышу гостиницы "Припять", он лично руководит посадкой первых экипажей.

С 19 до 21 часа генерал уходит "отладить" отношения с теми руководителями, от которых зависело обеспечение вертолетчиков мешками, песком и другими материалами. Воспитывать пришлось на ходу, нерасторопных делать расторопными, оробевших — храбрыми, растерявшихся — собранными".

Проходило это следующим образом.

Из "Чернобыльской тетради" Г. У. Медведева: "Разведка проведена, подлеты к реактору определены. Нужны мешки, лопаты, песок, реактивы. Люди, которые будут загружать мешки и грузить их в вертолеты. Все это генерал Антошкин изложил Щербине.

— У вас в войсках мало людей? — недоуменно вопрошал председатель Правительственной комиссии. — Вы мне задаете такие вопросы?

— Летчики грузить песок не должны! — парировал генерал. — Им надо вести машины, держать штурвал, выход на реактор должен быть точным и гарантированным. Руки не должны дрожать. Им ворочать мешки и работать лопатами нельзя!

Щербина понял:

— Вот, генерал, бери двух заместителей министров, Шашарина и Мешкова, пусть они тебе грузят, мешки достают, лопаты, песок… Песка здесь кругом навалом. Грунт песчаный. Найдите поблизости площадку, свободную от асфальта, и вперед!

Свидетельствует Г. А. Шашарин: "Очень хорошо поработал генерал ВВС Антошкин. Энергичный и деловой генерал не давал никому покоя, тормошил всех. Отыскали метрах в пятистах, у речного вокзала, гору отличного песка. Его намывали земснарядами для строительства новых микрорайонов города. Со склада ОРСа привезли пачку мешков, и мы, вначале втроем: я, первый заместитель министра среднего машиностроения А. Г. Мешков и генерал Антошкин — начали загружать мешки. Быстро упарились. Работали, кто в чем был: я и Мешков — в московских костюмах, генерал — в парадном мундире. Все без респираторов и дозиметров".

А Щербина торопил, под грохот вертолетов гонял всех, как Сидоровых коз: министров, замминистров, академиков, маршалов, генералов: "Как реактор взрывать, так они умеют, а мешки загружать — некому!"

28 апреля. Вскоре Шашарин "привязал" к мешкам и песку управляющего трестом Южатомэнергомонтаж Антонщука, его главного инженера А. И. Зайца, начальника управления Ю. Н. Выпирайло и других.

Свидетельствует А. И. Заяц: "Мы с Антонщуком проехали по хуторам колхоза "Дружба". Ходили по дворам. Люди работали на приусадебных участках. Но многие были и в поле. Весна, сев. Стали разъяснять, что земля уже не пригодная, что надо заткнуть зев реактору и что нужна помощь. Нам плохо верили. Продолжали работать. Тогда мы отыскали председателя колхоза и секретаря парторганизации. Пошли в поле вместе. Разъясняли еще и еще раз. В конце концов люди отнеслись с пониманием. Набралось человек 150 добровольцев: мужчин и женщин. Потом они работали не покладая рук на загрузке мешков в вертолеты. И все это без респираторов и других средств защиты. 27 апреля обеспечили 110 вертолетовылетов, 28 апреля — 300 вертолетовылетов".

Нужно было много песка. Высоченные горы песка. Огромную помощь в решении этой проблемы оказали комсомольцы и работники горкома комсомола Припяти.

С вертолетами на "бомбежку" летали поочередно Антонщук, Дейграф, Токаренко. Они монтировали этот реактор, а летчикам надо было поточнее показать, куда бросать мешки. На высоте 200 метров уровни МЭД составляли 500 Р/ч.

А в это время у вертолетчиков мешки есть, погрузка осуществляется, способ сброса понятен. Вертолеты начали свою работу. Но вечером в штабе говорят, что все, что они сбросили, "как слону дробина". Нужно гораздо больше.

Рабочая обстановка в Припяти с момента прибытия вертолетов существенно усложнилась. Оглушающий шум винтов мешал работе Правительственной комиссии. Приходилось разговаривать очень громко, а иногда и просто орать. При взлете и посадке вертолетов вращающимися винтами с поверхности земли сдувало и перемешивало радиоактивную пыль. Все в горкоме партии кашляли, першило в горле. В воздухе возле горкома партии и в помещениях, расположенных рядом, да и во всем городе активность резко возрастала. Люди задыхались. Так долго не могло продолжаться.

Первое официальное сообщение по радио и телевидению об аварии на Чернобыльской АЭС от имени Совета Министров СССР. Представитель СССР в МАГАТЭ информировал об аварии генерального директора агентства.

29 апреля. Правительственная комиссия оставила "грязную" и шумную Припять и перебралась в чистый и тихий Чернобыль.

Генерал Николай Антошкин предлагает различные усовершенствования, позволяющие увеличить производительность работ. Рассчитывает возможность использования в четкой последовательности сразу нескольких вертолетов. Устраивает в небе своеобразную карусель. И бомбит, бомбит реактор мешками с различными материалами. В мирное время такое зрелище было бы украшением любого праздника. Над кратером развороченного четвертого блока такая осмысленная четкость в работе была подвигом.

Рассказ старшего лейтенанта: "На четвертый блок, в кратер реактора с вертолетов сбрасывали песок, мраморную крошку, свинец и доломит. В операции участвовал 41 вертолет. "МИ-б" поднимал три тонны груза, "МИ-8" — одну тонну. Была настоящая карусель. Бросали. Садились.

Поднимали груз. И снова бросали его в развороченный блок. Но бросали на пролете. юо% попадания в диаметр реактора были большой редкостью. Чтобы повысить процент попадания, решили использовать парашюты. Попадания в кратер реактора стали чаще, но не были достаточными, так как проводились на пролете и с высоты 200 метров. Руководитель полетов приказал сбрасывать груз с высоты 100 метров. Попадания стали устраивать всех. Один летчик за несколько часов работы получил больше 12 рентген. Вышел из вертолета и набил физиономию руководителю полетов".

Активность после сбрасывания мешков на высоте 110 метров достигала 1800 Р/ч.

Вертолет не защищен снизу свинцом.

У "летунов" нет респираторов.

Каждый рабочий день у вертолетчиков заканчивается мощной рвотой…

Первые 27 экипажей и помогавшие им Антонщук, Дейграф, Токаренко вскоре вышли из строя, и их отправили в Киев на лечение. Дорого обошлись ребятам "прогулки" на вертолетах!

В последующие дни пилоты уже сами догадались класть под сиденье свинцовые листы и надевать респираторы. Бравады стало меньше. Вертолетчики, к сожалению, на своей шкуре испытали последствие радиации, о которых им почему-то никто не сказал в самом начале.

На совещании в Чернобыле Г. А. Шашарин предложил остановить работающие в стране все остальные 14 блоков АЭС с реакторами РБМК. Щербина молча выслушал его, потом после совещания сказал: "Ты, Геннадий, того, не поднимай шум. Понимаешь, что это значит — оставить страну без 14 миллионов киловатт установленной мощности?.."

В Припяти из брошенных жителями собак стали образовываться стаи. Объединенные в стаи псы прежде всего сожрали большую часть радиоактивных кошек, потом стали дичать… Были попытки нападения на людей и брошенный домашний скот… Срочно была сколочена группа охотников с ружьями, которые в течение нескольких дней отстреляли радиоактивных собак. 29 апреля отстрел был завершен, и улицы покинутой Припяти усеяли трупы собак разных пород.

1 мая 1986 года. От Совета Министров СССР.

"Как уже сообщалось в печати, на Чернобыльской АЭС, расположенной в 130 километрах севернее Киева, произошла авария. На месте работает Правительственная комиссия под руководством заместителя Председателя Совета Министров СССР т. Щербины Б. Е. В ее состав вошли руководители министерств, видные ученые и специалисты.

По предварительным данным, авария произошла в одном из помещений четвертого энергоблока и привела к разрушению части строительной конструкции здания реактора, его повреждению и некоторой утечке (выделено мною. — Е, М.) радиоактивных веществ. Три остальных энергоблока остановлены, исправны и находятся в эксплуатационном резерве. При аварии погибло два человека.

Приняты первоочередные меры по ликвидации последствий аварии. В настоящее время радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована, пострадавшим оказывается необходимая медицинская помощь. Жители поселка АЭС и трех близлежащих населенных пунктов эвакуированы.

За состоянием радиационной обстановки на Чернобыльской АЭС и окружающей местности ведется непрерывное наблюдение".

"Когда 1 мая в 19 часов на оперативке генерал Антошкин доложил про тонны, сброшенные в реактор, произошло невероятное, такого до этого дня не случалось на заседаниях комиссии: раздались аплодисменты. Аплодировал Б. Щербина, аплодировали министры и их заместители, академики и специалисты — всего 40 человек. Тут же Б. Щербина объявил благодарность всему личному составу вертолетчиков. Потом он же сказал, что завтра реактору потребуется песка вдвое меньше того, что сброшено сегодня" ("Красная звезда" от 26 декабря 1986 года. В. Филатов. "В час испытаний").

Была и другая причина снижения темпов работ, о которой мог и не знать генерал Антошкин. Появилось опасение, что бомбардировку мешками с грузом не выдержат бетонные конструкции, на которые опирался реактор, и все рухнет в бассейн-барботёр. Взаимодействие раскаленного топлива с водой в бассейне-барботёре могло привести к тепловому взрыву и огромным радиоактивным выбросам.

Вскоре генерал Антошкин "выбирает" свои рентгены, и его госпитализируют. Аналогичное решение принимается и по отношению к группе его вертолетчиков. На их место, как и на любой войне, пришли другие "летуны".

2 мая. От Совета Министров СССР.

"На Чернобыльской АЭС продолжаются работы по ликвидации последствий аварии. В результате принятых мер за истекшие сутки выделение радиоактивных веществ уменьшилось, уровни радиации в районе АЭС и в поселке станции снизились. Проводимые специалистами измерения с помощью контрольной аппаратуры свидетельствуют о том, что цепной реакции деления ядерного топлива не происходит, реактор находится в заглушенном состоянии.

Развернуты работы по очистке загрязненных участков прилегающей местности, к их выполнению привлечены специализированные подразделения, оснащенные необходимой современной техникой и эффективными средствами.

Некоторые агентства на Западе распространяют слухи о том, что якобы при аварии на АЭС погибли тысячи людей. Как уже сообщалось, фактически погибли два человека, госпитализировано всего 197; из них 49 покинули госпиталь после обследования.

Работа предприятий, колхозов, совхозов и учреждений идет нормально. В числе пострадавших иностранных граждан нет".

2 мая "Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков и член Политбюро ЦК КПСС, Секретарь ЦК КПСС Е. К. Лигачев и другие официальные лица посетили район Чернобыльской АЭС. Было отмечено, что работа по ликвидации последствий аварии проводится организованно, с привлечением необходимых средств.

Н. И. Рыжков и Е. К. Лигачев также встретились с трудящимися, временно эвакуированными из района АЭС. Интересовались организацией их быта, трудоустройством, медицинским обслуживанием, работой школ и других детских учреждений".

Во время встречи с трудящимися люди жаловались на плохое медицинское обслуживание. Рыжков жестко отчитал министра здравоохранения Петровского и его замов.

Правительственная комиссия уже перебралась в Чернобыль. Сюда и прибывают Рыжков и Лигачев. В результате их визита была организована оперативная группа под руководством Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова. Создание оперативной группы во главе с Н. И. Рыжковым и подключение практически всех необходимых отраслей промышленности СССР позволили быстро и эффективно решать все вопросы, связанные с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Вот мнение академика В. А. Легасова о работе комиссии: "Должен сказать, что ее заседания, ее решения носили очень спокойный, сдержанный характер с максимальным стремлением опереться на точку зрения специалистов, но всячески сопоставляя точки зрения различных специалистов. Для меня это был образец правильно организованной работы. Работа была организована, как в хорошем научном коллективе: решения принимались в пользу пострадавших. Это касалось каждого случая".

В районе Чернобыльской АЭС не все протекало гладко. Вот пример. По всей площадке вокруг блока разбросаны реакторный графит и фрагменты топлива. Минэнерго выходит на одну из фирм в ФРГ. Закупает за один миллион золотых рублей три манипулятора для сбора кусков высокорадиоактивного топлива и графита. Отправляет в ФРГ группу для обучения и приемки изделий. К сожалению, эффективно задействовать роботов так и не удалось. Машины работали только на ровненькой площадке, а в Чернобыле были сплошные завалы. Манипуляторы забросили на кровлю для сбора топлива и графита на крыше деаэраторной этажерки, но роботы запутались в шлангах, оставленных пожарниками. И отказались работать.

Начинает вырабатываться свой, "чернобыльский", демократический стиль проведения работ. Об этом вспоминают все, работающие в мае 1986 года в зоне аварии на Чернобыльской АЭС.

Академик Е. П. Велихов: "Все идет организованно, достаточно одного телефонного звонка — и решение принято. Раньше на согласование уходили месяцы, а теперь достаточно ночи, чтобы решить практически любую проблему. Нет ни одного человека, кто бы отказался от работы. Все действуют самоотверженно".

Генерал-майор Н. Т. Антошкин также отмечал особый стиль работы в период ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Он называл его "безбумажным, оперативным, конкретным".

Ощущала влияние этого стиля и наша группа. Звоню по телефону генерал-майору пожарной охраны о выделении нам машины с экипажем на завтра для проведения работ по дезактивации объекта в Припяти. Через пять минут звонят уже мне: "Машина будет завтра у стадиона в 10 утра". Чуть больше времени ушло, чтобы договориться о реактивах для проведения дезактивации. В штабе поймал генерал-полковника В. К. Пикалова. Он свел меня с генералом Жеребовым. Дальше — по инстанции и с тем же положительным результатом: завтра все будет кю часам утра на стадионе. Вся операция по нашему комплектованию прошла без единой бумажки. Без проволочек. На полном доверии.

Вспоминает Г. У. Медведев: "Спецрейс выполнялся на арендованном Минэнерго СССР самолете "ЯК-40", специально приспособленным, чтобы возить начальство. Фюзеляж имел два маленьких салона: носовой, в котором располагалось более высокое начальство, и хвостовой, где размещались все остальные. Такая субординация соблюдалась в мирное, дочернобыльское время. Катастрофа резко демократизировала обстановку, в том числе и в спецрейсах. Все сопровождавшие министра также находились в его салоне. Но из всех летящих этим рейсом только я один работал долгое время на эксплуатации атомных станций".

Ситуация определяла и стиль поведения, и стиль работы! В условиях жесточайшей радиации любой другой стиль был неприемлем. Руководство само находилось в аварийном районе и на себе испытывало воздействие радиации. Впоследствии, когда самое страшное осталось позади, резко поменялся и стиль. Он снова стал бюрократическим, неповоротливым, а затем и непробиваемым.

На Чернобыльской АЭС значительно расширяется перечень работ, которые необходимо выполнить в связи с ликвидацией последствий аварии. В частности, намечается:

1. Строительство объекта "Укрытие" над четвертым разрушенным энергоблоком.

Одной из главных задач, поставленных при сооружении объекта "Укрытие" — предотвращение загрязнения окружающей среды, связанного с возможным переносом радиоактивной пыли из развала реактора.

2. Подготовка к пуску первого, второго и третьего блоков Чернобыльской АЭС.

Эта работа потребует, как минимум, проведения следующих мероприятий:

а) установки бетонной защитной стены между третьим и четвертым блоками;

б) уборки высокоактивных фрагментов радиоактивного топлива с территории ЧАЭС и крыш блоков;

в) проведения дезактивации всех блоков;

г) проведения дезактивации, желательно до санитарных норм, внутренних помещений;

д) проведения всех подготовительных работ, связанных с запуском в эксплуатацию первого, второго и третьего блоков.

3. Проведение водоохранных мероприятий с целью недопущения выноса радиоактивных веществ в бассейны рек Припять, Уж, Брагинка с потоками дождевых и ливневых вод.

4. Проведение дезактивации Припять для проживания обслуживающего персонала.

5. Проведение дезактивации населенных пунктов, а также проведение дезактивации автотранспорта.

И еще много чего потребуется сделать.

Академик Е. П. Велихов: "Реактор поврежден. Его сердце — раскаленная активная зона, она как бы "висит". Реактор перекрыт сверху слоем песка, свинца, бора, глины, а это дополнительная нагрузка на конструкции. Внизу, в специальном резервуаре, может быть вода… Как поведет себя "раскаленный кристалл" реактора? Удастся ли его удержать, или он уйдет под землю"?

И потому уже 3 мая в Чернобыле высадился первый десант шахтеров. Их задача состоит в том, чтобы пробить штрек под фундамент четвертого блока, выбрать несколько тысяч кубических метров грунта и расчистить нишу для сооружения защитного фундамента, начиненного трубами, арматурой и термопарами для замера температуры.

Последовательность работ: сначала надо вырыть огромный котлован, а уже из него с помощью метростроевского проходческого щита идти вперед, под четвертый блок. Диаметр туннеля — 180 см. Длина тоннеля — 136 метров. По тоннелю надо проложить коммуникации и уложить рельсы под вагонетки. И все это в условиях мощного радиоактивного излучения.

Работали шахтеры круглосуточно, в 8 смен. Единственный способ защиты людей от радиоактивного излучения — это как можно быстрее зарыться под землю, где радиационная обстановка гораздо лучше, чем на поверхности.

Позднее академик В. А. Легасов скажет: "Не забуду, как горняки работали. Они продемонстрировали столь четкую организацию, что у меня создалось впечатление: уж не специально ли собирали со всей страны лучших? Оказывается, нет — у них так принято…

4 мая. Б. Е. Щербину сменил заместитель Председателя Совета Министров И. С. Силаев.

Свидетельствует Г. А. Шашарин: "4 мая нашли задвижку, которую надо было открыть, чтобы слить воду из нижней части бассейна-барботёра. Воды там было мало. В верхний бассейн заглянули через дырку резервной проходки. Там воды не было. Я достал два гидрокостюма и передал их военным. Открывать задвижки шли военные. Использовали также передвижные насосные станции и рукавные ходы. Новый председатель Правительственной комиссии, И.Силаев, уговаривал: "Кто откроет, в случае смерти — машина, дача, квартира, обеспечение семьи до конца дней…" Участвовали: Игнатенко, Сааков, Бронников, Грищенко, капитан Зборовский, лейтенант Злобин, младшие сержанты Олейник и Навава…

Газета "Красная звезда" от 17 мая 1986 года в статье "Пример подают коммунисты" корр. А. Поляков называет такие фамилии: главный инженер Чернобыльской АЭС Бронников, капитан Зборовский, старший лейтенант Акимов, сержант Степыко, младший сержант Гончаров. Не исключено, что выход под реактор не был единственным.

Впоследствии И. С. Силаев скажет о П. Зборовском: "Удивительной смелости человек. Вместе с работниками станции он был у реактора, там открыли специальные задвижки, что позволило нам убедиться в наличии воды и откачать ее. Данной мне властью я уже поощрил офицера, но думаю, что такие люди достойны самых высоких наград. Хотя, конечно, они работают в экстремальных условиях не ради наград".

В штаб Минэнерго звонят по телефону, а также приходят сами многие советские граждане и просят направить их на рабоы, связанные с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Большинство не представляют, какая работа ждет их. Но возможность облучения почему-то их не беспокоит. Говорят: ведь из расчета 25 рентген… Иные прямо заявляют: хотят заработать. Узнали, что в зоне, примыкающей к аварийному блоку, платят пять окладов… Но большей частью помощь предлагают бескорыстно. Один демобилизованный солдат из Афганистана сказал: "Ну и что, что опасно. В Афганистане тоже была не прогулка. Хочу помочь стране".

Приходят и телеграммы, например такая: "Я опытный мастер — дозиметрист. Тридцать лет проработал на атомных реакторах. Прошу разрешить принять участие в ликвидации аварии. Согласен работать на любой должности." И подпись: Цветаев Михаил Петрович. И эта телеграмма не первая. ("Комсомольская правда" от 7 мая 1986 года. "Притивостояние беде", корр. Н.Долгополов, П.Положевец).

Свидетельствует Б. Я. Прушинский, главный инженер ВПО Союзатомэнерго: "4 мая я вылетел на вертолете к реактору вместе с академиком Велиховым. Внимательно осмотрев с воздуха разрушенный энергоблок, Велихов озабоченно сказал: "Трудно понять, как укротить реактор…

Это было сказано после того, как ядерное жерло было уже засыпано пятью тысячами тонн различных материалов…

Эвакуировали Припять и Чернобыль. Объявлена 30-километровая зона. Эвакуации были подвергнуты и люди, проживающие в 30-ти километровой зоне. Жители, прослышав, что скот нельзя кормить травой, загоняли коров, овец и коз по наклонному настилу на крыши сараев и держали там. Думали, что это не надолго. Кончилось тем, что скот расстреляли, а жителей вывезли в безопасное место.

Заместитель министра энергетики и электрификации СССР А. Н. Семенов возвратился с совещания из министерства обороны СССР. Совещание проводил начальник Генерального штаба маршал Ахромеев. Рассказал, что совещание было очень представительное, человек 30 генерал-полковников и генерал — лейтенантов. Был и начальник химических войск В. К. Пикалов. Ахромеев распекал собравшихся.

А в Чернобыле маршал Оганов тренировался с помощниками на пятом блоке по взрыву комулятивных зарядов. Предполагали стрелять в реальных условиях по аварийному блоку. Дыра была нужна для протаскивания трубопровода подачи жидкого азота под фундаментную плиту.

Между тем синоптики обещают в районе Чернобыльской АЭС ливневые дожди. Следовательно, возрастает опасность смыва графита и других радиоактивных загрязнений в реку Припять.

Председатель Правительственной комиссии, зампред Совмина Силаев, выпускает приказ: "Срочно приступить к перемонтажу ливневой канализации Припяти на водохранилище пруда-охладителя". Ранее была в реку Припять. И сразу же еще приказ: "Всему штабу правительственной комиссии выехать к аварийному блоку для организации срочных дел по закрытию активных кусков графита и топлива, выброшенных взрывом".

Вот как это происходило.

Г. Медведев. "Чернобыльская тетрадь": "Внутри ограды, рядом с разрушенным блоком и вплотную к завалу, солдаты и офицеры собирали топливо и графит руками. Ходили с ведрами и собирали. Ссыпали в контейнеры. Графит валялся и за изгородью, рядом с нашей машиной. Я открыл дверь, подсунул датчик радиометра почти вплотную к графитовому блоку: 2ооо Р/ч. Закрыл дверь. Пахнет озоном, гарью, пылью и еще чем-то. Может быть, жареной человечиной?.. Солдаты, набрав полное ведро, как мне показалось, неспешно шли к металлическим ящикам — контейнерам и высыпали туда содержимое".

Был среди солдат и офицеров и Начальник Химических войск МО СССР генерал-полковник Пикалов. Что это: бред или кадры из фильма ужасов?!

До меня эта же история в первой декаде мая дошла в несколько другом изложении. Когда генерал Пикалов узнал, что его солдаты убирают фрагменты высокорадиоактивного топлива руками, складывают их в ведра, а затем идут к контейнеру и сваливают туда радиоактивный "мусор", он был потрясен: "С кем же я буду воевать"!

И первая, и вторая версия имеют право на существование. Генерал Пикалов, как солдат, должен был выполнить данный ему приказ. И значит, он не мог не выполнить этот приказ. В узком кругу он мог позволить себе высказаться и более эмоционально. В Чернобыле такое раздвоение чувств случалось нередко.

Позднее, когда академик Александров узнал, каким образом проводились работы по уборке графита и топлива, возмутится: "На Чернобыле не жалеют людей! Это все падет на меня!"

Синоптики ошиблись. Дождей в районе Чернобыльской АЭС еще долго не будет.

6 мая. Сообщение ТАСС. "В Советский Союз для консультаций прибыл известный американский специалист по радиологии доктор Р. Гейл. В Москву по приглашению Советского правительства приезжает генеральный директор МАГАТЭ X. Бликс.

Военно-воздушными силами Министерства обороны СССР совершено более 1,8 тыс. вертолетовылетов, сброшено в развал четвертого блока около 5 тыс. тонн поглощающих материалов. Снижение мощности радиоактивных выбросов в тысячи раз.

Начало крупномасштабных работ по дезактивации промплощадки, а также зданий и сооружений АЭС".

Объявлена мобилизация резервистов, как в период военного времени. У таких мобилизованных, их почему-то называли "партизанами", огромное желание при первом удобном случае возвратиться домой. В армии к этому времени существовало положение: кто набирает 25 Рентген, может быть демобилизован. И потому на выполнение "особых заданий" всегда находились добровольцы. Лично разговаривал с лейтенантом медицинской службы, который показывал мне листок, в который ему ежедневно заносили полученные им рентгены. Листок затем должен быть вклеен в военный билет. Лейтенант с нетерпением ждал — не по дням, а по полученным дозам — дня мобилизации.

Рассказ еще одного "партизана": "Попал в батальон по мобилизации резервистов. Молил не брать. Неожиданно заболела жена. Теща уже старая и сама требует ухода. Остался я один с восьмилетней дочкой. Отпрашивался на работе, чтобы ходить в военкомат и по другим начальникам. Просил подождать, хотя бы до того момента, когда жена выйдет из больницы. Ничего не помогло. Пристроил дочь к знакомым… Здесь первое время не спал совсем. Иногда забывался, но ненадолго".

"Партизан" в течение 20 минут делал дыру в бетонной плите, используя отбойный молоток, чтобы потом другие добровольцы протянули туда шланг для откачки воды. Получил 45 Рентген.

"Если раньше спал как-то тревожно и плохо, то после выполнения задания, стоит мне прислонить голову куда-нибудь, сразу отрубаюсь", — как-то безучастно рассказывал он.

"Партизан" еще не понял: радоваться ему скорой демобилизации или нет. В данный момент он просто раздавлен. И радость возвращения домой почему-то не так отчетлива и приятна, как он себе представлял до выполнения задания.

Военные маршала Оганова удачно прострелили дыру в стенах следующих друг за другом трех помещений. Однако диаметр отверстия оказался недостаточным, чтобы просунуть в него трубу. Необходимо было существенно увеличить диаметр отверстия. Но на пути оказались трубопроводы и оборудование. Стрелять еще раз — не решились. Было найдено другое решение. И через короткий промежуток времени под крест аппарата для снижения температуры в районе реактора стали подавать охлажденный азот.

7 мая. Организован штаб Минэнерго СССР в Москве для оперативной и долговременной помощи Чернобылю.

В Чернобыль прибыли первые радиоуправляемые бульдозеры: японские "камацу" и наши ДТ-250. В обслуживании большая разница. Наш заводится вручную, а управляется дистанционно. Если мотор заглохнет в зоне работы, где высокая радиация, надо посылать человека, как на подвиг, и только для того, чтобы завести бульдозер. Японский "камацу" заводится и управляется дистанционно.

Замминистра А. Н, Семенов, подписывая Г. У. Медведеву командировку в Чернобыль: "Определись с радиационными полями. Когда мы были там, никто толком не знал, сколько светит, а сейчас скрывают, врут".

Министр энергетики и электрификации СССР А. И. Майорец сидел в самолете стриженый. После первой командировки на аварийную Чернобыльскую АЭС волосы у него "светились", и их пришлось снять. Он снова едет в командировку в Чернобыль. Он изумлен, но не испуган. Испугаться не мог, ибо не понимал, что ядерная катастрофа — это опасно. Более того, он был по-прежнему не согласен, что произошла катастрофа. Просто авария… Небольшая поломка… У него в министерстве не может быть крупных аварий.

Г. Медведев, из "Чернобыльской тетради": "Обошел коридор первого этажа. На дверях приколоты кнопками листки, клочки бумаги с надписями: ИАЭ (Институт атомной энергии), "Гидропроект", "Минуглепром", "Минтрансстрой", "НИКИЭТ" (главный конструктор реактора), Академия наук и многие другие. Заглянул в комнату с вывеской "ИАЭ". У окна впритык друг к другу два письменных стола, за левым — Евгений Павлович Велихов, за правым — министр Майорец. Рядом на стульях зампред Госатомэнергонадзора Сидоренко, академик Легасов, замминистра Шашарин, замначальника Союзатомэнерго Игнатенко.

Майорец напирает на академика Велихова:

— Евгений Павлович! Надо кому-то брать организационное руководство в свои руки. Здесь десятки министерств, Минэнерго не в состоянии объединить всех…

— Но Чернобыльская АЭС — ваша станция, — парирует Велихов, — вы и должны это объединять.

Велихов бледен, в клетчатой рубахе, расстегнутой на волосатом животе. Утомленный вид, схватил уже около 50 рентген.

— И вообще, Анатолий Иванович, нужно отдавать себе отчет в том, что произошло. Чернобыльский взрыв хуже Хиросимы. Сегодня, Анатолий Иванович, надо считать людей, жизни считать…

Позднее я узнал, что фраза "считать жизни" приобрела в эти дни новый смысл. На вечерних и утренних заседаниях Правительственной комиссии, когда речь заходила о той или иной частной задаче: собрать топливо и реакторный графит возле блока, пробраться в зону высокой радиации и открыть или закрыть какую-либо задвижку, — председатель Правительственной комиссии говорил: "На это надо положить две или три жизни… А на это — одну жизнь".

У людей, руководивших ликвидацией чернобыльской аварии, были, конечно, ошибки. Но им не откажешь в личном мужестве. Академика Е. П. Велихова поднимали на вертолете к реактору чуть ли не каждый день, а то и несколько раз в день. Раз сорок он зависал над кратером.

8 мая. Ищу в штабе Рябева. Нахожу. Л. Д. Рябев — заместитель министра, а чуть позднее, — министр среднего машиностроения СССР — мужчина высокий, худощавый, со слегка ироничным выражением на лице. Л. Д. Рябев "выкрал" у начальника химических войск МО СССР генерал-полковника В. К. Пикалова картограмму дозиметрической обстановки в районе Чернобыльской АЭС. Приводит значения мощностей доз радиоактивного излучения: "В районе четвертого блока наибольшие значения: 1000 Р/ч. Еще цифры по четвертому блоку — разброс мощностей экспозиционных доз радиоактивного излучения от 30 до 300 Р/ч. Над первым, вторым и третьим энергоблоками мощности доз находятся в пределах 1–2 Р/ч".

Осталось неясным, с какого расстояния были произведены замеры и какой прибор для этого использовали. Однако, несмотря на это, цифры звучали угрожающе. Становится ясно и понятно, почему "к реактору ниоткуда больше не подступиться.

Приносят большую фотографию развороченного четвертого блока. Снимок сделан с вертолета. На отдельных поверхностях блока отчетливо видны светящиеся точки, идентифицированные специалистами, как куски высокорадиоактивного топлива.

Л. Д. Рябев: "Наша задача сейчас — удалить с различных поверхностей эти фрагменты топлива. Именно от них наибольший фон. Примем от вас самые невероятные решения!"

"Как сейчас? Как и чем?" — проносится у меня в голове. Когда я начинаю что-то блеять в отношении аварии на Дальнем Востоке, Лев Дмитриевич интеллигентно и достаточно иронично поучает: "Здесь совсем другие масштабы…

Это был первый урок, который преподал мне заместитель министра.

Страха не было. Была растерянность. Мой более чем 25-летний опыт работы в атомной промышленности не воспринимал "с ходу" предлагаемую задачку, более того, противился ее выполнению. Что в практическом плане могла означать эта работа для каждого человека, принявшего участие в ее проведении? Перед тем как предложить какое-либо техническое решение, связанное с удалением фрагментов высокорадиоактивного топлива, необходимо будет провести огромную и небезопасную предварительную работу. А именно: найти, по возможности, все или большинство фрагментов высокоактивного топлива. Развороченный четвертый блок — это не ровное футбольное поле, на котором стройными рядами лежат куски или небольшие частички высокоактивных фрагментов топлива. Отдельные фрагменты топлива, большие или маленькие, могут быть заброшены и на другие блоки, закатиться в трещины или попасть на расплавленный солнцем битум и т. д. Разные места нахождения фрагментов — это и разные варианты технического решения. Выяснение реальной ситуации потребует немало времени и серьезной работы дозиметристов по составлению подробной дозиметрической карты, привязанной к реальному месту.

Предельно допустимая норма облучения работника атомной промышленности составляет 5 бэр в год. Бэр — биологический эквивалент рентгена. Ориентировочно 1 бэр равен 1 Р. После получения этой дозы специалист должен быть выведен из "грязной" зоны в "чистую" с сохранением всех льгот. Как правило, работник может получить свои 5 бэр в течение года. И у человеческого организма существует возможность достаточно легко восстановиться. Это подтверждают и многочисленные медицинские исследования, проведенные в атомной промышленности.

Правительственная комиссия принимает решение установить на время выполнения работ по ликвидации последствий аварии (ЛПА) суммарную предельную индивидуальную дозу облучения, равную 25 бэр. Вблизи реактора уровни излучения были такими, что при выполнении некоторых работ доза 25 бэр могла быть получена за несколько минут, с неясными последствиями для человеческого организма.

Время работы исполнителя при выполнении предложенной Л. Д. Рябовым работы будет ограничено минутами. А дальше на смену одному "ликвидатору" будет необходимо посылать другого. И так до бесконечности. Судьба исполнителей в этом случае — это судьба пожарных, которые тушили пожар на крыше четвертого блока в первые минуты после аварии. Их судьба известна. И потому новые могилы. Или навсегда тяжелобольные.

Но и это еще не всё. Кто будет посылать людей на такую работу? И кто возьмет ответственность за их судьбу? Мне лично не хотелось брать эту ответственность на себя. Пусть лучше будет меньше погибших героев и больше просто живых людей. Однако в результате стечения обстоятельств я подвернулся под руку заместителю министра и легко мог попасть вместе с группой, которая находилась в моем подчинении, в мясорубку всеобщего и бездумного героизма.

8 мая. 8 часов 20 минут. Перебираемся в помещение, где должен проводить оперативное совещание представитель правительства СССР И. С. Силаев. На возвышении — длинный стол. За столом Силаев, позднее первый Председатель Совета Министров России, слева от него — академик Велихов, справа — командующий Южной группой войск МО СССР генерал армии Герасимов.

Обсуждаются два вопроса. Первый: установка под реактором четвертого блока дополнительной бетонной плиты.

Второй вопрос уже знаком — удаление фрагментов радиоактивного топлива.

8 часов 55 минут. Звонит Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков. Силаев объявляет перерыв. В перерыве узнаю, что дважды в сутки звонит Генеральный секретарь КПСС М. С. Горбачев. Н. И. Рыжков звонит чаще.

Возвращается Силаев. Слегка "накрученный". Спустя короткое время говорит: "Николай Иванович недоволен ходом работ". И далее процитировал слова Рыжкова: "Ходите вокруг да около, а ничего кардинального предложить не можете".

Все поняли правильно. Это не только для Силаева, но и для всех сидящих в зале.

Неожиданно встает Лев Дмитриевич Рябев и объявляет: "Прибыли представители ВНИПИЭТ (Всесоюзный проектный и научно-исследовательский институт комплексной энергетической технологии. — Е. М.) из Ленинграда, которые имеют опыт ликвидации последствий подобных аварий на флоте. Они могут помочь в этих вопросах". И показывает на меня.

Присутствующие поворачиваются в мою сторону.

Я оказался плохим артистом. Не встал и не раскланялся. У меня вдруг отяжелели ноги. К ответственности, которую Лев Дмитриевич неожиданно повесил на меня, я оказался не готов. Мне нужно было время, а его не было. А ход совещания уже убегал от этой темы к другой. Неожиданно до меня доходит масштаб принимаемых решений и новая мера моей ответственности здесь и сейчас. И если это так, то все происходящее правильно. Л. Д. Рябев решал свои министерские проблемы и его не интересовали мои личные переживания. Короткое выступление замминистра — это не что иное, как стремительная реакция чиновника на недовольство Рыжкова, его вышестоящего начальника. Сигнал был простой и понятный: министерство среднего машиностроения подтягивает в Чернобыль свои силы.

Урок показался мне поучительным. Это был второй урок за сегодняшнее утро. На первом Лев Дмитриевич снисходительно указал на мою наивность в понимании проблемы аварии на Чернобыльской АЭС. А на втором уроке просто подставил меня, так, на всякий случай. Нужно было эффектное заявление.

Теперь я знаю, почему Аркадий Гайдар в 16 лет командовал полком, а неграмотный Чапаев — дивизией. Масштаб событий очень способствует взрослению.

В 9 часов 45 минут заседание было продолжено. Переходим к другим вопросам. Например, к таким, как строительство объекта "Укрытие" для четвертого блока. Или, например, что делать в сложившихся условиях с реактором. Или вопрос о дозиметрической службе. Или о создании могильников. И это далеко не весь перечень срочных проблем, которые также срочно надо было решать. И все это те вопросы, про которые на Руси издавна говорили: "Хрен редьки не слаще".

Искать приемлемые решения не было времени. И потому — только вперед!

От Совета Министров СССР: "На Чернобыльской АЭС в течение 8–9 мая продолжались работы по ликвидации последствий аварии. С целью снижения температуры в активной зоне ведется интенсивное охлаждение реактора, что позволило резко сократить выделение радиоактивных веществ".

В кратчайший срок всю аппаратуру для подачи охлажденного азота доставили самолетом из Москвы. Аппаратура новейшая. Спустя короткое время все монтируется в нужном месте, где стена третьего блока является одновременно и стеной четвертого аварийного блока. Эту работу делают капитан П. Никита и лейтенант О. Бильский с группой воинов.

Специальный корреспондент газеты "Красная звезда" В. Филатов в статье "У четвертого блока" от 24 мая 1986 года пишет: "Выходим во двор и оказываемся почти под самой трубой, к которой с одной стороны примыкает третий блок, а с другой — четвертый. Мы пересекаем двор

и входим в помещение третьего блока. Я вижу людей, стоящих возле голубых аппаратов… Внизу, в стене, пробито отверстие, в отверстие просунута труба, толщиной с водосточную.

— Да, именно по ней и гоним охлажденный азот, — поясняет капитан С. В. Полянский.

Эти ребята возле реактора держат сегодня главный фронт наступления на аварию. Охлаждение даже на один градус воспринимается здесь как крупная победа, даже на полградуса… А чем меньше градусов в реакторе, тем дальше отступает беда".

Военными проводятся работы по обваловыванию берегов реки Припяти в районе электростанции с целью предотвращения радиоактивного загрязнения реки сточными дождевыми водами с близлежащей территории.

На сцене конференц-зала Чернобыльской АЭС за столом президиума сидели эксплуатационники. После аварии это их рабочее место. По нескольким телефонам они поддерживали оперативную связь с бункером и блочными щитами управления первых трех блоков АЭС. У всех сидящих в "президиуме" лица виноватые, нет былой выправки и уверенности атомных операторов, характерных для времен успеха и славы.

Г. У. Медведев приезжает в командировку на Чернобыльскую АЭС. Встречается с Брюхановым, спрашивает его:

— Как оцениваешь нынешнюю ситуацию здесь?

— Нет хозяина… Кто в лес, кто по дрова.

— Мне говорили, что ты просил разрешения у Щербины на эвакуацию Припяти 26 апреля утром. Это так?

— Да… Но мне сказали, чтобы не поднимал панику… Это была самая тяжкая и страшная ночь для меня…

Опять глаза в глаза. Говорить было не о чем…

9 мая. На Чернобыльской АЭС готовились к проведению праздника — Дня Победы.

"Где-то 9 мая нам показалось, что четвертй блок перестал дышать, гореть, жить, он внешне был спокойным, и мы хотели в День Победы отпраздновать этот день. Но… было обнаружено небольшое, но ярко светящееся малиновое пятно внутри четвертого блока, что говорило о том, что температура еще высокая. Неясно было, горят ли это парашюты, на которых сбрасывался свинец и другие материалы. На мой взгляд, это скорее всего была раскаленная масса песка, глины и всего того, что было наброшено. Праздник был испорчен, и было принято решение дополнительно ввести 8о тонн свинца в жерло реактора. После этого свечение прекратилось, и мы отпраздновали День Победы в более спокойной обстановке 10 мая" ("Правда" от 20 мая 1988 года. В. А. Легасов "Мой долг рассказать об этом…").

К вечеру 9 мая, примерно в 20 часов 30 минут, прогорела часть графита в реакторе, под сброшенным грузом образовалась пустота, и вся махина из пяти тысяч тонн песка, глины и карбида, бора и свинца рухнула вниз, выбросив из-под себя огромное количество ядерного пепла и радиоактивной пыли. Резко возросла активность на станции, в Припяти и в 30-километровой зоне. Рост радиоактивности был зафиксирован даже в Иванково и других местах. Не исключено, что именно эти 8о тонн свинца и спровоцировали последующий выброс радиоактивности.

От Совета Министров СССР: "В течение 10 мая на Чернобыльской АЭС продолжались работы по ликвидации последствий аварии. В результате принятых мер существенно снизилась температура внутри реактора. По мнению ученых и специалистов, это свидетельствует о практическом прекращении процесса горения реакторного графита. Резко уменьшилось выделение радиоактивных веществ. Широким фронтом с применением современных материалов и технических средств развернулись работы по дезактивации территории, зданий и сооружений электростанции, а также расположенных на близлежащей местности автомобильных дорог и других объектов.

Ведутся работы по дополнительному укреплению основания реактора. По данным Госкомгидромета СССР, уровень радиации составляет в 6о километрах от АЭС — 0,33, а в Киеве — 0,32 мР/ч, что совершенно безопасно для здоровья людей. На западной границе страны уровень радиации в пределах естественного фона".

У здания горкома партии Чернобыля утром всегда полно людей. Такого количества знаменитостей мне ни до, ни после уже видеть не приходилось. Только по телевизору. Даже В. Брюханов и Н. Фомин все еще приходили сюда, как на работу.

Л. Д. Рябев интеллигентно подталкивает группу к проведению работ по удалению топливной композиции с крыши третьего энергоблока. Моя точка зрения спустя несколько дней после прибытия, что приехали мы рано. Обычно дезактивацией занимаются не в процессе аварии, а позже, после того, как авария закончена. В первой декаде мая и даже позже процесс аварии все еще продолжался. Выброс радиоактивной пыли за пределы Чернобыльской АЭС тоже. Из жерла четвертого блока валил уже черный дым. Горели парашюты и мешки с песком и реагентами. И потому проведение дезактивации общей крыши третьего и четвертого блоков было бессмысленным. А предлагать свою группу в качестве "пушечного мяса" не хотелось. Не хотелось, чтобы меня и группу использовали, как роботов, точно и безропотно выполняющих чужую и опасную программу, тем более в мирное время. И потому тему, предложенную заместителем министра, я постараюсь:

а) спустить на тормозах, а если потребуется, "прикинусь валенком";

б) предложу другие темы, при решении которых мы можем оказаться более полезными.

В 14 часов, используя телефон штаба, позвонил в Ленинград начальнику НИЧ института Виктору Васильевичу Морозову. Сказал, что мы в принципе сориентировались в обстановке. Перечислил ряд направлений, по которым мы могли бы работать. Сказал, чего у нас нет и что желательно привезти. О том, что нас подталкивают заниматься совсем не нашим делом. Более того я хотел бы к 23 мая быть у себя на работе для написания отчета по плановой теме. И еще по личной причине: у моей жены "очень круглый юбилей".

В. В. Морозов был не готов к подобному повороту событий. Более того, сообщил, что директор института Вячеслав Михайлович Седов готовит еще одну команду. Спросил, знает ли Владимир Александрович Курносов о моем решении.

В. А. Курносов, главный инженер ВНИПИЭТа, который уже приехал на Чернобыльскую АЭС, о моем решении не знал. Я с ним на эту тему еще не успел поговорить. А когда узнал — не поддержал меня. И обещал завтра же позвонить Седову, чтобы он прислал еще одну группу.

Подвел первый итог: мои решения и моя самостоятельность не нравятся ни руководству министерства, ни руководству института.

А в это время в 30-километровой зоне другие проблемы. Химический батальон подлежит передислокации. Подполковник Н. Ф. Босый предлагает мне поехать на рекогносцировку, а проще — на поиски места для нового лагеря. Я соглашаюсь. Босый ищет машину. Находит. Стоят три "уазика" медицинской службы. Хочет взять один из них. Капитан медицинской службы резко возражает: "Во всех машинах солдаты и офицеры, получившие большие дозы облучения. Их сейчас повезут в Киев".

Словно в подтверждение слов капитана, несколько военнослужащих выпрыгивают из машины, чтобы размяться перед поездкой. И становится отчетливо видно, что движения ребят плохо координированы. Солдат швыряет из стороны в сторону. Подполковник Босый, естественно, уступает. Мы уезжаем, договорившись о встрече.

Потихоньку начинает работать объявленная гласность. Журналисты, как бы мимоходом, но уже позволяют себе такие выражения, как "а пока в труднейших условиях высокой радиоактивности внутри блока ведутся специальные работы". Проходит первый испуг и у чиновников. Они уже понимают, что им ничего не грозит. Теперь необходимо во всей красе показать масштаб и результаты своей работы и работы своих ведомств.

От Совета Министров СССР: "В течение 11 мая на Чернобыльской АЭС и близлежащей местности выполнялись работы по дезактивации территории, станционных объектов, транспортных коммуникаций. Ведется подготовка к дезактивации жилых домов.

Осуществляется комплекс подготовительных мероприятий по бетонированию реакторного отделения четвертого энергоблока".

Академик Е. П. Велихов: "Действительно, теоретически до сегодняшнего дня существовала возможность катастрофы: большое количество топлива и реакторного графита находилось в раскаленном состоянии. Теперь этого нет. Специалистам предстоит труднейшее дело. Они займутся дезактивацией и капсулированием всех радиоактивных веществ. Это, в свою очередь, гарантирует от их попадания в грунтовые воды. А пока в труднейших условиях высокой радиоактивности внутри блока ведутся специальные работы" ("Известия" от 12 мая 1986 года. А. Иллеш. "Дни забот и тревог").

По-прежнему замалчиваются мощности экспозиционной дозы радиоактивного излучения на четвертом блоке и в районе первого, второго и третьего энергоблоков ЧАЭС. Без этих данных невозможно судить напрямую о серьезности ситуации. Но можно косвенно. По количеству подвергшихся заболеванию, где реальным является диагноз — лучевая болезнь.

Лучевую болезнь подразделяют на острую и хроническую. По степени тяжести острая лучевая болезнь разделяется на ряд групп, в зависимости от дозы на все тело:

I — легкая (1–2 Гр); II — средняя (2–4 Гр); III — тяжелая (4–6 Гр), крайне тяжелая (6 Гр и более). В переводе на старые единицы измерения можно использовать следующее приблизительное соотношение: 1 Гр = 100 Бэр= 100 Р.

Сам процесс ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС был так сложен и опасен, что были все формы лучевой болезни: Чернобыльская АЭС оказалась тем местом, где болезнь легко находила для себя будущего больного.

Радуюсь размаху работ и самоотверженности людей, но все время помню, какой ценой достается очередная трудовая победа. Передо мной армейский полковник. Сапоги начищены до блеска. Небольшого роста. Крепко сбитый. В нем какая-то молодая удаль. И на него приятно смотреть. Он стоит, похлопывая прутиком по голенищу левого сапога. Однако грустно слушать то, что он рассказывает: "Да, у меня официально свои 22 рентгена. На языке постоянное ощущение металлического привкуса. Сводит левую ногу. Буквально скручивает ее. Слабость. Постоянно хочется спать. Болит голова. В глазах нет ясности объекта. Сначала думал — от переутомления. Четыре дня недосыпал…

В мае, по моим наблюдениям, мародерства не было. Правда, случалась разная дурь.

В Припяти, например, из окон домов выбрасывали холодильники, телевизоры и другие вещи. В мае люди еще плохо понимали, что же произошло на Чернобыльской АЭС, и потому побаивались брать что-либо. Некоторое время спустя поняли. Поняли, что в домах с закрытыми форточками вещи могут быть чистыми, несмотря на общий высокий радиационный фон в городе. Более того, загрязненные вещи можно попытаться отмыть. К середине мая уже было ясно, что загрязненность всех поверхностей обусловлена в основном взвешенными радиоактивными частицами различной степени дисперсности.

Так были загрязнены и брошенные в Припяти легковые автомобили. И таких брошенных машин было много.

Машину, если не полениться, можно попытаться отмыть от радиоактивных частиц. И отмытую до определенных норм затем перегнать в чистую зону и далее в любую точку Советского Союза. Первыми это поняли дозиметристы, а потом милиционеры. Но повторяю, до конца мая: мародерства в зоне Чернобыльской АЭС не было. Было что-то вроде мелкого хулиганства. Так, в начале мая в закрытую 30-километровую зону прорвался мужик на тракторе. Взял две бутылки самогона из своего дома. Возвращаясь из села, был задержан милицией.

Ухудшение ситуации в этом плане произошло позже.

13 мая. От Совета Министров СССР. "В течение суток на Чернобыльской АЭС значительно расширены работы по очистке загрязненных участков территории и сооружений электростанции от радиоактивных веществ. Проводится эффективное охлаждение поврежденного реактора, продолжается бетонирование блока.

Радиационная обстановка в Белоруссии и на Украине улучшается. В районах за пределами 30-километровой зоны ведутся сельскохозяйственные работы, нормально функционируют промышленные предприятия, осуществляются обычные туристические маршруты.

Проводятся лечебно-профилактические мероприятия среди пострадавших. В тяжелом состоянии находятся 35 человек, 6 человек, пострадавших от ожогов и радиации, скончались".

После аварии на Чернобыльской АЭС в специализированном стационаре Москвы, начиная со вторых суток, лечилось 115 работников, находившихся в непосредственной близости к аварийной зоне. В результате применения необходимых медикаментозных средств из 43 человек, получивших дозу от 2 до 4 Гр, умер только один, из 21 человека, получивших дозы внешнего облучения от 4,2 до 6,3 Гр, умерло 7, причем некоторые из них получил и тяжелые поражения кожи в результате загрязнения тела бета-активными веществами. Из 20 человек, дозы которых составили от 6 дол 6 Гр, умерли 19. Основная клиническая форма острой лучевой болезни у этих пострадавших определялась сочетанием гамма-облучения всего тела и бета-облучения обширных участков поверхности кожи. Определяющим для них был вклад в дозу радиойода и изотопов цезия.

В детский садик "Сказка" города Припять мы попали через разбитое стекло на первом этаже, так как все двери были закрыты. Внутри было чисто и тихо. Все кроватки аккуратно застелены. Карандаши ровненько стояли в деревянных стаканчиках. Игрушки также аккуратно расставлены на подоконниках. В садике, видимо, работали очень добрые и чистоплотные люди.

Небольшой плюшевый мишка, видимо, случайно опрокинулся и лежал на кроватке. На фоне общего порядка и стерильной чистоты это почему-то бросалось в глаза. Кто-то из ребят почувствовал этот дискомфорт, подошел и посадил мишку ровно.

Не покидало ощущение, что дети все-таки здесь. Где-то рядом. Просто затаились. И вот-вот ворвутся сюда шумно, с веселыми криками! Но нет. Этого не происходит. Они словно испарились…

В кадрах военной кинохроники, посвященной атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, было видно, что на асфальте одной из улиц навечно запечатлена тень человека, стоявшего там перед взрывом. В детском садике со стандартным для того времени названием "Сказка" не было даже теней. Жутковато…

В правительство представлены несколько актов расследования. В том числе Минэнерго СССР, правительственной комиссии и Минсредмаша. Все внешние организации сделали выводы против Минэнерго: виновата эксплуатация, а реактор здесь ни при чем. Минэнерго, наоборот, представило более взвешенные и сбалансированные выводы, указав и на вину эксплуатации, и на порочную конструкцию реактора. Щербина собрал все комиссии и потребовал согласованного заключения для представления в Политбюро ЦК КПСС.

Уборку территории вокруг Чернобыльской АЭС осуществляет армия.

Г. Медведев "Чернобыльская тетрадь": "Владимир Правик голым лежит на наклонном ложе под железным каркасом с лампами, чтобы не было холодно. Вся поверхность тела обожжена, трудно разобрать, где огнем, где радиацией, все слилось. Чудовищные отеки что снаружи, что внутри. Распухли губы, полость рта, язык, пищевод. Раньше кололи морфий и другие наркотики, которые на время купировали болевой синдром. Правику и его товарищам сделали внутривенную пересадку костного мозга. Внутривенно влили экстракт печени многих эмбрионов для стимулирования кроветворения. Но смерть не отступала… У Володи полный набор переоблученного: и агронулоцитоз, и кишечный синдром, и эпиляция (выпадение волос), и стоматиты с тяжкими отеками и отслоениями слизистой рта.

Но Владимир Правик стоически переносил боль и муки. Этот славянский богатырь выжил бы и победил смерть, если бы только кожа не была убита на всю глубину. Ее у него не было ни кусочка. Радиацией были убиты и слюнные железы. Рот пересох, как земля в засуху. Правик уже не мог говорить, только смотрел. Мигал время от времени веками без ресниц, которые тоже выпали. И в глазах порою вспыхивало жгучее нежелание подчиниться смерти.

Началось умирание, исчезновение плоти на глазах. Он стал таять, сохнуть, исчезать. Это мумифицировались убитые радиацией остатки кожи и тела. Он с каждым часом, с каждым днем уменьшался, уменьшался, уменьшался… Постепенно превращаясь в почерневшую, легкую, как ребенок, высохшую мумию".

14 и 15 мая, как и во все последующие дни, проводятся все необходимые подготовительные работы, ориентированные в конечном итоге на подготовку к запуску первого, второго и третьего энергоблоков Чернобыльской АЭС. Темп работ не ослабевает. После проведения дезактивационных работ готовятся к заселению некоторые населенные пункты.

Бывшие строители БАМа, офицеры А. Ротштейн, А. Хребет, В. Зиновьев и другие вместе с подчиненным им личным составом в кратчайший срок выполнили правительственное задание — провели железнодорожную ветку к особой зоне. И по этой ветке бесперебойно пошли товарные составы. БАМ, длиной более трех тысяч километров, в строительстве которого они принимали участие, и безымянная железнодорожная ветка до четвертого энергоблока по важности расценивались строителями на тот момент как равноценные.

Из Ленинграда в адрес Чернобыля поступают сварочные аппараты, электротехническое и противопожарное оборудование, спецодежда.

Грузы с необходимым оборудованием идут из Бийска и Чимкента, Кишинева и Гомеля. Тысячи тонн стальных труб, десятки бурильных установок, сотни километров кабеля, тысячи грузовиков, около 8оо автобусов и много другой техники нескончаемым потоком поступают к причалам Припяти, по железной дороге и автострадам. На границах 30-километровой зоны в селах Новые Соколы, Оран и Диброво создаются огромные склады.

Вся страна совершенно искренне стремится оказать посильную помощь в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Очень много добровольцев, желающих попасть в район аварии. И это несмотря на то, что все больше и больше просачиваются тревожные слухи о судьбах людей, подвергшихся радиоактивному облучению.

Радиация продолжает косить людей. Хроническая лучевая болезнь, в отличие от острой формы, формируется постепенно при длительном облучении дозами, значительно превышающими предельно допустимые для профессионального облучения. Эта форма болезни может возникнуть как при общем облучении (внешнем или внутреннем) всего тела, так и при поражении отдельных органов или систем организма. После снижения облучения до допустимого уровня или полного прекращения наступает период восстановления, а затем следует длительный период последствий хронической болезни. Отдаленными последствиями хронической лучевой болезни могут быть лейкоз, опухоли, гипопластическая анемия. Таких людей много больше. И суждена им такая вот запрограммированная на длительную болезнь жизнь.

"Создан Всесоюзный регистр лиц, находящихся под особым диспансерным наблюдением в связи с аварией на Чернобыльской АЭС. Он включает в себя более боо тысяч человек" ("Правда" от 28 апреля 1988 года. Академик Е. Чазов, министр здравоохранения СССР. "Чернобыль: два года спустя. Опасения и надежды").

Свидетельствует Л. Н. Акимова, жена Александра Акимова: "Возле Саши дежурили его родители и брат. Они с Сашей близнецы. Брат отдал ему для переливания свой костный мозг. Пока Саша мог говорить, он все время повторял отцу, что все делал правильно. Это его мучило до самой кончины. Сказал также, что к персоналу своей смены он претензий не имеет. Они все выполнили свой долг.

Я была у мужа за день до смерти. Он уже не мог говорить. Но в глазах была боль. Я знаю, он думал о той проклятой ночи, проигрывал все в себе снова и снова и не мог признать себя виновным. Он получил дозу в 1500 рентген, а может быть, и больше. И был обречен. Он все более чернел и в день смерти лежал черный, как негр. Он весь обуглился. Умер с открытыми глазами…

Свидетельствует В. Г. Смагин, работник станции, который принимал смену у А. Акимова: "Я был у Проскурякова за два дня до его смерти. Он лежал на наклонной койке. Чудовищно распухший рот. Лицо без кожи. Голый. Грудь в пластырях. Над ним греющие лампы. Он все время просил пить… В Москве у него не было родственников. И к нему почему-то никто не приходил".

Возле Лени Топтунова дежурил его отец. Он же отдал сыну для пересадки свой костный мозг. Но это не помогло. День и ночь отец проводил у кровати сына, переворачивал его. Тот был весь загорелый до черноты. Только спина светлая. Он везде был с Сашей Акимовым, был его тенью. И "сгорели" они одинаково и почти в одно время. Акимов умер 11-го, а Топтунов — 14 мая 1986 года. Они погибли первыми из операторов".

Свидетельствует А. М. Ходаковский, заместитель генерального директора производственного объединения "Атомэнергоремонт": "Я руководил по поручению руководства Минэнерго СССР похоронами погибших от чернобыльской радиации. По состоянию на 10 июля 1986 года схоронили 28 человек.

Многие трупы были очень радиоактивны. Ни я, ни работники морга вначале этого не знали, потом случайно замерили, оказалась очень большая активность. Стали надевать пропитанные свинцовыми солями костюмы.

Санэпидстанция, узнав, что трупы радиоактивны, потребовала делать на дне могил бетонные подушки, как под атомным реактором, чтобы радиоактивные соки из трупов не уходили в грунтовые воды. Долго спорили с ними. Наконец договорились, что сильно радиоактивные трупы будем запаивать в цинковые гробы. Так и поступили".

Мысли вслух. А теперь позволю себе подвести некоторые итоги, связанные с событиями на Чернобыльской АЭС, не претендующие на полноту освещения ситуации и не являющиеся истиной в последней инстанции. Это сугубо мои личные выводы.

Исходное состояние на середину дня 26 апреля:

— Из жерла реактора постоянно истекает белый столб неизвестных продуктов горения высотой несколько сот метров, унося в атмосферу миллионы кюри радиоактивности. Предположительно это продукты горения графита.

— В развале четвертого энергоблока видно отдельными крупными пятнами мощное малиновое свечение.

— Нижние этажи подреакторного пространства залиты радиоактивной водой.

— В помещениях четвертого блока и за его пределами огромное количество разбросанного графита.

— Увозят в Москву первую партию переоблученных людей.

— Ни у кого нет ни одного дозиметра со шкалой показаний до 1000 Р/ ч и более.

— Пропускают мимо ушей заявление представителя ГО о том, что уровень МЭД в районе четвертого блока везде превышает 250 Р/ч.

— И есть предпосылка, что реактор цел.

Задача любой комиссии и тем более комиссии Б. Е. Щербины заключается в том, чтобы выявить причины аварии, оценить ее результаты и принять правильные решения по ликвидации ее последствий.

События, связанные с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС, вписываются в рамки двух вопросов: что делали и что получилось. Останется только сравнить результаты. А для этого снова вернемся к основным проблемам.

Вопросы, на которые предстояло ответить в первую очередь:

1. Об эвакуации жителей Припяти.

2. Выяснить, что с реактором.

3. Где топливо?

4. Как погасить пожар?

5. Как предотвратить радиоактивные выбросы за пределы Чернобыльской АЭС?

В основном под напором представителей Минздрава СССР и гражданской обороны председатель Правительственной комиссии Б. Е. Щербина принимает единственно правильное решение об эвакуации жителей Припяти.

И снова надо срочно решать вопрос с реактором.

К вечеру 26 апреля специалисты, приехавшие вместе с министром энергетики и электрификации СССР Майорцем, приходят к выводу, что произошло самое невероятное: разрушен атомный реактор. Но признаться в этом официально почему-то не могут. Пытаются выработать "коллективное решение". Но это невозможно, так как представители различных ведомств не хотят брать ответственность на себя. Слишком высока цена признания. И потому ждут приезда Б. Е. Щербины. И снова подают воду для охлаждения реактора. Вскоре убеждаются, что вода в аппарат не поступает. Нарушена система охлаждения реактора, и, следовательно, возможно расплавление топливной композиции.

Уходит драгоценное время. Обстановка быстро ухудшается.

И потому естественный вопрос: выяснила ли комиссия до конца, в каком состоянии находится реактор, или нет?

О том, что реактор разрушен или что положение реактора критическое, комиссия знала. Не могла не знать! Хотя бы по ряду косвенных признаков, например такому, как неожиданно резкое повышение температуры в районе реактора 30 апреля. Это подтверждают и разговоры о "раскаленном кристалле" и вызове на Чернобыльскую АЭС шахтеров.

Окончательный ответ на этот вопрос был получен позже. В конце ноября 1986 года было завершено строительство объекта "Укрытие" над четвертым энергоблоком. Пока сооружалось "Укрытие", вне и внутри четвертого блока вели интенсивные разведывательные и диагностические работы. Радиационную разведку помещений четвертого энергоблока выполняли в основном сотрудники ИАЭ имени И. В. Курчатова и Семипалатинского испытательного полигона, с использованием различных приборов и оборудования. Ими установлено:

— основание реактора после взрыва опустилось примерно на 4 метра вниз от своего штатного положения, смяв опорные конструкции и трубы нижних водяных коммуникаций;

— само реакторное пространство оказалось практически пустым: в нем не обнаружено сколько-нибудь значительных фрагментов кладки реактора.

Не исключено, что бомбардировка развала мешками с песком, глиной, свинцом и другими материалами могла спровоцировать ухудшение состояния реактора.

В связи с вышеперечисленным, вопроса о том, заглушен реактор или нет, просто не существует, так как нет самого реактора в первоначальном его понимании.

Знай об этом комиссия раньше, решения по ликвидации последствий аварии были бы другие.

Однако комиссия осуществляет еще одно решение, связанное с охлаждением реактора, — охлаждение азотом. В связи с использованием этого метода возникает единственный вопрос: что охлаждала группа капитана Полянского, если уже 2б апреля реактора не было? Эффективность применения охлажденного азота вызывает сомнение еще и потому, что система разгерметизирована и вместе с азотом за пределы четвертого блока будет уноситься и аэрозольная активность. И еще: охлаждать азотом место, где должен быть реактор, равносильно тому, что топить улицу денежными купюрами.

Следующий важный вопрос: что с топливом и где оно находится? В шахте реактора, или оно разбросано в разные стороны? Есть и другие вопросы, например: чем определяется белый дым или что за мощное малиновое свечение в развале четвертого энергоблока? Полного знания нет, но есть предположения. Белый столб — это продукты горения графита. А малиновое свечение — это раскаленные графит или глина, сброшенная в мешках с вертолета.

И потому снова вопрос: выяснила ли комиссия, в каком состоянии и где находится урановое топливо? К сожалению, нет… Не сразу, не в первую очередь…

А если малиновое свечение внутри четвертого блока от вытекающего раскаленного топлива?!

Но в этом признаться еще страшнее. И потому снова предположения. И даже страшилки.

а) "Раскаленный кристалл" может прожечь все на своем пути и уйти вглубь на десятки метров. В этом случае не исключено загрязнение грунтовых вод. Следовательно, необходимо укрепить основание под четвертым энергоблоком.

б) Под бетонной плитой находится бассейн-барботёр, рассчитанный на хранение 2000 тонн воды. А если вода в этом резервуаре осталась? Тогда контакт воды с "раскаленным кристаллом" топлива может привести к мощному взрыву. Последствия будут таковы, что на 100 километров вокруг не останется ничего. И придется выселять жителей из Киевской и Черниговской областей!

Следовательно, из резервуара необходимо откачать по возможности всю воду.

В результате решают вопросы, связанные с предотвращением возможных последствий: сооружают бетонную плиту под четвертым блоком и решают вопросы, связанные с откачкой воды из бассейна-барботёра.

Позже "сталкеры" из ИАЭ имени И. В. Курчатова и Семипалатинского испытательного полигона сделали заключение относительно расположения масс топлива внутри четвертого энергоблока. По их оценкам, основная часть ядерного топлива находится:

— наверху, в разрушенном центральном зале реактора, и под сооруженной при строительстве объекта "Укрытие" каскадной стеной (топливо, выброшенное при взрыве);

— в бассейне, где до аварии хранилось отработавшее ядерное топливо;

— в шахте реактора (остатки активной зоны);

— в нижних помещениях реактора, туда оно попало в результате протечек расплавленных топливосодержащих масс ("Чернобыль. Пять трудных лет". Сборник материалов о работах по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986–1990 гг. С. 114).

Единого "раскаленного кристалла" не получается!

Ходили добровольцы и под реактор: смотрели, сколько воды в бассейне. Воды было немного — около 200 литров. Следовательно, и с этой стороны не было катастрофической опасности.

Естественно, что приходили добровольцы из-под реактора в плохом состоянии, но приносимая ими информация была бесценной. Так же, как и информация, полученная Фоминым от Анатолия Андреевича Ситникова утром 26 апреля.

Разброс топлива произошел сразу после взрыва. Истечение радиоактивной лавы проходило несколько дольше по времени. И к моменту приезда комиссии топливо практически находилось в тех местах, где его и нашли впоследствии. Если бы удалось определить состояние топлива в самом начале работы комиссии, отпала бы необходимость проведения проходческих работ шахтерами, установки бетонной защиты под реактором, а также не надо было бы решать проблему по открыванию задвижек и откачки воды из бассейна-барботёра. Если учесть, что проведение этих работ связано с огромной радиационной опасностью, можно было бы спасти много людей от переоблучения и упростить проведение дальнейших работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

А теперь попробуем представить цену такой ошибки, хотя бы на одном примере.

Шахтеры проложили 136-метровый путь к реактору четвертого энергоблока. Теперь надо установить под реактором теплообменник. Изготовление регистров теплообменника было поручено опытному заводу ПО "Энергоспецмонтаж" в Электростали. Уже на следующий день был изготовлен опытный образец регистра. А спустя неделю детали стали поступать на площадку.

Путь под фундамент реактора — наклонный трек. Из-под фундамента реактора надо вынимать грунт, вынимать узкими захватами до трех метров, не шире, иначе может образоваться пустота, в которую провалится фундамент блока вместе с реактором. Высота в забое 2,4 метров. По дну забоя строители должны уложить арматурные прутья, то есть армировать основание плиты. Далее монтажники должны установить тумбы, сделанные из профильного металлопроката, и на них положить направляющие из швеллера. Смонтировать регистры и вывести трубы коллекторов подачи и отвода охлаждающей воды, трубы удаления воздуха из регистров, коллектора опорожнения и продувки теплообменников. Далее необходимо смонтировать датчики контроля, вывести от них провода, провести испытания стыков соединения труб, регистров и коллекторов, засыпать графитовой крошкой и уложить два слоя графитовой плитки. После этого строители делают опалубку и бетонируют фундамент. Все это подробно описано для того, чтобы стало понятно, какой объем работ предстояло выполнить в строгой технологической последовательности.

Все эти работы были выполнены.

Вспоминает Ю. М. Тамойкин, бывший замначальника ПО "Энергоспецмонтаж" 12 ГУ Минсредмаша СССР: "Расчет трудоемкости работ на один цикл монтажа теплообменника показал, что потребуется 56 часов технологического времени. Под нажимом "командующего" приняли цифру 29 часов на весь цикл. Для выполнения поставленной задачи потребовалось увеличить количество сварщиков. Работы вели в закрытом подземном пространстве ограниченного объема и с плохой вентиляцией. Увеличение постов сварки приводило к невыносимой загазованности, рабочие, особенно сварщики, стали задыхаться, терять сознание.

В один из дней в забое раздался сильный треск. С потолка посыпался песок, в ушах зазвенело, и на мгновение показалось, что плита фундамента треснула, давит на всех и вот-вот готова превратить забой в братскую могилу. Замолкли отбойные молотки шахтеров, голоса людей, воцарилась гробовая тишина. Это продолжалось недолго, после чего вновь застучали отбойные молотки, задвигались люди, все вернулись к напряженной работе".

Вся огромная и напряженная работа оказалась ненужной. Ученые ошиблись в своих прогнозах! Раскаленного "кристалла" ядерного топлива не оказалось.

Еще одна из важнейших проблем: постоянный выброс аэрозольной радиоактивности за пределы Чернобыльской АЭС. Нужно было укротить белый столб выбросов продуктов горения и погасить малиновое свечение.

Подходов к решению этой проблемы я насчитал четыре.

1. Использование воды. Воду использовали многократно, но нужного результата не получили. Вода в реактор не поступала.

2. Использование жидкого бетона.

Информации мало. Есть приказы замминистра энергетики А. Н. Семенова о проведении подготовительных работ. Дальше этого дело, похоже, не пошло. Возможно, возникли какие то непреодолимые технические трудности.

3. В первой декаде июня была сделана попытка накрыть реактор четвертого блока крышкой из алюминия. Крышку весом 9 тонн доставили из Киева на весу вертолетом. Заказ выполнило КБ Антонова по заявке Минсредмаша. Это было уже запоздалое решение. Да и затея, к сожалению, закончилась неудачно. Вертолет поднял алюминиевый "колпак" на высоту 200–250 метров, сделал поступательное движение вперед по направлению к завалу. Вдруг неожиданно груз сбрасывается и падает на землю здесь же, на площадке. Попытки повторения эксперимента не было.

4. Для борьбы с пожаром были использованы различные материалы. Мешки с песком, глиной и реактивами сбрасывали в развал четвертого блока с вертолетов.

Недостатки метода:

а) вероятность попаданий небольшая; для того, чтобы увеличить процент попаданий, вертолетчикам пришлось снижать высоту сброса мешков до 100 метров и применять парашюты;

б) мощность экспозиционной дозы (МЭД) на высоте 100 метров составляла 500 Р/ч и более;

в) при сбрасывании каждого мешка с высоты 100–200 метров внутри развала поднималось облако радиоактивной пыли, которая разносилась по помещениям и выходила за пределы станции. В таких ситуациях рождаются поговорки типа: "Бомбить — здоровью вредить!";

г) есть случаи проломов крыши от сброшенного груза;

д) при попадании мешков в развал резко повышались значение МЭД — до 1800 Р/ч;

е) идет массовое переоблучение вертолетчиков;

ж) из развала идет уже черный дым, горят парашюты и мешки, что увеличивает аэрозольные выбросы;

з) сбрасываемые материалы чаще всего так и остаются в мешках и не рассыпаются по поверхности;

и) с 27 апреля по 2 мая сброшено в сторону реактора около пяти тысяч тонн различных материалов, и есть опасение, что при продолжении бомбардировки могут рухнуть строительные опоры;

к) совершено 1800 вертолетовылетов (обычно достаточно двух-трех вылетов, чтобы вертолетчик "сгорел");

л) под воздействием бомбардировки не исключено изменение положения как самого реактора, так и строительных конструкций, его удерживающих;

м) как было выяснено впоследствии, сброшенные с вертолетов материалы покрыли центральный зал (ЦЗ) слоем толщиной от 1 метра у северной стены до 15 метров у южной стены. В результате большой объем работы вертолетчики проделали вхолостую. А если учесть, что топливо было рассредоточено в разных местах, эффективность работы, к сожалению, оказалась низкой.

Довод "ЗА" только один: к реактору можно было подступиться только с неба. А если проще: другого способа решения проблемы не нашли.

Позволю себе небольшое отступление. Вес графитовой кладки реактора РБМК-1000 составляет 2500 тонн. По расчету академика В. А. Легасова, обычная скорость горения графита составляет приблизительно 1 т/ч. Следовательно, за 240 часов (ю дней) при нормальном горении графит должен выгореть весь. Приблизительно треть графита в результате взрыва выброшена в помещения и за пределы четвертого энергоблока. Время выгорания, таким образом, может сократиться до шести-семи дней, то есть к 3 мая графит должен прекратить гореть сам по себе.

Вертолетчики генерала Антошкина также к 3 мая в основном прекратили бомбардировку реактора. Сравнения настораживают. И они не в пользу использования вертолетов по борьбе с огнем в процессе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Работа, проведенная вертолетчиками генерала Антошкина, поистине героическая! Здесь все ясно. Неясно другое: нужно ли было решать поставленную задачу именно таким образом?

Источником малинового свечения может быть и выброс топливной композиции за пределы реактора. При расхолаживании реактора в обычных условиях, когда реактор цел и заглушен, цепная реакция исключена, но в реакторе продолжается тепловыделение, за счет радиоактивного распада накопившихся радионуклидов. В результате температура в реакторе повышается, и для охлаждения установки в нее подается холодная вода. Этот процесс продолжается достаточно долго.

После аварии цепная реакция деления, как было выяснено, была исключена. И потому выброшенное за пределы реактора раскаленное топливо в открытой системе будет постепенно остывать. Основной механизм охлаждения радиоактивного топлива — распад в первую очередь короткоживущих радиоактивных изотопов. Выделяющееся тепло будет затрачиваться на нагревание воздуха и на взаимодействие с поверхностью материала, на котором раскаленное топливо лежит.

Летом 1986 года "сталкеры", осмотрев все, что связано с четвертым энергоблоком, доложили об отсутствии видимых проплавлений и разрушений поверхностей разогретым топливом на нижних этажах. И далее: "Часть топлива, расплавив бетон, сталь и другие материалы, образовала потоки лавы, проникшей в коридоры и помещения нижней части реактора" (Сборник материалов. "Чернобыль. Пять трудных лет". Москва: ИЗДАТ, 1992).

В недрах четвертого блока оказались постепенно остывающее топливо и горящий графит в разбросанном состоянии, который к 3 мая уже сгорел. А короткоживущие радиоактивные изотопы, которые вносят в общую активность основной вклад, также распались. Складывалось ощущение, что все стабилизировалось бы и само по себе, в соответствии с законом радиоактивного распада, который ни ускорить, ни замедлить нельзя, сколько бы мешков с песком ни сбрасывали. Пока занимались бомбардировкой развала, проблемы и по реактору, и по топливу, и по аэрозольным выбросам были решены сами собой.

Поэтому, на мой взгляд, решением вопроса локализации очага выброса радиоактивной пыли из развала четвертого могла стать следующая временная и простая аварийная операция. Развал четвертого блока можно было бы закрыть огромным полотном из негорючего материала. Это позволило бы значительно сократить выбросы продуктов горения за пределы станции. Для подстраховки этот материал должен быть двухслойным. Между слоями необходимо проложить гребенки из труб, по которым надо постоянно подавать охлаждающую воду или другой охладитель. Система охлаждения водой или другим охладителем должна быть зациклована. Думаю, что специалисты при наличии времени смогли бы предложить и более эффективные и красивые решения борьбы с аэрозольными выбросами за пределы Чернобыльской АЭС.

Повторяю, что это только мое личное мнение (но не истина в последней инстанции), которое основывается на том, что не надо бороться с законами природы, в частности, с законом радиоактивного распада, а лучше использовать его в интересах дела. И снова как заклинание: в атомной энергетике, как и в медицине, справедливо правило: главное — не навредить.

Однако пошли другим путем, а в сумме получилось довольно грустно. И Оперативная группа, и Правительственная комиссия, возглавлявшие работы по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС побежали впереди паровоза. Сначала выработали предварительную схему возможных последствий протекания аварии, затем на основании этой схемы выработали программу проведения аварийных работ. И увлеклись… А когда разобрались — продолжили работу по предварительно разработанному сценарию.

В результате был осуществлен такой вариант локализации аварии, который оказался и самым сложным в процессе ликвидации последствий аварии, и очень опасным для здоровья и жизни людей.

Инерция запущенной машины, на мой взгляд, была так велика, что остановить ее было смерти подобно для всех главных участников этих событий. И потому — вперед, до конца, не считаясь ни с чем!

Положение в районе Чернобыльской АЭС было очень тяжелым. Особенно сразу после аварии. Но ведь не война же! Зачем было так торопить-ся? И нужно ли было в мае 1986 года дезактивировать Припять? А затем срочно возводить "саркофаг"? И делать множество других работ?..

30-километровая зона надежно огорожена колючей проволокой. Жители отселены. Так для чего необходима дезактивация города Припять? Резон один: дезактивация необходима только в том случае, если принято решение о продолжении работ на Чернобыльской АЭС! В виде работающих первого, второго и третьего энергоблоков этой станции.

И почему так срочно надо было решать все эти проблемы? Может, потому, что стране очень нужна электрическая энергия от Чернобыльской АЭС? Не исключено.

Или: "А что подумают о нас за рубежом"? К сожалению, для нас это тоже имело значение.

Или естественная в чрезвычайных условиях фраза Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова: "Ходите вокруг да около, а предложить ничего не можете", — давила на всех?

И снова вопрос: А какую цену в людях и деньгах придется заплатить за полученное электричество?

По разным данным, на все, что связано с аварией на Чернобыльской АЭС, затрачено более 25 миллиардов рублей. На такие деньги можно было бы построить несколько более совершенных АЭС или отремонтировать все атомные станции, находящиеся на тот момент в ремонте. А сколько людей при этом можно было бы сохранить? Или оставить здоровыми?

Рискну предположить и другой подход в проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Да, нужно было сделать все, чтобы ликвидировать пожар на крыше четвертого блока!

Да, нужно было убедиться, что потухший вулкан реактора больше не выбросит из себя новые потоки радиоактивной лавы!

Да, нужно было выселить жителей за пределы 30-километровой зоны!

И еще, видимо, нужно было что-то сделать в первую очередь!

Ну, а дальше-то зачем торопиться?

А что если провести наиважнейшие работы, в том числе по расхолаживанию и консервации первого, второго и третьего блоков Чернобыльской АЭС, а затем все-таки остановиться? Остановиться и подумать: какую цену страна готова заплатить за электричество Чернобыльской АЭС? Сколько человеческих судеб будет искалечено в этой неравной схватке человека и рванувшей наружу ядерной энергии?

А за время "сидения" поискать другие более простые и безопасные решения. И по реактору. И по объекту "Укрытие". И по эффективным способам дезактивации. И вообще, привести в систему навалившиеся проблемы. Или, по крайней мере, минимизировать денежные и человеческие потери.

Проблему коренного улучшения радиационной обстановки в районе аварии (опять же на мой взгляд) могли помочь решить два фактора: дожди и время.

Что касается дождей, то лучше, чтобы они шли хотя бы время от времени. Это позволило бы перевести аэрозольную ("объемную") радиоактивность в точечную, вернее, в поверхностную и хорошо изученную. Дозиметрическая картограмма любого участка из виртуальной превратилась бы в реальную.

Но тогда, вероятно, не надо было разгонять облака над Киевом в предверии первомайской демонстрации. Скорее, наоборот, создавать условия для выпадения дождей, чтобы сконцентрировать по возможности всю радиоактивность на меньшей площади, а не размазывать ее по стране с заходом в Швецию и Финляндию.

Что касается времени, то через год-полтора уровни радиоактивного загрязнения везде, в том числе и в районе Чернобыльской АЭС и Припяти, по закону радиоактивного распада были бы снижены до приемлемых значений сами по себе, без вмешательства человека, что серьезно улучшило бы радиационную обстановку на Чернобыльской АЭС и вокруг нее.

Но было принято другое решение. Электричество в первую очередь! И вся мощь страны под названием СССР была направлена на решение этой труднейшей задачи. Машина заработала. И ее уже невозможно было остановить.

Все было организовано достаточно хорошо. На Чернобыль работала вся страна. И потому самое необходимое и даже больше в кратчайшие сроки и неограниченном количестве было доставлено в район аварии. В начале катастрофически не хватало респираторов, дозиметров, одежды — через некоторое время все это было в избытке. Быстро были решены и проблемы, связанные с новейшим оборудованием, приборами и материалами. Под Чернобыльскую аварию можно было заказать все что угодно!

Был и всеобщий энтузиазм. Нужны были только результаты.

Как показали события на Чернобыльской АЭС, практически никто в стране серьезно не занимался вопросами ликвидации последствий аварий на объектах ядерной энергетики. Хотя звоночки уже были: и Тоцкий полигон, и Семипалатинский, и Урал, и Дальний Восток.

Во времена великих свершений и поворотов сибирских рек вспять было как-то не принято расписываться в собственном бессилии. Была уверенность, что мы, советские люди, все можем! А потому и подвиги, и героизм, и бесстрашие! И бесшабашность. И все это без меры и здоровой осторожности!

В проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС ощущалась какая-то лихая торопливость. Хотелось сделать все и как можно быстрее. Быстрей избавиться от беды. Забыть аварию, как дурной сон! В поисках ответа на этот "феномен", я натолкнулся на одно высказывание академика В. А. Легасова. Касалось оно событий 9-10 мая 1986 года. Свечение" внутри четвертого блока окончательно погашено. И комиссия устраивает небольшой праздник по случаю Дня Победы, там, в 1945 году, и здесь, в Чернобыле в 1986.

В. А. Легасов: "Трагизм был основным фоном, на котором все происходило. Но некоторую приподнятость создавало то, как работали люди, как быстро откликались на наши просьбы, как быстро просчитывались различные инженерные варианты, мы уже, там, на месте (видимо, в Москве — Е.М), стали просчитывать первые варианты сооружения купола над разрушенным блоком…" ("Правда" от 20 мая 1988 года. В. А. Легасов. "Мой долг рассказать об этом…").

Энтузиазм был так велик, а возможности людей и мощь страны казались такими неисчерпаемыми, что нетрудно было потерять и бдительность. Однако у медали была и другая сторона. Под этот каток всеобщего энтузиазма попали огромные массы людей. Обстоятельства начинают складываться так, что люди в условиях "крутых" событий перестают существовать как личности. Они никого не интересуют. И потому солдаты убирают куски радиоактивного топлива голыми руками. Десятки тысяч людей в условиях тяжелой радиационной обстановки возводят объект "Укрытие". И для всех только одна цель, которой подчинено все: Чернобыльская АЭС должна давать электрическую энергию!

Каждое министерство решает свои проблемы. Хочет быть заметным. И рапортовать о новых победах над уже не мирным атомом. Наш институт, да и не только наш, тоже хотят быть заметными и потому наращивают свое присутствие на Чернобыльской АЭС.

Причины, по которым ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС пошла по самому трудному и опасному сценарию, по моему мнению, были следующими:

— Ошибочно было, на мой взгляд, за основу брать запуск первого, второго и третьего энергоблоков Чернобыльской АЭС как можно быстрее и во что бы то ни стало. Разговоры о том, чтобы все остановить, пресекались на корню.

— Торопливость в принятии решений и их выполнении. Работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС проходили в режиме работы пожарной команды. Проблемы навалились все сразу и решались почему-то тоже все сразу: подавали воду для охлаждения не существующего реактора, вызывали шахтеров, вызывали вертолетчиков, тушили пожары, расхолаживали первый, второй и третий энергоблоки, откачивали радиоактивную воду из подреакторных помещений и выясняли ситуацию внутри четвертого блока.

— Чиновники из Минсредмаша и Минэнерго и от МО СССР очень боялись своего начальства, боялись за свою карьеру, за теплое местечко и потому были вынуждены имитировать активность и деловитость, они тоже подвергали себя опасности, но, принимая неверные решения, чаще подвергали опасности огромные массы людей. И почему-то нельзя было остановиться и подумать: туда ли бежим? Главное — не стоять на месте. Помните: "Ходите вокруг да около, а ничего решить не можете".

— Министерство энергетики и Министерство среднего машиностроения выступали как конкуренты. И одновременно никто из них не хотел брать ответственность за выполнение работ на себя.

— Заврались. Врали и своей стране, и за рубеж о том, что авария локальная, что реактор заглушен и опасности не представляет, и что уровни загрязнения низкие, и что первый-третий энергоблоки будут запущены в эксплуатацию, и что жители вернутся в свои родные дома и т. д. В результате загнали себя в угол.

— Решение о проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС было политическим, его претворение в жизнь — героическим и хорошо организованным, а планирование, к сожалению, определялось только одной целью: запустить в эксплуатацию первый, второй и третий энергоблоки Чернобыльской АЭС во что бы то ни стало! Люди были задействованы в качестве роботов. Их грамотно организовали, и они честно выполнили предписанную программу, проявляя при этом чудеса мужества и изобретательности!

События на Чернобыльской АЭС стремительно продолжались. И на этом этапе очень важно было определиться, каким путем они будут развиваться дальше.

Работы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС напомнили мне эпизод из книги А. Н. Яковлева "Сумерки". Шел трудный 1941 год: "Однажды приехал на передовую заместитель начальника оперативного отдела бригады с заданием организовать взятие одной деревушки. Сказал, что это нужно для выравнивания линии фронта.

Выравнивание было очень модным военным термином. Выравнивая линию фронтов, мы оказались под Питером, Москвой, Сталинградом и на Кавказе.

Наша деревушка стояла на пригорке. На подходе к ней — минные поля. Послали в бой роту, почти вся погибла. Штабист был пьян и груб. Махал пистолетом. Вторую роту погубил. Потом сказал, что утром будет наступление батальоном, а сам ушел в землянку спать.

Пили, горевали. Не знали, что делать дальше. Надо же так случиться, что в это время подошло передовое подразделение солдат из дивизии, которая направлялась на замену соседней части. Командовал группой подполковник из кадровых офицеров. Заходит в землянку. Разговорились. Батальонный рассказал об обстановке.

— Чертовщина какая-то, дайте я попробую, — предложил подполковник.

Решили взять деревню ночью, пока штабист трезвеет. Командир группы, хотя это было нарушением всех порядков и уставов, взял с собой несколько человек, попросил саперов, хотя это было без нужды: погибшие солдаты на этом клочке уже расчистили землю от мин. Заняли деревню почти без выстрелов. Только один раненый. Никто не знал, что делать с этой деревней дальше".

Нужны некоторые уточнения понятий, чтобы окунуться в Чернобыль после 26 апреля 1986 года. Выравнивание линии фронта — это в 1941 году, запуск первого, второго и третьего энергоблоков во что бы то ни стало — это в 1986 году. В 1941 году — пьяный штабист, которому не жалко солдатских жизней, в 1986 году — трезвые чиновники от власти, науки и армии, каждый в отдельности и умный и порядочный, но со своими корпоративными понятиями о профессионализме, карьере и долге. Долге перед кем?

Результат получился один и тот же, печальный. Превратили техногенную аварию на Чернобыльской АЭС (тяжелую аварию, но все-таки техногенную) в настоящую войну: с эвакуацией населения и сельскохозяйственных животных, мобилизацией резервистов, с оставлением Припяти, строительством "саркофага" и города Славутич, массовым героизмом людей и огромными потерями в "живой силе и технике". И брали "деревеньки" уже не ротами, не батальонами и полками, а целыми дивизиями.

Особенно наглядно это видно на примере битвы за "саркофаг".