Чернобыль: необъявленная война

Глава 9 БАЙКИ ЧЕРНОБЫЛЯ

В процессе командировок в зону Чернобыльской АЭС было большое количество встреч с различными людьми. С кем-то приходилось встречаться чаще, с кем-то перебрасывался парой фраз, и мы разбегались навсегда. Однако все разговоры касались, как правило, аварии на Чернобыльской АЭС. С интересом прочитал множество воспоминаний "ликвидаторов". В результате все увиденное своими глазами, прочитанное и услышанное дополнили сложную мозаичную картину аварии века. Эти кусочки мозаики вызывают у меня различные ощущения. Чего-то великого и мелкого. Подвига и подлости. Геройства и глупости. А иногда и грустную улыбку. Эта глава о грустных улыбках Чернобыля, так как все приведенные здесь истории напрямую связаны с непростой обстановкой, в которой оказались люди в результате чернобыльской катастрофы.

Собранные материалы мне осталось только систематизировать. Кое-что из выбранного я дополнил, слегка переработал, дал название. В отдельных случаях дал свои комментарии. И, естественно, назвал авторов темы. И вот что из этого получилось.

Байки от Г. У. Медведева

Из "Чернобыльской тетради"

Треугольник по телефону. Начало мая 1986 года. Г. У. Медведев встречается с начальником строительства пятого и шестого энергоблоков Чернобыльской АЭС В. Т. Кизимой. Кизима рассказал:

— Вот видишь, работаю как прораб. Министр Майорец — как старший прораб, а товарищ Силаев, зампред Совмина СССР, — как начальник стройки. Полный бардак. Вот, пожалуйста, звонок министра. Передал мне рисунок по телефону. Треугольник… Мне, честно говоря, они не нужны — ни министры, ни зампреды. Здесь стройка, пусть радиационно-опасная, но стройка. Я начальник стройки. Мне достаточно Велихова научным консультантом, военные должны организовать комендатуру и обеспечить порядок. И людей, конечно. Люди-то разбежались. Имею в виду штатный состав стройки. Да и дирекция. У них уехали без документов и выходного пособия более трех тысяч. И более тысячи оформили отпуска. На 25 человек один дозиметр, и тот неисправный. Но даже неисправный действует магически. Люди доверяют этой железке. А без нее не идут на облучение. Вот у тебя дозиметр… Отдай его мне. С ним пошлю еще 25 человек".

— Вернусь из Припяти — отдам, — пообещал я Кизиме.

В мире животных. 8 мая 1986 года, Припять. Вокруг пусто, глухо, мертво. На узкой бетонной дороге внутреннего дворика труп огромного черного, в белых яблоках дога.

По узкому проулочку от школы вдоль стены длинного пятиэтажного дома в нашу сторону бежал и две большие тощие свиньи. Они подскочили к машине, взвизгивая, ошалело тыкали мордами в колеса, в радиатор. Затравленными красными глазами поглядывали на нас, поводили рылами вверх, к нам, словно прося чего-то. Движения какие-то несогласованные, раскоординированные. Их шатало. Я подсунул датчик к боку борова — 50 Р/ч! Боров пытался хапнуть зубами датчик, но я успел отдернуть. Тогда голодные свиньи принялись пожирать дога. Они довольно легко отрывали из бока уже разложившегося трупа большие куски, раздергивая труп и протаскивая его туда-сюда по бетону. Из провалившихся глаз и ощеренной пасти дога поднялась стая растревоженных мух.

Байка от Ю. И Тамойкина, замначальника ПО "Энергоспецмонтаж"

Случай в забое. Идет монтаж теплообменника под реактором. Смены работают потри часа. Прибыла вторая смена монтажников, но первая смена не спешит ехать на базу, остается на рабочих местах и продолжает работу. В небольшие минуты отдыха можно выбежать по 136-метровому штреку в котлован, глотнуть порцию свежего воздуха, курнуть сигарету. Только с прибытием третьей вахты первая покидает котлован. Устанавливается определенный режим в работе в строгой технологической последов-тельности и в соответствии с расчетным графиком выполнения работ. Остается сварить коллекторы труб, опрессовать их и уложить графит. В забое стали появляться строители, которые за монтажниками должны установить опалубку и залить плиту бетоном. Они тоже решили идти на опережение сроков проведения работ. Прибыла и смена шахтеров. Все начинают подгонять сварщиков и монтажников, а строители протянули шланги бетонопроводов от бетононасосов и начинают пробовать подавать бетон. Напряжение начинает достигать предела. Время монтажников, но их начинают, как говорится, загонять в угол, поджимают со всех сторон. Пробуем разговаривать, убеждать, что монтажники еще не закончили работы, что нельзя при сварке нержавеющей стали загрязнять стыки брызгами бетона. Уговоры не действуют. Неожиданно наш бригадир Борода — В. В. Гаранихин, который с самого начала монтажа находился в забое, выхватил у строителей топор и угрожающе двинулся в их сторону. Надо было видеть этот момент. Огромного роста и телосложения громила со взъерошенной бородой и шевелюрой, с топором в руках двинулся в сторону "обидчиков". Прожектор высветил темный угол забоя и увеличенную в несколько раз тень бригадира, от чего "трагизм" ситуации возрос многократно. Движение гигантской тени сопровождалось громкими криками и руганью. Наши ребята замерли, а "обидчики" сначала осторожно, потом бегом по штреку начали выскакивать в котлован. Через несколько минут оперативный штаб угольщиков уже знал, что какой-то бородатый мужик гоняется по забою за строителями и шахтерами с топором.

Как только все лишние люди покинули забой, монтажники продолжили свои работы.

Байка от И. Я. Симановской

старшго научного сотрудника НИКИМТ

Из-под реактора с любовью. Однажды нам предложили уникальную работу. Для Славутича, нового города, куда поселили обслуживающий персонал ЧАЭС, отмыть белый "ЗИМ". Машина была очень загрязнена, но, учитывая, что такие машины в то время были редкостью, отвозить ее на захоронение было жалко. Вот нам и поручили ее отмыть, чтобы потом передать в ЗАГС города возить молодоженов. Мы долго смеялись, но это была красивая машина, к тому же в ней были стекла с автоподъемниками, стереомагнитола, что в то время было редкостью. Мы сказали, что, конечно, сделаем. Я собрала бригаду из военнослужащих-автолюбителей, которым сказала: "Сделаете — получите дембель". При таком обещании они постарались. Особенно долго возились с днищем, потом перебрали все детали. Повозились основательно. Потом, когда машину отмыли, мы еще неделю ездили на ней в столовую обедать, и все это время гаишники отдавали нам честь.

Байка от А. С. Дятлова

бывшего заместителя главного инженера ЧАЭС

Когда старость и в радость. Когда сидел в лагере, жена ходила по всем должностным лицам и организациям. Где только она не была! Добралась с мытарствами и до Председателя Верховного суда СССР Смоленцева. Вот такой у них разговор вышел:

— Вы что же хотите: другие судили, а я чтобы освобождал вашего мужа? Чтобы я был добреньким?

— Да нет. Я на доброту ни в коем случае не рассчитываю. Рассчитываю только на справедливость. Ведь теперь известно, что реактор был негоден для эксплуатации. И мой муж в этом невиновен.

— Так вы что же, хотите, чтобы я посадил Александрова? Такого старого?

Естественным продолжением было бы: Дятлов помоложе, вот пускай и сидит. Так верховный судья беседует с женой осужденного, обосновывает справедливость приговора. Как будто за чашкой чая в кругу знакомых, которым в высшей степени безразлично, кто сидит за решеткой.

Байки от Р. Н. Канюка

заместителя начальника УС-605

Преданность шофера. Запомнился неприятный случай, который произошел на третий или четвертый день моего пребывания на Чернобыльской АЭС, когда меня чуть не отправили домой.

По команде А. Н. Усанова из Снечкус в Чернобыль мне был отправлен новый "УАЗ-469". Перегнать машину должен был водитель Мартинкенас. В управление автомобильного транспорта (УАТ) ему толком никто не объяснил, как и куда ехать. Он ехал через Белоруссию, Украину и, минуя все посты ГАИ (все потом удивлялись, как ему это удалось), приехал на новой автомашине прямо к разрушенному четвертому энергоблоку. Вокруг ни души. Литовец Мартинкенас простоял около часа, а то и больше, чтобы спросить: "Кто знает Романа Нестеровича Канюка и как его найти?"

В первые дни все передвигались на БТРах и сразу у блока бежали в "бункер". Машину "засекли" с воздуха, информацию передали, куда надо, в результате чего и машину, и водителя арестовали. Спасло то, что водитель говорил с большим акцентом. В итоге, когда разобрались, обратили всё в шутку. Все удивлялись преданности и обязательности шофера. За время, которое водитель простоял около четвертого блока, по расчету, так как у него не было дозиметрического прибора, Мартинкенас "схватил" 7–8 бэр.

Этот случай разбирался в штабе Правительственной комиссии. В адрес Средмаша было сделано замечание. Замечание и выговор получил и Е. В. Рыгалов.

Мартинкенас оказался еще и хорошим человеком, и мы с ним душа в душу отработали еще два месяца.

Воровство… во благо. Запомнился и такой случай. В четвертом районе, у В. М. Федорова, "горели" сроки по возведению перегрузочной эстакады. Необходимы были тысячи кубических метров бетонных блоков, грунта, щебня. Но бетонные блоки в УС-605 все не поступали. За эстакаду Рыгалова и меня "долбили" на каждом совещании.

Невольно вспомнил, что неделю-две назад председатель Правительственной комиссии делал "разгон" представителю Минэнерго за то, что они долго не могли разобраться со свалкой грузов на причале, которые шли в их адрес. В голове что-то неожиданно сработало: "Блоки надо забрать, просто забрать — победителей не судят". Так и сделали. Отдали в четвертый район все самоходные краны и автотранспорт. Блоки за неделю были вывезены и уложены в эстакаду. Хозяева блоков — Минэнерго — всю неделю смотрели, как мы воруем их блоки, и молчали, но как только блоков не стало, они на штабе заявили о пропаже. Обстановка вдруг стала опасной. Органы милиции заявили, что найдут пропажу.

Ну, думаю, конец! Пару ночей не спал. Переживал. Кончилось тем, что в один день мне как бы объявили выговор, а через день объявили благодарность.

Конкуренты. Вспоминается случай, когда меня среди бела дня с вывернутыми назад руками, двое милиционеров пытались вывести из здания горкома партии города Чернобыля, из кабинета заместителя министра энергетики СССР Е. Н. Корзуна.

Было это так. Вначале на стройке шла отчаянная конкуренция между работниками Минэнерго (они чувствовали свою вину за события на Чернобыльской АЭС) и работниками Минсредмаша, которые якобы не боятся радиации. Минэнерго долго не могло успокоиться, что Минсредмаш является генподрядчиком у них дома, на их ведомственной территории. Шла тайная война. Особенно это сказывалось на срыве пунктов графика совместных работ.

Гора В. П., начальник стройки на Чернобыльской АЭС со стороны Минэнерго, дал команду установить свой бетононасос на место в транспортном коридоре, его мы и готовили для установки нашего освинцованного бетононасоса, который со дня на день должны были подвезти из Желтых Вод. За сутки до прихода насоса, чтобы "пометить" территорию, Минэнерго ставит свой насос и вокруг этого места образует "свалку" из бетона.

На заседании штаба мне записывают: начать укладку бетона. Иду к В. П. Горе. Он обещает убрать насос и мусор. Так повторялось раз пять. На шестой я выбрал момент, когда в кабинете замминистра Е. Н. Корзуна проводил открытую коллегию первый заместитель Министерства энергетики и электрификации СССР В. П. Семенов, ворвался на совещание и там при всех стал настаивать на том, чтобы убрать с этого совещания сначала Гору В. П., а затем и бетононасос.

Все были потрясены моим нахальством. Хотели взять на испуг. Не получилось.

А ночью сам Гора с помощью танков Министерства обороны вытаскивал из груды мусора бетононасос. В результате бетононасос Минэнерго разорвали на части. За "искусственное торможение работ по бетонированию" В. П. Гора получил выговор, а Е. Н. Корзуну было сделано замечание.

Восток — дело темное. Было еще одно ЧП. Шел перехват машин с бетоном. Один район тащил бетон у другого района. Прорабы давали водителям за рейс по два талона, и они везли бетон туда, куда скажут, а потому подчас не туда, куда надо.

Происходили и различные накладки. В третьем районе начальник Че-мерис А. Ф. в течение недели налаживал нормальную закачку бетона по трассе бетоновода длиной 400 метров. Пустили бетон, и вдруг ЧП: "за-козлилась" трасса. Оказалось, что по незнанию водитель из Навои, узбек по национальности, выгрузил из самосвала дорожный бетон в бункер насоса "Швинг". Сразу всех нас, и больших, и маленьких начальников, забрал уполномоченный КГБ. Хорошо, что отделались только написанием заявлений.

Пронесло. На пути перегона большегрузного крана "Демаг" к четвертому энергоблоку строители накануне бетонировали дорогу с уплотненным слоем бетона. Утром на штабе Правительственной комиссии прошел тихий шепот, мол, кран "Демаг" завалили по пути следования в какой-то проем. Что такое лишиться крана "Демаг" на строительстве объекта "Укрытие", было известно всем. Были известны и последствия такой ошибки. Это страшное ЧП. Могло последовать серьезное разбирательство с предсказуемыми последствиями. Но, к счастью, этого не произошло. На самом деле ситуация с краном оказалась более благоприятной. Оказывается, перед краном пустили для подстраховки 67-тонный ИМР — инженерную машину разграждения на базе крупного танка, она-то и провалилась в проем (2,5 х 4,0 метра) глубиной 2 метра. По вине Генплана Чернобыльской АЭС: на генплане под дорогой не был показан теплофикационный большой колодец-камера!

Все перевели дух. Кран "Демаг" сохранили, а с ИМРами проблем не было.

Бессонная ночь. Был и такой случай. Я заказал в Минмонтажспецстрое Украины армоблоки для стен "саркофага". Проекта пока не было. Р. П. Шрундель, заместитель министра, неумышленно, наверное, "завысил" объем металлопроката на 2000 тонн. Я это заметил только на заседании штаба Правительственной комиссии, после доклада. Эту ночь я не спал. Меня могли уличить в чем угодно: в умышленном обмане, воровстве, в условиях чрезвычайной ситуации, какой являлась чернобыльская авария, меня могли запросто арестовать.

В восемь утра следующего дня я уже был под дверью кабинета замминистра. Вопрос был улажен!

Гастролеры-визитеры. Работники отдела кадров Минсредмаша вышли из машины и начали меня допрашивать: "Сколько людей (рабочих) сегодня обедало?" Я спешил на встречу со строителями из Минэнерго для согласования графиков по рассечке коммуникаций и сетей, а потому ответил резко, что я не знаю точную цифру, но у меня есть заместитель по тылу А. Л. Лукьянов, и он все расскажет. Время в процессе строительства "саркофага" ценилось очень дорого, а чиновники, которые изредка навещали нас, были по-прежнему капризными. В результате я нажил себе врагов среди этих "визитеров-контролеров".

Байки от П. Н. Сафронова

начальника четвертого района

Государево око. Через два дня после того, как я принял район, обнаружил около себя контролера из КГБ. Он регулярно в течение дня навещал меня и интересовался, как идут дела по решению поставленных задач. Я его познакомил с состоянием дел на сегодняшний час, демонстрировал ход работ по картинкам на мониторах. Он записывал и уходил. Это был молодой офицер и, по моему впечатлению, очень неплохой человек. Он корректно и благожелательно уточнял детали и уходил докладывать по начальству. Это начальство два-три раза в неделю тоже приходило. Два полковника в форме молча и сурово несколько минут стояли за спиной оператора (руководителя монтажных работ по телевидению) и так же молча уходили. Я не слышал, чтобы кто-то был привлечен к уголовной ответственности, думаю, что для этого не было причин, так как все работали на пределе своих возможностей.

Присутствие офицеров КГБ и их контроль за действиями организаторов производства оказывало определенное психологическое воздействие. Возможно, что так и было задумано правящей машиной, но еще большее психологическое воздействие оказывали оперативные совещания в присутствии председателя Правительственной комиссии. Это было, как правило, два раза в день, и всякий раз я испытывал стрессовые нагрузки, хотя знал, что мои объективные доклады негативных эмоций вызывать не могли.

Подполковник медицины-1. Было одно случайное знакомство с подполковником медицинской службы Абдулем Юрием Анатольевичем. У него была команда из десяти военнослужащих срочной службы, которых он по своему усмотрению занимал работами по несложной дезактивации: уборке слоя активной земли, обшивке окон свинцом, отрывке траншей в районе Чернобыльской АЭС — и вел при этом учет полученных военнослужащими доз и состояния их здоровья. Не знаю, как далеко это заходило, но факт использования солдат как подопытных кроликов имел место.

Байка от О. Ф. Карасева

старшего прораба УС-605

Подполковник медицины-2. Медиков-офицеров с Песочной (Ленинградская область) я понять не могу до сих пор. Их было три человека, и они ежедневно поднимались на кровлю с клетками, в которых были мыши. Искали места с разными уровнями радиации и облучали зверушек. Это была их научная работа. Но какой диссертацией можно оправдаться перед своим здоровьем, если у тебя почти до колен ноги в язвах и кровоточат? Я говорю об одном из них — подполковнике медицинской службы. Знал бы его фамилию, поехал бы в Песочную повидаться, если он жив, конечно.

Мой комментарий — Е. М. Не знаю, это два разных полполковника медицинской службы или все-таки один — Ю. А. Абдуль. На всякий случай выскажу два мнения. По поводу действий первого подполковника медицинской службы: нельзя из солдат срочной службы делать подопытных кроликов, это и безнравственно, и противозаконно. По поводу действий второго подполковника: даже по отношению к самому себе и тем более двум другим научным работникам подобный стиль проведения научных работ в 1987 году вряд ли был обоснован.

Байки от М. И. Орлова

к. т. н., ВНИПИЭТ

22 июня. 22 июня 1986 года. Поздней ночью мы прибыли на базу отдыха "Строитель". Там нас уже с нетерпением ждали Е. А. Константинов, начальник нашего отдела, и все члены бригады, которых мы должны были сменить.

Мне не спалось, были какие-то тревожные, наверное от неизвестности, мысли. Поразило совпадение — 22 июня, воскресенье, 4 утра — начало войны. Так, оказывается, и называли Чернобыль в первые месяцы 1986 года — "война".

Заглох мотор. В процессе ликвидации пожара на четвертом энергоблоке было задействовано много пожарных машин. Одна из них осталась стоять прямо на железнодорожных путях, и, как нам сказали, все попытки удалить ее своим ходом положительных результатов не принесли. Машина стояла уже более двух месяцев, и до нее все еще не доходили руки. Уровни радиации вокруг машины очень высокие. Задачи две: обследование вагона-контейнера на предмет его дезактивации и освобождение железнодорожного пути от пожарной машины.

Вылазку к вагону-контейнеру мы со Степановым И. К. сделали на БРДМ — замечательная машина! Проехали вдоль железнодорожного полотна, осмотрели его — все в норме. Выскочили из БРДМ — уровень радиации около 25 Р/ч. Обследовали вагон-контейнер, определили его загрязненность, оценили возможность дезактивации и — скорее в машину. И тут произошел курьез. Пока мы бегали вокруг вагона-контейнера, водитель заглушил двигатель, и теперь он ни за что не хотел заводиться. Стартёр жужжит, мы сидим и смотрим на дозиметры, и, хотя БРДМ была дополнительно освинцована, уровень радиации в машине составлял около 10 Р/ч. Под жужжание стартера стали обсуждать план бегства до рабочего места. К счастью, мотор взревел, и мы на полном ходу помчались к административно-бытовому комплексу (АБК-1).

На войне как на войне. Задание по разблокированию железнодорожных путей поручили военным. Они восприняли его как боевую задачу. На борьбу с пожарной машиной была брошена инженерная машина разграждения (ИМР-2), созданная на базе шасси танка Т-72А и предназначенная для обеспечения продвижения войск через зоны разрушений в районах, подвергшихся ядерным ударам, а также через минные поля. В Чернобыле эта машина имела дополнительную защиту от радиоактивного излучения. Машина даже внешне — сила и мощь. И такая работа для нее не могла представлять трудности.

Начала атаки на пожарную машину я не видел, а наблюдал заключительную стадию с крыши ХОЯТ. Пожарная машина к этому времени уже была почему-то без кабины и с основательно "пожеванной" цистерной. ИМР, захватив машину за двигатель и раму, оттащила ее от места, где она стояла, до дороги, по которой мы ездили к ХОЯТу. Место "боя" мне как-то не понравилось: судя по взрыхленной земле, ИМР все-таки "потоптался" и по железнодорожным путям. Мрачные предчувствия подтвердили и железнодорожники, которые по нашей просьбе на следующий день выехали на дрезине для осмотра железнодорожных путей и дачи заключения об их пригодности для подхода паровоза и вывоза вагона-контейнера. После работы ИМРа железнодорожный путь требовал серьезного ремонта. А пожарную машину уже не надо было ни дезактивировать, ни восстанавливать. В общем, на войне как на войне.

Фреонщик. В комнату врывается Ю. Н. Самойленко и с порога извещает нас, что нашел изобретателя, с помощью которого закроет нашу позорную топорную технологию по дезактивации кровли. Вскоре мы узнали, что изобретатель предлагал поливать кровлю фреоном, который разжижет битум до желеобразного состояния, а желе можно будет легко убрать в ведро совковой лопатой. В комнату вошел подполковник из штаба военных. Тут же нашел, по его мнению, главный недостаток фреона, который под воздействием радиации будет разлагаться с образованием фосгена, в результате чего все отравятся. Страшно не стало, так как военный вряд ли смог бы написать химическую реакцию разложения фреона до фосгена под действием радиоактивного излучения. Спрашиваем у Самойленко, видел ли он результаты применения данной технологии. Юрий Николаевич ответил, что нет, но изобретатель у него в кабинете, у него есть литровая молочная бутылка фреона и он готов продемонстрировать эффективность своей технологии.

Собрали комиссию и решили провести сравнительные испытания. Место испытания — кровля АБК-1, как раз над кабинетом Ю. Н. Самойленко. Орлов и Степанов с топорами, лопатой и мешком изобретатель с молочной бутылкой, лопатой и ведром, и военные с секундомером отправились на крышу. По пути изобретатель пояснил, что, по его прикидкам, бутылочки фреона хватит приблизительно для обработки 1 кв. метра поверхности. Военные, которые знали площадь кровель, требующих дезактивации, тут же подсчитали число железнодорожных цистерн фреона. Полученная цифра Самойленко не понравилась.

Испытания закончились вничью. Однако было видно, что последние лопаты давались изобретателю с большим трудом, а сама лопата после работы требовала капитальной помывки либо шла на выброс. Ю. Н. Самойленко результатами, похоже, был не очень доволен. Тем временем изобретатель куда-то пропал. Пока перекуривали и обсуждали результаты с военными, поняли, в чем таится главная опасность фреонной технологии: ее применение требовало неукоснительного выполнения технологического режима. Во-первых, нельзя было выливать на поверхность много фреона сразу, желе быстро густело на жаре, и, во-вторых, образовывалась жидкая липкая фаза, в которой легко могли завязнуть солдаты при проведении дезактивации.

История имела продолжение. Спустя несколько дней в лабораторию на АБК-1 снова ворвался взбешенный Ю. Н. Самойленко с вопросом: "Где этот изобретатель?" Орлов и Степанов сначала не поняли, о каком изобретателе идет речь. Уж очень много вокруг Юрия Николаевича крутилось всяких изобретателей. Стоящая перед ним грандиозная задача по ЛПА, сжатые сроки проведения работ, огромная ответственность перед руководством страны вынуждали его искать неординарные, быстрые решения, что иногда приводило к различным недорозумениям. Оказалось, что "фреонщик" уговорил все-таки Самойленко провести крупномасштабные испытания. Подогнали цистерну с фреоном (на ЧАЭС мелко не работали) и с помощью насосов пожарных машин по пожарным шлангам стали подавать фреон на кровлю деаэраторной этажерки. Сначала все было хорошо, но через полчаса разжиженная, а потом затвердевшая битумная масса отдавала металлическим звоном, когда по ней били или лопатой, или топором. К счастью, фреоном успели обработать небольшой участок кровли.

Больше "фреонщика" никто не видел.

Все-таки догнал! На БТР я ездил последний раз больше десяти лет назад и как-то забыл, что он достаточно высок, а я уже недостаточно юн. Забраться на него с непривычки дело непростое, особенно когда у тебя в руках сорокакилограммовая гиря коллиматора, на шее болтается дозиметр, в карманы насованы различные полезные вещи, которые очень могут пригодиться в работе.

БТР стоял у АБК-1. Желание осмотреть важный объект появилось и у наших коллег из МО СССР. Нас оказалось достаточно много. Вокруг царило оживление. Сновали машины и люди — работа кипела. Заехали за угол — дорога шла вдоль заборного канала. Метров через 200 попали как в другой мир. Нет, так же светило солнце на небе, так же плыли легкие облачка, голубела вода в канале, зеленели деревья, но… не было людей. Они словно испарились. Весь путь до ХОЯТа, а это около километра вдоль станции со стороны реакторного отделения, проехали почти молча: каждый смотрел на свой дозиметр.

У ХОЯТа, прикрывшись зданием от четвертого блока, остановились, вышли на броню БТРа. Мощность экспозиционной дозы радиоактивного излучения — 3 Р/ч. Т. Г. Плохий (замдиректора ЧАЭС) спрыгнул первым и побежал ко входу. За ним последовали остальные. Я, со своим гиреподобным коллиматором пройдя по броне, выбрал место — небольшую кучу песка для смягчения приземления — и прыгнул. "Гиря" приземлилась первой, войдя в песок по самую ручку. Я приземлился следом на ноги и с опорой на ручку коллиматора. Автоматически бросил взгляд на шкалу прибора: 4 Р/ч. Хоть и прыгал последним, на финиш пришел вместе с каким-то офицером.

Байки об М. И. Орлове

Из жизни отъезжающих-11. 22 ноября 1986 года. Микроавтобус "УАЗ" снова едет на чернобыльскую войну. М. И. Орлов сидит рядом с водителем, Борис Иванович Уваров, сотрудник центрального института ВНИПИЭТ, сидит с другим водителем в салоне.

1 час 30 минут. Камень из-под колеса мчащегося навстречу "КамАЗа" ударяет в лобовое стекло, и оно сразу же становится молочно-белым и начинает осыпаться. Водитель вслепую съезжает на обочину и останавливается. По команде водитель и Мишка Орлов ногами бьют по разбитому стеклу, выбивая таким образом остатки стекла наружу. В натопленный салон "УАЗа" врывается холодный ноябрьский ветер. Машина и ее пассажиры находятся где-то под Черниговом. На улице около нуля, падают отдельные снежинки и какая-то крупа. Дует ветер.

Последовательность операций по сохранению живучести в машине: ребята распарывают большой полиэтиленовый мешок и закрывают проем куском полиэтилена, прикрутив его проволокой. В салоне становится тепло. Когда пассажиры слегка согреваются, они начинают понимать, что полиэтилен мутный и что водитель через него ничего не увидит, даже дорогу.

Мысль идет дальше: предлагается в толстом полиэтилене вырезать окошко для водителя и закрыть дыру тонким полиэтиленом, пришив его к полиэтилену толстому. Сделали, как решили. Тронулись, но тут же проявилась еще одна беда. Под напором воздуха импровизированное стекло прогибалось внутрь и вот-вот готово порваться. Приходилось ехать медленно, а значит, и очень долго.

Поняли, что нужны ребра жесткости. А потому остановили машину, нарезали веток и ими укрепили полиэтилен изнутри, поставив ветки частоколом в отбортовку проема. Что видел глубоким вечером водитель через частокол веток, трудно сказать, но, похоже, он приспособился.

Вдоволь наигравшись в полиэтилен и веточки, машина с четырьмя здоровыми мужиками с грехом пополам двинулась в дальнейший путь. Видимо, странное зрелище представляла машина, мчавшаяся по улицам Киева: грязная (под колесами осталось более тысячи километров осенних дорог) и с непонятным сооружением вместо лобового стекла. Несколько раз машину останавливали сотрудники ГАИ, но специальный пропуск МВД СССР с надписью "БЕЗ ДОСМОТРА" позволил доехать до конца.

Клещ. Накануне отъезда М. И. Орлов, принимая последний душ в условиях чернобыльской командировки, обнаружил, что его в живот укусил клещ. Михаил Иванович собрал консилиум специалистов по атомной энергии, и специалисты стали совещаться. Решили самим клеща не извлекать, а поехать в поликлинику Иванкова. Специалисты из поликлиники также подтвердили наличие клеща на животе у Михал Иваныча Орлова. И сделали ему операцию. Операция прошла быстро и успешно.

Мишка Орлов не стал требовать заморенного эфиром клеща на память, поблагодарил врачей и с радостью отправился своим ходом к машине. Клещ, вынутый из живота "ликвидатора" Орлова, стал достоянием врачей, и его дальнейшая судьба не известна.

Из жизни отъезжающих-2. Несмотря на то, что в группе было достаточно хорошее радиометрическое обеспечение, по-настоящему серьезные исследования образцов из зоны ЧАЭС можно было провести только в лаборатории в Сосновом Бору.

С этой целью М. И. Орлов заказал в ремонтном цехе Чернобыльской АЭС керноотборник — нержавеющую трубу с внутренним диаметром около 50 миллиметров, длиной около 80 сантиметров и заточенную с одного конца. Этим устройством были отобраны пробы битумно-рубероидного покрытия с кровель ХОЯТ, ХЖТО, деаэраторной этажерки, ВСРО, реакторного отделения третьего блока, охватив практически все направления, по которым происходили основные выбросы радиоактивности. Отобраны были также пробы грунта в полосе "рыжего леса" и различных точках промплощадки. Все образцы были сложены в полиэтиленовые, герметично закрытые банки и пакеты, а банки завернуты в листовой свинец. Устроили и защиту салона "уазика", на котором им предстояло возвращаться в Сосновый Бор. После укладки всех проб от задней нижней части автомобиля радиационный фон составлял 3 мР/ч. Уровень радиации, имея прибор, было легко определить, и потому, в целях конспирации, решено было выехать в ночь с 18 на 19 июля и пройти весь путь за выходные дни.

Дорога прошла почти без приключений. Дважды загрязнение обнаруживали, дважды пытались отмыть на передвижных ПУСО КПП, и оба раза безрезультатно. В конце концов их пропускали, так как им удавалось убедить дозиметристов, что активность фиксированная и потому осыпаться не может. Им как специалистам верили и потому пропускали.

С 19 на 2о июля ребята заночевали в Витебске, загнав "светящийся" "уазик" в самый дальний угол стоянки. Чуть не попались под Лугой Ленинградской области. Еще издали заметили КПП, дозиметрический пост, на котором добросовестно проверяли проходивший автотранспорт. Спас груженый лесовоз, который на КПП, по-видимому, хорошо знали, и "уазику", спрятавшись за лесовоз, удалось пройти последний кордон.

Приехав в отдел, все с облегчением вздохнули, потому что, как ни крути, могли быть большие неприятности. Трофеи выгрузили в хранилище радиоактивных отходов и в дальнейшем использовали для проведения исследований.

Байки от В. П. Зарубы, бригадира автоводителей

Кирпич на память. При возвращении домой в аэропорт Киева при проверке экран высветил в моем вещмешке темный прямоугольный предмет. Спросили:

— Что там лежит?

— Наверное, бритвенный прибор, — ответил я.

Поверили и пропустили на посадку в самолет.

Дома я обнаружил в вещмешке завернутый в газету кирпич. Вот такую награду на память я получил от своей бригады. Проверка дозиметром показала, что кирпич чистый. В период строительства бани на даче я заложил этот кирпич в опору крыльца на память о Чернобыле. Кирпич отличается от силикатного кирпича своей желтизной.

Эх, награжу! Уже в Сосновом Бору нас начали догонять награды. Бригада была отмечена Почетными грамотами начальника строительства Лыкова. Не обошли и меня: я получил четыре грамоты. Более того, в институте меня почему-то досрочно поспешили поздравить с представлением к правительственной награде — ордену Мужества. Слухи, конечно, не орден, но было приятно. Было и волнение, но было иногда и сомнение: чем черт не шутит. Наконец дождались и наград. В Санкт-Петербурге в торжественной обстановке губернатор Ленинградской области Вадим Густов вручил мне… медаль "За спасение погибавших", а в качестве приложения к медали — удостоверение: "Заслуженный деятель искусств Российской Федерации".

Чудеса, да и только. Было и стыдно, и обидно, и противно на душе. Как будто вылили ушат дерьма на голову.

Только двое водителей из бригады получили медали, а сидевшие на складах и в столовых носят на груди ордена Мужества. В настоящее время из 12 водителей в живых осталось ю, все они больные.

Байки от Б. А. Каратаева

начальника лаборатории ВНИПИЭТ, к. т. н.

Из жизни отъезжающих-3. Командировка закончилась. На выезде из Иванкова нас ждала неприятная неожиданность. Загрязненность нашей машины превышала допустимые нормы, и дозиметристы на выезде отправили нас "мыться". Дезактивация не улучшила ситуацию. Загрязненность была фиксированной и потому практически безопасной в дороге. Мы планировали добраться до Соснового Бора и на работе привести машину в порядок — разобрать и добраться до источника радиоактивности.

Однако мы повели себя дерзко, пустили в ход умные профессиональные словечки. И тем самым "обидели" профессиональную гордость дозиметриста. Появилась милиция. Пришлось пойти на обман. Одного из членов бригады уложили на сиденье машины. Офицера милиции попросили связать нас по рации с дежурным по горкому, которому мы объяснили, что наш коллега нуждается в срочной госпитализации и что мы дали слово медикам доставить его в медицинское учреждение по месту жительства как можно быстрее. Уловка удалась.

Нам пожелали счастливого пути. В Белоруссии и России эта хитрость действовала безотказно. Дома мы провели дезактивацию нашего "уазика" со всей тщательностью, и он еще не раз бегал по теперь уже знакомой дороге до Чернобыля и обратно.

Почти по Карнеги. Третий энергоблок планировали ввести а эксплуатацию к 1 ноября 1987 года. График восстановительных работ не выполнялся по разным причинам. М. П. Уманец, тогдашний директор ЧАЭС, нервничал, и оперативки проходили напряженно. Иногда обстановка нагнеталась и переходила в настоящие перепалки между ним и представителем какой-либо строительной организации (особенно с Южмонтажстроем). Дело доходило до удаления виновника с оперативки. Никому не хотелось оказаться на месте представителя подобной организации. Поэтому задания старались выполнять любой ценой. Приведу один пример.

Для очистки вентсистем было принято техническое решение об их обратной продувке. Это означало, что осевшие на внутренних поверхностях радиоактивные загрязнения при обратной продувке могли снова попасть в некоторые производственные помещения. В результате их снова придется дезактивировать. Нашу группу обязали представить соответствующее обоснование безопасности при проведении работ и согласовать бумагу с Минздравом.

Математический расчет выполнил сотрудник нашего отдела М.И Моченов. Расчет показали профессору В. П. Шамову. Он его одобрил, затем я с бумагой пошел в оперативную группу Минздрава. Руководитель оказался в Москве. Показал бумагу его заместителю, объяснил цель визита и прокомментировал расчет.

— Я в этом ничего не понимаю и подписывать не буду, — ответил заместитель.

Я снова и снова начинал объяснять ему, что, если на следующую оперативку я не принесу согласованный расчет и программу, М. П. Уманец "ославит меня на весь Союз". А у меня командировка скоро закончится, и с такой "славой" я в институте показаться не могу. Заместитель был непреклонен. Чувствуя, что наш разговор на повышенных тонах может перейти в оскорбления с моей стороны, я решил немного сбавить нажим и сказал, что после такого стресса и стакан не поможет. Вижу, глаза у зама заблестели:

— А что, есть?

— С собой нет, но через полчаса будет, — ответил с затаенной надеждой.

— Знаешь, давай иди и приходи через полчаса, а я еще твои бумаги почитаю.

Через полчаса я снова был у заместителя, держа в руке завернутую в обложку журнала пол-литровую бутылку спирта.

— Знаешь, я все-таки не хотел бы подписывать такую бумагу, — но голос его уже не звенел сталью.

— Есть предложение, — сказал я, — давайте подписывайте, ставьте печать и допишите: "Временно, срок действия 1 месяц", а за это время все будет сделано.

— Вот это другое дело, — воскликнул зам и твердой рукой поставил свою подпись.

Получилось почти по Карнеги: как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей.

Никто из них ничем не рисковал. Оба остались довольны.

Замуровали, гады! Если говорить о самом трагикомическом событии, которое мне запомнится на всю жизнь, то это обследование подаппаратного помещения 305/2. Перед нами поставили задачу провести необходимые измерение и фотографирование опоры разрушенного реактора. Операцию готовили около недели. Достали оснастку для освещения, фотоаппарат, разведали безопасный проход через 308-е помещение. Нас было трое. Я осуществлял общее руководство, А. П. Пехтерев — фотограф, В. Б. Гайко отвечал за дозиметрическое обеспечение и замеры. В пути Виктор общался с нами жестами, информируя о радиационной обстановке. Пытались подобраться к реактору как можно ближе. Фотографирование производили при уровне радиации 400 Р/ч. Дальше ползти не решились. Стрелка дозиметра быстро ползла вправо.

В последний день "операции", когда все намеченное было уже выполнено и мы возвращались назад, поднявшись по строительным лесам, мы вдруг неожиданно обнаружили, что единственный лаз в помещение заколочен досками. Нас замуровали в нескольких метрах от разрушенного реактора. Наш "рев" был оглушителен и дик. К нашему счастью, солдаты не успели далеко уйти… Короче, нас разбаррикадировали. Высказав все, что в этот момент мы думали по поводу нашей славной армии и ее командования, мы пулей поднялись по "лестнице Досифея" наверх. Жизнь после того, как мы покинул и лаз, показалась нам прекрасной.

О собаках. В Чернобыле "живности" была уготована тяжелая судьба. Говоря сегодняшним языком, вовсю шла "зачистка" от "лучших друзей человека". Два охотника, если так можно назвать этих людей, шли по обе стороны улицы, заходили во дворы и стреляли животных. Позади шла машина, и еще двое молодцев закидывали в кузов окровавленные туши собак, нутрий, кроликов. Кошки, как правило, быстрее ориентировались в обстановке и при виде "человека с ружьем" быстро разбегались.

Забегая вперед, скажу, что наблюдал за собаками и в последующие годы. Их доверие к человеку в зоне восстанавливалось очень долго и с большим трудом. Случайно встретившаяся собака, как правило, спешила спрятаться и перемахивала через такие заборы, что вызывала удивление.

Байка от Н. П. Колчева

начальника группы ВНИПИЭТ

Два "рейгана". В процессе проведения работ по дезактивации или в процессе дозиметрического обследования я неоднократно своим молодым товарищам пытался объяснить, что задания надо выполнять добросовестно и, если можно не облучаться, лучше не облучаться. Однако молодые горячие головы вежливо выслушивали меня, но делали все по-своему. В то время на Чернобыльской АЭС нередко можно было услышать такую фразу: "Схватил два рейгана". Говорившие прекрасно знали, что единицей экспозиционной дозы облучения является рентген. Но упомянутое выражение — не результат путаницы в терминах. Оно выражало отношение говорящего как к воздействию враждебной стихии, так и к главе враждебного государства.

Байка от Ю. М. Симановского

к. т. н. ВНИПИЭТ

Гинекология на службе у "ликвидаторов". Обмером мазков с целью определения активности и радиометрического состава радиоактивных образцов занималась бригада Курчатовского института из Москвы. Замеры проводили на автоматизированном гамма-спектрометре американского производства. Располагался спектрометр в Чернобыле, в здании больницы, в отделении гинекологии. Все другие отделения больницы работали по своему прямому назначению, в амбулаторном режиме. Почему оказалось свободным помещение гинекологии в зоне чернобильской аварии, догадаться нетрудно, но приезжие острословы часто обыгрывали местную ситуацию: было много шуток по поводу частого посещения мужским персоналом ликвидаторов отделения гинекологии. Не везло и новичкам, когда им передавали мазки и просили отнести для замеров в гинекологическое отделение больницы. На лицах у них сначала читалось недоумение, а чуть позже просьба воспринималась уже как розыгрыш. Что подчас вызывало обиды.

Байка от Н. В. Рахманова

начальника участка СУС

Чернобыльское братство. Бригада очень хотела посетить Киев. Выходных не было. А работы невпроворот. И по-прежнему — очень напряженная. Но охота пуще неволи. Решили уплотнить время. Соединили две смены — третью и четвертую — плюс выиграли время от поездки на работу и с работы, от процедур в санпропускнике и обеде. В результате получился свободный день, который мы использовали для поездки в Киев.

Смене повезло, они побывали на футболе. Играли "Зенит" (Ленинград) и "Динамо" (Киев). Дальше — хуже. Попали в сектор болельщиков "Динамо". Болели активно за "Зенит", и нам чуть не "намылили" шею. Пришлось срочно перебираться в сектор болельщиков "Зенита".

"Зенит" тогда проиграл 0:2.

Стадион произвел сильное впечатление: огромный, на сто тысяч человек. Заполнен тысяч на восемьдесят. Игра была хорошая. Но больше запомнилось то, как мы добирались до стадиона. Поехали в метро. Все электрички, которые шли к стадиону, были забиты до отказа, перроны близлежащих станций — тоже. Электричка провезла бригаду, не останавливаясь, на две остановки дальше. Но и там территория станции была так же забита людьми. Когда вывалился народ еще и из электрички, началось столпотворение. Пассажиры — все молодые, энергичные, орущие — забили не только вверх идущий эскалатор, но и обратный, который остановился, и по нему полезли люди. Будочку с дежурной толпа легко подняла и поволокла на головах и плечах вместе с собой. Дежурная в будке визжит, а ее неумолимо волокут дальше. Это была стихия, не подвластная никаким уговорам и никаким законам. И здесь, как и в Чернобыле, надо было и выстоять, и выжить. Помогло чернобыльское братство. Бригада, чтобы не потерять друг друга и не быть задавленной, схватила насмерть друг друга за руки и с трудом пробилась наверх. Это было что-то невероятное. Такой озверевшей массы народа нам никогда не приходилось видеть.

Байка от В. В. Гаврилова

мастера участка

Магическая палочка. При перезахоронении "содержимого" траншей временного хранения радиоактивных отходов в места постоянного хранения на ПЗРО "Буряковка" нам попались два или три милицейских жезла. Начали фантазировать на эту тему, и получилась археологическая версия этой находки.

В конце XXII века археологи, раскапывая наш курган, обнаружили несколько полосатых палочек. Никто не знал, что это такое. Отыскали старейшего историка, с трудом вспомнившего, что с помощью этой палочки жившие здесь двести лет назад люди из племени "гаи" добывали себе пропитание. Технологию старейший историк вспомнить так и не смог. Помнит, что люди отдавали деньги добровольно, после короткого или среднего по длительности разговора. Видимо, была какая-то магия в этой деревянной палочке.

Байки от А. С. Филиппенкова

машиниста экскаватора с навесным оборудованием "клин-баба"

Клин баба… блин. Мое дело рабочее. Дали задание, где долбить, копать, сколько времени работать — и вперед. И никаких инициатив. Но как же без них, если инициатива ускоряет работу? Вот за одну такую инициативу меня чуть не отправили из Чернобыля с "волчьим билетом".

Помню начальника политотдела Хопренко, который и спустил на меня собаку. Мы долбили на 48 оси одну бетонную глыбу. Клин-баба была на одном тросу, болталась, и эффекта в работе было мало. До нас сибиряки так и работали на одном тросу, а мы со слесарями поставили второй тяговый трос, и работа пошла споро и быстро. А вот то, что этот трос намотало между лебедками (его потом даже пришлось вырезать), я и не заметил, когда сдавал смену в бункере. А на следующий день меня выдернули на "ковер", приписали чуть ли не вредительство. Экскаватор простоял целую смену, пока этот трос вырезали. Спасибо, вмешался Е. П. Павкин, главный механик, а то бы обошлась нам инициатива боком.

Не смешно. У всех на работе бывают и ЧП, и курьезы, и приколы. И у меня, мягко говоря, был прикол. На экскаваторе порвалась ходовая цепь, и я со слесарем ее соединял. Стопора упорные были подняты, я под экскаватором, а он вдруг пошел… Это его толкнул "Демаг" разворотом своей кабины. Куда мне деваться? Прилип к земле под ходовой рамой. Мое счастье, что поверхность была без бугров, ровной, а то бы…

Невезуха. Хорошо, когда рядом все свои. Ну, как тут обойтись без горячительного? И потому в одну свободную пересменку мы с ребятами в Тетереве решили расслабиться. Но "расслабительного" не нашли ни в Тетереве, ни в Малине, куда мы съездили даже на электричке. В то время был по этой части "сухой закон". Зря потратили драгоценное время, да еще Сашку Ларина цыганка обокрала на 25 рублей, когда пыталась навязать свое гадание. А после достала грудь и брызнула на лицо Сашки молоком. Так, всухую, и прошел день. Невезуха, иначе не скажешь.

Байки от Е. В. Миронова

к. т. н., ВНИПИЭТ

Мой хозяин. В селе Шпили, где мы расположились на постой, наш хозяин рассказал мне, как готовились к приему беженцев. Рассказывал с добродушной хитрецой:

— Главным был председатель колхоза. Он так настраивал народ: "Неизвестно, когда они приедут. Но их необходимо встретить и разместить". А сам ушел по своим делам.

Люди сидели у ворот весь день и весь вечер. Настороже были и всю ночь. Все время ждали, когда прибудут беженцы.

"Каберне". 8 мая 1986 года 8 часов 55 минут. Идет оперативное совещание. Звонит Председатель Совета Министров СССР Н. И. Рыжков. Силаев объявляет перерыв.

Сижу рядом с каким-то генерал-майором. Тихонечко обсуждаем вопрос об использовании, например мощного циклона и вертолета для удаления с кровли третьего энергоблока кусков радиоактивного топлива. Кто-то предлагает клеевые системы, кто-то — различного типа захваты.

Затем генерал доверительно рассказывает о том, что вино "Каберне" помогает от радиации, и притом не какое-нибудь, а именно молдавского производства. Вопрос, конечно, на злобу дня.

На полном серьезе задаю провокационный вопрос:

— А почему именно "Каберне"?

Генерал не очень уверенно говорит что-то об особенностях молдавской почвы.

Останавливаюсь на этой теме, так как этот же вопрос нам задавали постоянно (как австралийцам про кенгуру), от рядового до генерала, не говоря уже о простых жителях зоны.

Старший лейтенант-связист рассказывает мне, что в районе станции стоит новенький "газик". Ключ зажигания на месте, и стоит этот ключ повернуть, можно будет ехать. А вокруг никого нет. Правда, на лобовом стекле — 2,8 Р/ч, а сзади —1,4 Р/ч. И как бы между прочим добавил: "Заказал жене, чтобы купила пять бутылок "Каберне"

На ПуСО неожиданно увидел священника. Он ждал, когда отмоют его "Ниву". Небольшого росточка. Крепенький. Лицо красное, с синими кровеносными прожилками. В черной длинной рясе, с огромным серебряным крестом на округлившемся животе. Подозрительно веселый.

Доброжелательно спрашиваю, не страшно ли ему здесь находиться. Отвечает охотно и даже лихо: "Радиация мне не страшна. Меня Бог бережет".

Таких легкомысленных священников я прежде не встречал. Неужели и поп принял "Каберне"?

Не успел. В первые дни до открытия столовой мы обедали в городском ресторане в Чернобыле. Ресторан есть ресторан. Высокие потолки. Чисто. Уютно. Приятное обслуживание. Питание за свой счет. И одинаковая для всех форма одежды — комбинезоны и почти солдатские ботинки.

Водопроводная вода в городе была отключена, и потому в промежуток времени от кормления в ресторане до пуска столовой, в которой все питались уже бесплатно, каждой организации выделялись в больших количествах различные напитки в стеклянной таре: минеральная вода, лимонады, различные фруктовые напитки. Выпивалось содержимого бутылок— море. Пустые стеклянные тары, естественно, выбрасывали на улицу. Мгновенно пустая бутылочная тара заполонила весь город и продолжала катастрофически прибывать. Не раз возникала мысль: а что, если эти бутылки собрать, сполоснуть в реке, вывезти за пределы 30-километро-вой зоны и там сдать на приемный пункт? Подобная простая операция позволила бы быстро улучшить материальное положение любого человека.

Через несколько дней кто-то это тоже понял. Пустые бутылки неожиданно исчезли, а причитающаяся всем минеральная вода и другие напитки стали выдаваться только в обмен на пустую тару. Время возможного и быстрого обогащения миновало.

Отстрел собак, 10 мая 1986 года. Чернобыль, центральная улица. Молодцеватый офицер с ружьем в опущенной руке. Подтянутый и красивый. На нем прекрасно сидит офицерская гимнастерка, подпоясанная ремнем. Ни одной лишней складочки.

На дорогу перед офицерской столовой выбегает крупный рыжий пес. На мгновение задерживается. Но офицеру достаточно этого мгновения. Он тут же вскидывает ружье и, не целясь, стреляет. Собаку отшвыривает назад. Пес взвизгивает. Падает. Пытается вскочить… Потом подтянуть свое тело. И тут же снова падает.

Офицер улыбается. Ему нравится его сегодняшняя работа. Он аккуратен во всем. И свою работу делает красиво. Без брака. Наповал.

С днем рождения, Саша! День рождения Саши Гаврилова, сотрудника нашего отдела. Очень приблизительный портрет героя: возраст на тот момент — около 30 лет или несколько больше, небольшого роста, не женат. Молчаливый. Даже угрюмый. Что у него в голове — можно было только догадываться. Когда приходилось разговаривать с ним о работе, в голове у него оказывалось то, что нужно, мысль. И если мысль нравилась ему самому, он преображался. И становился "приятным во всех отношениях". Саша приехал в Чернобыль в составе второй группы нашего института. И его день рождения стал хорошим поводом обеим группам встретиться и поговорить.

Для праздника в 30-километровой зоне выбрали красивую, в полевых цветах, поляну, окруженную лесом. Недалеко от села. И относительно безопасную в радиационном отношении. В селе никого не было. Все эвакуированы. Но оставленные куры продолжали нестись. Без труда набрали несколько десятков яиц. Оптом замерили их активность. "Радиационного криминала" не обнаружили и пустили яйца в дело. На закуску. Бутерброды и водку привезли с собой ребята из второй группы.

Я поздравил Сашу Гаврилова с днем рождения. Подарил ему книжку о художнике эпохи Возрождения (название книги, к сожалению, забыл), в которой все присутствующие оставили свои автографы. И прочитал дружеское напутствие в стихах.

САШЕ ГАВРИЛОВУ

20 мая 1986 года. Чернобыль

Женщина на вывоз. Мужики из цеха дезактивации принесли нам скульптуру женщины. Цвет — абсолютно черный. Рост — около 150 сантиметров. Дезактивацию скульптуры мы закончили накануне. Мыли ее из пароэжекционного распылителя горячим дезактивирующим раствором. Отмыли так, что можно было вывезти скульптуру даже за пределы 30-километровой зоны. Женщина блистала чернотой — хоть выдавай замуж. Вывозить голую женщину в свет за пределы зоны мы сочли неприличным. И потому негритянку слегка приодели. На лицо — белый намордник-"лепесток". Никуда не денешься — зона. На груди — бюстгальтер из двух белых респираторов-"лепестков", завязанных сзади. Ниже, где обычно рисуют треугольник, также красуется белый респиратор. Красивое сочетание черного и белого. И зрелище красивое. Теперь можно и вывозить.

И радиацию переживем… Старика, который живет где-то между Зеленым Мысом и Чернобылем, дважды выселяли из 30-километровой зоны, но оба раза он снова возвращался в зону. Третий раз выселять не стали, но вопросы все-таки задали:

— Почему же ты, дедушка, не уезжаешь? Ведь радиация!

— Ничего… Врангеля пережили и радиацию переживем…

— А сколько тебе лет, дедушка?

— Девяносто семь.

Старик ехал в телеге, запряженной лошадью. Хвастался, что в зоне собрал уже четыре лошади.

Может, потому и остался, чтобы наконец пожить так, как хочется ему, несмотря на опасность для здоровья.

Артист Юра Саркисян. Юра Саркисян, который у нас в отделе занимался материально-техническим снабжением, кажется, нашел себя и в Чернобыле. Технология работы Юры проста и артистична. Саркисян даже не выходил из комнаты. Использовал только телефон. Юра по телефону представлялся то подполковником милиции Ивановым, то доктором наук Лембергом. При мне легко договорился, чтобы нам привезли мебель: у нас уже два стола, несколько стульев. Организовал уборку и мытье нашей комнаты на Чернобыльской АЭС. Каждый день комнату мыл сержант. Поставил на поток доставку нам различных напитков, в частности, двух ящиков воды: один с пепси-колой, второй с водой "Малинка", водой, которую пьет директор Чернобыльской АЭС М. П. Уманец. На следующий день было уже четыре ящика: один с пепси-колой, два ящика с ананасовым лимонадом и один ящик с минеральной водой. В Малинке через несколько дней нам, к сожалению, все-таки отказали.

До встречи в… На Чернобыльской АЭС встретил Валеру Простова из НИИ-9, что в Москве. Встречался я с Валерой где угодно, только не в Ленинграде и не в Москве. На Чернобыльской АЭС Валера Простов занимался пылеподавлением. Приехал сюда в пятый раз. Потрепались. В шутку сказал ему, что с миллионерами не хочу иметь никаких дел. И мы расстались. До следующей встречи. Уже на Дальнем Востоке.

Спустя несколько лет… В августе 1998 года я лечился в Украине, на курорте "Хмельники" Винницкой области. В санатории меня неплохо "подремонтировали". Срок путевки кончился, и надо было уезжать. На прямой поезд с "российскими проводниками" от Винницы до Санкт-Петербурга билеты даже предварительно достать не удалось. Не буду описывать в деталях, как почти ежедневно приходилось отмечаться в очередях на приобретение билета. Шел откровенный саботаж. Украине было выгодно, чтобы россияне ездили в украинских поездах, с украинскими проводниками.

В результате я был вынужден ехать в Санкт-Петербург через Киев. И потому я сначала еду автобусом до Киева, чтобы уже там купить билет на "их" поезд до Санкт-Петербурга.

Поезд утром следующего дня. И мне надо устраиваться в гостиницу. Гостиниц на моем пути оказалось несколько. Но в одних не было мест, в других я, гражданин России, считался иностранцем, и потому плату за проживание требовали в долларах. Естественно, меня это возмущало. Ездить по гостиничным адресам с тяжелым чемоданом пришлось на различных видах транспорта: и на метро, и на автобусах, и на трамваях. Денег в обрез. Много ходил и пешком. Мое чернобыльское удостоверение, дающее право бесплатного проезда на всех видах транспорта в России, в Украине уже считалось недействительным. Украина давно ввела для своих граждан новые удостоверения и "отсекла" таким образом всех "иностранных" чернобыльцев. В России это сделали гораздо позже.

Моя межпозвоночная грыжа не выдержала физических нагрузок. Лечение полетело насмарку. Я уже с трудом ковылял с чемоданом до очередной гостиницы, мокрый от боли, и чувствовал, что закипаю. Подползаю к очередной администраторше. Протягиваю российский паспорт. Прошу номер. Она называет цену в долларах. И тут я взорвался. Я бешено говорил несколько минут. И закончил так: "Когда надо было бросаться в чернобыльский котел — так милости просим! Неважно кто: русский, татарин. Ограничений нет! А когда необходимо приезжему из бывшего Советского Союза просто-напросто переночевать в братской Украине — все оказываются иностранцами… Как быстро забывается добро".

За мной в очереди стоял плотный мужик средних лет. Пытался меня прервать, но у него ничего не получалось. Однако стоило мне остановиться, как он тут же заявил: "Мы здесь ни при чем. Чернобыль — это не мы. Это Советский Союз".

Я, видимо, выпустил основной пар. И потому неожиданно спокойно, но жестко продолжил: "Ленинградская АЭС в городе Сосновый Бор точно такого же типа, как и Чернобыльская станция. И построена на несколько лет раньше. Игналинская АЭС в Литве такого же типа. Только мощность у нее в 1,5 раза больше, чем на Чернобыльской. И на Ленинградской АЭС, и на Игналинской АЭС были свои заморочки и трудности. Но обслуживающий персонал не допустил того, что произошло у вас. Это вы поставили на четвереньки весь Советский Союз!"

Мужик заерзал и замолчал. Закончилось все тем, что я обменял у мужика рубли на гривны по курсу. Администраторша тоже пошла навстречу. И я получил койко-место в пустом восьмиместном номере.

Байка от Г. М. Нагинского

главного инженера монтажного района УС-605

Давай и я постою… Никогда в жизни не забуду день, когда заливали опалубку для усиления разделительной стенки между третьим и четвертым машзалами Чернобыльской АЭС. Сама стенка была уже сделана ранее. Но ее "прошивало" насквозь радиоактивное излучение от четвертого энергоблока. В 1986 году это было нормально: машинный зал был пуст, там не работали люди.

И вот этот блок стали готовить к пуску. Проектировщики ВНИПИЭТ все рассчитали, усилили толщину стенки с 8оо миллиметров до трех метров. НИКИМТ сделал ППР. На существующую стенку надели "коронку" опалубки в три метра шириной и приготовились заливать бетон.

И тут появляется заместитель главного инженера УС-605 и…запрещает работы. По его мнению, опалубка-"коронка" была слаба. И потому он уперся: "Не дам вам разрешение от меня. И точка!"

Я с ним и по-хорошему, и с руганью… Уперся рогом и ни в какую. Вся предыдущая работа: и проектировщиков, и наша летела к черту. Я вижу, что парня не переспоришь, не переругаешь. А дело надо делать. Тогда я ему неожиданно спокойно предлагаю: "Давай я сам у стенки встану, и начнем зал ивку. Лопнет "коронка", смоет меня бетоном — я сам виноват…

Он сначала обалдел от такого предложения, а потом вдруг и говорит: "Ну, давай тогда и я встану вместе с тобой". Тут уже обалдел и я.

И мы встали на пару. Простояли час, пока шла первая порция бетона… За этот час я схватил 3 бэра при норме 1 бэр в день. Конечно, эти з бэра настроения не добавили, не пацаны же мы были, знали, что такое облучение и какие последствия бывают. Но долго не горевали. В тот же день провели "дезактивацию" организма…

Байка от М. П. Карраска

заместителя главного инженера ЧАЭС с 5 декабря 1987 года и по 5 февраля 1992 года

Эхо Чернобыля. Вспоминаю один случай, который произошел со мной и сменой Ленинградской АЭС, которой я тогда руководил. В один из летних дней (уже после аварии на Чернобыльской АЭС) при очень сильной грозе вода попала на выключатель генератора пятой турбины. Я как раз обходил с осмотром машинный зал. На выходе из зала услышал мощный хлопок и увидел столб дыма. Прибежав на блочный щит, я увидел, что действием технологических защит блок остановлен и ведется оперативная работа за всеми пультами. Подбежав к старшему инженеру управления реактором, я спросил его, все ли стержни защиты дошли до конечного положения, и приказал продублировать автоматику нажатием кнопки аварийной защиты, что он и сделал. Убедившись, что реактор заглушен, я приказал заместителю заниматься процедурой обычной регламентной работы с соответствующим вызовом пожарных, доложил о случившемся руководству и убыл совместно с начальником смены электроцеха на место происшествия.

Нашему взору предстал развалившийся догорающий выключатель, как тот солдат, который погиб, но стоял до конца и выполнил все функции, которые были на него возложены. Хлопок был настолько мощным, что бетонная стенка бокса выключателя отошла от своего первоначального положения на 200 миллиметров. После обесточивания выключатель был потушен обычным углекислотным огнетушителем. При открытии ворот в машзал нас встретили боевым разворотом пожарные и военнослужащие охраны. После доклада руководителя тушения пожара я предупредил его, что на месте происшествия радиационный фон в норме.

В течение суток мы писали объяснительные, и на следующий день я давал по телефону объяснения одному из чиновников ЦК КПСС, почему я принял решение нажать кнопку аварийной защиты. Вот так воспринимался любой инцидент при последующей работе всех АЭС бывшего Союза. Про Чернобыль еще помнили. Хотелось, чтобы бы помнили всегда!