Чернобыль: необъявленная война

Глава 8 ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕ ЗАРИСОВКИ Осень 1987 года

30 октября 1987 года предполагается ввод в эксплуатацию третьего блока Чернобыльской АЭС. Персонал службы дезактивации электроцеха работает по 1 о часов в день. В сумме, с перерывом на обед и дорогой к месту ночлега в Иванково, уходило до 14 часов. Рабочая смена у военных и "партизан" составляла 5 часов. Военнослужащих было достаточно, однако график работ постоянно срывается, а сроки ввода третьего блока в эксплуатацию неоднократно переносятся. Обстановка на третьем энергоблоке гораздо сложнее, в том числе и радиационная, чем на первом и втором энергоблоке.

Для решения задачи на Чернобыльской АЭС прилагаются огромные усилия.

1 октября 1987 года команда электроцеха Ленинградской АЭС в количестве 30 человек была отправлена на Чернобыльскую АЭС. В нее вошли представители практически всех служб электроцеха. Ремонтную службу представляли Борис Липкин, Сергей Егорычев, Анатолий Светлаков, Михаил Суровегин, Владимир Шерстнев, Владимир Кожевников, Владимир Петров, Вячеслав Лемешев, Виктор Мазепа, Владимир Блинов, Станислав Голованов. Службу ремонтной защиты и автоматики — Юрий Грибков, Виктор Рыбин, Юрий Закомычкин. От оперативной службы были командированы Василий Трёшкин и Александр Балашов.

Коммерческий рейс. Моя следующая командировка уже непосредственно на Чернобыльскую АЭС проходила с 13 октября по 20 ноября 1987 года. Цель — участие в дезактивации помещений и оборудования третьего энергоблока, на котором параллельно с дезактивацией проводили ремонтные и подготовительные работы, связанные с запуском блока в эксплуатацию.

Многие специалисты нашего института из Ленинграда и Соснового Бора уже неоднократно побывали на Чернобыльской АЭС. Но если в 1986 году, особенно в мае-июне, командировки носили больше патриотический и обязательный характер, то в дальнейшем они "деградировали" до заурядно коммерческих.

В самолете сижу рядом с Борисом Уваровым. Он уже пятый раз едет в Чернобыль. Спрашиваю:

— Как жена реагирует на твои командировки?

— В мае 1986 года не пускала. Май действительно был неприятным. В июне тоже не пускала. Когда нам полностью выплатили деньги в пятикратном объеме и бо % премиальных, некоторое время была в шоке. Но шок быстро прошел, а я все еще был жив. Ее мысль шла уже дальше: "Слушай, а вас за границу не пустят, если там вдруг случится авария?"

Человек ко всему привыкает. Теряет бдительность и даже начинает мечтать.

Основную "грязь" на Чернобыльской АЭС и вокруг нее разгребли и убрали. Ситуация стала предсказуемой. Поездки превратились в коммерческие, а потому чиновникам, даже на станции, мы стали неинтересны: все равно никуда не денемся и будем работать. Мы же снова попали в зависимость от начальства, но за большие по тем временам командировочные готовы были и потерпеть. Правда, от таких отношений страдала работа, но во времена продолжающегося застоя все к этому привыкли. Это и было фоном, на котором проходила наша командировка в октябре-ноябре 1987 года.

Мы никому не нужны. 14 октября. На улице теплый мелкий дождь. В зимних шапках выглядим слегка нелепо. В штабе (бывшем здании народного суда города Чернобыль) собрались все, кто работал и кто приехал их сменить. Общее ощущение: мы здесь никому не нужны.

Спросил Сашу Павлова (он был в моей группе в мае 1986 года), а сейчас возглавлял бригаду, которую мы меняли:

— Что изменилось с мая прошлого года?

— Все изменилось. И что хуже всего — все возвращается в исходное положение. Бюрократическая машина набирает обороты. Причем она становится все мощней.

— Мешает работать?

— Нет, пожалуйста, работай. Но помощи от нее ждать бесполезно. А пробить что-либо практически невозможно.

Валера Заика, сотрудник нашего отдела: "Если проработать здесь полгода — можно дойти до маразма".

Дозиметрист Юра Гырдымов, сотрудник нашего отдела: "Работать здесь не хотят".

Похоже, энтузиазм весь выветрился.

До обеда сидели в штабе. Кто-то поехал оформлять на нас пропуска. В 19 часов в штабе состоялась передача дел. Все столы и стулья были заняты, и мы с Сережей Поповым (сотрудник ВНИПИЭТ из Ленинграда) перебрались на скамью подсудимых — небольшую и невысокую прямоугольную будку, внутри которой скамейка на три места, — и спокойно переговорили о моей будущей работе.

Сережа одет в рабочую куртку и штаны. Я — во всем цивильном.

Пошли подначки: "Он (Сережа) смахивает на уголовника, а ты (то есть я) на его адвоката".

Были и другие мнения: "Один, видимо, выходит, а другой, видимо, садится".

Еще реплика: "Ждем суда, но почему-то никто не приходит".

В общем, развлекали себя, как могли. В мае 1986 года времени на такие разговоры просто не было.

Быт. Быт в октябре 1987 года стабилизировался. Он стал обычным командировочным бытом — с гостиницей недалеко от работы. Вся мебель в номере гостиницы маркирована красной краской, сделанной от руки надписью: "Припять".

Приметы улучшения радиационной обстановки: по Чернобылю люди ходят не только в спецодежде, но и в штатском. Появились женщины. И даже репродуктивного возраста. Работает кинотеатр. Дома в Чернобыле освещены только те, где живут командированные. Вечерами — темень, свет горит только в тех окнах, где живут люди.

Утром разгружали оборудование, которое пришло в наше распоряжение из Ленинграда. Вдруг поступает сообщение, что в гостинице освободились места. Все бежим наперегонки на улицу Советскую, 74, где уже выстроилась очередь на регистрацию.

Пока я ходил с Мишкой Орловым в пункт распределения оформлять для всех бумагу на получение постельных принадлежностей, сам остался без места.

На Чернобыльскую АЭС по случаю получения жилплощади пока не едем.

В конце концов поселились в гостиницу квартирного типа. Ребята сделали уборку в квартире. Вынесли шесть мешков мусора. Были "авгиевы" конюшни. Стало много лучше.

В начинающихся сумерках прошли по Чернобылю две интеллигентные женщины в светлых модных пальто и светлых шляпках. Я и Петя Черемисин тихо ахнули.

Возвратились в общежитие, когда уже стемнело. Переоделся и сразу — в столовую. Столовую в Чернобыле все называли "кормоцех". Она представляла собой огромный мрачноватый зал, где легко затеряться. На входе — арка дозиметрического контроля. В 1986-м и последующие годы столовая позволяла накормить сразу огромное количество людей, приехавших на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Кормили здесь и тогда, и теперь сытно и стремительно.

На обратном пути из столовой зашел к ребятам за яблоками. У них коммуна. Сравнительно чисто. Цветной телевизор. На кухне два больших полиэтиленовых мешка с яблоками. Адрес на яблоки дал лауреат Государственной премии, доктор физико-математических наук, профессор Виктор Пантелеевич Шамов, который занимался здесь вопросами экологии. Он где-то в 15 километрах от Чернобыля нашел колхозный фруктовый сад. Провели тщательное дозиметрическое обследование и пришли к выводу: есть можно. Я набрал целую авоську.

В городе — коммунизм. Кормят бесплатно. Деньги есть. Но все равно есть и желание как-то выделиться. У начальства или у тех людей, у которых есть "дефицитные знакомства", более элегантные и подогнанные под фигуру костюмы. Их возят личные машины с "чернобыльскими" номерами. В конце 1987 года, даже в условиях Чернобыля, снова начинает ощущаться престиж должности, видимо для того, чтобы не перепутать: начальник перед тобой или работяга.

Отдыхал. На пять вечера пошел в кино. Посмотрел "Провинциалку" (Франция). В киоске где-то 22 октября ожидаются новые книги: двухтомники Джека Лондона и Виктора Гюго. Остатки от подписки. Но, по-моему, надежды на покупку мало.

Похоже, что склады "Скорохода" и других фабрик, одевающих и обувающих народ, сейчас пусты. Вся продукция ушла в Чернобыль.

Степанов, Каратаев, Афанасьев и Орлов живут отдельно. И, похоже, вечерами дополнительно ужинают. Открывают только на условленный стук. Нормальная жизнь советского командированного времен застоя, сухого закона и ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Вечером, где-то около десяти, пришел Борис Каратаев. Предложил мне переехать на их место, то есть предложил мне улучшение жилищных условий. Его и Афанасьева зовет к себе Константинов — в номер повышенной комфортности.

Чернобыль конца 1987 года — это уже не место, где произошло ЧП вселенского масштаба. Это снова глухая провинция, к тому же еще и огороженная колючей проволокой. Огромным усилием воли всей страны за короткое время уровень опасности снижен до уровня ЧП районного масштаба. Жизнь здесь, в Чернобыле, течет уже медленно, засыпая на ходу. Сюда все еще ездят в командировку люди, но их становится все меньше и меньше.

Приоритеты этой командировки: неторопливо устроиться в гостинице, неторопливо оформить все необходимые документы, быстро решить вопрос с питанием, а уже потом, в зависимости от настроения или интереса, — работа.

Поездка на станцию. Названия автобусов, курсирующих по Чернобыльской зоне: "Олечка", "Светлана", "Ярославна", "Марынка", "Валентинка", "Челленджер", "Поларис", "Боинг". Последние три на английском языке. Названия и очень женские, и очень мужские. Женские — мягкие и ласковые. Мужские — жесткие и какие-то агрессивные. Как будто это американцы виноваты, что у нас взорвалась атомная станция.

Перед обедом на "Боинге", автобусе, обитом свинцом, поехали на станцию. Дозовые нагрузки в городе не очень большие — до 20 мР/ч. Нужен ли на автобусе свинец в конце 1987 года? Там же, в "Боинге", с Игорем Шаховым, специалистом из нашего головного института, переговорил по работе в электроцехе.

У административного корпуса были брошены на произвол судьбы нашим начальством. В одиночку поехали на административно-бытовой комплекс (АБК). С трудом пробили себе спецодежду для работы на станции — кто мытьем, кто катаньем.

Обедали в столовой на Чернобыльской АЭС. Столовая ЧАЭС — гордость директора станции М. П. Уманца.

Процесс принятия пищи протекает здесь достаточно торжественно. Перед входом в столовую дозиметрист неторопливо "клюшкой" проходится по ногам. Затем перед заходом в зал на ботинки надеваем бахилы. Дозиметристы замеряют одежду. Некоторых "ликвидаторов" раздевают, и тогда они обедают в нательных рубахах. Дальше подъем на несколько ступенек по широкой, почти театральной лестнице. Затем коридор. Вместо ковровой дорожки мокрая рифленая резина. Затем спуск по широкой, также театральной лестнице. Упираемся в двери. Открываем их и погружаемся в море света. Два ряда столов. По четыре человека за стол. Люди в белых комбинезонах. На столе цветы. И вокруг чистота. У входа две девушки, мирно беседуя, не глядя, отбирают талоны. Больше того, что дают в столовой, все равно не съешь.

В столовой Чернобыльской АЭС между нами и обслуживающим персоналом — раздаточная полка. Транспортер закрыт высоким забором. Обслуга — две женщины. Одна, в возрасте 40 с небольшим, каждому желала "приятного аппетита" и при этом по-доброму мягко улыбалась. Вторая, высокая, перебирала ногами, как норовистая кобылица, в такт музыке, рвущейся из двух колонок. И стреляла глазами. Жизнь продолжалась и здесь.

Сначала вилки, ложки, затем тарелка, и дальше проход вдоль зеленого стола. В результате приличный обед и на память — шоколадка.

Старожилы едят степенно. Размеренно. Поев, некоторое время спокойно сидят. По радиотрансляции нас, совершающих ритуал принятия пищи, ублажает Юрий Антонов. Мы тоже как-то успокаиваемся, становимся сдержаннее. У обедающих на ЧАЭС какая-то отрешенность во взгляде. Ощущение мирной и сытой жизни. Коммунизм в одной отдельно взятой АЭС.

Столовский коммунизм придает уверенность и уважение к самому себе. Обретаешь спокойствие и сытость — и тогда начинаешь уважать самого себя. Но после такой процедуры работать почему-то не хочется.

После обеда на Чернобыльской АЭС — оформление пропусков и получение талонов.

Работа. 15 октября. Третий день моей командировки. Сравнительно тепло, но дождь. В 8 часов 15 минут собрались в штабе. Затем, не торопясь, идем выгружать две очистительные машины, работающие с водой под давлением, прибывшие из Ленинграда. Одна весом 600 килограммов, другая — 330 килограммов.

На станции встречались с ребятами из военного научного центра (ВНЦ). Обговорили проблемы по электроцеху (ЭЦ) и цеху централизованного ремонта (ЦЦР).

Виктора Ивановича Денисова из Москвы зовут Фреонычем. Для дезактивации он использует смесь фреона и спирта в соотношении 4:1 или 1:1. Как владелец спирта — очень уважаемый на Чернобыльской АЭС человек.

В электроцехе кто-то украл 7 литров спирта.

После работы помылись с Игорем Ореховым в душе, как белые люди. Стало хорошо.

16 октября. Спал плохо. В штаб тянулись до без пятнадцати девять. Каратаев решил подкрутить гайки: "Еше раз напоминаю, что собираться надо к восьми утра. В пять минут девятого автобус уже уйдет, и каждый опоздавший будет добираться до станции в одиночку".

С Игорем Ореховым и Женей из военного научного центра обследовали приямок в хранилище жидких технических отходов (ХЖТО), где находится трансформатор. Уровни всё еще высокие — от 50 до 500 мР/ч. Хуже обстоит дело со стенами самого здания ХЖТО. Оно расположено почти напротив "саркофага" и приняло на себя мощный поток радиоактивного загрязнения. Значения МЭД — от стены и, особенно, угла на высоте человеческого роста, плюс вытянутая рука, плюс длина дозиметрической клюшки — доходили до 600 мР/ч.

Основной источник загрязнения большинства поверхностей на станции (в частности, на третьем блоке), еще с момента аварии, — приточная вентиляция. Второй источник загрязнения — радиоактивная вода в подвальных помещениях. Уровни "грязной" воды в помещениях достигают 1,5 метров.

Выдали рекомендации по электроцеху. Однако окончательное решение повисло в воздухе до решения вопроса о дезактивации ХЖТО. Внутри здания сравнительно чисто.

Акт отпечатал Игорь Орехов. Пока он печатал, я и Женя сняли картограмму в 074 помещении (шинный туннель). В кругляках труб кабели под напряжением 6 кВт, в два ряда между ними 1,5 метра бетона. "Стреляло" с обеих сторон. Уровни МЭД — от 100 до 500 мР/ч. Помещение почти на метр залито радиоактивной водой.

В середине дня у меня было ощущение, что я буквально нафарширован радиацией.

17 октября. С утра снова накрутка, что "мы обнаглели" и что теперь со станции мы будем уезжать в восемнадцать тридцать. Что у нас выходит по 50 рублей в день и что мы должны хоть немного и поработать…

Через несколько дней начинаю крупно набирать в весе. Тело представляет собой рыхлую мощь. Причем живот опережает все остальное. Есть в этом и положительный момент: жировая прослойка препятствует проникновению альфа- и бета-частиц в организм. Первое чувство при приближении утром к столовой — чувство протеста и отторжения пищи. Однако кормят разнообразно и вкусно и потому ничего не оставляем. В обед все повторяется. И само пребывание в столовой ЧАЭС и даже в "кормоцехе" приятно.

18 октября. Пошли трудовые будни. Кажется, начинаем втягиваться. От АБК-2 до ВНЦ минут 10–12 ходьбы. Сначала с седьмого этажа на третий, затем по бронзовому коридору, затем по золотому (анодированный алюминий), а затем по голубому коридору. Занимались актом по 074 помещению. Скребок краски с шинных коробов показал незначительную активность. Следовательно, вся активность находится в бетонной поверхности. С ней и придется работать.

Игорь Орехов работает с машиной ДПУ. Получаются неплохие результаты. Коля Десятсков и Саша Полевов занимаются покрытиями. Я с Женей из ВНЦ — станциями пожаротушения, для которых выполнены все рекомендации по дезактивации, но уровни гамма-фона все равно составляют от 12 до 150 мР/ч. Есть точки и до 300 мР/ч. "Фонит" и из соседних помещений. Видимо, не надо было разбиваться по цехам, а идти общим фронтом от помещений с меньшей активностью к помещениям с большей активностью, чтобы не разносить грязь из одной зоны в другую. И не выяснять постоянно, откуда же "светит".

Все острее встает вопрос о приемственности при выполнения работ. Работы на Чернобыльской АЭС идут уже полтора года, но так и не приведены в систему данные, полученные в результате командировок. Нет единого подхода к дезактивации бетона, краски, рифленых поверхностей железа, пластиката. Нет парка технических средств для дезактивации этих поверхностей. Не ясны возможности используемых покрытий применительно к дезактивации различных поверхностей. Всё еще мало знаем и об использовании дезактивирующих растворов применительно к различным поверхностям.

Есть и другие проблемы.

19 октября. Прикидываю, что сделано за день. Игорь Орехов возился с машиной ПБУ (дробь и отсос). Установку запустили и даже испытали. Рифленку вместе с механической и радиоактивной грязью очищает до металлического блеска. К сожалению, маловато давление. Нужно 5 атм, а получали не больше двух.

Коля Десятсков и Саша Полевов снимали мазки с различных поверхностей. Завтра будут варить поливиниловый спирт (ПВС).

Ввели очередность дежурства на оперативках. Я дежурю первым. Взял у всех информацию и в пять вечера был у В. Щербины, заместителя директора ЧАЭС по радиационной безопасности (РБ). Оперативка у руководителей Чернобыльской АЭС — это способ отчетности о проделанной работе за день. Сначала встают двое — представитель цеха и представитель военных: кто заказывает музыку и кто ее исполняет. В случае необходимости поднимают кого-то из науки, то есть нас. Так и сидим тройками, готовые к даче показаний.

Если мы говорим, что задание выполнить невозможно, В. Щербина рассказывает нам затертую историю о лягушке в молоке, о том, как она старалась выжить, перебирала лапками, сбила сметану и в результате выбралась наружу.

И все-таки В. Щербина мне понравился больше всех из руководства станции. Был в нем простой здравый смысл. И хорошее знание своего хозяйства.

Несколько основных мыслей В. Щербины на оперативке:

— Мы делаем нестандартную работу. Поэтому пробуйте, думайте, экспериментируйте. Никто вам не поможет. В газетах много пишут о советской науке, однако посмотрите, кто вокруг нас. Военный научный центр и немного ВНИПИЭТ.

— Рекомендации наука, видимо, выдаст позднее. Но кому они будут тогда нужны? Маловероятно, что они понадобятся еще раз в таком объеме. Однако книгу по дезактивации написать надо.

Увы, помогали мы плохо. Когда мы пыхтели над машиной, чтобы ее запустить, двадцать солдат, присев на корточки, настойчиво продвигались вперед, методично сбивая молотками "грязную" краску с рифленки.

На оперативке договорился с полковником из ВНЦ, чтобы они отдали нам во временное пользование установку ДКВ-4 для распыления ПВС. В армии установку называли "дурак— кто выдумал".

21 октября. С утра погрузили на грузовик (достали только самосвал) две очистительные машины, "омки", как мы их называли. Уехали на станцию где-то в 10 часов. Доделывал работу по электроцеху.

Е. А. Константинов и Б. А. Каратаев на вертолете улетели в Славутич. Нет на станции и Игоря Степанова. Игорь позвонил из Чернобыля, чтобы кто-то из нас присутствовал на директорской планерке. Спихнули это поручение на Афанасьева. Владимиру Александровичу почему то нравится присутствовать на оперативках.

В цехе дезактивации отключили пар. Побывали с Колей Десятсковым в цехе дезактивации ПО "Комплекс". Договорились с местным начальством в отношении двух установок ДБУ-Э3М и Альфа-Р. После обеда занимались с Игорем Ореховым в турбинном цехе установкой ДБУ. Завтра ее можно будет задействовать.

Игорь рассказал, что здесь еще недавно были ужасная грязь, лужи воды. А сейчас все сияло оранжевым и красным цветами. Под ногами не "грязная" рифленка, а пластикат. Все работы в основном сделали солдаты.

22 октября. У Игоря Орехова не очень удачный день. "Омка" дерет краску и металл. Невелика и производительность. Часто кусочки краски забивают канал для дроби, и потому установку часто приходится разбирать. Не хватает и давления. При работе с бетоном очень быстро из строя выходит фильтр. Вероятно, на данном этапе использование этой машины целесообразно для дезактивации "сильно загрязненных" участков.

Если Щербина — "мужичок с ноготок", эдакий хитрован, в хорошем смысле этого слова, то его заместитель, начальник службы РБ станции Редько — резкий, безапелляционный, а его стиль — силовое давление.

На очередной оперативке встает дозиметрист и говорит, что один экземпляр рекомендаций, которые выпускает для цехов наука, необходимо давать им. С места тут же вопрос: "Зачем?"

Дозиметрист сначала растерялся, потом начал говорить о том, что в местах, которые уже не отмыть, закладывают свинца больше, чем надо (в рекомендациях обычно писали "сколько нужно").

В помощь дозиметристу окрик Редько: "Кто сказал "зачем?""

И дальше текст: "Вы не понимаете роли дозиметриста! Он на уровне технолога, а в отдельных случаях даже и выше…

Думаю, что все равно шестого экземпляра дозиметристам не будет. Машинка с трудом пробивает только пять. Да и печатать некому.

Оперативки у Редько — это, как правило, выяснение отношений среди присутствующих.

На Чернобыльской АЭС плохие контроль и отчетность. Ректор Киевского политехнического института рассказал, как командированные мародерствовали на складе, растаскивая вещи.

23 октября. Не очень удачный день у Коли Десятского. В цехе дезактивации снова отключили пар. И потому нет фронта работ.

Ходили с Борисом Каратаевым к начальнику цеха дезактивации В. М. Карлову. Ожидается обход цеха директором ЧАЭС М. П. Уманцом, заместителем директора по РБ В.Щербиной и нами. И потому было необходимо согласовать единую политику "науки и производства".

Визит перенесли на завтра, на 9 утра.

Начальник цеха дезактивации Чернобыльской АЭС и ведущий инженер цеха дезактивации, мягко говоря, не довольны наукой. Первый (что-то в нем от крепкого председателя колхоза) — потому что во время аварии заказали реактивы, которые шли сюда вагонами, а сейчас ими совсем не пользуются. По заказам науки в адрес Чернобыльской АЭС все еще поступают новейшие дорогостоящие иностранные приборы и оборудование, которые также не используется. И все брошено на произвол судьбы. И никто не несет за это никакой ответственности.

Что верно, то верно. И цена этому — многие миллионы рублей!

Второй — потому что уже "съели" 250 тысяч рублей, полученные по договорам, и практически ничего не выдали взамен. Назвал нас "яйцеголовыми".

Было стыдно. Как будто виноват в этом лично я.

В воскресенье, 24 октября выпивали в комнате № 36. Повод: день автолюбителя, несмотря на то, что на тот период ни у кого из нас автомобиля еще не было. С таким же успехом можно было праздновать и трехсотлетие русского стакана. Начальство расщедрилось и выделило нам на всех два литра смеси спирта и пепси-колы. Коротко и душевно посидели.

Жора Рюмин: "На "Комбинате" работает прокуратура. Растеряли или растащили автотранспорт".

Б. А. Каратаев рассказал, что рядом с Припятью экскаватор роет котлован. И наготове стоят бульдозеры, чтобы сбросить в котлован десятки легковых машин. И потом снова засыпать их землей.

А ведь раньше была хорошая идея дезактивировать машины, если понадобится, снабжать запасными частями, а далее пустить их в свободную продажу или использовать в 30-километровой зоне. Но кому-то не захотелось продумать этот вопрос до конца. Не исключено, что сознательно, чтобы скрыть воровство.

25 октября. Все идет своим чередом. Занимались "Абисом" — композицией для смывки краски с поверхностей, разработана НИКИМТом. Несколько месяцев назад в процессе проведения работ на третьем блоке Чернобыльской АЭС произошло возгорание. Черный дым повалил через трубу АЭС, это представители НИКИМТа проводили работы с "Абисом". Композиция оказалась огнеопасной. Произошло возгорание. Тогда нервы у всех и так были напряжены, а тут еще дым. В результате работы с "Абисом" НИКИМТу запретили.

Коля Десятсков проверил эффективность "Абиса" применительно к дезактивации рифленых поверхностей, на выкрашенных стенах и на шинопроводах. Сработала смывка только по краске на шинопроводах, результаты оказались неплохими. При использовании придется учитывать, что композиция на ацетоне и потому огнеопасна.

Нравятся, как работают Коля Калязин, Алексей Шульгин и Коля Десятсков.

26 октября. Занимался с Игорем Ореховым и Колей Десятсковым установкой, работающей с водой (или растворами) под давлением. Мыли стены, задвижки и вентили. Неплохо убирается масло и слабо фиксированная активность. Более мощное техническое средство, чем пароэжекционный распылитель (ПЭР), но и материальные затраты значительно выше. На столах в цехе дезактивации разложены детали, и мужики в фартуках "писают" на них из ПЭРов. В воздухе клубы пара и никакой вентиляции.

На 15 ноября намечен очередной пуск в эксплуатацию третьего энергоблока. 2 ноября в нашем министерстве отчет: почему все еще не завершены работы по дезактивации. Лихорадочно ищут причины оправдания. Константинов, Каратаев и Степанов в связи с приближением срока проведения научно-технического совета "накручивают" руководителей групп. Выясняют, что сделано и что осталось сделать.

27 октября. Ездил на химплощадку. Работал в качестве разведчика. Пытался выведать у сотрудников НИКИМТа состав "Абиса" для доклада заместителю главного инженера Чернобыльской АЭС В. Щербине. С заданием справился. Отпечатали акт. Оставил его Володе Афанасьеву, чтобы он зачитал акт на оперативке.

Вечером ко мне в номер подселили парня. Зовут Леонид. Небольшого роста. 31 год. Здесь, в Чернобыле, работает заместителем начальника ОРСа. В Киеве работал директором мебельного магазина. Рассказал про свои проблемы с водкой, коньяком и вином здесь, в Чернобыле. 45 бутылок "выпил" Минздрав. Брали несколько партий на анализ, но оформлять соответствующие документы о том, что брали, не хотят.

Рассказал о мародерстве милиции в тот период, когда жители вывозили свои вещи из Припяти. А потом — за бутылку водки — торговали коврами.

28 октября. Не удалась передача установки БДУ и Альфа-Р из ПО "Комплекс" на ЧАЭС. Какие-то старые склоки: кто-то кому-то когда-то чего-то не отдал. В то же время в цехе дезактивации "Комплекса" есть Альфа-Р, но нет пара, а на Чернобыльской АЭС — наоборот: есть пар, но нет установки. В результате у нас остановлена работа по дезактивации с использованием ПВС.

29 октября. Передать установки из "Комплекса" на ЧАЭС пока не удается. Там идет инвентаризация. Придется ждать, когда она закончится.

Дали пар. Нанесли покрытия на все места, которые сочли нужными. Все в мыле. Бегал по отметкам с ведром, а потом сидел в вентиляционных коробах с гамма-фоном 100–200 мР/ч и наносил покрытия на внутренние поверхности.

К Леониду время от времени приходит "дурной" пожарный. Пожарным, участникам ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, тогда вне очереди выдавали мебель и квартиры в Киеве. Видимо, пожарный приходил, чтобы узнать у Леонида что-либо связанное с приобретением мебели. Но у него провалы в памяти. Посидит-посидит и уходит. До следующего раза.

30 октября. Получили данные по "сухой" дезактивации с использованием состава на основе ПВС. Достаточно хорошие результаты получены по дезактивации воздуховодов. Сдирается даже краска. Остальные результаты — неважнецкие. Теперь необходимо посмотреть смывку СП-7, а затем начать комбинировать с составами, удаляющими краски.

На работе никто из нашего начальства не появляется. Даже на директорскую оперативку ходит кто-нибудь из находящихся на станции.

Нравятся Заика и Шульгин. Оба очень творчески относятся к своей работе и переживают за нее. Валера Заика экспансивен. Леша Шульгин в свободное время делает зарисовки всех участников группы.

Срок запуска в эксплуатацию третьего энергоблока стремительно приближается.

Параллельно с дезактивацией ускоренными темпами на третьем блоке ведутся ревизия и наладка вновь смонтированного оборудования и ремонт оставшегося оборудования. Совместно с персоналом электроцеха Чернобыльской АЭС, работавшим вахтовым методом (15 дней в месяц пою часов, 15 дней отдых дома), активно участвует в работах по подготовке к пуску третьего энергоблока и персонал, командированный практически со всех атомных станций СССР, а также специализированные организации "Львовэнергоремонт", "Ленэнергоремонт" и другие.

31 октября. На границе 30-километровой зоны пост ГАИ. Проверяют документы и досматривают вещи командированных на предмет провоза спиртного. Хорошо, что на Чернобыльской АЭС, вернее, в районе 30-километровой зоны сухой закон. Иначе при наличии нереализованных денег не сосчитать было бы бед. Однако бывали и казусы, связанные с выполнением требований этого закона. И, к сожалению, у нас тоже.

Собрались вечером после работы, чтобы "снять напряжение" и "вывести из организма радиоактивные изотопы". Дальше, как всегда на Руси, пошли пьяные разговоры о том, что на основной работе платят мало и что начальство часто придирается не по делу. Шум и споры в квартире стали нарастать.

Спустя некоторое время я и Мишка Орлов ушли. Для остальных, как нам потом рассказали, дело кончилось плохо. Буквально следом за нами пришла милиция. Шум, видимо, был жуткий. Все разбежались, как тараканы. Кто — на кухню, кто — в другую комнату, а кто-то взял в руки книгу и пытался сосредоточиться на чтении.

Взяли троих, видимо, особенно буйных или с лихорадочным блеском в глазах. Эти трое: Орехов, Десятсков и Полевов. При виде милиции Орехов побежал прятаться за штору. Затем вышел из-за нее, так как там, видимо, было неинтересно. Но повел себя, как сейчас говорят, неадекватно: неожиданно агрессивно, а затем и оказал сопротивление милиции. Его скрутили.

Коля Десятсков "вляпался" случайно. Он уже спал в другой комнате. И Петя Черемискин оказал ему медвежью услугу. Разбудил его и предупредил, чтобы он не выходил из комнаты. Коля Десятсков сделал все ровно наоборот: и проснулся, и вышел из комнаты. Сашу Полевова, видимо, выдали глаза.

Когда "арестованных" повели, навстречу милиции бросился Валера Заика: " Братишки, оставьте их! У них у каждого по трое ребяток". Врал безбожно, но от души.

Ночь прошла тревожно. Каратаев и Степанов проходили до пяти утра, пытаясь погасить конфликт.

1 ноября. Запомнился стиль проведения оперативок директором Чернобыльской АЭС М. П. Уманцом. Это было похоже на взрывные экспромты. Вот основные фразы М. П. Уманца:

— Двери закрыли. Начали оперативку. Все затихли. Могу поздравить вас. Прибыла межведомственная комиссия. Начальник Главка Филимонцев Юрий Николаевич. Представитель из ГАНа, от науки — Сергей Петрович Кузнецов (НИКИЭТ). Готовьтесь ловить каждое их дыхание.

— Почему здесь не присутствует ЛЭП? Чтобы с завтрашнего дня ЛЭП сидел здесь мертво… Один турбогенератор не готов… К 15 ноября его должна прислать "Электросила".

Затем раздолбон кому-то из субподрядчиков из-за шести недополученных щитков.

— Смешно, если через несколько дней мы будем говорить не о реакторах и турбинах, а о нескольких щитках.

Учит своих подчиненных, как выколачивать на каком-то заводе необходимое для Чернобыльской АЭС оборудование:

— Если будут кочевряжиться, узнайте, какие бригады изготавливают наши поставки. Пообещайте по 100 рублей премии каждому рабочему.

Кто-то из начальников хорошо доложил о готовности какой-то системы.

— Я в вас верил, — быстро говорит Уманец. И тут же секретарю: — И даже записывать не надо. Это Веремеев сказал. Спасибо, — затем жестко: — Опресовка к 1–2 ноября, то есть завтра последний день! Физпуск между 10–15 ноября… У вас, как у армии, силы должны быть бесконечны.

В отношении армии М. П. Уманец прав.

Район Чернобыльской АЭС до 25 апреля 1986 года. Гнездо аистов

Чернобыльская АЭС после аварии. Отчетливо виден провал четвертого блока

Дозиметрический контроль транспорта, выезжающего за пределы 30-километровой зоны

Городок военных строителей

Бульдозер убирает радиоактивный мусор рядом с четвертым блоком

Солдаты лопатами убирают радиоактивный мусор с крыши третьего блока ЧАЭС

Подъем каркаса стенки. На переднем плане ИМР-2Д, который широко использовался для различных "грязных" и тяжелых работ при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС

Батискаф. Внешний вид

Транспортировка балки "мамонт" на площадку монтажа

Телевизионная система наблюдения за ходом строительства "саркофага"

Министр среднего машиностроения Е. П. Славский (слева) и его заместитель А Н. Усанов наблюдают за действиями монтажников по монитору

Аэростат готов к подъему. На нем крепились источники света для освещения ночью "фронта работ" при возведении "саркофага"

"Клюшки". Монтажные элементы между балками перекрытия и стенкой пятого яруса готовы к монтажу

Общий вид "саркофага"

Кладбище "загрязненной" техники

Аттракцион, который уже никогда не посетят дети…

Проезд воспрещен: дальше город-призрак Припять

9 мая 1986 года. Район Чернобыльской АЭС.Бригада ВНИПИЭТ(слева направо): Ю. Г. Гриб, Ю. Н. Костромин, Б. В. Соловьев, В. А.Феногенов, Е. В. Миронов, дозиметрист из РИАНа А. Б. Павлов, А. А. Кондрашов. Не хватает только Б. А. Каратаева

Сосна-крест

Затем перескакивает на другую тему:

— 5000 рублей на стол за два сварочных шва?!. Не дам!

— Но ведь такое уже было!

— Да, было. Но там было ДУ-800 и 3 рентгена в час!.. Что обещал — все отдал до копеечки!

И снова другая тема: "Сутки служба РБ не допускала людей на работу из-за каких-то бумаг. И это какие сутки!"

Что-то нужно делать по укреплению зданий. Мнения разные и какие-то неопределенные. Глаза у директора лихорадочно блестят:

— Мне нужна только одна бумага, что здание допускается к эксплуатации… И все их подписи должны лечь на бумагу.

Кто-то:

— Невыполнимое задание!

— Невыполнимое?!

— Почти невыполнимое.

— Вот видишь, ты и сдался.

Затем совсем неожиданно:

— И все-таки о подарках к 70-летию…

Кто-то сказал:

— Трудно.

— А кому сейчас не трудно? — быстро реагирует директор.

И если бы М. П. Уманец на этом закончил, всем все было бы ясно и так, но, выдержав мхатовскую паузу, он добавил:

— Идет перестройка.

И запахло демагогией.

Думаю, что жил в директоре Чернобыльской АЭС большой артист. И сценой для него был директорский кабинет. А играл М. П. Уманец в советской пьесе: "Авария на Чернобыльской АЭС". Играл вдохновенно и по всем правилам социалистического реализма. Во всяком случае, мне так показалось.

2 ноября. На Чернобыльской АЭС изготавливаются уже снятые с производства обратимые преобразователи, идет поставка кабельной продукции и электродвигателей, но графики поставок уходят за намеченные сроки введения третьего энергоблока в эксплуатацию.

Все еще высокие уровни загрязненности электрооборудования, помещений и территории также не позволяют выдерживать график выполнения работ и в целом по ЧАЭС.

Принимается решение о снятии электрооборудования с почти готового пятого энергоблока.

Вечером ко мне в номер поселили худенького армянина из города Дилижана, что в Армянской ССР. Работал проходчиком на железной дороге. В Чернобыль приехал по договору с Чернобыльской АЭС. Сроком на один год. Пять детей. Показал фотографию. Дети очень хорошенькие. У самого проходчика на лице печать какой-то обреченности. Худой и маленький. Показал еще одну фотографию, где он снят с женой. Ему тогда было 22 года. Совсем другой человек. Широкий в плечах, здоровый и мордастый. Начал работать с 15 лет. Рано умерла мать. Что произошло дальше — не сказал. Угостил меня яблоком из Армении. С болью: "На Кавказе 20 копеек не деньги… 30 копеек — не деньги. Противно… Снабжение хорошее. Мясо есть. Колбаса есть. Город курортный. Швейцария. Зеленый. Есть и речка".

Обрадовался, когда узнал, что через каждые 15 дней может ездить домой. И тут же вопрос: "Женя, а деньги через 15 дней сразу дают?"

Похоже, не от хорошей жизни завербовался на Чернобыльскую АЭС.

3 ноября. Константинов, Каратаев и я уже несколько дней встречаемся с представителями цеха дезактивации Чернобыльской АЭС. В цехе на нас вышел изобретатель с Урала Юрий Филиппов. Он разработал технические средства для дезактивации. Их оказалось несколько. С использованием песка и абразива, с использованием метода электролиза. Средства для подавления пыли. Устройство для смыва радиоактивных загрязнений водой под давлением. Короче, поработал за целый отдел научно-исследовательского института.

Восемь лет Филиппов пытается пробить свои предложения. Из рассказанного можно набрать материал для оформления нескольких заявок на изобретения. Что особенно важно, технические образцы изготавливает в металле сам. Золотые руки. Но, к сожалению, не обладает умением ловчить и кооперироваться. Все идет с большим трудом, хотя в конечном итоге он оказывается прав. Доволен, когда удается подготовить рационализаторское предложение и получить за него небольшие деньги, хотя уровень его поделок значительно выше. Типичная судьба изобретателя в СССР. Никому ничего не нужно. А ему и нужно, и хочется. Здесь и конфликт.

Образование у Филиппова средне-техническое. Техник-механик. Приехал в Чернобыль не только и не столько за деньгами, сколько с целью применения своих идей на Чернобыльской АЭС.

Филиппову пришлось сказать, что все идеи, которые он предлагает, уже используются при проведении дезактивации. Похвалить его за то, что он своими руками доводит свои идеи до готового изделия и применительно к практическим условиям.

Помогли, чем могли: пошли к начальнику цеха дезактивации ходатайствовать о переводе Филиппова из цеха ЦЦР в цех дезактивации.

Дальше события, связанные с "пьяным делом", развивались следующим образом. Ребятам поставили в вину распитие самогона, а не спирта! Игоря Орехова оштрафовали на 30 рублей. Константинов распорядился, чтобы все трое покинули Чернобыль 11 ноября, без продления командировки. Ребята в напряжении. На их месте мог оказаться каждый. В легкой истерике Заика. Его основное причитание: "Надо было падать на колени перед милицией и умолять, чтобы ребят отпустили".

4 ноября. Неожиданное высказывание Бориса Каратаева по поводу возможного награждения всех нас почетными значками УС-605: "Лично я буду просить Константинова о том, чтобы он не вручал мне значок на собрании. Для нас значок — игрушка. Он может много значить для работников УС-605. Это они бегали по крышам. А для нас он — так, пустячок. Тем более — сейчас".

Пришла неожиданная, но приятная весть: некоторым ребятам прибавили зарплату. Начали обсуждать. Мысли простые и житейские. Известие пришло оттуда, куда мы скоро вернемся, — из дома. И потому для нас представляли больший интерес, чем все то, что происходило здесь. Участились разговоры об отъезде. Действительно хочется домой.

5 ноября. Все "бурление" по проблеме запуска в эксплуатацию третьего энергоблока на Чернобыльской АЭС переместилось в кабинеты. От Чернобыля устала вся страна. ЦК КПСС и министерства тоже устали от чернобыльской аварии, у них уже давно не хватает денег на ликвидацию ее последствий. И потому время от времени в ЦК КПСС и министерства вызывают на "ковер" и М. П. Уманца, и В. М. Седова, директора нашего института, и других начальников. Им задают простой вопрос: "Когда все это закончится?" Ответы, как правило, не устраивают. И на них оказывают давление. Те в свою очередь оказывают давление на своих подчиненных. М. П. Уманец — на своих подчиненных, В. М.Седов — на Е. А. Константинова. Е. А Константинов — на Б. А. Каратаева. Б.А Каратаев закручивает гайки нам. Принимаются и строгие меры. Но наказания, как правило, не смертельные: сделают выговор, снимут с работы, лишат привилегий, исключат из партии. Кому что. Однако человеку в то время, чтобы испугаться, этого было вполне достаточно.

Так и существуем все мы, вся страна, в этом виртуальном мире отношений, когда неясно, в какие ценности верить, если большинство из этих ценностей скомпрометированы. И когда самой важной ценностью становятся отношения с начальством. И от начальства зависят и твоя карьера, и твоя жизнь.

6 ноября. Борис Каратаев был на оперативке у Уманца, который вернулся из Москвы, из ЦК КПСС, где обещал пустить блок 18 декабря этого года. Ему не поверили. В результате Правительственная комиссия отложила запуск третьего блока Чернобыльской АЭС на 28 декабря. М. П. Уманец вернулся на станцию злой как черт. Провел оперативку на уровне мата по отношению к субподрядчикам, когда убедился, что эксплуатация все еще не принимает участия в предпусковых работах. Однако закончил оперативку директор Чернобыльской АЭС оптимистично: "Несмотря на "активную помощь" "Комбината", мы все-таки запустим в эксплуатацию третий энергоблок".

Чернобыль по случаю предстоящего праздника и по мере возможности иллюминирован. Жизнь и движение происходят в основном на улице Советской. В кормоцехе у обслуживающего персонала на белых халатах красные банты, приколотые узким прямоугольником дозиметрической кассеты.

7 ноября. 70 лет Октября. Однако нет ощущения праздника. Просто семьдесят лет назад что-то произошло, не более того. Ощущения связи с прошлым почему-то уже нет. Похоже, что за семь десятков лет были окончательно скомпрометированы все идеи, во имя которых революция и совершалась.

Вход на Чернобыльскую АЭС перекрыли. По пропускам проходили люди и проезжали машины. За воротами — машина с открытыми бортами. Преобладает красный цвет. Микрофон. Несколько человек на машине. Внизу много транспарантов и мало народа.

Уехали в 14 часов. Поспал два часа. Пошел ужинать. У дома, где живут ребята, встретил Мишку Орлова и Бориса Уварова. Орлов зачем-то отвел меня в сторону и тоном заговорщика произнес: "Коллектива нет. Но если тебя интересуют мои планы, то я иду спать".

В 36-й квартире мне долго не открывали. Когда открыли, то на лицах присутствующих все еще можно было поймать медленно уходящий испуг. Ребята пьяненькие. И если бы я пришел сюда как милиционер, то сразу же направился бы в сторону Десятскова и Полевова.

Все излишне возбуждены. По столу разлит чай. Заика держит палец у губ: "Да тише вы!"

Я достаточно миролюбиво: "У меня ощущение, что сегодня не 70-летие Великого Октября, а маевка 1905 года".

Смольский дополнил: "Революция продолжается".

По радиоприемнику — разборки коммунистов с Ельциным. На душе тошно. Надоела жвачка под лозунгами "гласность и перестройка". Хочется нового царя, который и сильный, и справедливый и который все за нас и для нас решит. Хочется сменить несбывшиеся иллюзии, связанные с Горбачевым, на любые другие, в том числе и на иллюзии, связанные с Ельциным.

В гостинице у телефона кастелянша Женя. Нет и сорока, а вид затасканный. Прокуренная насквозь. Несмотря на "мазки" былой красоты — мощные длинные черные волосы, красивый лоб, — вся она вызывает неприязнь.

Пришли две сбитые хохлушки. Ищут кого-то из наших. Помог номером. Под шапками угадывались прически.

По репродуктору праздничный концерт. Жители 35-й квартиры по 1–2 человека ходят по Чернобылю, как неприкаянные. В итоге в голове какая-то каша: из революции и сегодняшних житейских впечатлений.

Разговоры крутятся в основном вокруг оформления документов, деньгах и отъезде. Все достаточно притомились.

8 ноября. Начальство приезжает на ЧАЭС к обеду.

К середине июля 1986 года дирекция Чернобыльской АЭС обосновывается в прежнем помещении, где и находилась до аварии. Более трех тысяч человек уехали со станции с правом самостоятельного трудоустройства, а свыше тысячи человек получили отпуска. Первое время желающим уехать со станции давали открепительные талоны. Потом поняли, что специалисты могут разбежаться, и открепительные талоны давать перестали.

Практически заново пришлось набирать обслуживающий персонал для работы на Чернобыльской АЭС. Профессиональный уровень нынешнего персонала значительно ниже доаварийного.

На станции в людях ощущаются какая-то сытость и безразличие ко всему. И никому ни до чего нет дела.

9 ноября. Упала крышка от контейнера на голову "партизана". "Партизан" погиб. А в конце октября при перегрузке зоны реактора "сожгли" 8 "партизан". И снова в результате нарушения элементарных правил радиационной безопасности.

Чернобыльская авария так никого и ничему не научила!

10 ноября. Кажется, две бутылки спирта закрыли дело о "трех мушкетерах". Никаких бумаг в институт на ребят из милиции не будет. Е. А. Константинов в довольно мягких красках нарисовал произошедшее В. М. Седову. Директор отреагировал довольно спокойно: "Я не хочу видеть в институте никаких бумаг по этому поводу".

Остальное решили две бутылки спирта.

11 ноября. Сокращается количество наших людей на ЧАЭС. Следующая группа будет уже из ю человек.

Заболел Константинов — ангина. Заболел и Ласуков, водитель Евгения Александровича — воспаление среднего уха.

Получили грустное сообщение: за работу в Чернобыле премиальных нам не дадут. Это действительно грустно. Ездить в командировку в Чернобыль станет невыгодно.

Дни медленно тянутся к дому.

На стене в 726-й комнате портретная галерея, видимо, почти всех участников группы, так как она постоянно пополняется. Многое в людях Алексей Шульгин уловил достаточно точно. Но большинство говорят, что похожи не очень, и это естественное состояние человека, на которого рисуют шаржи.

12 ноября. Снова повредил передний зуб. Как появлюсь в Сосновом Бору? Чувствую себя почти нормально. Очень хочется домой.

Яблоки Чернобыля в ноябре: полное отсутствие листвы, и только одни яблоки.

Угнетает сознание и мрачное уродство четвертого блока. Нелепый дредноут. И выглядит достаточно зловеще.

В лабиринтах станции заблудились два дозиметриста. Цена по-прежнему в рентгенах: каждый из них получил около 4 рентген. Дополнительно дозиметристов наказали рублем, лишили премиальных за месяц. И снова какая-то беспечность, по-моему, уже на генном российском уровне. Никакой чужой опыт нам не нужен — только свой! Да и тот не помогает.

Ох, как много у нас народу!

13 ноября. Коля Десятсков обжег палец плавиковой кислотой. Подушечка большого пальца распухла и стала нарывать. В медпункте палец прооперировали, вычистили гной и перевязали.

Не командировка, а сказка о потерянном времени. Хочется заснуть и проснуться уже 21 ноября. Ни одного дня, проведенного в Чернобыле, не жаль.

Уже несколько дней, как простужен. Кашляю. Плохо себя чувствую.

14 ноября. Сегодня вечером из Ленинграда приехала нам на смену бригада Валентина Орехова. Завтра утром уезжает основная часть нашей бригады. Остаемся втроем: Афанасьев, Каратаев и я. Будем отдыхать. Есть. Спать. Что-то писать по работе. С кем-то разговаривать. И вряд ли будем уставать.

Спустя несколько дней в Чернобыле врач-стоматолог (не помню, откуда он приехал) замечательно нарастил мне зуб. Получился почти как свой. Зуб продержался до 2003 года.

Третий энергоблок Чернобыльской АЭС будет принят в эксплуатацию 29 декабря 1987 года.

Мысли вслух. Работы на Чернобыльской АЭС даже после пуска третьего блока все еще много. Радиационная ситуация в районе станции уже не та, что сразу после аварии, но все еще представляла опасность. Зарплата и премиальные резко снижены. Интерес к работе у людей пропадал на глазах. Патриотизм покидал людей еще быстрее. И это не только мое мнение.

Первый секретарь Киевского обкома партии Г. Ревенко еще пытается реанимировать и Чернобыльскую АЭС, и территорию вокруг нее: "Минатомэнерго СССР, — сказал он, — мало беспокоит то, что происходит за 10-километровой зоной, а для Киевской области это серьезная проблема. Впечатление такое, что многие организации после ввода третьего блока АЭС вообще перестали обращать внимание на то, что расположено вокруг нее. Производственное объединение "Комбинат" не выполняет своей основной задачи по наведению порядка в 30-километровой зоне, возвращению ее к доаварийному состоянию, хотя штат объединения уже велик. Порой создается впечатление, что некоторые подразделения не знают, чем им заняться".

Подвиг закончился. Осталась только история. Вся страна по имени СССР, не зная этого, шла к своему краху, до которого оставалось менее четырех лет.