Чернобыль: необъявленная война

Глава 3 БИТВА ЗА "САРКОФАГ"

Разведка боем. Задачи две: запуск в эксплуатацию первого, второго и третьего блоков Чернобыльской АЭС и захоронение четвертого блока. Решались эти задачи параллельно.

Или, точнее, так: задача одна, запуск в эксплуатацию уцелевших энергоблоков Чернобыльской АЭС. Но без уборки территории ЧАЭС от радиоактивного мусора, строительства объекта "Укрытие", дезактивации помещений 1,2 и з энергоблоков и подготовки их к эксплуатации ввести в строй Чернобыльскую АЭС невозможно. Решались все эти задачи одновременно. Но все-таки основным и самым сложным мероприятием в условиях аварии было строительство объекта "Укрытие".

Решением Политбюро ЦК КПСС выполнение работ по консервации (захоронению) четвертого блока АЭС было поручено Министерству среднего машиностроения совместно с другими ведомствами.

Министр среднего машиностроения СССР Е. П. Славский обосновал выбор министерства тем, что более грамотных и подготовленных кадров ученых, инженеров, рабочих в вопросах ликвидации ядерных аварий, чем в Минсредмаше, в стране нет.

Имя Е. П. Славского тогда ассоциировалось с мощным и весьма авторитетным министерством, которому любая задача по плечу. Исполнение самых крупных решений Правительства всегда поручалось Минсредмашу: строительство химической промышленности, золотодобывающей промышленности, промышленности редких металлов, создание "голубого пояса" — подземного базирования мощных межконтинентальных ракет — и многого, многого другого, известного узкому кругу лиц. И с порученными заданиями строительный комплекс министерства всегда справлялся в лучшем виде.

Е. П. Славский был награжден девятью орденами Ленина, он трижды Герой Социалистического Труда. Это был редкий по силе воли организатор, сумевший подобрать в свою команду умных и профессионально грамотных специалистов, создавших свои школы ученых, инженеров, офицеров и рабочих. К сожалению, после его ухода строительный комплекс министерства постепенно стал приходить в упадок. Старела и не обновлялась техника, не прогрессировала технология. Не появлялось крупных заказов на строительство объектов. Все последующие министры: Рябев,

Коновалов, Михайлов, Адамов, постепенно довели три строительно-монтажных Главныхуправнения министерства до полного упадка.

5 июня 1986 года постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР Министерство среднего машиностроения было назначено генподрядчиком выполнения работ, генпроектировщиком — ВНИПИЭТ (Ленинград), научное руководство этими работами было поручено институту атомной энергии им. И. В. Курчатова (Москва). С завершением строительства объекта "Укрытие" и естественного затухания аварийных процессов ситуация на четвертом блоке в целом должна быть взята под полный контроль и характеризоваться следующими признаками:

— прекращением цепной реакции деления;

— постоянным охлаждением топлива;

— локализацией радиоактивных материалов в установленных границах;

— наличием постоянного автоматического мониторинга радиационной обстановки в недрах четвертого энергоблока.

А если все вместе: необходимо было создать условия для технического обслуживания аварийного четвертого блока и ввода в эксплуатацию трех остановленных энергоблоков.

Приказом министра № 211 от 20 мая 1986 года было создано Управление строительства № 605 (УС-605), которому было поручено осуществлять работы по захоронению четвертого блока станции. Этим же приказом были назначены: начальник строительства — генерал Рыгалов Е. В., главный инженер — Шеянов В. Т. и руководители основных служб управления.

21 мая группа специалистов во главе с министром Славским Е. П. и заместителем министра по строительству Усановым А.Н на самолете министерства вылетели в Киев. Там их встретил завсектором ЦК Украины В. П. Жданов. Спустя некоторое время все собравшиеся спецавтобусом выехали в Чернобыль.

То, что увидели руководители строительства, обходя и объезжая станцию, а потом и облетая ее на вертолете на высоте около 200 метров, превзошло всякие ожидания — настолько велики были разрушения. У разрушенного реактора царила зловещая тишина, и от сильного невидимого излучения появилась боль в глазах. Становилось жутко при виде этого развалившегося монстра. Струившийся из развала четвертого блока дым от еще не полностью потушенного пожара напоминал действующий вулкан, который в любую минуту мог снова ожить и выбросить за пределы реактора клубы радиоактивного пепла и пыли.

Теперь, когда высказалось очень много специалистов, участвовавших в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, картину внутри станции можно представить более объемно.

В результате взрыва:

— разрушено помещение сепараторов. Сепараторы весом по 130 тонн каждый сдвинуты с мертвых опор и оторваны от трубопроводов. Перекрытие рухнуло и повисло на сепараторах.

— зал главных циркуляционных насосов (ГЦН) с северной стороны полностью разрушен, основное оборудование выброшено из здания;

— помещения над залом ГЦН полностью разрушены, уничтожены трубопроводы обвязки;

— большие разрушения строительных конструкций реакторного блока, деаэраторной этажерки (два верхних этажа разрушены полностью, а колонны железобетонного каркаса смещены в сторону машинного зала в верхней части на 90-110 сантиметров);

— активная зона реактора разрушена полностью. Крышка реактора "Елена" сорвана с места и развернута над над шахтой аппарата под углом 15 градусов к вертикали. Разрушены трубы высокого давления;

— центральный зал реакторного блока разрушен, сорван с места мостовой кран весом 250 тонн и монтажный кран весом 6о тонн, разрушен плотный настил над шахтой реактора.

Размеры катастрофы расширялись, а задачи все более усложнялись.

Вот впечатления от увиденного некоторых участников строительства объекта "Укрытие".

Вспоминает бригадир автоводителей УС-605 Виктор Павлович Заруба: "Мой первый рейс на АЭС запомнился на всю жизнь. В кабине миксера на базе "КамАЗа" очень жарко, дышать через маску тяжело. Дорога до станции забита сплошным потоком транспорта, поднятая колесами пыль лезет во все щели кабины. 17 лет я отработал в ядерном центре Челябинск-70, на внешних испытаниях побывал на всех полигонах Союза и потому имел достаточно большой опыт работы на территориях, загрязненных радиоактивными веществами. Взорванный реактор с торчащими металлическими конструкциями потряс меня. Мертвый автопарк с автобусами, грузовиками, промышленные здания с выбитыми стеклами — все это покрыто желтым налетом. От увиденного меня прошиб пот, дрожали ноги и руки.

До взрыва была проходная на станцию, сейчас она напоминала фронтовой бункер, обвалована вокруг бетоном и грунтом. Возле проходной стояло около десятка миксеров. Нырнув в узкий подземный проход (там располагался диспетчерский пункт), доложил о прибытии и стал ожидать очереди в районе выгрузки. Внутри помещения сплошь стояли ящики с минеральной водой, стены и потолки помещения обшиты свинцовыми пластинами, за столом, попивая минералку, забивали "козла" водители".

Строители уже начали обживать Чернобыльскую АЭС.

Вот мнение заместителя начальника УС-605 Романа Нестеровича Канюка: "Первое посещение на бронетранспортере промплощадки ЧАЭС района третьего и четвертого блоков. Все то, что увидел вокруг себя, — "курская дуга" после сражения: перевернутая техника, кругом разбросаны конструкции блока после взрыва, и ни одной души вокруг.

Удручающий момент, который не передать словами, — это то, что удалось увидеть с высоты 120–150 метров из кабины военного вертолета: "руины четвертого блока", "черная дымящаяся пропасть" разрушенного реактора, а на календаре — последние дни мая. Уже месяц, как идет ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС!"

А по дороге двигались потоки техники и машины с грузами с нанесенным на них специальным составом для более удобной и быстрой последующей дезактивации, обочины с дорожными знаками, запрещающими выезд на них автотранспорта.

Из дорожных впечатлений Юрия Владимировича Кикорко, начальника ПТО управления УС-605: "Удалось сесть на автомашину, идущую в сторону атомной станции. Проехали мимо строительной базы и остановились в районе хранилища отработанного ядерного топлива (ХОЯТ). Отсюда было хорошо видно, что натворил взрыв. Реакторный блок представлял собой сплошной завал из железобетона, искореженной арматуры, исковерканных металлоконструкций. Были видны главные циркуляционные насосы (ГЦН), барабан-сепаратор, висевший на стене, и переплетения трубопроводов. Площадка перед завалом представляла собой удручающий вид: все перевернуто, перепахано, брошенные механизмы и машины. Картина удручающая, ужасная. По сути дела, реакторный блок представлял собой кратер вулкана, в любой момент готовый к очередному извержению".

Однако истинную картину аварии можно постичь только изнутри. Оттуда, где прогремел взрыв.

Г. Медведев "Чернобыльская тетрадь": "Захватив радиометр, побежал в бункер. Там чисто. Даже фона нет. Но душно. Полно народу. Как в бомбоубежище во время войны.

Моя цель — блочный щит управления четвертого энергоблока. Я должен увидеть то место, где была нажата роковая кнопка, посмотреть, на какой высоте застряли стрелки указателя положения поглощающих стержней, замерить активность на БЩУ и рядом, понять, в какой обстановке работали операторы. До БЩУ-4 примерно 600о метров. На радиометре 1 Р/ч. Стрелка медленно ползет вправо. Миновал БЩУ-1 и БЩУ-2. Двери открыты. Видны фигуры операторов. Расхолаживают реакторы. Вернее, поддерживают реакторы в режиме расхолаживания. Третий блок. Ему тоже досталось от взрыва. Активность 2 Р/ч. Иду дальше. Металлический привкус во рту. Ощущаются сквозняки, пахнет озоном, гарью. На пластиковом полу осколки выбитых взрывом стекол. 5 Р/ч. Провал возле помещения комплекса "Скала". 7 Р/ч. Вот щитовая КРБ второй очереди, 10 Р/ч. Ощущение, что иду по коридорам и каютам затонувшего корабля. Справа двери в лестнично-лифтовый блок, дальше — в резервную пультовую. Слева дверь в БЩУ-4. Здесь работали люди, которые сейчас умирают в 6-й клинике Москвы. Вхожу в помещение резервного пульта управления, окна которого выходят на завал. 500 Р/ч! Стекла выбиты взрывом, хрустят под каблуками. Назад! Вхожу в помещение БЩУ-4. У входной двери 15 Р/ч, у рабочего места СИУРа — 10 Р/ч. На сельсинах — указателях поглощающих стержней — стрелки застыли на высоте двух с половиной метров. При движении вправо активность растет. 50–70 Р/ч! Выскакиваю из помещения и бегом в сторону первого энергоблока".

Впечатления Г. У. Медведева дополняет Р. Канюк, несколькими днями позже он посетит эти же места: "Первое посещение с начальником реакторного цеха Рехманом и заместителем директора ЧАЭС Акимовым БЩУ-3 и БЩУ-4, ЦЩУ третьего и четвертого блоков: авария застала персонал в этих помещениях врасплох. Кругом подают сигналы светящиеся цветные кнопки и тумблеры не выключенного из работы оборудования, рядом у пульта валяются самодельные коробочки с деньгами (мелкие купюры) и какие-то схемки, наброшенные карандашом на листках из тетради (кто был с нами на обходе, предположили, что смена эксплуатации играла в "черные кассы"). В горшках продолжали цвести цветы, хотя их уже месяц никто не поливал. Кругом пустота и тишина.

Первый добровольный спуск своими ногами под провал в машзал, на место возведения разделительной стенки между третьим и четвертым энергоблоками: дух перехватило, волосы дыбом, чепчик стоял на волосах!"

Вспоминает заместитель начальника четвертого района Ю. М. Александров: "Первое задание: произвести разведку радиационной обстановки с отм. + 10 блока Д до верха. Первое впечатление было жутковатое: темные коридоры, темные комнаты, черная пыль и копоть. Кое-где от взрыва стояли в наклонку колонны, вздыбленные перекрытия, и мы идем в кромешной темноте втроем с дозиметристом, на голове каска с шахтерской лампочкой, в руках авторучка, а на шее планшетка. Дозиметрист называет цифры рентген, моя задача их запомнить и нанести. В той или иной оси видны проломы, трещины".

Напрашивался естественный и главный вывод, что работы здесь непочатый край и на многие годы. Более того, зацепиться строителям действительно было не за что: не реактор, а сплошная рваная рана из бетона и металла на теле четвертого блока. На все это накладывалось то, что реактор и вся территория вокруг него не что иное, как мощный источник радиоактивного излучения. Начало не предвещало ничего хорошего.

А тут еще и новый пожар.

Вспоминает В. В. Чухарев, полковник внутренней службы, начальник пожарной охраны на ЧАЭС в мае 1986 года: "5 мая я уже был в Чернобыле и принял на себя те обязанности, которые должен был выполнять Леонид Телятников, то есть командование пожарной частью на ЧАЭС и в 30-километровой зоне. Из Киева и Одессы, из многих других украинских городов прибыли пожарные вместе со своей техникой и в полной боевой готовности. Четвертый реактор еще "дымил". Вертолеты с воздуха еще бомбили его кратер свинцовыми болванками и мешками с песком, а мы охраняли от возможных загораний три других энергоблока и окрестные деревни, откуда было эвакуировано население.

В 2 часа ночи 22 мая начальник смены станции сообщил, что вновь горит четвертый блок. Через минуту все боевые машины мчались к ЧАЭС, 18 километров проскочили на самой большой скорости. Начальник смены сел в головную машину, показал дорогу до транспортного коридора четвертого блока и… вернулся к себе.

Дозиметрист глянул на стрелку прибора и ахнул… За моей спиной сто человек. Но куда вести? Мысль одна, ясная, четкая: если не потушим, быть большой беде. И в эту же секунду я услышал: "Надо, Володя… Только ты впереди, а мы за тобой… Не подведем, командир!"

Я оглянулся и не узнал сказавшего эти слова: все в противогазах, с респираторами, в одинаковых защитных костюмах, стоят тесно, прижавшись плечами друг к другу. И это неуставное обращение так тронуло меня, что я уже и секунды не раздумывал. Рванул вперед вместе с дозиметристом.

Пожар полыхал в зале, где установлены главные циркуляционные насосы. Горели кабели и масло. Подключились к гидрантам, подали стволы от пожарной машины, стали гасить огонь. Целый час мы боролись с ним, перебегая с места на место, пока не услышали команду по селектору: "Покинуть опасную зону"!

Это подъехал руководитель сил и средств пожарной охраны В. М. Максимчук и начальник штаба В. М. Ткаченко. Они взяли руководство тушением пожара в свои руки. По четыре человека отправляли только на 25 минут. Десять групп успело побывать в зале ГЦН, пока не удалось окончательно погасить огонь.

Это произошло в 930. Я услышал команду "отбой", успел подумать: "вот и все…" и потерял сознание. Очнулся в госпитале. Рядом с постелью — капельница".

Но и без добавленных деталей комиссии было над чем задуматься. Машина запущена. Назад хода нет. И потому события развиваются быстро, в соответствии с обстановкой.

Б. Е. Щербина — председатель Правительственной комиссии, заместитель Председателя Совета Министров СССР. Ему на смену приезжали И. С. Силаев, Ю. К. Семенов, Г. Г. Ведерников, В. И. Воронин, В. Г. Маслюков, В. К. Гусев,

Е. П. Славский — министр среднего машиностроения,

Л. Д. Рябев — замминистра среднего машиностроения,

И. А. Беляев — начальник управления министерства среднего машиностроения,

К. Н. Москвин — начальник 11 ГУ,

A. Н. Усанов — заместитель министра среднего машиностроения по строительству,

Л. В. Забияка — главный инженер 11 ГУ,

B. И. Рудаков — начальник 12 ГУ,

В. С. Андриянов — главный инженер монтажного ГУ,

В. А. Легасов — академик,

Е. В. Рыгалов — начальник УС-605 первой вахты,

В. Т. Шеянов — главный инженер УС-605 первой вахты,

Р. Н. Канюк — заместитель начальника УС-605 первой вахты.

Г. Д. Лыков — начальник УС-605 второй вахты,

В. П. Дроздов — начальник УС- 605 третьей вахты,

П. Н. Сафронов — заместитель начальника УС-605 третьей вахты.

Е. П. Павкин — главный механик УС-605,

Ю. Ф. Юрченко — директор НИКИМТ (Научно-исследовательский и конструкторский институт монтажных технологий)

В. А. Курносов — главный инженер ВНИПИЭТ (Всесоюзный и научно-исследовательский и проектный институт энергетических технологий),

В. М. Багрянский — заместитель главного инженера ВНИПИЭТ,

Е. В. Цуриков — главный инженер-конструктор,

И. К. Моисеев, С. С. Меркурьев, И. И. Белицкий, Ю. Н. Сорбин, В. А. Иванов и другие специалисты-проектировщики ВНИПИЭТ,

геодезисты: В. И. Зайцев и другие,

Е. Н. Корсун — заместитель министра Минэнерго,

В. П. Гора — начальник стройки на ЧАЭС со стороны Минэнерго,

В. И Завидий — бригадир коллектива из 73 человек, будущий Герой Социалистического Труда, и многие, многие другие строители и рабочие, машинисты бетононасосов и водители автобетоновозов, армия, активно участвовавшая в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, "партизаны"" — военнослужащие, призванные из запаса для работ на Чернобыльской АЭС и многие другие, кто прямо или косвенно помогали в строительстве объекта "Укрытие".

До аварии на Чернобыльской АЭС Роман Нестерович Канюк руководил подразделением, которое занималось строительством второго и третьего энергоблоков Игналинской АЭС в Литве. Неожиданно из Министерства среднего машиностроения на его имя пришел вызов. Вызывал замминистра по строительству А. Н. Усанов.

Из воспоминаний Р. Н. Канюка, заместителя начальника УС-605: "А. Н. Усанов, руководители главков и другие специалисты только два дня как возвратились из командировки на место чернобыльской аварии. В министерстве обстановка тревоги и собранности одновременно. А. Н. Усанов принял меня до начала совещания. После короткого приветствия замминистра неожиданно спросил: "Роман Викторович, за сколько дней на Игналинской АЭС вы бетонировали фундаменты под турбогенераторы?

— За двое суток четырьмя насосами укладывали почти 5000 кубических метров бетона, — ответил я.

— Так вот, Роман Нестерович, примерно такой объем бетона в сутки позволит нам возвести защитное "Укрытие" над четвертым блоком, — сказал Усанов.

Александр Николаевич показал от руки нарисованную схемку и небольшую спецификацию подсчета объема монолитного бетона, который может потребоваться для проведения строительства. И дальше продолжил:

— Отводится на эту работу два-три месяца. Обстановка на месте очень тяжелая, база строительной индустрии (БСИ) стройки ЧАЭС "заражена". Начинать надо с нуля, то есть с БСИ, подъездных путей, готовиться к приему людей, техники, ну, и так далее.

В процессе разговора замминистра три или четыре раза прикуривал сигарету, несколько раз затягивался, в процессе разговора тушил сигарету, затем снова доставал из пачки новую и снова прикуривал. После очередной паузы сказал: "Мы подумали и решили направить вас заместителем по производству к Е. В. Рыгалову. На Чернобыльской АЭС нужен молодой человек, знающий станцию и особенно такой, который своими руками собирал армоблоки, монтировал их, готовил "посуду" и производил механизированную укладку бетона" Разговор длился не более 10 минут".

В кабинет А. Н. Усанова вошли начальники главков и все приглашенные. Разговор пошел о формировании стройки УС-605. На этом совещании был составлен "оброк", график-разнарядка по всем предприятиям министерства на поставку техники, людей и других ресурсов для работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. На этом же совещании Р. Н. Канюка ознакомили с приказом, подписанным министром Е. П. Славским о назначении на должность.

Результатом визита в министерство для Р. Н. Канюка стало передавшееся и ему состояние тревоги и огромной ответственности за порученную работу. В обмен на это он получил листок бумаги с эскизом будущего объекта "Укрытие" с размерами стен и небольшую спецификацию подсчета объемов монолитного бетона.

28 мая Р. Н. Канюк прибывает в пионерлагерь "Голубые озера", в 110 километрах от от Чернобыльской АЭС, и поселяется там.

29 мая. Чернобыль. Автовокзал. Это здание становится местом управления новой строительной организации УС-605. В здании несколько человек, в том числе и генерал Е. В. Рыгалов. После короткого знакомства генерал ставит Канюку первую задачу: за пару дней подготовить здание автовокзала под управление строительства.

А дальше все закрутилось, как в калейдоскопе.

На основании схемы и данных, которые передал замминистра Р. Н. Канюк:

— наугад, скорее интуитивно, производит обсчет объемов бетонных, арматурных, опалубочных работ, работ по сварке, монтажу из расчета на срок строительства два-три месяца;

— готовит документ о закреплении районов за объектами с указанием основных объемов работ.

Документ о закреплении районов за объектами Канюк согласовал по телефону с А. Н. Усановым и вместе с Е. В. Рыгаловым выпустил его как приказ № 1 по УС-605.

Были организованы 12 строительных районов. Непосредственно на четвертом энергоблоке работали 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 6-й строительные районы, 5-й и 8-й районы занимались изготовлением бетона и перегрузкой бетона на узле перегрузки, остальные районы занимались строительством объектов обеспечения вне зоны отчуждения.

1-й строительный район комплектовался из работников Южноуральского Управления строительства и занимался работами с северной стороны центрального зала четвертого энергоблока.

2-й район комплектовался из работников УС "Сибхимстрой" и занимался работами по бетонированию территории с западной стороны четвертого блока и бетонированию контрфорсной стены.

3-й район комплектовался из работников Томского УС "Химстрой" и занимался работами с южной стороны четвертого блока и перекрытием четвертого блока (наравне с монтажным районом).

4-й район комплектовался из работников СУС г. Сосновый Бор Ленинградской области и занимался возведением разделительной стенки между третьим и четвертым энергоблоками.

5-й район комплектовался из работников Новосибирского УС и занимался строительством и эксплуатацией бетонных заводов в 13 километрах от четвертого блока.

6-й район комплектовался из работников Среднеуральского УС и занимался устройством разделительной стенки между третьим и четвертым блоками в помещениях третьего блока и бетонировал каскадные стенки, затем устройством проходок для установки приборов контроля.

7-й район — занимался строительством объектов соцкультбыта.

8-й район — обслуживал узел перегрузки в 10 километрах от ЧАЭС.

9-й район — строительством военных городков в поселке Иванкове.

10-й район занимался строительством баз УПТК и жил поселком в Иванкове, соответственно в 120 и 6о километрах от ЧАЭС,

11-й район обеспечивал работу бетононасосов.

12-й район занимался дезактивацией строительной техники и оборудования.

Для изготовления и монтажа контрфорсной стенки была привлечена Украинская монтажная организация из Киева — "Укрстальконструкция".

Кроме строительных районов, в составе УС-605 были УПТК, УМиАт, УЭС, УВСО, ОРС и другие обслуживающие подразделения.

Четко были поделены и зоны ответственности проведения работ:

1. Е. В. Рыгалов — начальник УС-605. Сфера его деятельности: прием и обустройство "ликвидаторов", техники и другие организационные проблемы.

2. В. Т. Шеянов — главный инженер. Сфера его деятельности: строительство бетонного завода, причала и решения других проблем, связанных с поставками бетона.

3. Р. Н. Канюк — заместитель начальника УС-605, непосредственно отвечает за строительство объекта "Укрытие".

Наиболее опасные условия работы были у 2-го, 4-го и 6-го районов.

Монтажное управление выполняло работы по сооружению саркофага и разделительной стенки.

Разделение по районам было ориентировочным, так как освобождающиеся мощности и людские ресурсы при необходимости сразу же перебрасывали в другие районы.

Работы по захоронению блока и строительству объекта "Укрытие" предусматривали проводить вахтовым методом. Из-за высоких уровней радиации продолжительность вахты не должна превышать двух месяцев.

Если исходить из уровней радиации на Чернобыльской АЭС в конце мая — начале июня 1986 года, такая длительность вахты — безжалостное решение. Работа по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС вносила свои коррективы. Была принята предельно допустимая норма для всех работающих на станции — 25 бэр. При получении этой дозы человека выводили из зоны.

Первая вахта. Руководитель — Е. В. Рыгалов, главный инженер — В. Т. Шеянов. Разные люди по характеру и манере поведения. Задача: обосноваться, подготовить все, что потребуется для проведения работ. Руководителями служб и подразделений были Бедняков В. М., Захаров В. Д., Булат В. Е., Канюк Р. Н., Середа Г. М., Кокорин Е. Н., Лукьянов А. В., Пономаренко Б. С., Жук П. А., Бережной А. И., Аверичев В. М., Лызлов А. Ф., Черников Н. Л., Апакин М. И., Плохих В. Г., Богомолов А. А., Гришман Г. А., Виткин Г. А., Беловодский Л. Ф., Шибунин Н. К., Уразаев А. М., Григорьев Г. Б., Беляков С. М., Сперанский В. К., Чемерис А. Ф., Федоров В. М., Юрин В. И., Волков А. М., Ершов И. А., Хигер А. В., Шишков Э. К.

Всего в смене было 5076 человек. Смена решала вопросы, связанные с размещением людей, базами, причалами, монтажными площадками, осуществляла первые вылазки в зону, проводила разведку на месте проведения работ, созданием медицинских пунктов, обеспечением работников питанием.

Спорили о надежности конструкций опор и решали массу других проблем, необходимых для расчетов и конструирования. Строители создавали базу: бытовые городки, бетонные заводы, причалы, разгрузочные эстакады, базы монтажных организаций, столовые, зоны дезактивации и массу других сооружений, без которых не мог начаться штурм. Конец мая-июнь были использованы для подготовки строительства объекта "Укрытие".

БСИ. Одна из главнейших задач в начальный период для УС-605 — создание базы строительной индустрии (БСИ). Работы по организации БСИ и переработке приходящих грузов осложнялись тем, что использовать существующую местную мощную строительную базу и подъездные железнодорожные пути было совершенно невозможно из-за сильного радиационного заражения, и все попытки хоть как-то использовать эту базу не увенчались успехом. Нужно было все создавать заново.

В сжатые сроки необходимо было смонтировать бетонный завод, способный покрыть огромные потребности в бетоне. Местная железнодорожная станция не могла справиться с потоком грузов, лавиной хлынувших со всей страны. И потому первоначальная задача: за 15 дней расширить путевое хозяйство, чтобы принимать несколько составов цемента в сутки.

Параллельно с этим велись разработка проектов и сразу, "с листа", строительство бетонных заводов с причалом и насосной станцией, базы УПТК в Тетереве, жилых городков в Иванкове, пункта перегрузки чистого бетона в миксеры, работавших в грязной зоне, площадок для монтажа кранов, строительство санпропускников. Одновременно возводили щитовые домики, полностью обеспеченные сантехническими устройствами. Расширяли разгрузочные емкости по железной дороге, так станция Тетерев была расширена по путям в 5–7 раз. Построена эстакада для разгрузки цемента, огромный гараж для транспорта. Дороги день и ночь, как кровеносные артерии, работали, соединяя железную дорогу с объектом. Все сооружения вводили поэтапно и в кратчайшие сроки.

При возведении базы стройиндустрии на расстоянии 10 километров от ЧАЭС радиационный фон на поверхности земли составлял 300–400 мР/ч. Использовали бульдозер, который срезал около 50 сантиметров грунта на достаточно большой площади. Затем уже на чистом месте возводили базы, бетонные заводы, рядом строили санпропускники. И на каждой оперативке рассматривали вопросы, связанные с ускорением строительства. Одно другому не мешало.

Было решено в самые сжатые сроки построить мощный завод, способный удовлетворять потребность в бетоне по объему и нужного качества при транспортировке смеси по трубопроводам на расстояние более 500 метров. Выбор пал на отечественный бетонный завод непрерывного действия — СБ-109.

Строительство шло умопомрачительными темпами. От начала выбора площадки и проектирования до пуска завода производительностью 120 куб. м/ч прошло всего полтора месяца! За это же время были построены причал для приема барж со щебнем и песком, склад инертных материалов, оборудованный необходимой техникой, автодорога от причала до бетонного завода протяженностью около семи километров.

15 июля завод выдал свою первую продукцию, а к середине августа вышел на производительность 5500 кубических метров в сутки. Это столько, сколько Северное управление строительства (СУС) Соснового Бора выдавало за месяц в доаварийные времена.

Всем нашлась работа. Одному подразделению поручено организовать базу автомобильного транспорта, другому — строительство бетонных заводов. Одновременно подготавливали спецтехнику — бетононасосы, строили перегрузочные эстакады. Шла громадная подготовительная работа по возведению "саркофага".

На "голом" месте были созданы базы для приема и отгрузки материалов, склады, площадки, а также базы для автохозяйств и механизмов.

Одним из оригинальных решений стало строительство в считанные дни и часы железнодорожной эстакады на подъездных путях станции Тетерев для разгрузки вагонов (хопров) с цементом. Здесь одновременно непосредственно в цементовозы разгружали два хопра. Масштабы строительства (все вдруг и сразу) поражают. Идет круглосуточная работа бригад по подаче и разгрузке вагонов. Около ста цементовозов курсируют из Тетерева в Чернобыль (расстояние около 120 километров) ежесуточно туда и обратно и перевозят до 1500–1700 тонн цемента, необходимых для обеспечения бесперебойной работы бетонных заводов. В свою очередь, бетонные заводы тоже за сутки изготавливали до 5000 кубических метров бетона, а сотни бетоновозов доставляли его на строительство "саркофага". Таких объемов производства бетона на одном объекте предприятия подобного типа еще не достигали.

Из-за усталости и переутомления бывали и происшествия. Переворачивались бетоновозы-смесители, цементовозы. Один водитель цементовоза в ночное время заснул за рулем по пути в Чернобыль. Машина на скорости съехала с дороги, протаранила стену двухкомнатной хаты, въехала в первую комнату и остановилась. В другой комнате спали хозяева. К счастью, обошлось без жертв. Однако дом пришлось срочно восстанавливать.

Для обеспечения такими объемами материальных ресурсов из многих предприятий Минсредмаша были мобилизованы опытные организаторы снабжения, водители и экипажи машин и механизмов. Круглосуточно работали несколько сот бетоновозов, цементовозов, большегрузных и специальных машин, а также всевозможные механизмы, чтобы принять и разгрузить в сутки до ста вагонов с грузами, развести все по базам, расположенным недалеко от Чернобыльской АЭС.

Приготовление бетона в больших количествах породило проблему его вывоза в "грязную" зону. Для этого была построена эстакада. Чистые бетоновозы и самосвалы заезжали на грунтовую эстакаду высотой 9/5 метров от уровня земли и сваливали бетон в бункера с затворами, снизу эстакады заходили "грязные" бетоновозы, работавшие в зоне ЧАЭС, где их загружали бетонной смесью из бункеров. Вот мнение машиниста крана В. Н. Маркова: "Пункт разделял бетоновозы на "чистые" и "грязные" Кто проектировал — не знаю, но мысль гениальная".

Вот как было найдено решение. Вспоминает В. М. Бедняков (из книги A. Беляева "Цемент марки "Средмаш""): "Принять 115 тысяч тонн цемента, разгрузить его из железнодорожных вагонов-контейнеров, не имея механизированных складов, было невозможно, а построить такие склады в заданные сроки было нереально. Решение нашли, как всегда, случайно. У станции Волга мы увидели старую, заросшую кустами железнодорожную эстакаду, на которой когда-то селяне разгружали из вагонов комбикорма. Остановились, полазили и решили, что, имея в Тетереве один железнодорожный путь, поднятый на высокой насыпи, мы могли бы построить эстакаду для приемки цемента. Мы вернулись на станцию Тетерев, обмерили пути, проверили заброшенную автодорогу к этому месту, а вечером того же дня закипели проектные работы.

На следующий день мы имели для себя довольно ясную картину. Надо было построить четыре мощные железобетонные опоры, смонтировать металлические мостовые конструкции (решетки) из двухтавровых балок высотой 55 сантиметров, и по ним продлить поднятый железнодорожный путь. Оборудовать надежные упоры в тупике и тем самым обеспечить одновременную подачу трех вагонов хопров с цементом на эту эстакаду. Загрузку шести автоцементовозов цементом непосредственно из вагонов можно было осуществить через нижние люки, используя брезентовые рукава, чтобы избежать разлета цементной пыли по всей территории. Дело было довольно рискованным, но и выхода другого не было".

Одновременно надо было проложить бетонную дорогу длиной 8оо метров, чтобы пропускать за сутки 75 автоцементовозов с цементом. Решение было принято, выполнение этих работ было поручено участку B. А. Любшина (1 СМТ). Срок строительства — 10 дней, к пуску бетонного завода в Чернобыле.

Заказы на металлоконструкции железнодорожного моста были размещены на Житомирском заводе металлоконструкций. На заводе были прекращены работы по всем заказам, и за четыре дня круглосуточной работы конструкции были изготовлены.

Сложней оказалось с бетонированием опор. Где взять товарный бетон? Из книги "Цемент марки "Средмаш", вспоминает В. М. Бедняков: "Выход из положения нашел В. П. Высотин, организовавший изготовление бетона непосредственно в бетоновозах-"миксерах" на базе "КамАЗа". Загрузку цемента, щебня и песка стали производить экскаваторами, ковши которых являлись одновременно дозаторами цемента и инертных материалов. Загрузку проводили через бункер, который для этой работы изготовили сами. Работали круглосуточно и на эстакаде, и на дороге, и к концу восьмого дня тепловоз поставил первые 6 вагонов с цементом под погрузку. Первые автоцементовозы, серые от цементной пыли, ушли по новой дороге на бетонные заводы УС-605 в город Чернобыль. Эстакада выдержала разгрузку почти 2000 выгонов с цементом, ни разу не сорвав бетонирование конструкций для "саркофага"".

Аналогичным способом, только с помощью кранов, выполняли на этом комплексе и перегрузку других грузов, большим потоком шедших на строительство объекта "Укрытие".

Но и это еще не все.

В течение одного месяца был построен целый комплекс перегрузочного узла с необходимыми раздевалками, санпропускниками, медпунктом, столовой, туалетами и другими бытовыми условиями для нормального функционирования узла. Ввод в эксплуатацию комплекса сразу снял массу проблем по транспортировке больших объемов бетона и других грузов в "грязную" зону.

Проектирование. Чтобы принять концепцию, общую структуру, направление проектирования, понадобилось около пяти суток. Даже когда забывались в коротком сне, проектировщикам снилось, как решить ту или иную задачу, чтобы потом не раскаиваться в содеянном. Некоторые решения были приняты сразу, некоторые опаздывали, но ни одно проектное решение не должно было задерживать ход работ, ход монтажа. Посторонним казалось, что все это проектировалось заранее. Но это было не так.

После разрушения оболочки реактора четвертого энергоблока мощность экспозиционной дозы приближалась к астрономической цифре 1 о ооо Р/ч. Несмотря на это, и своя общественность, и зарубежная, да и практическая целесообразность требовали сооружения объекта "Укрытие" над развалом четвертого блока. Перед проектировщиками, а затем перед строителями вставали проблемы одна сложнее другой. Как уменьшить дозы, чтобы можно было подогнать технику поближе к аварийному блоку? Как определить расстояние между опорными конструкциями, насколько можно нагрузить их? И еще множество других, не менее сложных вопросов. В распоряжении строителей имелись телевизионные камеры и возможность проводить наблюдение с вертолетов, но они не могли ничего потрогать руками, свободно, без опасности для жизни заглянуть в укромные уголки завала. Вся работа должна быть сделана дистанционно, без сварки на месте. Ставить собранную конструкцию нужно было за один раз и сразу в проектное положение. После дистанционного расцепления конструкции с крюком крана повторно ее уже не застропить. Все это надо было учитывать в первую очередь проектировщикам.

Через несколько дней после решения о строительстве объекта "Укрытие" появился графический проект "Принципиальные решения по захоронению четвертого блока ЧАЭС". Основными их разработчиками были "Оргстройпроект" и ВНИПИЭТ. С этого момента началась конкретная проработка возведения фундаментов, стен и контрфорсов.

На основании осмотра аварийного блока, анализа проработок проектировщиков были приняты основные инженерные и конструктивные решения по сооружению объекта "Укрытие".

Было разработано и рассмотрено 18 проектно-конструктивных решений, которые сводились к сооружению над разрушенным блоком двух типов перекрытий:

— арочного, пролетом 230 метров, или купольного сводчатого, пролетом до 1230 метров;

— перекрытия из конструктивных элементов пролетом 50 метров, с использованием сохранившейся стены, и перекрытия здания в качестве опор.

Проработки и технико-экономические расчеты показали, что работы по первому варианту потребуют полтора-два года, тогда как работы по второму варианту займут несколько месяцев. Этот вариант и был принят для реализации.

С учетом сложной радиационной обстановки необходимо было разработать и специальный комплекс защитных мер. В первую очередь должны быть созданы перегородки, отделявшие поврежденный четвертый энергоблок от третьего, а также защитные стены по периметру четвертого блока из железобетона. Толщина стены с северной стороны должна составлять 6 метров и 8 метров с южной и западной сторон блока, что позволяло, по расчетам проектировщиков, снизить радиационную опасность до уровня, при котором было возможно проведение строительно-монтажных работ. Сохранившаяся западная стена четвертого энергоблока снаружи должна быть закрыта стеной с контрфорсами.

Северная защитная стена должна быть выполнена из бетона в виде уступов, "каскадов" высотой до 12 метров. Каждый последующий уступ должен быть выполнен с возможно большим приближением к разрушенному блоку. Внутрь уступов можно будет укладывать изношенные и поврежденные металлоконструкции, то есть использовать их как надежное хранилище радиоактивного мусора.

Для создания перекрытия над центральным залом разрушенного блока и деаэраторной этажеркой необходимо было найти опоры для установки новых несущих конструкций. По результатам исследований строительных элементов блока "В", сохранившихся после взрыва реактора, в качестве опор были приняты:

— по западной стороне — сохранившаяся монолитная стена;

— по северной стороне — вновь возводимая каскадная стена;

— по восточной стороне — две сохранившиеся шахты;

— со стороны деаэраторной этажерки (южная сторона блока) — металлическая балка пролетом 70 метров, высотой около 6 метров, шириной 2,4 метров.

Сооружаемое верхнее покрытие над разрушенным реактором должно представлять собой следующую конструкцию: поперек металлических балок, идущих вдоль центрального зала (ЦЗ), должно быть уложено 27 металлических труб диаметром 1220 миллиметров, длиной 34,5 метров, над которыми должна быть устроена кровля из профилированного настила. Кровли, примыкающие к центральному залу с северной и южной сторон, предполагалось выполнить из крупногабаритных металлических щитов. Новое покрытие должно быть возведено и над разрушенной частью машинного зала (М3).

Над разрушенными сооружениями энергоблока необходимо возвести конструкцию, исключающую выброс радиоактивных аэрозолей и попадание внутрь блока атмосферных осадков.

Работы по строительству "саркофага" велись с "горячего листа" параллельно с проектированием. Это позволяло резко сокращать сроки строительства. Но одновременно отнимало у проектировщиков право на ошибку.

Вот один из примеров решения проблем в районе Чернобыльской АЭС. Вспоминает Ю. М. Тамойкин, заместитель начальника ПО "Энергоспецмонтаж" 12 ГУ, который участвовал в работах по возведению теплообменника под разрушенным четвертым блоком: "Утром 16 мая стало известно, что Правительственная комиссия поручила Минсредмашу совместно с шахтерами Минугля сооружение плиты теплообменника под фундаментом реактора четвертого блока. Нахожу главного инженера ВНИПИЭТ В. А Курносова, рассказываю ему обстановку. Он незамедлительно поручает своим специалистам приступить к разработке принципиальной схемы теплообменника и его конструкции. Уединяемся, и на листе из блокнота появляются первые прикидки теплового расчета теплообменника, его конструктивные особенности. Приходим к мнению, что теплообменник должен быть выполнен в форме блюдца, в которое наливают горячий чай из самовара, тогда содержимое блюдца будет остывать быстрее. Чтобы удержать расплав, в теплообменнике не должно быть зазоров. А это сложно, почти невозможно осуществить. Останавливаемся на том, что теплообменник должен быть выполнен из нержавеющих труб, зазор между которыми не должен превышать 1 миллиметр. Трубы свариваются на заводе в регистры, из которых и собирается плита теплообменника. Для выравнивания поверхности после монтажа и сварки теплообменник должен быть покрыт плитами из графита и засыпан графитовой крошкой.

Будущий теплообменник уместился на двух листах блокнота. А дальше в кратчайший срок предстояло разработать технический проект, конструкторскую документацию и запустить все это в производство".

Проектирование объекта "Укрытие" удалось осуществить в течение мая-августа 1986 года, то есть работы по проектированию и по строительству объекта "Укрытие" вели практически одновременно. Проектную документацию по мере готовности передавали строителям, ее по мере необходимости уточняла и дополняла бригада авторского надзора. Непосредственно работами проектировщиков руководил главный инженер ВНИПИЭТ Владимир Александрович Курносов. Ему помогали: Цуриков Евгений Петрович — главный конструктор, Багрянский Вадим Михайлович — заместитель главного инженера, специалисты Моисеев И. К., Меркурьев С. С., Белицкий И. И., Сорбин Ю. Н., Иванов В. А. и другие.

Проектировщики ВНИПИЭТ, их руководитель Курносов В. А. (ныне покойный) укрепили свой и без того высокий авторитет среди строителей "саркофага". Владимир Александрович руководил комплексной бригадой ВНИПИЭТ с привлечением всех проектных организаций министерства. Хороший организатор и отличный инженер, В. А. Курносов затратил много здоровья, изучая обстановку непосредственно на развале четвертого блока из вертолета и "батискафа". Проектировщикам принадлежит огромная заслуга за ответственные и оригинальные решения по проектированию "саркофага", выполненные технически грамотно и в чрезвычайно короткие сроки. Инженеры ВНИПИЭТ не довольствовались при проектировании материалами в виде фотографий, а выходили на место, в радиоактивную зону, проявляя при этом личное мужество мужество и самоотверженность. Таким был и Вадим Михайлович Багрянский, заместитель В. А. Курносова, в организации, проектировавшей "саркофаг" и осуществлявшей авторский контроль за строительством. Это был смелый и решительный инженер, не боящийся принимать ответственные решения.

Рабочее место проектировщиков располагалось в деревянном строении, в непосредственной близости от УС-605, и, когда бы туда ни приходили люди, они всегда получали внимательный прием и четкое решение по интересующим их вопросам. Это был хорошо отлаженный, настроенный на работу, целеустремленный коллектив.

Мобилизация. Для выполнения ответственного задания по строительству объекта "Укрытие" необходимо было не только создать мощную строительную базу, обеспечить строительство различными видами автотранспорта, механизмами, специальной техникой для работы в условиях радиации, но и создать трудовой коллектив, собрать команду грамотных и самоотверженных специалистов, способных справиться с нестандартной работой. И такие специалисты уже ехали со всех концов страны в район чернобыльской аварии. Их надо было принять, обустроить, накормить и организовать. Информированы приезжающие в зону Чернобыльской АЭС были по-разному.

Верхний эшелон руководства (сверху вниз до начальников районов) уже четко представлял масштабы аварии и вчерне — подходы к решению задачи. Вспоминает главный инженер УС-605 В. Т. Шеянов: " Мой чернобыльский период начался с момента вызова меня в министерство 19 мая 1986 года без указания причин вызова. Такие же вызовы получали и многие другие руководители строек нашего министерства. На совещании министр Е. П. Славский со своими помощниками объяснили серьезность положения на ЧАЭС и необходимость срочного захоронения разрушенного четвертого блока ЧАЭС, с целью предотвращения дальнейшего радиоактивного заражения территории Украины и прилегающей к ней республик".

Отбор руководителей верхнего уровня проводили достаточно тщательно. Варианты кандидатур на руководящие должности, по крайней мере для первой вахты, были продуманы руководством Минсредмаша 20–23 мая еще в Чернобыле, а в Москве уже готовили приказы и вели краткие переговоры с назначенцами и проводили их инструктаж. Отбор на руководящие должности проводили с особой тщательностью.

Вспоминает Р. В. Канюк, заместитель начальника УС-605: "Только 30 ноября 1996 года в Москве, на научно-практической конференции по случаю 10-летия окончания строительства "саркофага", узнал отбывшего работника министерства, что я был в "связке" с двумя другими кандидатами на должность. Более того, значился под № 3.То ли по болезни, то ли по каким-то другим причинам конкуренты отпали, и был утвержден я".

Среднее руководящее звено информацию об аварии на Чернобыльской АЭС получало из различных источников. Каждый интерпретировал полученные сведения в зависимости от уровня понимания проблем аварии на объектах атомной энергетики. Как правило, среднее управленческое звено просто отправляли на Чернобыльскую АЭС, как в обычную командировку. И особых возражений со стороны этих людей не было. В случае отказа "срабатывала" административная машина. "Отказника" признавали "трусом" или "паникером", увольняли со службы в армии или работы, члена КПСС исключали из партии. Таким образом, в условиях советской системы на человеке ставился крест. Дальнейшая карьера становилась невозможной. Многие не могли себе этого позволить и соглашались ехать.

Рабочие и рядовые специалисты, как и весь советский народ, об аварии на Чернобыльской АЭС были информированы плохо. Однако, повинуясь общему патриотическому подъему, большинство на командировку соглашалось. Позднее, когда правда о чернобыльской трагедии стала докатываться до различных районов страны в виде рассказов реальных участников ликвидации последствий аварии, пошли уже коллективные отказы от поездки на Чернобыльскую АЭС. Рабочим было не страшно потерять работу. Рабочих рук в стране всегда не хватало. Выход и здесь был найден. Рабочим и специалистам стали предлагать выбрать из двух зол: или добровольная командировка на два месяца в район Чернобыльской АЭС, или то же самое по линии военкомата. В этом случае "отказника" призывали на военную службу и все равно отправляли на ликвидацию последствий аварии опять же на Чернобыльскую АЭС. Мало кому хотелось на полгода уходить от семьи, и потому выбирали добровольно — принудительную командировку.

Вспоминает А. П. Борисов, машинист крана "Демаг": "Информация о том, что творится в Чернобыле, была настолько скудной, что мы стали считать чернобыльскую катастрофу легкой аварией. И когда нас вызвали в отдел кадров: меня, Каширина В., Иванова В., Алексеева Н. и сказали: "Собирайтесь-ка, ребята, в Чернобыль", мы поняли: дело серьезное. Условие было на выбор: или добровольная (считай — обязательная) командировка на два месяца, или на полгода по линии военкомата. Конечно, выбирали первый вариант".

Реальная работа по ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС постоянно вносила свои коррективы. В частности, за выполнение особо важного задания для военнообязанных — было возможно досрочное увольнение в запас. Для штатских в связи с выбором 25 бэр предполагались вывод из "грязной" зоны в "чистую", медицинское обследование и продолжение работ до окончания командировки в относительно "чистой" зоне. Каждый человек на Чернобыльской АЭС был на счету.

И все-таки большинство людей в начальный период, связанный с ЛПА, добровольно и с энтузиазмом делали свой выбор. Вспоминает Николай Васильевич Рахманов, начальник смены на ликвидации последствий аварии: "Лететь или не лететь в Чернобыль для меня, как, наверное, и для многих будущих "ликвидаторов", вопроса не было. Надо — значит надо. Просто отказаться я бы не смог. Не позволяли моя совесть и мое воспитание" (выделено мною. — Е. М.).

И это была чистейшая правда! Именно это основная причина, по которой большинство "ликвидаторов" оказались в зоне Чернобыльской АЭС.

Быт. На работу по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС хлынул огромный поток людей. И всех надо было где-то устроить, накормить, обеспечить им хотя бы минимальный комфорт.

Размещением прибывающих специалистов, подготовкой бывших пионерских лагерей, баз отдыха и других структур, способных принять людей, занимался полковник В. П. Поставничий.

Специалистов размещали в зонах отдыха недалеко от станции Тетерев в 110 километрах от Чернобыля и в районе Иванкова, что в 6о километрах от Чернобыля. Устраивали по-разному. Вот высказывания "ликвидаторов", в разное время побывавших в зоне чернобыльской аварии.

Вспоминает кандидат технических наук И. К. Степанов: "Следует отметить, что жилищно-бытовые условия в доме отдыха "Строитель" были хорошими. Группа расположилась в двух деревянных домиках, в комнатах располагались по два-три человека. На территории был летний душ, в 30–50 метрах протекала речка".

Вот мнение заместителя начальника четвертого района Ю. М. Александрова: "Начальник отдела кадров УС-605 Кокорин Е. И. оформил положенные документы и сказал, что жить в Тетереве негде, и, погрузив в автобус, отправил нас в Чернобыль, в школу-интернат. Приехали в Чернобыль — он весь во тьме, только у входа в школу светила одна лампочка, в самой школе было грязно, кое-где внутри помещений свет. Нам отвели две комнаты, которые были отремонтированы, на полу постелен пластикат. Получили у старшего офицера кровати и постельные принадлежности и легли спать. Это произошло 12 июля 1986 года.

20 июля освободилось место в пионерлагере "Интурист", туда я и переехал. Там были комфортабельные условия, в том числе и телевизор".

"29 июля 1986 года мы (начальник четвертого района А. М. Кондратьев и главный инженер района В. В. Трушанов) прилетели в Киев, потом на электричке добрались до станции Тетерев и пешочком — до дома отдыха "Голубые озера", где находилось управление строительства УС-605. Быстро оформились, получили одну койку на двоих (мест не было) в доме отдыха. Правда, сказали, чтобы очень не переживали. Люди должны уехать. Будет нам и вторая койка. Со временем так и получилось. Вечером встречали земляков".

Все в районе Чернобыльской АЭС, в том числе и люди, находилось в постоянном движении. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Причем этот процесс происходил ежедневно. Естественно, были и накладки. Но в целом все как-то приспосабливались и не роптали. Понимали, что ситуация чрезвычайная. Да и в деле обустройства людей делалось действительно многое.

Сложности продолжались до тех пор, пока не стало спадать напряжение в строительстве (а это уже октябрь-ноябрь) и не подоспело время заселения вновь построенных общежитий в Иванкове. Эти общежития были более свободными и благоустроенными. Здесь можно было получить комнату на троих, помыться в душе. Имелись туалеты и умывальные комнаты.

Однако после сдачи "саркофага" положение снова ухудшилось.

В 30-километровой зоне были развернуты медицинские подразделения Главного управления Минздрава СССР. Стационар был один — для "ликвидаторов", которые набрали 25 бэр. Стационар располагался в Тетереве. Украина имела в Чернобыле поликлинику и медицинский пункт в здании Правительственной комиссии Совмина СССР.

В Зеленом Мысе была развернута многопрофильная поликлиника, оснащенная на тот период современным оборудованием и укомплектованная высококлассными специалистами, в том числе по реабилитации и неврозам. Вопросов с обеспечением медицинских учреждений медоборудованием, медикаментами, медицинским персоналом не было.

В помещении оперативного персонала третьего энергоблока были установлены тренажеры. На заседании Правительственной комиссии обсуждали и такие вопросы, как музыкальное оформление столовых и автобусов.

Столовых было много, и кормили в них отменно. В этом мнении все "ликвидаторы" были единодушны. Столовые были и по месту жительства, и в Чернобыле — ее называли "кормоцех". Позднее появилась столовая и на самой ЧАЭС. Пользовались, если была необходимость, и солдатскими столовыми.

О еде стоит рассказать особо. Всем выдавали талоны на питание: завтрак, обед и ужин. По этим талонам "ликвидаторы" заходили в столовую, пройдя предварительный радиационный контроль. В столовой отдавали один из талонов и выбирали все, что можешь съесть, хоть три вторых и пять третьих. Икра красная, черная, балык были нормированы, но и они попадали нередко на стол, иначе вряд ли бы это запомнилось. Несколько раз выдавали по рюмке вина по воскресеньям и на праздники. Фрукты, особенно яблоки, стояли на отдельных столах, и их брали столько, сколько позволяла совесть. Минеральную воду брали на работу ящиками, в ней также недостатка не было.

Пища была разнообразна, по кухням (украинская, белорусская, молдавская, прибалтийская, русская), так как персонал столовой был из всех республик СССР. Изобилие овощей, разносолы, десерты и выпечка. Хотелось попробовать всего, что приводило к перееданию. Не хватало под такой обед кружечки пива или "фронтовых" ста граммов, но с этим было строго. Сухой закон контролировали жестко, и попавшегося нарушителя в тот же день отправляли восвояси.

Персонал столовых работал прекрасно, отношение было корректным, а раздача — быстрой, пища — вкусной и качественной, столы и посуда — чистыми.

Правда, после подписания акта о сдаче объекта "Укрытие" деликатесы из меню исчезли, появились проблемы и с минеральной водой.

Были в Чернобыле и привилегии. В специальном помещении при кафе "Дорожное", в пристройке-вагончике, располагался небольшой зал стремя столами, где питались руководство стройки и московские гости. Здесь было все, кроме спиртного. А в курортном местечке "При-борск" имелось небольшое гостиничного типа строение, приспособленное для достаточно комфортного проживания. Обеденный зал хорошо меблирован, с отличной посудой и хрусталем, с музыкальным центром и хорошим телевизором. Была хорошая кухня с отличным обслуживающим персоналом, были персональные спальни, души, туалеты — для министра, его замов, начальников главных управлений, начальника стройки. Для заместителя начальника стройки — уровень комфортности пониже, то есть то же самое полагалось на двоих.

Распорядок дня. С первых дней пребывания на станции были установлены следующие правила: ни один человек без респиратора, без спецодежды, очков для защиты глаз от бета-излучения (потом от них отказались) не имеет права находиться на стройплощадке. Выходя из пионерлагеря, или базы отдыха, или места проживания, "ликвидатор" обязан быть в спецодежде. Отработав смену и помывшись, командированный получал чистую одежду и садился в автобус. По прибытии на место жительства проходил дозиметрический контроль. И если уровень "загрязнения" спецодежды, которая выдавалась после мытья в санпропускнике, был недопустимый для места проживания, то спецодежда менялась столько раз, сколько это было необходимо. За первый месяц пребывания было приобретено спецодежды для всей стройки на 52 миллиона рублей.

Работа на строительстве "саркофага" шла круглосуточно. Руководители рангом выше начальника смены работали с утра, у них ненормированный рабочий день. Для остальных сутки были разбиты на смены. Работали "ликвидаторы" в 4 смены по 6 часов: первая смена — с 8 до 14 часов, вторая — с 14 до 20 часов, третья — с 20 до 2 часов ночи и четвертая смена — с 2 до 8 часов утра.

Ежедневный распорядок дня, например, для утренней смены: подъем в 5 утра, завтрак в 5.30, выезд в Чернобыль в 6 часов. Ежедневно караван легковых машин и автобусов в 6 утра на большой скорости мчится в сторону Чернобыля. В Чернобыле пересадка на закрытые освинцованные автобусы, которые везут строителей до санпропускника. В санпропускнике "ликвидаторы" переодевались, получали "карандаши" или "таблетки" (портативные дозиметры, которые прикреплялись на спецодежду) и затем приступали к работе. В смене, как правило, было 4–5 инженерно-технических работника (ИТР), з~4 прораба, начальник смены и 40–50 "партизан", в зависимости от объема работ и предполагаемого уровня радиоактивного излучения. У каждой смены и у каждой службы на Чернобыльской АЭС был свой "закуток" для отдыха.

Вспоминает А. С. Филиппенков, машинист экскаватора: "Наша смена состояла из 30 механизаторов, и размещались мы на втором этаже здания хранилища жидких технических отходов (ХЖТО) ЧАЭС. Здесь же размещался и бункер. Ребята с "Демагов" — на третьем этаже. Помню тяжелую бронированную дверь в помещение нашей конторки. Там две кровати, стол, вешалка с телогрейками, бушлатами, свинцовыми фартуками, полумрак и прохладная сырость. Эта конторка — наша комната отдыха, в которую "ныряешь" после часа работы (это расчетное время для меня в кабине экскаватора). Рядом с нами — помещения дозиметристов. Ряд окошечек, в которых выдают и принимают дозиметры. Карандаши-дозиметры выдавали на каждую смену, но часто дозиметров не хватало, особенно последним в очереди на их получение".

И у рабочих, и у руководителей времени в обрез. Подъем, отъезд, приезд. Время на дорогу туда и обратно отнимало 5 часов. Безумно много. И потому такой режим работы и отдыха выматывал всех. Говорить всерьез о каком-то отдыхе в процессе этой чрезвычайной командировки не имело смысла, так как ликвидаторы возвращались на базу в лучшем случае к программе "Время". Вполглаза смотрели ее — это был как ритуал, без которого просто нельзя. Превозмогая себя и усталость, мылись и, едва коснувшись подушки, засыпали "мертвецким" сном.

Избавление от комплексов времен застоя. Приемный конвейер работал четко: выдача пропусков для проезда в Чернобыль и на четвертый блок, столовая, устройство с жильем на время командировки, выдача набора рабочей одежды и информация о времени завтрашнего выхода на работу. Такая организация в самом начале командировки дорогого стоила, так как сразу настраивала на рабочий лад.

А дальше — стоп. Проведение работ по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС вызывало у прибывающих в конце мая людей некоторое замешательство. И множество вопросов: куда приехали и зачем? Жизненный опыт и книги давали ответы на многие страшные вопросы.

Землетрясение? Понятно. Смерч? Понятно. Оползни? Тоже понятно. Пожар? Понятно давно. Селевые потоки? И это понятно. К результатам работы этих катастроф спустя некоторое время можно было не торопясь подойти, почесать в затылке, поудивляться. И начать работать: растаскивать и увозить мусор, что-то ремонтировать, что-то строить заново. С перерывами на перекуры и четкими рабочими сменами. А вечером, после работы, сходить в кино или театр.

Авария на Чернобыльской АЭС — это и землетрясение, и пожар одновременно. Экологическая катастрофа огромного масштаба, затрагивающая интересы не только СССР, но и других стран. Это круглосуточная работа, подчас вслепую, когда самый сильный свет в утробе четвертого блока — это свет шахтерской лампочки на каске. И на все это накладывается мощное радиоактивное излучение. Оно в разных местах разное, но всегда большое. Его воздействие на человеческий организм, увы, уже предсказуемо. И опасно. Радиоактивная пыль перемешана с воздухом, и потому работать надо в респираторе. Радиация, в отличие от землетрясения и пожара, — это опасность на десятки и сотни лет.

Люди, прибывающие в конце мая — начале июня 1986 года на Чернобыльскую АЭС, плохо это понимали. Не понимали они и того, что все работы должны сопровождаться постоянной дозиметрической разведкой и дозиметрическим контролем дорог и тропинок, по которым придется ходить в районе станции. И еще многое, чего не понимали люди, прибывающие в огромном количестве на ликвидацию последствий аварии. Это касалось и рабочих, и руководящих работников, у которых основная специальность — строительство. И первое, что им пришлось изменить на строительстве "саркофага", это свое сознание.

30-31 мая Р. Н. Канюк принимал двух полковников — начальников районов, с ними прибыли и специалисты со строек, 70 % ИТР — военные (майоры и капитаны). Вкратце обрисовал ситуацию, которую сам видел от "А" до "Я". Объяснил, что проектов пока никаких нет, рабочей документации тоже, а технологическую документацию придется разрабатывать самим по мере поступления документации от проектировщиков. Дважды объяснил инженерам-полковникам, что сам прибыл два дня назад и сейчас занимается обустройством в автовокзале, согласованием документов в штабе Правительственной комиссии, подготовкой помещений для размещения связи, ведет обсчет объемов работ, используя информацию, полученную по телефонам, и ориентируясь на то, что видел сам, находясь у четвертого блока. Потом дважды объяснил прибывшим, что главный инженер стройки В. Т. Шеянов тоже прибыл два дня назад и что в штате у него нет не только ни одного начальника отдела, но и простого инженера.

Ситуация действительно нестандартная и вызывала недоумение. В происходящее трудно было поверить, но поверить пришлось. И начать работать тоже.

Из воспоминаний Р. Н. Канюка: "Захожу в управление второго района, а там кто газетенку читает, кто еще чем-то занимается… Нашел начальника. Спрашиваю, несколько резко… А он мне: "А ты мне, как заместитель начальника стройки, дай проект производства работ, ПОС, ППР, несколько технологических карт и т. д."

Пришлось поговорить по-мужски и пристыдить заместителя главного инженера крупной стройки, который еще два дня назад прекрасно работал у себя в Сибири, потому что сам специалист высокого класса и очень опытный".

Но это по-крупному. Нервировали и мелочи.

Первое время водители миксеров (машина для перевозки бетона) возили бетон из Вышгорода (в 136 километрах от строящегося БСИ) делали рейс-два. А дальше даже под дулом автомата их невозможно было заставить сделать хотя бы еще один рейс, требовали деньги за сверхурочную работу.

Первые две недели работали без дозиметров. Приборы привезли позже из Челябинска-65. Дозиметры-"карандаши" привезли одного типа, а устройство-"машинку" для их зарядки и проверки, съема показаний — другого типа. Удивляться было нечему, службы РБ и ТБ только становились на ноги

И таких накладок было множество. Отправляя на Чернобыльскую АЭС большие группы людей, большинство руководителей и тем более отделы кадров не понимали, что не только людей они должны были отправить, но и кульманы, столы, "карандаши", не говоря уже про транспорт, механизмы и материалы. И это естественно. Кто мог об этом знать? Такое понимание ситуации и такой подход к работе необходимо было круто менять.

Об этом Р. Н Канюк и другие руководители рассказали на первом выездном штабе Министерства среднего машиностроения. А. Н. Усанов и начальники главков отнеслись к замечаниям и предложениям серьезно. Ситуация в этом отношении стала быстро и существенно улучшаться.

Многое приходилось делать на марше, менять по ходу работ.

Избавление от комплексов времен застоя у людей в процессе ЛПА происходило достаточно быстро. И это отдельная тема.

Камертоном на работе были руководители всех рангов без исключения. На строительстве "саркофага" нормой для руководителей было сначала все осмотреть самому, невзирая на рентгены, проанализировать решения и только потом посылать исполнителей. Среди таких руководителей были А. Н. Усанов, заместитель министра среднего машиностроения, В. И. Рудаков — начальник 12 ГУ этого же министерства, В. А. Курносов, главный инженер ВНИПИЭТ, Ю. Ф. Юрченко — главный инженер НИКИМТа, и многие другие. Многие руководители среднего звена и рабочие с восхищением наблюдали за их грамотной работой. Работали они профессионально, вызывали доверие к себе и легко создавали особый настрой патриотизма на стройке.

Сроки, жесткий график работ, очень жесткий спрос с руководителей УС-605. На заседаниях штаба Правительственной комиссии руководителей среднего звена заставляли по нескольку раз бывать на рабочих местах и проигрывать сотни вариантов: как в то или иное место доставить рабочих, материалы и многое другое, чтобы свести до минимума пребывание людей в зоне радиации.

Служба РБ. 20 мая при УС-605 была создана служба радиационной безопасности (РБ).

На первой вахте было 70 специалистов, собранных со всех предприятий Минсредмаша, имеющих отношение к службе радиационной защиты: ВНИИЭФ (Арзамас-16), ПО "Маяк" (Челябинск-65), ВНИИ технической физики (Челябинск-70), Сибирского химкомбината (Томск-7), Горнохимического комбината (Красноярск-26), Института физики высоких энергий (Протвино), комбината "Электрохимприбор" (Свердловск-45), Приборостроительного завода (Златоуст-36), треста "Промэлектромонтаж" (Днепропетровск).

Сразу же была сформирована рота дозиметрического обслуживания, куда вошли 28 офицеров запаса и 75 призванных на сборы солдат. В их ведении были базы проживания, столовые, пропускные пункты. В Чернобыль прибывали со своим "хозяйством": машинами, палатками, специальным домиком с автономным питанием, обогревом, радиостанцией и другим необходимым оборудованием и приборами.

Вспоминает Л. Ф. Беловодский: "Знакомство с тогдашним состоянием радиационной защиты в зоне ЧАЭС вызвало у нас настоящий шок. Оно было не то что неудовлетворительным — просто ужасным. Первый вывод, который напрашивался: страна совершенно не была готова к подобным испытаниям. Поспешность проявлялась буквально во всем. Скажем, прибывает группа офицеров-резервистов. Одеты в новенькую форму, а на ногах кроссовки или кеды. Оказывается, там, откуда их призывали, не было сапог. Так и отправляли в грязную зону, что называется, в белых тапочках. Другая группа прибыла в сапогах, но без головных уборов — под радиоактивную пыль!..

Все это для нас казалось просто диким. Мы пробовали протестовать, писали докладные в Минздрав, Минобороны. Безрезультатно…

С 1 июня специалисты начали проводить планомерную радиационную разведку вокруг разрушенного энергоблока.

Специалисты из МИФИ попали на Чернобыльскую АЭС, минуя бюрократические препоны, так как МИФИ формально не входил в структуру Минсредмаша. Вышли на Александра Николаевича Усанова. Разговор состоялся долгий. Сотрудники МИФИ достаточно убедительно говорили о целях и задачах специальной группы радиационно-технической разведки и противорадиационной защиты в структуре УС-605. Усанов согласился.

В первую группу, которая должна была работать непосредственно на четвертом блоке, кроме Л. А. Лебедева и А. А. Строганова вошли кандидат физико-математических наук С. Г. Михеенко (специалист по радиационной безопасности при авариях ядерных энергетических установок с выбросом в атмосферу), а также специалист по дозиметрической аппаратуре Б. Д. Зельдич. Позже также из добровольцев были сформированы еще три группы для работы на первом и втором энергоблоках.

За несколько дней "мифисты" провели радиационную разведку территории вокруг четвертого энергоблока, используя специально оборудованный БТР. Основные значения мощности дозы радиоактивного излучения составляли 100–500 Р/ч, а в некоторых точках у четвертого блока и до 1000 Р/ч. При таких уровнях излучения начинать работы по сооружению "саркофага" было бессмысленно. Начались работы по снижению уровней радиоактивного излучения, в частности, по удалению грунта и бетонированию территории.

Затем добровольцы из МИФИ шаг за шагом проходили отметку за отметкой в уцелевших помещениях четвертого блока. Диктофон, который "мифисты" носили с собой, записывал показания не только мощности доз радиоактивного излучения, озвученные голосом, но и… шум шагов в недрах развала. Шаги были то спокойные, то торопливые, когда попадали в опасную зону, то бегущие в местах, где можно было находиться всего несколько секунд. Этих мест было больше всего. Ночью "мифисты" прослушивали диктофон, делали расчеты, рисовали схемы радиационных полей и писали регламенты проведения работ с указанием маршрутов движения и времени относительно безопасной работы строителей.

В результате "мифисты" смогли создать поэтажную схему радиационных полей в блоке "В" между третьим и четвертым энергоблоками. И, что особенно важно, определили основные источники излучения в местах проведения работ. Ими оказались воздуховоды, кабельные системы, разрушенная шахта лифта, проломы в стенах, а не отнюдь прямое излучение от разрушенного реактора.

Приезжали специалисты по дозиметрии и радиационной безопасности и из других специализированных организаций. Как правило, с собой они уже привозили необходимые приборы и оборудование.

У стен четвертого блока. При подъезде к станции поражало обилие техники и людей. Все куда-то спешат, видна бурная и напряженная работа. На въезде, где нужно пересечь мост через подводящий канал, движение автотранспорта затруднено, пробки. На улице жара, движением руководит мокрый насквозь гаишник. Снуют радиоуправляемые финские бульдозеры на цельнолитых резиновых колесах. Идет монтаж металлоконструкций для пионерных стенок "саркофага". Вдоль каналов работают импортные экскаваторы, роют траншею.

Основными подразделениями, занимающимися возведением "саркофага", были 1-й, 2-й, 3-й и 4-й районы. Руководил 1-м районом Ю. М. Филиппов. Район осуществлял уборку территории от радиоактивного мусора и бетонировал ступени "саркофага" с северной стороны. 2-м районом руководил А. В. Бевза. Предстояло выполнить работы по дезактивации с западной стороны и бетонирование ступени "саркофага", 3-м районом руководил К. С. Тыдыков. Район должен был выполнить работы по дезактивации пристанционного узла и береговой насосной. Задачей, поставленной перед 4-м районом (руководитель В. М. Федоров), была сформулирована так: строительство пункта перегрузки бетона, бетонирование разделительной стенки деаэраторной этажерки и машзала между третьим и четвертым энергоблоками, а также возведение в районе завала двух опор для балки покрытия и возведение стенки выше кровли машинного зала.

Строительным районам, которым не было возможности подойти вплотную к "завалу" — это первый и второй районы, предварительно была поручена уборка прилегающей территории. Предполагалось снять часть радиоактивного грунта и провести бетонирование площадки вокруг Чернобыльской АЭС.

Первый район приступил к уборке радиоактивного мусора с использованием различной техники. Кратковременную "отсидку" делали в бывшей проходной станции. Работали на автокранах грузоподъемностью 7 тонн, без всякой защиты. Народ быстро "сгорал". Дела шли туго. Разрешенная дозиметристами доза облучения составляла 0,5 рентген за смену. Руководство получило разрешение сверху и согласие рабочих снизу на увеличение дозы пребывания на работе до двух рентген. Работа была продолжена.

После уборки радиоактивного мусора стали заниматься бетонированием промплощадки с целью улучшения радиационной обстановки вокруг станции. Для этого было необходимо создать плацдарм по строительству объекта "Укрытие", чтобы обеспечить сносные условия для работы людей. Вблизи аварийного блока радиационный фон составлял 500 Р/ч. И потому было принято решение: создать на площадке аварийного блока пионерные оградительные бетонные стены вокруг разрушенного энергоблока, которые позволят снизить уровни радиоактивного излучения.

В "тени" защитных стен намечалось разместить на неподготовленной территории тысячи людей, сотни единиц тяжелой строительной техники, автотранспорта, тысячи тонн оборудования и материалов, направляемых со всех концов страны. И все это в условиях сложной радиационной обстановки, серьезность которой в то время все еще недостаточно представляли. Простой пример: электросварщик, рассекающий трубопровод на четвертом блоке, не успевал разрезать трубу диаметром 89 миллиметров, как набирал 1–2 рентгена (одну или две дневные нормы). И так было везде.

Неожиданно возникла идея использовать железнодорожные пути, которые раньше использовали для монтажа и обслуживания трансформаторов, чтобы накатить по ним защитную стенку высотой пять с лишним метров. Для устройства такой стены была использована железнодорожная ветка, проходящая вдоль трансформаторного пространства турбинного зала. Роботизированные комплексы очистили железнодорожный путь от радиоактивных обломков. Затем по нему двинули состав из железнодорожных платформ, оборудованных специальными армоблоками с бетоноводами, через которые должна была поступать бетонная смесь в армоблок, постепенно превращая его в массивную бетонную стену, высотой 2,6 метра и толщиной 6 метров. Естественно, сами армоблоки и бетоноводы собирали на площадке с относительно невысоким уровнем радиации. Цель с меньшими потерями людей организовать площадки для монтажа конструкций над машзалом была достигнута. Впоследствие за эту стенку стали забрасывать и радиоактивные отходы.

Полковник К. С. Тадыков, начальник третьего района, который комплектовался из работников УС "Химстрой", руководил работами по дезактивации пристанционного узла, где загрязненность участка достигала юоо Р/ч. "Грязь" лежала на оборудовании и проводах ЛЭП. К. С. Тадыков принял на себя всю тяжесть работ по монтажу кровли над машинным залом. Был чрезвычайно скромен, в работе — прекрасный руководитель. Все его очень любили — как руководители, так и рабочие. Вечная ему память.

На пристанционном узле, за который отвечал з-й район, работа была организована следующим образом: на территории недостроенного пятого энергоблока Чернобыльской АЭС был собран состав железнодорожных полувагонов, начиненный, как соты, бетоноводами. Через эти бетоноводы и осуществляли закачку бетона. Если какой-то трубопровод "козлился",тут же перебрасывали шланги на соседний. Мощность экспозиционной дозы на месте проведения дальнейших работ достигала 1 ооо Р/ч. Таким образом удалось уйти от радиации, создать защитный экран, из-за которого потом закачивали бетононасосами бетон в пространство между созданной стенкой и стеной машзала.

Бетононасосы располагали в укрытии на расстоянии 500 метров от крайнего армоблока. Предстояло в июльскую жару прокачать бетон на это расстояние. Первые попытки прокачки были неудачными. "Закозли-ли" два бетоновоза из пяти. Появились сомнения в возможности прокачки. Но третья попытка увенчалась успехом, благодаря более четкой организации труда. Бетон пошел, первый армоблок был забетонирован! Был выполнен также пандус из щебня, по которому завозили бетон бронированными автосамосвалами.

Образованная стена толщиной 6 метров обеспечивала зону радиационной защиты, что позволяло располагать перед ней механизмы, транспорт и людей. Подобный метод возведения пионерной стены был осуществлен и в других опасных зонах. Иногда приходилось прокладывать предварительно рельсы под платформы с армоблоками. Изобретали и железнодорожные плети со специальными замками, позволяющие производить укладку плетей дистанционно, без участия людей.

Вспоминает специалист Центра санэпиднадзора Инна Петровна Соколова: "Атмосфера воздуха была насыщена озоном, люди страдали от раздражения слизистых дыхательных путей, от чего ночной отдых превращался в мученичество от непрерывного кашля, обильного слюнотечения. Страдала щитовидная железа, многократно подвергались ожогам кожные покровы. Общее состояние — постоянное нервно-психическое перенапряжение".

Учеба на марше. По ходу работы приобретался новый опыт. Учились и думать, прежде, чем начать что-то делать. Бездумно работать было опасно. Анализируя зоны радиации по площади и отметкам "тумбы", выяснили, что на поверхности "тумбы" уровень радиации незначителен по сравнению с уровнем радиации на высоте более одного метра от ее поверхности, и потому научились работать в лежачем положении. Таким образом было обеспечено пребывание людей для работы на тумбе до четырех минут. Особенно это пригодилось впоследствии при подготовке поверхности опоры под монтаж балки "мамонт".

Учили и мелочи. Простой пример: уборка пластиката. Перед бетонированием требуется убрать пластикат. Уровень радиации приемлемый, а рабочие облучаются. Оказывается, при сворачивании пластиката активность увеличивается, и вместо 5 Р/ч на поверхности в рулоне получается 20 Р/ч. Или идет непрерывное бетонирование — вдруг пробка, заменяем трубопровод — вновь остановка. И снова надо решать, почему это произошло и как выйти из ситуации. Все внове, и все время приходилось думать и быстро принимать решения. Радиация мобилизовывала.

Шло становление, притирка и в организации проведения работ. Структура управления работами района на Чернобыльской АЭС оказалась консервативной и неэффективной: заместитель начальника района — он же начальник участка по разделительной стенке, главный инженер района — он же начальник участка по деаэраторной этажерке, заместитель главного инженера — он же начальник участка по пробивке отверстий и сварочным работам. Утром все съезжаются, дают задание строителям, у каждого своя печать, каждый — материально ответственное лицо. Начинается работа. Вечером руководство уезжает в "Голубые озера", темп работы снижается, и практически третья и четвертая смены уже не работают. Вечером и ночью в процессе работы появляются новые вопросы, которые требуют быстрого решения. А решать не с кем. Бывало и так, что на одном участке люди выбирали свою дозу, а на другом нет, и можно было бы в интересах дела перебросить людей с одного участка на другой, но некому дать такую команду. Сделали реорганизацию. Функции начальника участка и материальноответственного лица были совмещены, остальные стали начальниками смен. Начальнику смены стали подчиняться все участки района, где велись работы и он мог принять любое решение. Великолепными начальниками смен стали Н. П. Шевченко, М. С. Соскин, В. К. Великоцкий, С. Королько.

Больше всего срывов было в ночные часы, поэтому по решению штаба были организованы ночные дежурства из числа руководителей стройки. Дежурить каждому из них приходилось практически каждую неделю.

Думали и рабочие. Вспоминает бригадир автоводителей В. П. Заруба: "Подошла моя очередь на выгрузку, у стоявшего возле стены "саркофага" бетононасоса "Швинг" Первый блин, как говорится, вышел комом, чтобы разгрузиться, нужно задним ходом точно попасть в приемник бетононасоса, выскочить из кабины, включить штекер подачи бетона и назад бегом в свинцовую кабину оператора, наблюдать в оконную щель за подачей бетона. Вдруг неожиданно оператор кричит: "Стоп!" Оказывается, бетононасос подавился: слишком густой бетон. Возвращаюсь к проходной, водой развожу бетон до жидкой массы и снова — к "Швин-гу". После первых смен я понял все тонкости этой работы. Завод отгружает бетон на самосвалы "МАЗ", расстояние до перегрузки в селе Копачи 8-ю километров, в пути от тряски бетон прессуется, вода вытесняется и стекает в щели задних бортов самосвала. Получалось, что в миксера загружалась более густая масса бетона, чем необходимо, что и стало причиной сбоев в работе бетононасосов. В результате перед заливкой в бетононасос мне приходилось доводить бетон до жидковатой массы, что и позволило работать в дальнейшем "Швингу" без перебоев".

Хронология работы В. П. Зарубы: в первую смену сделал четыре рейса: простои под погрузкой и выгрузкой. Над кроватью он прикрепил график работы, куда вносил данные о полученной дозе за смену и количестве сделанных рейсов. За первую смену работы получил дозу 1,04 рентгена. В дальнейшем с учетом промахов в работе — это в основном в быстроте и четкости — сменная доза снизилась до о,7–0,8 рентгена, увеличилось количество рейсов с 7 до 8 в смену. Долгое время держался рекорд — 9 рейсов за смену, побить его пытались все миксеристы, и только ему это удалось. Это было замечено, и появилась "молния" о его рекорде.

Особую трудность испытали строители при возведении стенки № 1 напротив основного завала разрушенного реактора. Выручил импортный секционный транспортер. Установлен он был таким образом: приемное устройство для бетона с будкой оператора было установлено на расстоянии 120 метров от места укладки бетона, в проезде между блоками станции, где уровень радиации был сравнительно невысок. Бетон интенсивно пошел. Стена быстро, буквально на глазах, стала расти, к общей великой радости.

Для того чтобы иметь относительно безопасное от радиации место для сбора рабочих, выдачи заданий на предстоящую работу и отдыха личного состава, нашли и оборудовали глухое помещение площадью около 8о метров (назвали "бункер 4-го района"), где имели минеральную воду, столы и скамейки. В комнате поддерживали уровень радиации в пределах 0,05-0,1 Р/ч. При необходимости делали мокрую уборку.

Все эти меры позволили более четко организовать производственный цикл. В смену работало 140–160 человек, которых перед началом работы разводили по рабочим местам. Именно разводить, так как в лабиринтах этажерки можно было легко заблудиться, да и проходы на некоторые отметки из-за большой радиации были сделаны через верхние этажи вниз. Путь длинный и опасный.

И все-таки худшее и самое трудное было впереди.

Самой сложной работой была работа по возведению отсечной стенки между третьим и четвертым блоками. Трудность заключалась в том, что стенка возводилась внутри здания в условиях высокого уровня радиации, где невозможно было применить технику, исключающую ручной труд. Эту работу поручили самым опытным строителям — из Соснового Бора, за плечами которых строительство четырех блоков Ленинградской АЭС. Они достойно справились с этой труднейшей задачей, и в кратчайший срок, в стесненных условиях, при сильной радиации была возведена разделительная железобетонная стена, в которую уложено 6300 кубометров бетона.

Району поставлена задача: возведение стены в машинном зале, которая бы отсекала наиболее загрязненную часть от остальной площади, менее загрязненной. В результате В. М. Федоров, который возглавлял район в то время, М. И. Апакин, заместитель главного инженера СУС, и дозиметрист станции идут на разведку. В начале пути фон составлял 100–200 мР/ч. По мере продвижения к реактору уровень радиации резко возрастает. На цифре 16 Р/ч группу остановил дозиметрист: "Дальше прохода нет, — сказал он. — Но есть несколько секунд, чтобы пробежать немного дальше и оценить обстановку". Все зашли за колонну, где фон был несколько меньше. Посоветовались. Дальше пошел Вячеслав Михайлович. Он своими глазами увидел характер разрушений и понял, что и как нужно будет делать.

Вспоминает В. В. Вайнштейн, один из руководителей строительства: "Во время возведения "саркофага" очень часто возникали нестандартные ситуации. В частности такая, как в условиях высокой радиации дистанционно "отстропить" крюк от устанавливаемого изделия. Мучились над этой проблемой несколько дней. Собирали данные по автоматическим захватам, но все они были грузоподъемностью 3–5 тонн. Нужно было гораздо больше. При одном из обсуждений рядом оказался П. П. Щербина — замначальника монтажного района по снабжению. Он послушал и говорит: "А чего вы мучаетесь? У меня пол-Киева металла лежит, вы делаете крюки огромными и все вопросы решите". До нас дошло, что надо делать. А делать надо большую серьгу, она тяжелая и при повороте будет падать и освобождать крюк. Такое простое решение позволило смонтировать огромное количество блоков с дистанционной растроповкой".

Пядь за пядью, от периферии к центру, возводя пионерные стенки, убирая радиоактивный мусор с территории и бетонируя пристанционные территории полуметровым слоем бетона, строители подготавливали себе плацдарм для проведения последующих работ.

Работы велись круглосуточно, численность персонала достигала 10000 человек.

Когда закончили бетонировать площадки до самого развала реактора, начали строить защитную стену из блоков для защиты стоянки бетононасосов. Началась прокладка труб бетоноводов для прокачки бетона, чтобы начать бетонировать первый армоблок у самого реактора. Первые арматурные блоки устанавливали, используя инженерные машины разграждения (ИМРы).

Когда начали качать бетон к защитной стене, то бетоноводы стали забиваться.

Выход нашли. Стали прокладывать новые бетоноводы, переставлять старые бетоноводы в другое место. Для этого собирали экипаж в составе двух крановщиков и стропильщиков. В их распоряжении находился и бронетранспортер. Строители проходили персональный инструктаж, кто и что должен был делать. Все сводилось к одному: надо было сделать все быстро, после чего также быстро уехать от завала на транспортере.

Телевизионная аппаратура, которая стояла на бетононасосах, быстро вышла из строя, и, чтобы видеть, куда идет бетон, использовали закрытую эстакаду, которая проходила недалеко от завала. Для осмотра фронта работ применяли бинокли.

Вспоминает А. В. Минаков, машинист крана: "Работал на кране грузоподъемностью 7 тонн в Копачах, на ремонте миксеров. Потом перевели на четвертый блок, работал в первом, втором, третьем и четвертом районах, работал посменно. Работы на станции шли хорошо.

Вторая командировка была продлена. Я продолжил работу на автокране. На кране была сделана свинцовая защита кабины крановщика".

Получалось просто и буднично. Но почему-то перекликалось с рассказами солдат времен Великой Отечественной войны. Так же спокойно и буднично в изложении солдата звучал перечень и мест его военной работы: 1-й Украинский, 2-й Украинский, 3-й Украинский, 4-й Украинский фронты.

В связи с нехваткой автокрановщиков их командировки продлевали.

Начальник первого района Ю. М. Филиппов предложил отказаться от бетоноводов и рискнуть принимать бетон через хобот бетононасоса, напрямую за стенку. Правда, при этом резко возрастала нагрузка на машинистов бетононасосов и водителей бетоносмесителей. Переговорили с ребятами. Они согласились. Согласились они и с тем, что будет увеличена до 2 Р и их дневная доза облучения.

Первый бетононасос с 33 метровой стрелой установили в тени вспомогательных систем реакторного отделения (ВСРО) и как бы из-за угла начали закачивать бетон за стенку. Получилось. Стали применять этот метод, но сразу же возросла потребность в специалистах. Срочно пришлось организовать курсы по обучению машинистов бетононасосов и автобетоновозов. В самый разгар работ их численность достигла 1000 человек. С этого момента объем бетона, среднесуточно укладываемого на промплощадке, резко возрос и максимально достигал 5600 кубических метров.

Работы приходилось выполнять разные: бетонировать полы, стены, армировать перегородки с установкой опалубки, выполнять монтаж металлоконструкций, штукатурные и малярные работы, устройство подвесных потолков. Много было работы, связанной с долбежкой бетона.

Вспоминает машинист экскаватора с навесным оборудованием "клин-баба" А.С. Филиппенков:…работа по долбежке бетона клин-бабой была монотонной, неудобной. Левая нога и голова вверх-вниз. Кабина вся обшита свинцовым листом толщиной 1 сантиметр, дверь заварена. Окошко со стеклом 150x200 мм. Все остальное глухо запечатано. Попасть в кабину можно только через люк у радиатора. Верно прозвали мы эту кабину — "гроб свинцовый"".

Особенно напряженная работа была по бетонированию брандмауэрной стенки на кровле между третьим и четвертым блоками станции. Рабочие могли находиться на кровле не более двух минут, и прораб вместе с командиром взвода четко следили, чтобы рабочие укладывались в точно отведенное время, относили носилки с бетоном к месту укладки и возвращались в укрытие.

Все инженерно-технические работники и личный состав прекрасно понимали, с какой целью они находятся здесь и что чем быстрее будет выполнена работа по укрытию четвертого блока и отделению его от помещений третьего блока, тем меньше людей пострадает от облучения и тем меньше радиоактивной пыли будет разнесено по территории.

Впереди оставалось бетонирование стены над кровлей машинного зала. На тот момент была смонтирована лишь гребенка под стену. Это металлическая балка длиной до 40 метров, которую нужно было забетонировать.

Аварийный четвертый блок продолжал время от времени проявлять свой характер и выбрасывал радиоактивную пыль в атмосферу.

Ликвидатором № 1 на строительстве "саркофага" все считали заместителя министра среднего машиностроения А. Н. Усанова. От решений Александра Николаевича во многом зависела судьба строительства, и без его участия невозможно представить успех, которого тогда добились строители. Талантливый инженер, руководитель высокого класса, А. Н. Усанов являлся главным руководителем всех вахт стройки в 1986 году. Лично участвовал в реализации всех основных инженерных решений при строительстве "саркофага", был строг и требователен ко всем. В ответственные моменты принимал решительные меры незамедлительно, являлся подлинным полководцем в этом необычайном сражении со стихией. Очень жаль, что совсем не берегся и оттого погиб в числе первых жертв катастрофы, в 1987 году.

Вспоминает Р. Н. Канюк: "Меня вызвали для очередного облета станции с руководством штаба на вертолете. А. Н. Усанов совершал эти облеты регулярно. Надо сказать, что Александр Николаевич постоянно находился на площадке и практически не остерегался, когда при обходах часто задерживался на открытых местах с большими уровнями радиации. Я неоднократно пытался увести его за какое-нибудь укрытие, но все было бесполезно. Думаю, что за весь период своего пребывания на станции он получил дозу не менее 100 Р. Невозможно было в чем-то обмануть его, да никто и не пытался делать этого. С ним почти неотлучно находился тогда и Л. В. Забияка, главный инженер 11 ГУ".

А в это же время в 6-й московской клинической больнице происходит знаменательная встреча. Свидетельствует В. Г. Смагин, который сменил Александра Акимова на пульте четвертого аварийного блока: "В 6-й клинике лечился и главный инженер Чернобыльской АЭС Николай Максимович Фомин. Пробыл с месяц. После выписки незадолго до его ареста обедали с ним в кафе. Он был бледен, подавлен. Спросил меня:

— Витя, как ты думаешь, что мне делать? Повеситься?

— Зачем же, Максимыч? — сказал я. — Наберись мужества, пройди все до конца…

С Дятловым мы были в клинике в одно время. Перед выпиской он сказал: "Меня будут судить. Это ясно. Но если мне дадут говорить и будут слушать, я скажу, что все делал правильно"

Незадолго до ареста встретил Брюханова. Он сказал:

— Никому не нужен, жду ареста. Приехал вот к Генеральному прокурору спросить, где мне находиться и что делать…

— И что говорит прокурор?

— Ждите, говорит, вас позовут…

В 6-й клинической больнице Москвы оказались люди, которые напрямую имеют отношение к аварии на Чернобыльской АЭС. Они лечатся перед судом. А в это же время на ЧАЭС идет героическое сражение за "саркофаг". И людей, находящихся у развала четвертого энергоблока, волновали другие проблемы: как обезопасить других людей в стране и мире от радиации. Но было у них с бывшими руководителями Чернобыльской АЭС и общее: 6-я клиническая больница Москвы или другие больницы Советского Союза.

Вспоминает Р. Н. Канюк: "После возвращения из Чернобыля в течение месяца находился на медицинском обследовании в городах Снечкус, Вильнюс и Ленинград. Прошел курс реабилитации в санатории. Самочувствие после ЧАЭС неважное, часто бывают головокружения, общая слабость, головные боли, немеют кончики пальцев рук. С каждым годом становится все хуже".

Техника, связь, батискаф. Чтобы выполнить все задуманное и сделать это как можно быстрее, нужна была техника другого уровня. В частности, подъемные краны повышенной грузоподъемности и вылетом стрелы до самой максимальной отметки четвертого блока, а это 74 метра. Наша промышленность выпускала башенные краны, которые перемещались только по рельсам, отечественных самоходов не было. Нужны были краны зарубежного производства, такие, например, как краны западногерманской фирмы "Демаг". Такие краны нашли в Баку. Было их в акватории порта около 20 штук. Эти краны использовали на сборке оснований для буровых вышек. Возможности кранов превосходили самые смелые ожидания: многотонная машина с длиной стрелы порядка 8о метров трогалась с места плавнее, чем автомобиль "Жигули".

Но чтбы перекрыть всю строительную площадку вокруг четвертого блока Чернобыльской АЭС, нужно было три таких крана. Два других крана были доставлены из порта Ленинграда. "Демаги" были собраны и налажены советскими специалистами без участия работников фирм-изготовителей из ФРГ. Эксплуатировал и кран также наши специалисты, в том числе и из Соснового Бора: А. П. Борисов, В. М. Каширин, С. М. Муравьев, Ю. Г. Алексеев.

Кран "Демаг" для того времени, да и для сегодняшнего дня по-прежнему чудо техники. Диаметр охвата рабочей зоны — 150 метров и очень высокая, по мнению специалистов, грузоподъемность. Гусеничный кран "Демаг" с суперлифтом имел грузоподъемность от 100 тонн до 650 тонн, при вылете стрелы до 100 метров. Высота ходовой части значительно выше роста человека, кран был насыщен электроникой и телемеханикой.

Но еще до начала работ по кранам "Демаг" удалось ввести в строй оставленные в Чернобыле прежними хозяевами и считавшиеся "грязными", краны ДЭК-251, КС-5363, К-162, а также кран "Январец" — 40 тонн и "Днепр" — 25 тонн. Ввод в действие этой техники, а также прибывших в Чернобыль кранов фирмы "Либхер" позволили обеспечить фронт работ по монтажу кранов "Демаг".

В середине июня на станцию Тетерев начали поступать платформы с конструкциями трех кранов "Демаг". Их различали по последним цифрам заводского номера. Номера 41016, 41020,41021 упростили до более коротких: 1 6, 20 и 21.

Начинаются работы по подготовке площадок для монтажа западногерманских дизель-гидравлических самокатных кранов. Работы по их монтажу были поручены МСУ-116 треста "Спецмонтажмеханизация". Монтировали краны на расстоянии одного километра от четвертого энергоблока. Монтажники МСУ-116 под руководством начальника управления В. А Ковальчука и главного инженера управления В. Д. Мучника в кратчайшие сроки выполнили поставленную задачу. Работали круглосуточно, не думая об элементарном отдыхе. Все понимали: заработают краны — начнут возводить "саркофаг".

К 8 июля конструкции всех трех "Демагов" были доставлены в Чернобыль, и уже 21 июля, раньше установленного срока, первый "Демаг" под № 16 самоходом двинулся к аварийному блоку.

"Демаги"№ 20 и № 21 были кранами нового поколения. За счет дополнительного устройства— суперлифта весом 480тонн, обладавших большей грузоподъемностью, чем "Демаг" № 16, и были оснащены основной и вспомогательной стрелой по 76 метров каждая. Имея грузоподъемность 650 тонн даже при минимальном вылете на основной стреле, могли осуществлять подъем груза весом 200 тонн на высоту выше 6о метров.

Были и трудности: во-первых, площадки, на которых работали "Демаги", не соответствовали техническим условиям их эксплуатации; во-вторых, машинисты прошли всего десятидневный курс обучения и не имели опыта работы со сложным гидравлическим электромеханическим оборудованием, оснащенным бортовыми компьютерами и другими средствами электронного управления; в-третьих, катастрофически не хватало специалистов-гидравликов, электронщиков, электромехаников и просто квалифицированных ремонтников, способных в сложнейшей радиационной обстановке найти неполадки и устранить их в предельно короткие сроки.

Любая поломка кранов, приводящая к их остановке, парализовала стройку. Следовала незамедлительная реакция со стороны Правительственной комиссии, больших и маленьких начальников, работа которых напрямую зависела от исправности крана. Телефонные звонки и угрозы раздавались со всех сторон.

Люди делали подчас невозможное. Особенно это относится к высококвалифицированным специалистам из "партизан". Они выполняли самые тяжелые работы, подчас не совсем понимая, какая опасность им угрожает. "Партизаны" ремонтировали узлы и агрегаты кранов, меняли поломанные двухметровые траки гусеничного хода. Демонтировали проколотые арматурой огромные пневмоколеса суперлифта, вручную разгружали и догружали свинцовыми 40-килограммовыми "чушками" контейнеры самоходного противовеса. И все это "под боком" четвертого блока.

Десятки высококлассных специалистов включились в работу по эксплуатации кранов. Это прежде всего трестовские инженеры: Л. М. Королев, Л. Л. Кривошеин, А. Л. Лаврецкий, А. Я. Северинов, В. Е. Курении, В. А.Власов, В. М. Токарев и многие другие. Огромный вклад в наладку кранов и обеспечение их работоспособности принадлежит Павлу Калинину и Олегу Попову.

К обслуживанию кранов группы "Демаг", начиненной гидравликой и электроникой, допускали только специалистов с инженерным образованием. Работать необходимо было быстро и хладнокровно.

В связи с установкой защитной стены, как я уже упоминал, уровень радиации от четвертого блока снизился. И было решено выровнять основание под первый ярус песком и щебнем. Эту работу выполнили машины и бульдозеры с защищенными от радиации кабинами. После чего первая стенка пошла в монтаж. Здесь и приняли свое крещение западногерманские краны фирмы "Демаг".

"Демагу" поручали самую сложную работу. Его достоинство, что стрелой можно работать из-за угла, то есть не видя объекта подъема, ориентируясь по двум мониторам, находящимся в кабине крана. Поднимать и опускать приходилось металлоконструкции с "промокашками" для снятия мягкой кровли (способ дезактивации кровли крыш от радиоактивных частиц), контейнеры с радиоактивным мусором, да и все прочее, что "фонило и звенело".

Ежедневно расписывали график работы кранов "Демаг", и ежедневно этот график не выполнялся. Монтаж и сборку элементов металлоконструкций приходилось вести почти вслепую, все время возникали какие-нибудь проблемы и непредвиденные обстоятельства. Иногда приходилось ожидать кран от первой до третьей смены. И поэтому ответственность смены, в которой появлялся "Демаг", резко возрастала. Все смены старались как можно тщательнее подготовиться к работе.

Крану "Демаг" с суперлифтом, который многократно увеличивает грузоподъемность и вылет стрелы крана, необходимо очень твердое и очень ровное основание. Суперлифт, если упрощенно, прицеп на пневмоходу с нагруженной платформой. Это груз 500 тонн металлических "чушек". Если на рыхлом основании суперлифт вдруг начнет проваливаться, то платформу придется вручную сначала разгрузить, а затем заново нагрузить, а это дополнительная работа по разгрузке и загрузке 1000 тонн металлических "чушек" в зоне повышенной радиации. Поэтому каждое передвижение крана "Демаг" требовало тщательной подготовки пути следования и площадки для работы. Это были хорошо планируемые и контролируемые этапы работы.

Вспоминает Александр Павлович Борисов, машинист крана "Демаг": "Дней за десять до конца моей чернобыльской эпопеи мне было дано задание перегнать "Демаг" от четвертого блока к третьему. Это 400 метров пути, но на это ушла почти вся смена. Из кабины я не вылезал. Ориентировался по мониторам и командам по радио. Если так можно сказать, перегонял кран вслепую. Вдруг толчок! Понял, что правой гусеницей на что-то наехал. А махина крана — это сотни тонн. Гусеница оставляет за собой дорожку — готовый тротуар. Если наехать, например, на "жигуленка", то им можно после этого крышу крыть. Стоп машина! Сразу сообщил по рации: "Во что-то въехал". "Ну выйди и посмотри!" — был ответ из бункера. Вышел, осмотрелся. Ничего особенного: наехал на бетонный поребрик, выложенный из блоков. Тут подскочил БТР. Из люка высунули какую-то "клюшку", поводили ею по сторонам, и БТР укатил.

Уже под утро я подогнал "Демаг" к новому месту работы".

Непосредственно у четвертого блока было два крана "Демаг", третий находился в нескольких километрах, он был по окончании работ разобран, прошел дезактивацию и вывезен для работы в народном хозяйстве. Не будь этих кранов, "саркофаг" сооружали бы значительно дольше со всеми вытекающими последствиями.

Для справки: немцы отказались принять участие в монтаже кранов на площадке Чернобыльской АЭС, высказав сожаление и сочувствие, что мы сами не сможем этого сделать. И каково же было их удивление, когда наши монтажники при встрече показали немцам фотографии, где ясно была видна работа кранов "Демаг" на аварийном блоке.

К работам по ЛПА было привлечено более 1000 единиц строительной техники и автотранспорта, в том числе и уникальная импортная техника (гусеничные краны "Демаг", автокраны "Либхер-1080", "Либхер-1300", "МК-юо", "Январец", автовышки, автокраны СМК-7, бетононасосы "Путцмейстер" и "Дайфос", бетонотранспортеры "Варлингтон"). Техника базировалась на территории четвертого энергоблока и была серьезным помощником монтажников в их нелегкой и опасной работе. В распоряжении строителей было свыше 30 бетононасосов и 100 бетоновозов (миксеров). Работа шла круглосуточно, в четыре смены.

Невозможно забыть монтаж 165-тонной стальной рамы на высоте выше 6о метров. В результате проседания правой гусеницы крана в грунт лопнул трос лебедки стрелового оборудования. Возникла реальная угроза опрокидывания и разрушения крана, на крюке которого завис 165-тонный груз. Положение было критическим. Нужен был доброволец-крановщик, который взялся бы, рискуя жизнью, вернуть конструкцию в предмонтажное положение. Такой доброволец и классный машинист нашелся. Им оказался простой русский парень с редким теперь именем Лука и по фамилии Красильников…

Утром следующего дня конструкция лежала в предмонтажном положении, а к вечеру состоялось перекрытие реакторного зала.

В Чернобыле на площадке "Сельхозтехника" находилась база механизаторов. До нее путь на "чистом" автобусе, а от базы до реактора — на "грязном". "Грязный" был в полном смысле грязным и мрачным ящиком, так как окна были заставлены листовым свинцом. Водители кранов прибывали на четвертый блок, получали дозиметр и бежали каждый в свой "Демаг". И оказывались там, как скворцы в скворечнике, в течение 12 часов. Если работы было много, обедали в кабине "сухим пайком", нарушая, таким образом, все правила радиационной безопасности.

На "Либхере" работали В. А. Кузьмин, В. Н. Иванов, А. В. Ларин, Г. Леонтьев. Вспоминает Виктор Анатольевич Кузьмин, машинист крана "Либхер": "В кадрах нас распределили на западногерманскую технику. Я попал на "Либхер" 8о тонн, который выполнял все подсобные работы около кранов "Демаг". С кранов меня не было видно, так как кран находился за фронтом основных событий и все внимание было приковано к "Де-

магу". Мне приходилось выполнять на кране разные работы под "Демагами". Разгрузка свинцовых контейнеров по 20 тонн, разгрузка под первый "Демаг", где в смену со мной работал наш "ас крановой" Сергей Муравьев. На каскадной стене, куда меня затаскивали бульдозерами, собирал элементы крыши "саркофага". Работать приходилось по всей площадке. У крана была хорошая маневренность — стрела 40 метров и грузоподъемность 8отонн".

Численность работающих в УС-605 возросла и к ноябрю 1986 года достигла 11000 человек, возростало и общее число машин и механизмов. В первую вахту работали чуть больше 5000 человек и около юоо единиц машин и механизмов, в третьей вахте количество обслуживающей техники увеличилось до 1400 единиц. Министерство обороны выделило два ИМРа и две боевые машины пехоты (БМП). С разных предприятий пришли два защищенных крана "Либхер" (1080 и 1300), импортные бетононасосы "Швинг", "Путцмайстер" и "Варлингтон". Была и робототехника, но ее электроника в условиях высокой радиации быстро выходила из строя. В результате машины-роботы не нашли себе достойного применения.

В связи с упоминанием робототехники интересной может показаться история и с роботами-тележками. Они были приобретены за рубежом для выполнения таких работ, где требовалось заменить человека в условиях большой радиации. В частности, с их помощью пытались очищать крышу третьего блока от высокоактивных фрагментов топлива. Однако роботы не выдерживали мощного радиоактивного излучения и, как шутили академики, "быстро сходили с ума". Удирая от радиации, они кончали самоубийством, прыгая с крыши блока. В результате рядом с помещениями, где работали ученые, было собрано небольшое кладбище электронных роботов-тележек.

И потому, как всегда, оставалась одна надежда на людей, честно исполняющих свой долг в невероятно сложных и опасных для здоровья и жизни условиях.

Была техника и в чисто "старорусском стиле" — бадьи для бетона с дистанционным управлением открывания затвора, но работала эта техника так же "надежно", как и в древние времена.

На стройку поступил американский ленточный самоходный транспортер. Строители сразу же ухватились за него. По паспорту он мог подавать до 1000 кубометров бетона в смену. Привлекателен он был еще и потому, что мог выдвигаться вперед на 100 метров, то есть работать из-за укрытия. Сначала транспортер попытались запустить в 1-м районе. Для наладки приехала группа специалистов из Москвы. Они запустили транспортер в холостом режиме — работал прекрасно. Однако при работе под нагрузкой положительного результата добиться так и не удалось. Бетон пошел, но не так, как хотелось бы. Из-за большой пластичности бетон постоянно съезжал вниз, заливая при этом электрическую часть, расположенную в нижней части транспортера. Транспортер часто приходилось останавливать и чистить. Повысить жесткость бетона рабочие не могли, так как бетонные заводы непрерывного действия могли выдавать бетон только с одной осадкой конуса. Основной же объем бетона шел на бетононасосы, где требовался пластичный бетон. Опробовали транспортер в з-м районе — результат тот же: неудачно. В конце концов от применения этого транспортера пришлось отказаться.

Для дезактивации территории вокруг Чернобыльской АЭС широко использовали технику военных и, в частности, инженерную машину разграждения (ИМР). Модернизированный ИМР-2Д был изготовлен в НИ-КИМТе всего за 21 день. Наиболее важный вопрос, который был решен при модернизации — это защита двигателя ИМРа от попадания в него радиоактивной пыли. И потому были поставлены фильтры. На ИМР-2Д установили гамма-локатор, манипулятор для сбора радиоактивных материалов в специальный сборник, грейфер, который мог снимать грунт толщиной до 100 миллиметров, специальные радиационно-стойкие телевизионные системы, танковый перископ, работала и система жизнеобеспечения оператора и водителя, аппаратура для измерения уровня радиации внутри и снаружи машины. ИМР-2Д был покрыт легко дезактивируемой краской. Управление машиной осуществляли по телевизионному экрану. На защиту от радиации ушло около 20 тонн свинца. Все эти мероприятия позволили снизить уровень гамма-фона внутри машины в 2000 раз.

За две недели были обучены операторы из военнослужащих.

Модернизацию ИМР-2Д проводили: А. Г. Таксанц (отвечал за защиту от радиации), В. Ф. Гамаюн (грейфер и манипулятор), танковый перископ и оптика (ответственный В. И. Гриненко), установку телевизионных систем обеспечивал Ю. М. Старостин, а за гамма-локатор отвечали В. И. Горбачев и И. И. Розанов. Жизнеобеспечение экипажа налаживал И. А. Люкевич, подбором легкодезактивируемой краски занимался В. Г. Шигорин. Н. А Сидоркин осуществлял общее руководство по подготовке ИМР-2Д. Заместитель директора НИКИМТа А. А. Куркумели отвечал за подготовку всей техники на Чернобыльской АЭС.

Запуск в работу ИМР-2Д и проведенные на нем исследования по определению радиационной обстановки 31 мая позволили предоставить Правительственной комиссии данные о распределении мощности гамма-излучения у четвертого энергоблока со стороны машинного зала.

Издали четвертый блок выглядит небольшим, но по мере приближения он быстро начинает расти. Вблизи он уже полностью подавляет человека. Но тогда плохо виден развал и тем более, что там, внутри. В конце апреля развал обследовал с вертолета академик Е. П. Велихов. Но тогда у него были другие задачи. Осматривать же развал в процессе возведения "саркофага" на вертолете было и дороговато, и нецелесообразно. В июне-июле 1986 года был еще один важный критерий — оперативность в получении информации в ходе проведения работ.

И потому был придуман "батискаф". Несмотря на морское название, "батискаф" не использовали для работ под водой, он чаще "парил" в воздухе и в нужный момент садился на небольшую площадку перед обследуемым объектом. "Батискаф" легко переносили с места на место стрелой подъемного крана "Демаг". "Батискаф" представлял собой бетонированную металлическую емкость с дверью и наблюдательным окном. Общая масса "батискафа" около 28 тонн с 500-кратной защитой от радиации. Кабину цепляли на крюк крана "Демаг" и переносили в нужное место. У "батискафа" были захваты, с помощью которых можно было взять, подцепить или подвинуть любые предметы. В кабине были стекла обзора, вентиляция, улавливающая аэрозольные радиоактивные частицы. Были установлены и аккумуляторы, что позволило создать в кабине микроклимат, воздух был практически чистым. "Батискаф" хорошо послужил при выполнении работ при осмотре кровель и в других случаях, когда надо было быстро добраться до любой точки работы. Подъем осуществляли только в присутствии дозиметриста.

"Батискаф был разработан НИКИМТом и изготовлен на опытном производстве этой организации. Затем "батискаф" привезли в Чернобыль и дооборудовали на месте соответствующими приборами, связью и телекамерой с монитором.

"Батискаф" широко использовали для проведения "разведки", оценки ситуации в том или ином месте развала и наблюдения за ходом работ по строительству объекта "Укрытие".

Из книги И. А. Беляева "Бетон марки "Средмаш"": "А вот "батискаф", который сделал НИКИМТ, был хорош. Сверху он цеплялся крюком крана, поднимался на высоту 20-этажного дома, а это около 70 метров. Внутри кабины находились люди, обязательно дозиметрист, и была рация".

Первое опробование "батискафа" произвели специалисты Украинской академии наук. После испытаний "батискаф" часто использовали для различных целей и строители, и наука.

В "батискаф" попадали не сразу. Сначала нужно было определиться, где он находится. Затем перебежками нужно было добежать до нулевой отметки. И уже потом снова перебежками в сторону опоры по завалу к месту, где стоял "батискаф". Но и это еще не все. Дверь всегда оставалась приоткрытой. Рабочие и специалисты ныряли в зазор. И потом прилагали большие усилия, чтобы закрыть дверь. Дверь была очень тяжелая.

Вспоминает заместитель начальника УС-605 П. Н. Сафронов: "Полет в "батискафе" с помощью крана "Демаг" на высоте 100 метров был более чем впечатляющим. По нашим законам, подъем людей кранами категорически запрещен, и на это есть большие основания, связанные с практикой падения оснастки и гибелью людей. Но… запреты пишут люди, они же их и нарушают".

Всех летавших в "батискафе" называли "космонавтами".

"Батискаф" использовали и в качестве укрытия. Тогда работа проходила следующим образом. По рации машинист крана получал команду и подавал металлическую бадью к разгруженному щебню. "Партизаны" загружали бадью щебнем, и по команде кран подавал груженую бадью на завал. Во время выгрузки все находились в укрытии — в "батискафе", установленном у стены машзала, рядом с местом складирования щебня.

Использовали "батискаф" и в качестве смотровой площадки, когда нужно было определить фронт будущих работ или оценить результаты работ в относительно безопасных условиях.

Сильное впечатление от полета в "батискафе" испытывали не только те, кто в нем летал, но и тот, кто их "катал". Вспоминает Александр Павлович Борисов, машинист крана "Демаг": "В то утро пришлось мне "покатать" и начальство над зоной развала в "батискафе". Есть, ребята, разница: тащить на крюке железяку и подымать и перемещать людей. Крану — ничего, он нервов не имеет, а я аж взмок до трусов".

Телекамеры, Первое время работали вслепую. Весь инструктаж для проведения работ проводили на "пальцах". Данные, полученные от "разведчиков", дорого обходились добровольцам. Их быстро "списывали".

НИКИМТ предложил, используя кран "Демаг", установить у трубы четвертого блока на вышке телекамеру. Не сразу, но вышка с телекамерой и двумя кабелями по 250 метров длины, помещенными для надежности в пожарные рукава, была установлена на крышу под трубой на отметке 68 метров. Сначала кабель протащили по земле вдоль стены четвертого блока до первого более или менее безопасного коридора. Тащили перебежками: один человек — 50 метров, затем еще 50 метров тащил-бежал кто-то другой. И так до тех пор, пока кабель не оказался в коридоре. Затем кабель из коридора, и тоже с приключениями, дотащили до верхнего бункера. Установили телевизионный монитор, пульт и включили картинку. Эффект был потрясающим. На экране с диагональю 53 сантиметров четкая, сочная картина разрушений. С помощью пульта можно было производить осмотр окружающей панорамы. При изменении фокусного расстояния объекта можно было сделать "наезд" на объект наблюдения и рассмотреть его более подробно, в деталях.

Вторую камеру установили на здание хранилища жидких технических отходов (ХЖТО). Камера позволяла рассмотреть всю площадку перед завалом и работающий кран "Демаг". У руководителей всех рангов появилась возможность получения наглядной информации о ситуации на монтажной площадке. Монтажники также оценили новые возможности при проведении работ. Прибежали и "демаговцы" с просьбой поставить и у них дублирующие мониторы. Их просьба также была выполнена.

Как вспоминает Ю. М. Тамойкин, заместитель начальника ПО "Энергоспецмонтаж": "Не обошлось и без "жертв". Лучшую вышку с датчиком для измерения радиации перед установкой на крыше поставили на край, и она упала в жидкий бетон".

В дальнейшем был создан центральный оперативный пост с телеприемниками, соединенный системой связи с выносными подвижными телекамерами, смонтированными на стрелах кранов и спецвышках, установленных в точках наиболее удобного обзора. И в этом большая заслуга ведущего инженера В. Б. Кикотя. Всего с августа по ноябрь было смонтировано около 50 телекамер. Организовано 5 пультовых. В необходимых случаях работало до 15 камер одновременно, в том числе и с системой видеозаписи. Качественную и бесперебойную работу установок обеспечивала группа специалистов отделения ОКА: Д. Д. Никифоров, В. М. Рудоня, Н. В. Сурначев, В. И. Петренко и другие.

К июлю 1986 года специалисты стали оснащаться мобильной связью. Появилась так необходимая на строительстве "саркофага" оперативная связь — переносная рация. Теперь можно было, находясь на отметке, связаться с диспетчером и принять или согласовать любые возникшие проблемы. Это, несомненно, упрощало проведение работ и делало работу безопасней.

На стройке ощущался недостаток в количестве и, особенно, качестве долбежной и сверлильной техники. Долбежка и сверление отверстий в железобетонных стенах толщиной до двух метров, где заполнитель не щебень, а металл, были для рабочих очень сложным занятием. Наибольшие трудности встретили "ликвидаторы", когда работали на бурении отверстий в стенке реактора. Толщина этих стен доходила до двух метров, и бетон какой-то особенный — с металлическим заполнителем. В результате при бурении перфораторами победитовые коронки вылетали десятками за смену. Когда коронка натыкалась на арматурные стержни, скважину приходилось бросать и рядом начинать новую. А это не только дополнительное время, которого у строителей всегда не хватало, но и дополнительное облучение. Проблема с коронками, к сожалению, была решена только в начале 1987 года.

Большое количество разнообразной и качественной техники позволило строителям ускорить выполнение работ, что было особенно важно в условиях высокой радиации.

Вспоминает Николай Васильевич Рахманов, начальник смены: "Надо признать, что причин для вынужденных перекуров и перерывов у нас не было. Любую "прихоть" начальника смены закрывали по первому звонку в центральную диспетчерскую. Надо внезапно экскаватор — бери любой, а то и два, материалы — пожалуйста, только дай заявку. Мне очень понравились автопогрузчики на базе тракторов "К-500" и "К-700" Они у нас выполняли любую работу: от перевозки газорезательных постов до перевозки бетона, раствора, кирпича, не говоря уже о погрузке грунта и песка. Таким же образом у нас в смене оказалось несколько новейших импортных растворонасосов, которые очень облегчили нам работы по штукатурке стен.

Все это достигалось за счет слаженной работы всех служб, хотя бывало, что техническая документация порой не поспевала за нашей работой".

Вспоминает машинист экскаватора с навесным оборудованием "клин-баба" Анатолий Степанович Филиппенков: "Дозиметры "отстреливали" после каждой смены. Обычно снимали показания с карандашей, которые уже набрали один-полтора рентгена. Показания записывали в журнал. Чувствовалась ли радиация? Напрямую нет, но тяжелая усталость в конце смены говорила о том, что что-то влияет на организм. Особенно когда бывали продленки на смене. Идешь в санпропускник, как пьяный. Ни мыться, ни переодеваться не хочется. Одно желание — пить воду, и как можно больше. Обычно в жару, летом, я выпивал не больше одной бутылки воды, а на ЧАЭС за смену — 5–6 бутылок боржоми. А в горле сухо и першит постоянно".

Рудаков Владимир Иванович, начальник Главного монтажного управления Минсредмаша, лично руководил всеми работами по монтажу металлоконструкций, разделительной стенки, "саркофага", кровли. Работал самоотверженно. Во время подготовки к монтажу и изготовлению металлоконструкций жил на пионерской базе Чернобыля, а с началом монтажа практически не покидал площадки, жил в одном из помещений хранилища жидких отходов (ХЖО). Руководил практически всеми вахтами 1986 года. Так же, как и А. Н. Усанова, его не стало в числе первых в 1987 году.

Вспоминает С. К. Зуев, бригадир монтажной бригады, кавалер орденов Трудовой Славы 3-й степени, "Знак Почета" и Трудового Красного Знамени: "В том, что Рудаков, начальник нашего главка, уже в Чернобыле, я не сомневался. За всю свою трудовую жизнь я его больше видел в робе, телогрейке, сапогах на пусковых объектах Средмаша, чем на собраниях и митингах по поводу пуска какого-нибудь завода, цеха, объекта. К слову скажу — это был наш начальник, к которому запросто можно было обратиться и днем, и ночью по любому вопросу, так как в горячих пусковых точках он был всегда рядом с нами — работягами.

Работами напрямую руководил Рудаков, хотя были и начальники управления Страшевский Н. К., Блохин В. Н. С Рудаковым за день встречались раз по пять. Можно сказать, вместе и "ели и пили", и, если бы он сегодня был жив, мне бы не пришлось обивать пороги чиновников, чтобы получить справку за свой труд, которую я в свое время просто не взял".

Вспоминает Г. М. Нагинский, главный инженер монтажного района УС-605: "Руководство придерживалось того принципа, что прежде, чем спросить о результатах работы, нужно создать нормальные условия для ее выполнения. Присутствие на стройке В. И. Рудакова нам, монтажникам, такие условия гарантировало.

Вообще удивительный был человек Владимир Иванович… Его трудно было застать в кабинете. Искать его было нужно на монтажной площадке. И еще поражали оперативность и четкость, с которой Рудаков решал возникающие вопросы. Этот стиль был в его работе и на ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. И мы все старались подражать ему".

Горький "изюм" второй вахты. Вторая вахта. Начальник Г. Д. Лыков, главный инженер Ю. А. Ус. И новые люди: В. Уфимцев, С. А. Корчагин, А. И. Приказчик, А. А. Денисов, А. В. Тийс, В.А Счастливый, П. А. Жук, Н. С. Баландюк, В. М. Аверичев, С. Ф. Пономарев, Б. И Корепанов, О. И. Шилобольский, Я. И. Денисов, И. П. Исаев, В. И. Лисунов, А. Г. Лебедев, В. Е. Шеманов, А. М. Уланов, С. Д. Кравцев, В. Я. Турковид, Е. В. Яковлев, В. А. Молочков, В. А Корноухов, Н. А. Мишин, А. А. Пшеничный, А. М. Химичев, Л. А. Доленко, С. С. Дрозд, С. И. Беляев, А. Н. Демидов, А. В. Бевза, К. С. Тадыков, А. М. Кондратьев, Р. С. Семенченко, Н. С. Бака, А. В. Козлов, А. И. Нагорный, Э. К. Шишков, В. А. Любшин А. Г. Беченов, В. Н. Хопренко.

Комплектация руководителей шла в основном из сибирских строек. Всего рабочих в смене было 9347 человек. И по штату и количеству рабочих видно, что объем работ при сооружении "саркофага" резко возрастает. Практически закончены работы по проектированию. Более четким и определенным становится график производства работ. Из графика видно, что работы по завершению строительства объекта "Укрытие" в сентябре не будут выполнены.

Первый буй в развал реактора был установлен 5 августа 1986 года. С этого момента начался непрерывный оперативный контроль тепловых и радиационных параметров на поверхности развала реактора. Всего было установлено 15 буев со 160 различными детекторами. Эксплуатация основной части буев длилась до конца сентября 1986 года, когда по условиям ведения строительных работ были выведены из строя кабели, связывающие их с центральным пультом.

Результаты измерений температуры воздуха и уровней радиации над поверхностью развала показали их весьма неоднородный характер. Наряду с "холодными" участками, в которых температура поверхности практически не отличалась от температуры наружного воздуха и уровень МЭД составлял 100–200 Р/ч, существовали "горячие" точки, в которых температура на 15–20 градусов превышала температуру наружного воздуха, а значения МЭД достигали 50 ооо Р/ч!

Фронт работ вахты:

1. Бетонирование несущей защитной разделительной стенки между деаэраторной этажеркой и реактором, а также устройство в районе завала на этажерке двух опор под балку "мамонт".

2. Бетонирование разделительной стенки машзала.

3. Сооружение строительных конструкций комплекса приточной вентиляции для реактора с введением воздуховодов в зону разрушенного реактора и электротехнических помещений для управления вентиляцией.

4. Пробивка отверстий в теле реактора для установки контрольно-измерительных приборов и расчистка трасс для прокладки электрокабелей к ним.

Уровни радиации на территории вокруг станции колебались от 40 до 2оо Р/ч. Только используя для передвижения защищенную от радиации технику, можно было проскочить из одного участка территории на другой. Для перемещения по территории использовались чаще всего БТРы с нашлепками из свинца. Для передвижения от бункера к месту работы использовался автобус, который прозвали "таджик". Там люди находились короткое время между рейсами бетоновозов или КрАЗов с бетонными блоками. Автобусы изнутри были обшиты по полу и до середины окна листовым свинцом толщиной 5–6 миллиметров, облицованы пластикатом и имели в крышах вентиляторы с фильтрами.

Работы проводили в душных помещениях, круглосуточно, в четыре смены. Для примера приведу распорядок рабочего дня начальника спецрайона В. Д. Можнова: 6 утра — выезд из Тетерева, 8 утра — получение информации в штабе у Г. Д. Лыкова, 9 утра — заседание Правительственной комиссии, с 1 о до 13 — работа на площадке реактора, 16 — снова оперативное совещание у Г. Д. Лыкова. В 18 часов — оперативное совещание всех подразделений, участвующих в работах по захоронению и дезактивации. В промежутках — работа с руководителями служб, проектировщиками, представителями войсковых частей. После оперативок снова промплощадка. Организация работы бетононасосов. Поздно вечером — выезд в Тетерев. И так ежедневно.

Вспоминает Валерий Васильевич Трушанов, главный инженер четвертого района: "Передача вахты происходила следующим образом. С утра начальник первой вахты четвертого района Федоров В. М. ознакомил нас с картой радиационных полей на станции, рассказал, что сделано, что предстоит еще выполнить, а потом сказал, что осмотр станции, прием объектов сделаем сейчас, сразу. И началось…

Практически не останавливаясь, то рысцой, то галопом, а то и как стайеры, цепочкой, иногда очень растянутой, Федоров, Трушанов и Кондратьев "неслись" осматривать рабочие объекты… Радиационная обстановка была тяжелой. Первая остановка на отметке — 2,50, где наш район ставил сетчатую опалубку для бетонирования разделительной защитной стенки деаэраторной этажерки в осях 51–41.

Немного отдышавшись, осмотрев работы и поговорив с людьми, мы помчались дальше, на крышу станции, к отметке +43,00. Затем — на отметку 0.00, к разделительной стенке между третьим и четвертым блоками в осях 35–37 — это был второй объект нашего строительства, где была установлена металлическая опалубка на отметке + 4.00, и с помощью бетононасоса бетонировали разделительную стенку.

В респираторах-"намордниках", в белых шапочках и одежде на несколько размеров больше собственной, мокрые от пота, задыхающиеся от бега, но еще живые, мы приняли объекты строительства. Затем осмотрели пути эвакуации и другие необходимые объекты и точки. И вышли на территорию ЧАЭС, где температура воздуха составляла +28 °C. Осмотрели территорию станции. Побывали у завала и вернулись в прорабскую на станцию ни живые, ни мертвые.

А дальше, с 30 июля по 29 сентября 1986 года, потащились с надрывом обычные будни без выходных, тяжелая, с утра и до утра, изматывающая и физически, и морально работа.

Работы начали с бетонирования подвальной части деаэраторной этажерки, заделав отверстия и поставив необходимую опалубку. Благодаря малой длине трассы бетоноводов раньше графика забетонировал и стену. Но чем выше поднимались строители с бетонированием стены деаэраторной этажерки, тем быстрее рос уровень радиации. И нарастал неотвратимо: 25-35-50-60-100-200-400 Р/ч. Пришлось принимать меры: заделывать "свищи" свинцовыми листами, где-то ограничивать проходы по высоте и проходить почти ползком, делать переносные щиты, облицованные свинцом. Трасса трубопроводов увеличилась по длине до 400 метров, имела много углов и поворотов, и требовалось ставить по трассе 20–30 человек, чтобы обеспечить бесперебойную подачу бетона.

За два месяца работа по разделительной стенке между третьим и четвертым блоками была практически закончена. Строители подошли к потолку машзала, закончили бетонирование разделительной стенки деаэраторной этажерки, уложив более 10 тыс. куб. метров бетона, и вышли на завал. Подготовили трассу, а монтажники смонтировали два канала приточной вентиляции к ректору.

Монтировали кровлю машзала, а также возводили биологическую стенку. Вначале, используя кран, снимали "промокашками" мягкую кровлю с крыши машзала, которая была усыпана всяким радиоактивным хламом, а уже после подчистки мусора поднимали укрупненные конструкции на крышу машзала, чтобы снизить радиационный фон".

Из всех председателей Правительственной комиссии Г. Г. Ведерников был самый строгий, требовательный и справедливый человек. Длительность командировок В. И. Воронина, В. Г. Маслюкова, В. К. Гусева, как правило, не превышала двух-трех недель, а вот Г. Г. Ведерников задержался надолго, почти на два месяца. На своем маленьком вертолетике он систематически садился на стройплощадке, бывал с руководителями стройки около бетононасосов, даже помогал пару раз "шевелить" бетонные заводы при простоях бетононасосов.

Вспоминает Р. Н. Канюк: "С первых дней августа дозиметристы меня в особую зону с высокими радиационными полями, не пропускали после того, как на одной из оперативок Г. Г. Ведерников отругал меня за то, что три дня назад я находился около бетононасосов в районе четвертого блока, сказав при этом: "Руководителям стройки и другого любого ранга нечего "пасти рабочих". Они должны сами быть сознательными и работать"".

В Чернобыле начальство могло себе позволить такую тактику. "Пасти рабочих" на строительстве "саркофага" действительно не было необходимости. И Ведерников очень точно уловил этот психологический момент, связанный именно с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

К 10 августа все основные работы по уборке радиоактивного мусора с территории вокруг реактора, которыми занимались 1-й и 2-й районы, в основном были закончены. Начались работы по бетонированию первой ступени "саркофага". Бетонирование вели в основном бетононасосами типа "Швинг" и "Путцмайстер". Бетононасосы устанавливали в тени защитной стенки из фундаментных блоков, удаленной от места укладки бетона на расстояние дальше 50 метров. Работа шла трудно, с частыми остановками. Из-за очень жаркой погоды бетоновозы сильно нагревались, и бетон схватывался в них. Приходилось останавливать работу, посылать людей открывать замки на стыках и прочищать систему. Пока люди бегут до стыка, норму в один рентген они уже набрали, едва прикоснувшись к замку, и тогда им на смену бегут другие. Часто получалось так, что людей полный бункер, а выполнять работу некому, все выбрали свою дозу.

Давление со стороны Правительственной комиссии было чрезвычайно сильное. От строителей требовали постоянного наращивания темпов бетонирования, а темпы снизились, так как резко усложнилась схема бетонирования. Если в июне-июле бетон укладывали с автосамосвалов и бетоновозов сразу на площадку, то теперь 90 % всего бетона шло через бетоноводы. Кроме того, была обнаружена утечка бетона. Несколько суток уровень бетона в первом ярусе поднимался подозрительно медленно. Оказалось, что бетон через завалы просачивался в подвальные помещения реакторной части. Был издан приказ, по которому предписывалось немедленно организовать заполнение междуопалубочного пространства "изюмом" из элементов сборного железобетона и специально изготовленных металлоблоков, обтянутых металлической сеткой с мелкой ячейкой. Такое решение позволяло при внедрении облегчить конструкцию саркофага, сэкономить бетон и в конечном счете выиграть время проведения работ. Работа по заготовке изделий, увязке их в гирлянды для подачи краном и завоза к месту укладки "изюма" поручали специальному району, а укладку — монтажному управлению.

Первые связки железобетонных изделий с помощью специального автоотцепа с дистанционным управлением были добыты А. Н. Усановым у вертолетчиков в Киеве. Монтажники стали забрасывать эти связки в пространство между возведенной стенкой и стеной машзала. Дело шло плохо, постоянно что-то мешало. То провод порвется, то замок заклинит. Для ремонта приходилось посылать монтажников. И они быстро "горели". Это была непозволительная роскошь, так как монтажников не хватало и так.

Однако работы были продолжены, и строители закидали весь двор у вспомогательных систем реакторного отделения (ВСРО) связками железобетона и сетчатыми металлоблоками.

К этому времени был смонтирован и первый ярус саркофага: с двух сторон шла интенсивная закачка бетона. На пользу делу работало живое творчество масс. Было придумано приспособление для самоотцепов блоков. Вот уж действительно, все гениальное просто! Это был крюк в виде латинской буквы S из круглой стали диаметром 32 миллиметра. На связках и металлоблоках вязались глухие петли из троса, за которые цеплялся этот крюк, другой своей частью он набрасывался на крюк крана или стропа. При опускании крюка крана крючок соскакивал и оставался вместе с блоком в завале. В результате меньше людей стало подвергаться радиоактивному облучению.

Бригада автоводителей УС-605, возглавляемая В. П. Зарубой, приняла на станции Тетерев четыре миксера на базе КамАЗ, а на следующий день после техобслуживания приступила к работе в три смены. Парковались в грязной зоне пункта перегрузки бетона в селе Копачи. Бытовые условия были чисто походными, жили на станции Тетерев в пассажирском вагоне. Август 1986 года стоял жарким, все буквально задыхались от жары. В сентябре их перевели в пионерлагерь "Голубые озера", в новый отстроенный щитовой дом. Это был для всех рай! Но работа от этого проще не стала.

Вспоминает В. П. Заруба: "За время работы на ЧАЭС бригада перевезла 4081 кубометров бетона, в том числе 440 кубометров лично я. За два месяца мы поставили в отстойник восемь миксеров, набравших недопустимую дозу радиации. Потери техники были большими".

Много работы было и у главного механика УС-605 Евгения Петровича Павкина. Е. П. Павкин перенес два инфаркта. В сентябре собирался ехать в санаторий, в Истру. Уговорили на недельку в Чернобыль. Неделька растянулась с 7 сентября по 4 декабря 1986 года. Был Е. П. Павкин в Чернобыле и в 1987 году, с 5 октября по 4 ноября. В Чернобыле вел дневник. Записи очень короткие (на большее не было времени, да и сил тоже), но емкие и полные драматизма.

Из дневника Е. П. Павкина: "20.09.86. В 21 ч провели партийно-хозяйственный актив. Принято решение из одного пункта: завершить работу по захоронению блока до 1.10.86 года. Выступали А. Усанов и Ю. Семенов — заместитель председателя Госкомиссии. В стране 27 млн кВт установленных мощностей производят на АЭС. На сегодня по разным причинам остановлены 13 млн кВт".

"24.09.86. Самое главное сейчас — это бетононасосы: нужно закачать за неделю 25–30 тыс. куб. м бетона. Вторая очень сложная работа — подготовка площадки под второй "Демаг" (придется долбить 500–600 куб. м бетона у реактора)".

Давление комиссии и постоянная спешка приводили к "проколам". Вспоминает Валентин Дмитриевич Можнов, начальник спецрайона: "Однажды, когда заполняли вторую ступень, наши ребята перестарались и набросали металлоблоки выше бортов опалубки. Создалась критическая ситуация. Прибыв на смену и осмотрев "поле боя", я ужаснулся. Пришлось доложить начальству все, как есть. В ответ было сказано: "Сами наломали дров, сами ищите и выход из создавшегося положения". И мы его нашли".

В. Д. Можнов собрал людей, объяснил им создавшуюся ситуацию. Нужны были два добровольца, чтобы разведать радиационную обстановку. Никто не знал, каким может оказаться уровень радиации у самой стенки разрушенного реактора. До начала работ по уборке радиоактивного мусора уровень радиации в нужном месте составлял 500 Р/ч. Добровольцы нашлись: мастер и дозиметрист. На 60-метровой высоте в "батискафе", подвешенном на крюке крана со 100-метровой стрелой, с открытой дверью, эти люди понеслись над развороченным четвертым блоком. Все, и Можнов в том числе, напряженно следили за полетом "космонавтов": вдруг что случится с краном? В голове рисовались картинки одна страшней другой. Ответственность за людей, которые оказались в "батискафе", была огромной.

Из проходной галереи Можнов руководит по рации краном. Вот "батискаф" над крышей ВСРО. Мощности экспозиционной дозы растут: ю, 15, 25 Р/ч. Дальше кровля третьего блока. Уровни радиации — 75-до Р/ч. И вот наконец вторая ступень "саркофага" и поле с "изюмом". Мощность экспозиционной дозы радиоактивного излучения падает до 8-ю Р/ч.

Это было чудо, так как цифры оказались в пределах разумного и появилась возможность проведения работ. Значит, на этом кусочке площадки можно будет находиться и даже работать три-четыре минуты! А это уже приличное время. Нужна только хорошая организация труда.

Строители приободрились. Немедленно принялись за сооружение лесов на третьем энергоблоке, там же привели в действие мостовые краны, которыми подавали на леса стройматериалы. Уже с лесов перебросили трапы на поле. Для этой работы были переведены из резерва военные строители, и работа закипела. Можнов вышел на площадку с первой группой и организовал строповку первого металлоблока, а к концу смены строители уже выровняли поле и передали его под бетонирование. Блоки старались уложить таким образом, чтобы на них можно было опереть опалубочную стенку третьего яруса. Где не получалось, в ход шли шпалы. Было чрезвычайно трудно передвигаться с грузом на плечах по наклонно лежащим металлоблокам, все время почти физически ощущая, как радиация прошивает насквозь. Но никто не роптал.

Все очень хорошо помнили печальный опыт, когда при перегрузе крана всего на 20 %, стенку второго яруса начало засасывать в бетон, что едва не привело к катастрофе. Кран пришлось вручную и очень быстро освободить от груза, однако и после этого стенка еще некоторое время продолжала погружаться в бетон. Впоследствии монтажникам пришлось делать специальную выравнивающую заплату. Зато, установив стенку на металлоблоки и шпалы, можно было свободно расстро-пить ее и освободить кран для других работ. Получался дополнительный выигрыш в несколько суток. Это была большая победа! Строители с честью вышли из создавшейся ситуации.

Последняя, четвертая ступень была подготовлена под бетонирование без особых затруднений. Сказался наработанный коллективный опыт предыдущих работ.

Всего в тело "саркофага" было уложено более 12 тыс. куб. метров разного "изюма".

Вспоминает В. Д. Можнов: "К концу сентября на моем накопителе числилась доза в 25 Р, а в накопителе Ю. М. Филиппова — 27 Р. По этой причине нас отстранили от дальнейшей работы на блоке. Два дня мы занимались оформительской работой с документами, но это была уже не та работа. Нам не верилось, что для нас все уже кончилось".

Вот характерный пример и одновременно обычный рабочий накал проведения работ при возведении "саркофага". Из книги И. А. Беляева "Бетон марки "Средмаш"": "Третий ярус стенки собран на стапеле. Г. Г. -Ведерников вызвал Г. Д. Лыкова, В. И. Рудакова и И. А. Беляева и сказал: "Все оставить, только монтаж стенки третьего яруса".

Стенку стали перебрасывать к месту монтажа. К вечеру все на месте. Монтаж, как всегда, пришелся на ночь. Монтажом руководил В. И. Рудаков, бригадир В. Гаранихин корректировал действия техники с эстакады.

Отметка +19.50. 200 человек готовы для выхода в реакторное пространство для создания опор стенки. В. Гаранихин уже без голоса, только хрипит в микрофон: "Бункер, бункер. Я монтажник. Еще майна, еще, еще". Ветер раскачал огромный парус в 130 тонн, удар об стенку, как по сердцу. Погас боковой прожектор. Но из завала спокойный голос Гаранихина: "Еще майна" Стенка зашла в завал. Второй час ночи. С начала монтажа прошло 14 часов. Снова: "Майна" Нагрузка 100-70-50-10-0! Опоры подвели, закрепили. Траверса вышла из петель. Стенка стояла незыблемо. Стрелы бетононасосов заученно наклонились и начали качать бетон под опоры.

Никто не спал, все ждали результата. В три ночи стало ясно, стенка стоит".

Из дневника Е. П. Павкина: "27.09.86 г. Раму и оснастку подготовили. "Демаги" расписаны по минутам на все 24 часа в сутки. Кирилл уехал в Москву. Вероятно, выдохся окончательно. Достается всем, но нужно терпеть, тем более что дело идет к концу. К дороге никак не привыкну, все переворачивается внутри от этой "пустоши" в цветущем крае. Собаки выбегают к машинам в надежде, что люди подойдут к ним. Думаю, что они понемногу дичают: на дороге рвали курицу".

Для обеспечения вентиляции на объекте "Укрытие" были задействованы вентцентры деаэраторной этажерки. Необходимо было очистить от бетона все системы, куда бы он ни попал. Бетон находился во многих воздуховодах, его находили даже в вентиляторах. Для удаления бетона верхнюю часть воздуховодов вырезали, потом в отверстие забирался "партизан" отбойным молотком разбивал бетон. Все предельно просто, если не учитывать, что "ликвидатора" в трубе насквозь "прошивал" поток радиоактивного излучения.

Из дневника Е. П. Павкина: "01.10.86 г. Балка имеет зазор. Необходимо поднять человека в свинцовой будке, поставить в зазор сопло, одеть шланг и качнуть раствор. Для этого необходимо открыть дверь — фон 700 Р/ч. Работа очень сложная и опасная. Вызвался майор Горб Леонид Иванович из поселка Зима (Сибирь) — помощник начальника УС-605.

"02.10.86. В 18 вечера случилось страшное ЧП. Вертолет врезался винтом в грузовые канаты "Демага", сам упал и сгорел вместе с людьми".

Случай с гибелью вертолета высвечивает очень интересный психологический момент в поведении людей, вплотную занятых ликвидацией последствий аварии. В состоянии крайней усталости самих людей и постоянной опасности для своего здоровья чужое несчастье отмечается, фиксируется в мозгу. Но восприятие какое-то отстраненное, заторможенное. И быстро вытесняется сиюминутной работой и связанными с ней проблемами. В битве за "саркофаг" не было времени на длительное сопереживание. Приблизительно так же воспринимался и арест руководителей Чернобыльской АЭС: Брюханова, Фомина и Дятлова.

Свидетельствует В. Г. Смагин: "Арестовали Брюханова, Дятлова и Фомина в августе 1986 года. Брюханов был спокоен. Взял с собою в камеру учебники и тексты для изучения английского языка. И сказал, что он теперь как Фрунзе, приговоренный к смерти.

Дятлов тоже спокоен, выдержан.

Фомин потерял себя. Истерики. Сделал в камере попытку самоубийства. Разбил очки и стеклом вскрыл себе вены. Вовремя заметили. Спасли. На 24 марта 1987 года был назначен суд, который отложили из-за невменяемости Фомина".

Начало октября 1986 года. Из поставленных четырех задач второй вахте четвертого района к концу сентября 1986 года были выполнены три: закончено бетонирование разделительной стенки машзала, смонтирован вместе с монтажным районом комплекс приточной вентиляции реактора, завершено бетонирование разделительной стенки деаэраторной этажерки, осуществлена пробивка отверстий в стенах разрушенного реактора под воздуховоды и контрольно-измерительную аппаратуру. Выполненные районом работы позволили снизить уровень радиации в помещениях третьего блока в 1000 раз. В деаэраторную этажерку было закачано более 15 000 куб. метра бетона по очень сложным трассам и в тяжелой радиационной обстановке.

Из дневника Е. П. Павкина: "05.1 о.86 г. Сегодня монтажники поставили балку "Б-1", поставили быстро, В. И. Рудаков доволен… Сегодня нужно закачать бетон под стоянку "Демага" на "51" оси — это 800-1000 куб. м. Фон большой: 10 Р/ч. Людей не хватает. После нужно выдолбить еще 300 куб. м под контрфорсную стенку по 51 оси. Десять секций, весом 110 тонн, высота 48 метров, ширина 6 метров.

06.10.86 г. Площадку под "Демаг" закончили. По этой оси необходимо еще выдолбить 300–400 куб. м бетона, очень срочная работа. Нам поручили красить металлоконструкции и заниматься благоустройством. Стер ногу сапогами, нога никак не проходит, езжу два раза в день на перевязку, но результат еще плохой".

Аварийный четвертый блок время от времени продолжал давать о себе знать, выбрасывая наружу радиоактивную пыль. Загрязнение станции и территории вокруг нее было настолько велико, что электронные часы останавливались в течение одной смены: разряжались батарейки, выходили из стоя микросхемы. Так же быстро выходили из строя и люди.

Вспоминает Валерий Александрович Тихоненко, начальник участка четвертого района: "За время моей работы начальником смены, с 18 сентября по 2 ноября 1986 года, были дважды заменены прорабы и мастера, в связи с набором предельно допустимой дозы в 25 бэр и трижды менялся личный состав военнослужащих, которые являлись основной рабочей силой на станции".

Почти статистика времен Великой Отечественной войны!

Оставалось самое сложное: возвести две опоры высотой около 10 метров под балку покрытия "мамонт".

Вид "лицом к лицу" с развалом реактора уточняет хаос, причиненный взрывом. Свидетельствует Анатолий Маркович Кондратьев — заместитель главного инженера УС-605: "Осмотрев место установки опор из "батискафа", который транспортировал кран "Демаг", мы обнаружили беспорядочное нагромождение разрушенных конструкций, поломанные балки, колонны, плиты, вентиляторы, воздуховоды, трубопроводы и другие металлоконструкции, которые лежали в хаотическом положении, а также разрушенную почти по всей длине стенку реактора".

Из дневника Е. П. Павкина: "09.1 о.86 г. Был на станции с 15 до 4-х утра. Плохо с насосами. Все наладили только к 2 часам утра. Нога никак не проходит. Поехал в поликлинику и попал прямо на стол. Резали, чистили и наложили швы. Встал со стола весь мокрый. Вроде не трусливый, а вспотел".

Вспоминает заместитель начальника четвертого района Ю. М. Александров: "В конце сентября я почувствовал себя плохо. На крыше меня поразила сильнейшая боль в позвоночнике, сильно заболели ноги, я понял, что мое пребывание на строительстве "саркофага" заканчивается. В течение двух последующих лет снились сны про Чернобыль. Просыпался и думал: "Да, ты все еще бежишь по отметке"".

Третья вахта. Три месяца круглосуточной работы без выходных и праздников.

Начальник И. А. Дудоров, главный инженер Л. Л. Бочаров, руководители служб и подразделений: О. И. Сафьянов, А. И. Котов, В. И. Лебедев, О. С. Куваев, В. Т. Юлин, В. И. Кармачев, В. И. Митин, А. П. Чередов, Н. С. Баландюк, Е. Ф. Соколов, Б. И. Десятников, В. В. Ольховик, В. И. Пих, И. П. Дроздов, А. И. Зинченко, Е. П. Павкин, А. И. Кузьмин, А. Н. Москвин, A. А. Объедков, В. А. Корноухов, Н. А. Мишин, Н. С. Кононенко, В. Ф. Зябрев, В. Д. Можнов, В. К. Пешков, В. А. Лебедев, И. С. Черный, П. Н. Сафронов, В. И. Мурзин, А. В. Болгов, А. К. Храпов, В. С. Никитин, А. В. Козлов,

B. И. Киселев, А. Г. Беченов, В. Н. Хопренко.

Начальник монтажного района П. Г. Ким, главный инженер Ю. К. Чаш-кин, начальники войсковых частей А. И. Чередов и В. С. Колобов. Всем монтажом руководил В. И. Рудаков.

Через третью вахту прошло 11 000 рабочих и ИТР.

Самый главный вопрос, который волновал всех, — это перекрытие реактора.

Выполняли при возведении "саркофага" и поистине ювелирные строительные работы.

Две спаренные балки, собранные в единый объемный блок, уже готовы. Их варили с начала сентября. Затем изготовили оснастку, дополнительно ее укрепили и всю композицию подготовили к монтажу. Под опорные узлы балок подклеили резину для более плотного примыкания к железобетонным опорам. Эта конструкция получила название "самолет". Конструкция плавно пошла наверх.

Из книги И. А. Беляева "Бетон марки "Средмаш"": Подъем 10-20-30-50 метров, и вдруг резкий щелчок заставил всех вздрогнуть. Люди в бункере и у экранов телевизоров замерли. А что если эта 165-тонная махина рухнет? А люди, а кран? Но "самолет", тихо покачиваясь, висел на высоте 70 метров. Конструкцию невозможно было ни повернуть, ни опустить на землю — лопнул трос стрелы.

Все поняли, что ситуация в руках "демаговцев" и только от их умения зависит успех или неудача перекрытия реактора. Не сговариваясь, почти бегом, все участники монтажа поднялись в бункер к машинисту. Никакой паники, никаких не нужных упреков — хладнокровный инженерный разбор вариантов, возможных осложнений, прикидки по таблицам и графикам характеристик крана. Изрядно "поколдовав", "демаговцы" пришли к выводу, что груз не упадет, но для надежности маневра при опускании на землю необходимо догрузить суперлифт дополнительно свинцовыми "чушками" Утром 22 сентября "самолет" опустили на землю".

Но это был только вынужденный перекур перед основной работой.

22 и 23 сентября тщательно, по нивелиру, подготовили площадку. Площадку принял лично В. И. Рудаков, после чего начали монтаж. Сложность работы состояла в том, чтобы зафиксировать сразу четыре опоры блока-гиганта, выставить по осям без перекосов в плане и чтобы в самый последний момент (высший пилотаж) при сантиметровых маневрах и корректировках при постоянном раскачивании не произошла саморасстроповка.

И. А. Беляев продолжает: "Нужно было видеть эту сверхнапряженную обстановку, похожую на работу сапера. Терпению приходил конец. Нервы были на пределе. В. А. Курносов в последние минуты даже не мог смотреть на экран, отошел в сторону и закрыл глаза. Когда "самолет" сел на опоры, не снимая еще нагрузки с крана, грянуло дружное "ура!" Все преобразились, люди обнимались, целовали друг друга, говорили о значении этого события, а особым вниманием наделили главного аса монтажа — Н. К. Страшевского. Первым его обнял и расцеловал А. Н. Усанов.

Произвели расстроповку конструкции. Она стояла надежно.

Событие произошло ночью 23 сентября".

Уникальным монтажом руководили В. И. Рудаков и В. С. Андрианов. Выполняли Н. К. Страшевский, В. Е. Блохин, В. В. Кривошнин, Н. А. Никулин, А. М. Родионов, С. К. Зуев, машинист крана В. А. Иванякин. Большую роль в монтаже сыграла система промышленного телевидения.

Балка "мамонт". Балка "мамонт" — это металлическая конструкция длиной 74 метра и весом 186 тонн. Она должна быть установлена вдоль оси "В", опираться на опоры по осям "41 и "51" и служить, в свою очередь, опорой металлических плит покрытия и Г-образных плит, образующих стеновое ограждение и покрытие. Сложность строительства фундамента под опору была в том, что фундамент располагался в зоне, где мощность экспозиционной дозы составляла несколько сотен рентген в час. Кроме того, фундамент не имел полной площади в основании и на 20–25 % нависал над провалом в нижележащие помещения насосов ГЦН.

В октябре Б. Е. Щербина специально приехал на четвертый блок, чтобы осмотреть фронт работ. На выходе из третьего блока у основания возводимой опоры был возведен наблюдательный пункт, представлявший собой шатер, обшитый листами свинца. В шатре сделано бронированное окно, позволяющее осматривать из наблюдательного пункта всю опору и "завал". Был сооружен также наклонный трап с бетоноводом, входившим в корзину. В корзине он заканчивался хоботом, а второй конец подключался к вертикальному стояку бетоновода. Из наблюдательного пункта председатель Правительственной комиссии вблизи увидел масштаб разрушений и был поражен и озабочен тем, как может быть вообще выполнена поставленная задача!

Из дневника Е. П. Павкина: "10.10.86 г. Сутки прошли нормально. Главное — это уборка территории вокруг блока. Поручили УМиАТу, возглавляет И. Н. Исаев. Работы очень много, и везде приличный фон. Плохо с экскаваторщиками. Срочно нужно на долбежку человек 20. Люди на пределе, нужно выводить. Уборка связана с приездом Е. П. Славского, да и действительно нужна уборка — так все загадили.

Объехали с Дудоровым И. А. (начальник строительства. — Е. М.) все площадки: вид нормальный, если бы обычные условия, вероятно, убрали бы за неделю или больше, а здесь убрали за сутки.

11.10.86 г. В 15 часов приехал Е. П. Славский — министр среднего машиностроения. Мне пришлось немного поучаствовать в сопровождении министра и давать пояснения по насосам и кранам. Видно, что министр очень доволен. Об этом он сказал и когда давал интервью по телевидению. Несколько раз сфотографировались. Нога немного лучше".

Ось "41". В начале октября 1986 года приступили вплотную к основной и самой ответственной и завершающей стадии работы — устройству опор под балку "мамонт". Возведение фундамента под балку оказалось одним из самых сложных мероприятий, которые проводили при возведении объекта "Укрытие". Для балки "мамонт", весом более 186 тонн, необходимо было возвести две опоры десятиметровой высоты. Место возведения опор: развал верхних этажей деаэраторной этажерки, хаотическое нагромождение разрушенных строительных конструкций и деформированных воздуховодов, искореженное оборудование и трубопроводы, строительный мусор и беспорядочно торчащие сломанные колонны.

Бетонирование опоры по оси "41" вели в основном "партизаны".

Работы по устройству опоры проводили по возможности без доступа людей. Применяли бетоновозы, устанавливаемые и переставляемые с помощью кранов, бадьи с дистанционным управлением.

Конструкция опоры. Если коротко — это корзина (металлический каркас, обтянутый сеткой), в которую закачивали бетон. Монтировали корзину с навешанными мешками и жидким бетоном. Это делалось для того, чтобы максимально обеспечить соприкосновение тела опоры с неровной поверхностью "завала". Работы проводили краном, дистанционно.

Сначала краном при помощи трамбовки завалили колонны по ряду "В" и начали выравнивать поверхность завала. Для бетонирования основания опоры по оси "41" проложили трассу бетоновода длиной более 400 метров из транспортного коридора через лестничные клетки третьего энергоблока. В это же время для заливки бетона в опору "51" оси в зоне излучения до 1 ооо Р/ч была изготовлена и смонтирована с северной стороны Г-образная металлоконструкция ("гусак") и консоль в 22 метра длиной с тремя бетоноводами для дистанционной подачи бетона.

Началась упорная круглосуточная работа по заливке завала бетоном у осей "41" и "51", где предстояло воздвигнуть опоры для балки "мамонт".

В процессе закачки бетона было необходимо:

1. Постоянно следить за непрерывностью подачи бетона. Засорение бетоновода и несвоевременная его очистка привели бы к отвердению бетона в трубах бетоновода и выходу из строя всей трассы. Для подстраховки время от времени проводили прочистку трассы бетоноводов сжатым воздухом по ходу движения бетона (снизу вверх), предварительно загоняя в трубу резиновый шар. Если шар вылетал на отметку в конце бетоновода, то бетоновод считался чистым. Случались моменты, когда соединительные хомуты бетоноводов ломались во время подачи бетона, и бетон приходилось "искать" по отметкам.

2. Нужно было переставлять хобот бетононасоса для изменения точки подачи бетона в корзину опоры. Эти операции производились вручную, " партизанам" в этом случае приходилось выходить на опору.

Пристыковка секции бетоновода была достаточно трудоемкой и многоходовой процедурой и включала в себя следующие операции:

— первая группа снимает соединительный хомут;

— вторая группа снимает и отодвигает хобот;

— третья группа заносит секцию бетоновода на тумбу;

— четвертая группа пристыковывает элемент бетоновода;

— пятая группа устанавливает соединительный хомут;

— шестая группа пристыковывает хомут;

— седьмая группа устанавливает хомут.

Количество людей в группе — 2–4 человека. Время пребывания каждой группы составляло от 40 сек. до 1 мин. Сюда входило время выхода на тумбу и ухода с тумбы. "Сгоревших" партизан отправляли вниз на обслуживание бетоноводов. Нетрудно предположить, сколько "партизан" "сгорели" при проведении этих работ.

Из дневника Е. П. Павкина: "13.10.86 г. Не получается с опорой на 41 и 51 осях, чтобы смонтировать там балку. Бетон уходит черт знает куда. Качаем вторую неделю, а толку нет. Плохо с освещением. И. А. Дудоров принял решение освещать территорию четвертого блока и "завал" с аэростатов. Были генерал и два полковника от авиации. Через два дня два аэростата будут откуда-то с севера. Думаем над проблемой и готовим оснастку, чтобы повесить на них лампы. Никогда этим не занимались.

16.10.86 г. Вернее, сегодня уже 17, так как времени час тридцать. Сейчас посплю пару часов в кабинете, и опять — туда. Дела идут неплохо, кроме мелочей. Аэростаты получили. Один наполним гелием и будем вешать лампы. Может, это действительно даст хорошее освещение, и, главное, перестанем "жечь" электриков, так как лампы перегорали или не работали из-за воздействия радиации. Мачты ставим только кранами и много бьем".

Случались и конфликтные ситуации. Необходимо провести бетонирование стены над кровлей машинного зала, служащей стеной "саркофагу". Смонтирована лишь гребенка под стену. Это металлическая балка длиной 40 метров, которую нужно забетонировать. Проведение работ возможно только со стороны третьего блока с отметкой +35.00 через крышу машинного зала третьего блока, где уровень радиации оставался не выше 6о Р/ч. Бетоноводы с опоры у оси "41" сняты, и необходимо тащить трассу на отметку +34.00, а потом горизонтальный участок на гребенку через крышу, наращивая при этом секции бетоноводов вручную. Для выполнения этих работ был необходим выход "партизан" на кровлю машинного зала.

Радиационный фон на крыше большой. Желающих среди "партизан" выполнить работу было немного. С помощью офицеров была создана группа добровольцев, которым после выполнения поставленной задачи обещал и демобилизацию. Работа была выполнена, но офицеры свое слово перед добровольцами не сдержали и на следующий день добровольцев снова отправили на работу. По этому поводу произошел серьезный инцидент: среди "партизан" пошел ропот, потом высказывания стали резче. Вопрос решили очень просто: добровольцы покинули Чернобыльскую АЭС, а на их место пришло новое пополнение "партизан".

А тем временем на оси "41" бетон продолжал растекаться, попадая даже на нижние отметки. Слегка изменили технологию и начали закачивать бетон с перерывами. Сутки лили бетон, затем засыпали щебнем, который разравнивали устройством с дистанционным управлением. Затем процесс повторяли снова и снова. Такой метод "намораживания" дал положительные результаты. Однако бетон продолжал уходить неизвестно куда. В воронку по оси "41" стали бросать металлические и рыболовные сети, но и это не решило проблемы. Следы бетона находили позже в самых отдаленных точках от места его укладки. Но нет худа без добра. По ходу заливки бетона уровни радиации постепенно снижались, что давало возможность выхода людей к месту бетонирования для осуществления различного вида работ.

Принятые меры дали возможность по оси "41" создать основу для будущей конструкции. Однако ровной поверхности получить так и не удалось.

Из дневника Е. П. Павкина: "24.10.86 г. Подняли две секции контрфорсной стены по "51" оси. Вес — 104 тонн, высота — 48 метров. На душе радость: пошла последняя стена. Нужно поставить еще 10 секций. Под 6-й секцией бетон уже выдолбили, осталось выдолбить под 4-й. Долбить много. Работа ужасная, так как большой фон.

Балку-осьминог смонтировали, нужно подливать бетон. С опорой на "51" оси ничего не получается. Сегодня на оперативке в 8.30 были Л. Д. Рябев и Б. Е. Щербина. Разговор опять об опоре. Очень просили что-нибудь придумать и справиться с работой. Этого ждет вся страна.

26.10.86 г. Сегодня праздник. День автомобилиста. Провели по колоннам и автобазам в 7.00 собрание, и СНОВА — В БОЙ. Ночь прошла нормально. С опорой на "41" оси дела движутся, опора всем вымотала душу, люди на пределе и, конечно, нервничают. Однако стоит работу проделать удачно, настроение сразу скачет вверх. Рябев и Щербина два раза в сутки бывают на оперативке в бункере. Вся страна ждет закрытия реактора, а мы иногда буксуем из-за технических сложностей, и, конечно, берет зло. Здесь, и только здесь, можно убедиться в героизме нашего народа.

Несколько раз объявляли казарменное положение механизаторам (находиться в бункере сутки и уходить только после получения нормы облучения). И не было ни одного отказа, ни одного недовольного взгляда…

Драгун В. Т. отработал сутки, сообщил, что ночь прошла нормально. Сейчас поеду его менять, а он отправится спать. Основная наша мечта — выспаться".

Вечером на совещании у начальника управления принимается очень смелое и неординарное решение: площадь опоры покрыть мелкой капроновой рыболовной сетью, закрепив ее концы на обрушенных, но еще достаточно надежных строительных конструкциях с помощью хомутов. Сеть при этом должна свободно облегать расположенные под ней обрушившиеся конструкции.

Но одно дело — принять техническое решение, а совсем другое — его выполнить. В частности, где взять сеть, связанную из капроновой нити диаметром 0,7–1,о миллиметров и ячейкой не более 5 миллиметров?

В Чернобыле от идеи до ее претворения в жизнь затрачивается минимальное время. Сообщение о потребности в рыболовной сети сразу же передали в Москву, и уже утром была отправлена автомашина в аэропорт Киева для встречи самолета из Мурманска, который доставил сеть в требуемом количестве. А дальше на полотнище из рыболовецкой сетки необходимой длины положили слой поролона толщиной 20 сантиметров. Затем снова слой из сетки и слой поролона. Этот двухслойный экзотический "пирог" прошили и превратили в маты. Маты закрепили хомутами. Всю работу сделали за сутки.

Из дневника Е. П. Павкина: "28.10.86 г. Опоры, опоры, опоры — скоро все, наверное, сойдут с ума от них. Движемся медленно. Я даже не знаю, что еще могут придумать наши строители и проектировщики. Силы на пределе… Скорей бы домой.

Никогда не видел такого, чтобы листья все опали, а яблок на яблонях было полным-полно, все налитые, красивые. Больно смотреть. Никак не могу привыкнуть к этой картине".

Был сделан набрызг первого слоя бетона. И дальше строители вновь приступили к бетонированию малыми порциями с перерывами через каждые 3–5 часов для лучшего схватывания бетона. Получилось. Утечка бетона из зоны первой опоры была остановлена.

Эксперимент удался. Была получена неровная, но приемлемая поверхность для установки металлической опалубки. Для опоры по оси "41" была изготовлена металлическая опалубка, которую при бетонировании кран "Демаг" держал на весу над разрушенными конструкциями. К низу опалубки подвесили ловушку для бетона из рыболовной сети. Ловушка удержала бетон и, вытягиваясь под грузом, приняла форму бетонного столба-ножки. Из-за этого опора "41" стала похожей на фужер с тонкой ножкой, но выглядела неэстетично. Но это не главное. Главное, чтобы она была надежно устойчивой.

Кран "Демаг" удерживал опору в течение трех суток, так как закрепить ее не было возможности. Вновь пришлось применить маты, чтобы заткнуть щели, образовавшиеся между "ровной" площадкой и опалубкой. Забетонировав опору на одну треть высоты, строители убедились, что стоит она устойчиво, и, отцепив от крюка крана, закончили бетонирование опоры.

Последний этап по разравниванию отметки под опору пришлось делать вручную. Уровень радиации 40–50 Р/ч. Нужны добровольцы. Вызвалось 6о человек.

Основание опоры пришлось обсыпать щебнем и дополнительно бетонировать. В результате забетонированный фундамент совсем потерял геометрическую привлекательность и стал похож на лешего, выходящего из болота. По словам главного инженера УС-605, осмотревшего фундамент из наблюдательного пункта, такой страшной по форме конструкции он никогда ранее в своей жизни не видел.

В Чернобыле старались не только просто сделать работу, но и сделать ее красиво, а тут — такая уродина. Но, как показало время, а прошло уже 20 лет, опора справилась со своей ношей.

Из дневника Е. П. Павкина: "30.1 о.86 г. Ура, ура и еще раз ура! Закончили основание под "41" опору. На душе стало легче, промучились больше месяца. Неприятностей было — ужас! Теперь дело пойдет к последнему этапу захоронения. От радости даже не могу сосредоточиться, о чем писать".

Работы по опоре закончили к 18 октября 1986 года. Председатель Правительственной комиссии Г. Г. Ведерников был поражен и удивлен, что в сложнейших условиях и в столь короткий срок была выполнена опора под балку "мамонт".

Опора "41" стала служить монтажникам еще и в качестве перевалочной площадки, так как здесь оказались уже психологически привычные значения МЭД-25-30 Р/ч.

Вспоминает П. Н. Сафронов, заместитель начальника УС-605: "Политотдел УС-605 возглавлял Виктор Никитович Хопренко. Очень активный и умный политработник, сумевший поддерживать высокий дух патриотизма ликвидаторов на протяжении всего периода работы. Из других руководящих лиц на стройке заметны были заместитель по производству из Навоийской стройки Куваев О. С., начальник и главный инженер монтажного района Ким П. Г. и Чашкин Ю. К., начальник третьего района Черный И. С., выходивший в развал при монтаже балки "осьминог"".

Ось "51". Первая и вторая вахты выполнили работы по разделительной стенке в машзале: по каскадным стенкам первого и второго ярусов, стояки — под кран "Демаг", накат из труб диаметром 12 300 миллиметров; закончили опору по оси "41" и подготовительные работы по оси "51" (пробная заливка бетона в завал и засыпка разлома песком и щебнем). Все эти работы привели к существенному понижению мощности ЭКСПОЗИЦИОННОЙ ДОЗЫ С 800-1000 Р/ч до 10-150 Р/ч, что позволило в дальнейшем третьей вахте организовать площадку укрупнительной сборки и перегнать кран "Демаг" для устройства опоры "51".

На третью вахту было возложено выполнение нескольких больших задач:

— возведение опоры "51";

— устройство перекрытия и примыкание каскадных стенок к перекрытию;

— устройство компьютерного центра в здании ВСРО;

— переоборудование здания ЖБИ под цех дезактивации.

Кроме того, выполняли и обычные в условиях ликвидации последствий аварии работы: засыпка песком территории под стенами южной стороны станции, возведение подпорных стенок из блоков, бурение или сверление отверстий в двухметровых стенах реактора для установки датчиков, устройство дорог для перегона крана "Демаг" и все по-грузо-разгрузочные работы.

При сдаче под монтаж опоры у оси "51" необходимо было провести геодезическую съемку опоры, куда доступ был затруднен. Рейка, которая использовалась для геодезических работ, представляла собой уголок длиной 5 метров с нарисованными делениями. В процессе проведения работ уголок должен быть зафиксирован в вертикальном положении на определенном месте. Попытка установить геодезическую рейку с помощью крана не увенчалась успехом, она постоянно падала. Выполнить эту работу вызвались 5 человек.

Вспоминает В. П. Гоголиньский, начальник ПТО четвертого района: "В уцелевшей части машинного зала четвертого блока, в стене была сделана ниша, куда мы вместе с Иваньковым, двумя дозиметристами и геодезистом по коридору проникли к лестнице по оси "51" машзала и начали пробираться наверх. Лестница оказалась темной, и приходилось пользоваться фонарем. К тому же вся она была заполнена бетоном, стекавшим сверху при закачке его на "завал". Приходилось буквально проползать под перемычками проемов дверей по наклонному бетонному основанию. Впереди шли дозиметристы, озвучивая уровень радиации на пути следования. Геодезист был проводником. Он не раз бывал у опоры и потому дорогу знал хорошо. Мы бегом проскакивали открытые проемы, отдыхали за бетонными стенами, где уровни радиации были наименьшими. Наконец добрались до отметки +35.00. Предстояло пробежать еще несколько метров в сторону опоры, где стоял "батискаф". Поочередно выбегая из "батискафа", я и Иваньков зафиксировали заранее поданную нивелирную линейку, а геодезист из "батискафа" заснял показания. Здесь я получил самую большую дозу облучения за все время моей работы на станции".

Еще одна удивительная особенность, отчетливо проявившаяся на Чернобыльской АЭС: здесь работа не делилась заранее на обыденную, грязную и возвышенную, чистую. Здесь работали люди различных специальностей: и чернорабочие, насыпающие щебень в бадью, и геодезисты с их нивелирной линейкой, и машинист экскаватора с навесным оборудованием "клин-баба", и многие другие рабочие, инженеры, ученые и проектировщики. Ликвидация последствий аварии на Чернобыльской АЭС — это уникальный пример того, как любая, даже самая заурядная работа становится героической. Именно здесь люди легко попадали в ситуацию, которая определялась одной знаковой величиной — мощностью экспозиционной дозы радиоактивного излучения. Вся территория Чернобыльской АЭС воспринималась как часть пространства какой-то новой цивилизации, где всем людям нужно было научиться жить и работать. И по возможности выжить.

Опора по оси "51" должна быть построена на развале железобетонных конструкций. Место ее расположения изучали по фотографиям, полученным от вертолетчиков. Съемки проводили с разных точек. Очень много деталей было просто не видно. Попытки залить основание бетоном с тем, чтобы выровнять поверхность и снизить радиоактивный фон, не увенчались успехом, так как бетон утекал вниз, не задерживаясь. Были попытки засыпать основание песком и мелким щебнем с дальнейшим выравниванием поверхности вибротрамбовками и виброплощадками, но это только ухудшило обстановку. Не получился и трюк с рыболовецкой сеткой, который оказался успешным для оси "41". Связано это с тем, что основание непосредственно под опорой было с большим углом наклона, и опалубка вставала также наклонно и не создавала бокового ограждения для бетона. Возникла опасность, что эта вся металлоконструкция может в дальнейшем очень помешать установке опоры. Нужно было сместить конструкцию в сторону или жестко ее примять. Сложность состояла также в том, что работы должны быть проведены в месте, где присутствие людей не желательно вообще, так как уровни радиации составляли от 10 до 150 Р/ч, доступ был затруднен из-за завалов, а четкость картинки на мониторе по этим же причинам и по причине плохой освещенности сильно искажалась. Все это приводило к непреднамеренным, но серьезным ошибкам. В частности, в никуда были закачаны тысячи кубометров бетона, который залил много помещений и лестницы, огромное количество песка и щебня кануло как будто в бездну и тоже не помогло делу.

Практически весь октябрь вся стройка стояла "на ушах", настроение было паршивое. Все ждали окончания строительства, стройка топталась на месте, и никто не знал, что делать. Строители, проектировщики, центральный штаб ломали головы над одним вопросом: как завалить провал?

Строителям еще раз необходимо было посмотреть все своими глазами. Для этого снова был совершен полет в "батискафе".

Машинист "Демага" по команде опустил "батискаф" в нужное место, и группа в составе ученых и проектировщиков вместе с заместителем начальника УС-605 Сафроновым П. Н. в течение часа обследовала различные участки разрушенного реактора. При необходимости по рации "космонавты" получали от руководителя "полета", который следил за группой по монитору, отдельные рекомендации. Вскоре стало понятно, куда проваливается бетон. Части фундамента просто не существовало. Был провал, как потом определили по документации, предоставленной работниками Чернобыльской АЭС, на глубину 12 метров. Вернулись "космонавты" из полета с неприятными физическими ощущениями: головная боль, жар в лице, сухость во рту и общая сильная слабость. Кассеты-наполнители показали величину порядка 4 бэр. В качестве компенсации за облучение — четкое понимание, что надо делать.

Дополнительно было выявлено, что горизонтальная опорная площадь фундамента была вся выщерблена и частично сбита. Необходимо было набетонкой выровнять опорную часть и сдать фундамент под монтаж. За две рабочие смены это сделал со своими людьми начальник смены Дазиденко Филипп Иванович, проявив при этом мужество и самопожертвование. Правда, поступок, который совершил Ф. И. Дазиденко, сопровождался ненужным донкихотством: работая в зоне высокой радиоактивности, он не брал с собой накопитель, чтобы не выяснять лишний раз отношений с дозиметристами. Такие поступки не были единичным случаем.

И все-таки главным оставался провал.

При дальнейшем обсуждении проблемы было решено, что провал необходимо максимально сузить. Начальники и ГУ Константин Николаевич Москвин предложил использовать длинные гирлянды с закрепленными по всей длине через метр мешками с бетоном. В тот же день пробные гирлянды были изготовлены и опущены в провал. Длина гирлянд доходила до 30 метров. Прошло довольно много времени, прежде чем уловка удалась, так как некоторые гирлянды скатывались по уклону вниз. И все-таки большинство гирлянд укладывались, образуя ячеистые объемы. Ячейки в свою очередь заполняли бетоном через бетонопроводы.

Гирлянд было смонтировано несколько сотен. Изготовителем гирлянд стал бетонный завод.

Первоначально гирлянды поставляли вместе с мешками, заполненными свежим бетоном. Мягкие мешки при укладке в место проема на наклонную основу имели хорошее сцепление с поверхностью. В дальнейшем использовали гирлянды уже со схватившимся жестким бетоном.

Когда зацепились в провале первые десятки гирлянд, сразу повеселели лица строителей, поднялось настроение и легче пошла работа. Вспоминает начальник смены Николай Васильевич Рахманов: "Приходим на смену (мы меняли вторую смену, где начальником был Ф. И. Дазиденко), и сразу вопрос: "Ну, сколько?"" Если он называл 25–26, то радостно, а если 12–15, то… Значит, что-то случилось: то ли "гирлянды" не лезут, то ли не зацепляются и уходят на глубину".

В сутки иногда опускали до 6о гирлянд. И в течение суток дважды заместитель начальника УС-605 П. Н. Сафронов лично отчитывался за проделанную работу непосредственно перед председателем Правительственной комиссии Б. Е. Щербиной.

Вспоминает П. Н. Сафронов, замначальника УС-605: "Однажды Б. Е. -Щербина обратил внимание на нашу спецодежду. Большинство докладывающих было одето в "зэковскую" униформу: черные телогрейки, черные сатиновые штаны, непонятного вида головные уборы и яловые ботинки. На следующий день руководители производства были переодеты в полевую военную форму, вводимую в Советской армии. В такой форме мы и поехали домой в декабре".

На строительстве "саркофага" удалось создать уникальный человеческий сплав: из высочайших профессионалов своего дела специалистов Минсредмаша и безотказных "биороботов" и "партизан" из Министерства обороны. Теперь и форма у них была одинаковая: армейская, полевая.

Примерно 29 октября работа по забросу "гирлянд" и бетонированию завала была закончена, пошла загрузка камня, сначала крупного, потом мелкого, а затем и щебня. Оставался небольшой объем недоделанных работ. Дозиметристы сумели на бегу замерить радиационные поля в районе опоры. После проведения мероприятий на опоре "51" фон снизился со 150 Р/ч до 30–40 Р/ч. Как результат возник план выхода специалистов непосредственно на место для окончательного завершения работ по устройству основания и опалубки. Цена разового выхода — 6 Р за 6 минут работы. В этих цифрах и цена поступка в рентгенах, и время на его совершение в минутах. Получается новая единица измерения подвига на Чернобыльской АЭС при возведении "саркофага" — 1 Р/мин., единица, пока не зарегистрированная ни одной международной организацией.

Доложили об этом Б. Е. Щербине, и он разрешил выход добровольцам из числа военнослужащих, призванных на военные сборы. Всем "партизанам" была гарантирована демобилизация и 200 рублей премиальных. На строительство только что доставили 6о человек вновь прибывших "партизан". Все они тотчас же изъявили желание отработать 6 минут и разъехаться по домам. И, похоже, были очень довольны так выгодно заключенной сделкой.

Предстоящая работа была детально продумана. Для ее проведения был выделен кран "Демаг", которым и подавали на место укладки опалубку и бетон. "Партизан" приводили в район опоры или заместитель начальника четвертого района А. П. Новичихин, или заместитель главного инженера В. В. Музалев. Все они в количестве 6о человек находились в относительно безопасном месте, от которого, прежде чем выйти на рабочую точку, необходимо было в течение 10 минут бежать по лестницам и коридорам Чернобыльской АЭС. Путь и сложный, и опасный.

Непосредственно руководили работами начальник смены и прорабы, которые находились в "батискафе" на развале. Они выбегали на 1–2 минуты из "батискафа", объясняли солдатам, что и как нужно сделать, и снова ныряли под защиту "батискафа". И так всю смену поочередно "партизаны" по команде выбегали на завал, работали б минут, затем их меняли другие. На старт "партизаны" выходили группами по б человек. Первую группу возглавил мастер Игорь Буканов, который, получив очередные рентгены, домой не отправился, а продолжал работать еще некоторое время.

30 октября работа была закончена. Это была настоящая победа, которая открыла путь к еще более крупным по масштабам работам, но эти работы уже были предсказуемы. На строительстве "саркофага" впервые все вздохнули с нескрываемым облегчением!

Конструкции перекрытия под будущую сборку готовили в Чернобыле на полигоне "Сельхозтехники". Укрупняли конструкцию до предела, подгоняя под грузоподъемность техники. А затем день за днем с полигона сборки и до Чернобыльской АЭС — это около 20 километров — шел трейлер, на котором лежала половина балки или трубы, а другую "в зубах" тащил сзади 100-тонный гусеничный кран. Каждый рейс этой спар-ки рабочие сопровождали напутствием: "Хоть бы ничего не случилось по дороге". И слава богу, пронесло.

30 октября фундамент был забетонирован и была сделана геодезическая съемка основания. Теперь можно было устанавливать и балку "мамонт".

30 октября 1986 года начальник четвертого района П. Н. Сафронов доложил председателю Правительственной комиссии Б. Е. Щербине о 15-минутной готовности фундамента под опору. Б. Е. Щербина не скрывал своей радости от полученного известия. И все 15 минут провел у экрана монитора, наблюдая за работой. Весь штаб и все присутствующие члены Правительственной комиссии также столпились у мониторов. Настроение у всех было приподнятое.

Вспоминает Анатолий Степанович Филиппенков, машинист экскаватора: "Главную опорную балку на четвертом блоке устанавливали следующим образом: балку поднимал кран "Демаг", но тот, кто сидит за рычагами в кабине, обшитой для безопасности от радиации свинцовыми плитами, ничегошеньки не видит. А посадить "мамонта" надо на точку размерами 50 х 50 миллиметров. И потому крановщику по рации передают команды, и, подчиняясь им, он "сажает" балку на то самое место, где ей и надлежит быть. "Мамонт" устанавливали в течение 12 часов. Работа была выполнена ювелирная в буквальном смысле слова! Конечно, это был праздник, и мы, естественно, его отметили. Пустили по кругу трехлитровую банку: за "мамонта", за дружбу, за дембель!"

Прошло более месяца героического труда. И реальностью стала металлическая конструкция высотой с 22-этажный дом и 22-метровой консолью, на которой были смонтированы три бетоновода для дистанционной подачи бетона, через которые пошел бетон на невидимую южную сторону здания, через помещения северной стороны прямо в завал. Возведение опор под балку "мамонт" было одним из самых сложных и рискованных мероприятий, которые проводились при возведении "саркофага".

Из дневника Е. П. Павкина: "9-10.11.86 г. Продолжается война с "клюшками", многие не садятся на место, приходится снимать на землю и доводить, то подрезать, то наращивать. Очень нервозно и обидно, но все равно дело к концу и обстановка спокойная, кроме этих проклятых рентген. Спим уже нормально, по 6–7 часов.

11.11.86 г. Смонтировали за ночь все 7 секций контрфорсной стены. Молодцы монтажники! Начали качать бетон. Надо закачать 2,2–3,0 тыс. куб. м, думаю, за двое суток закончим. Жаль, не поставить два "Швинга", будем мешать "Демагу". Придется качать одним бетононасосом.

12.11.86 г. Мучают мелочи. Много бумажной волокиты. Драгун В.Т. сидит в Тетереве ("Голубые озера"), в бухгалтерии, там черт ногу сломает, но искать необходимое все равно надо. Приступили к расформированию строительства. Ждем приезда Е. П. Славского и правительства УССР".

Все чувствовали, что строительство "саркофага" близится к завершению. Хотелось расслабиться. Бежать из зоны. Вернуться домой. И наконец-то отдохнуть!

Строительство действительно заканчивалось…

Испытание на прочность. Чтобы убедиться в надежности опор, не подлежащих расчету (уж очень нестандартными были эти опоры), по настоянию руководства УС-605 решено провести испытание опор нагружением в соответствии с инструкцией. В начале октября ВНИПИЭТ подготовил программу испытания опор, которая была утверждена комиссией и заместителем министра А. Н. Усановым. Председателем комиссии по испытаниям назначили главного инженера УС-605 Л. Л. Бочарова.

Согласно программе, испытание опор на осях "41" и "51" должны производиться нагрузкой по 400 тонн на каждую опору. Техническая сложность заключалась в том, что разместить такой груз на ограниченных площадях практически невозможно. И потому в качестве груза были запроектированы контейнеры (1,3 х 1,5 м) с заполнением их свинцовой дробью. Каждый контейнер весил 20 тонн, и таких контейнеров было изготовлено 20 штук. Но даже в два ряда по высоте они на опорах не размещались. Тогда запроектировали металлическую конструкцию — стол, который был одет на опору "41" и затем нагружен контейнерами с дробью. Так как 400 тонн свинцовой дроби в наличии не оказалось, часть контейнеров заполняли чугунной дробью.

Испытания прошли успешно, и акт испытаний опоры "41" был подписан.

Программа испытаний фундамента по оси "51" была несколько иной. Дополнительно к контейнерам были изготовлены грузы из забетонированных изнутри железобетонных труб, которые расположили поверх двух рядов контейнеров с дробью и на которые необходимо было установить еще ряд контейнеров. Торопились. Бетон опоры еще не успел схватиться, на дворе ноябрь, и потому группа строителей еще раз вышла к фундаменту и в сложной радиационной обстановке провела ряд дополнительных работ: накрыли фундамент асбестовой тканью, металлическими листами и прогрели электрокалориферами. После этого по утвержденной программе произвели испытание опоры грузом.

Процесс испытания опор потребовал от коллектива четвертого района огромного нервного и физического напряжения. Вся программа была расписана по часам и требовала координации ручной работы по засыпке 400 тонн смерзшейся дроби в контейнеры лопатами, работы двух кранов, автотранспорта, тарирования, и все это в условиях воздействия на человека мощного радиоактивного излучения.

Для людей эти работы требовали в основном физических усилий. Надо было загрузить десятки контейнеров свинцовой дробью, а потом рыхлить ее отбойными молотками. Здесь все решало количество рабочих рук. Они по-прежнему находились.

Опора выдержала нагрузку, в 1,5 раза превышающую расчетную.

Из дневника Е. П. Павкина: "13.11–86 г. Дед (Е.П. Славский. — Е.М.) должен прилететь, но говорят, что 14-го он должен быть и у Н. И. Рыжкова. Что будет, не знаем. Думаем, что 14-го будет митинг с награждениями.

14.11.86 г. Е. П. Славский вчера прилетел, был просто удивлен проделанной работой, когда говорил на Правительственной комиссии, у него на глазах были слезы. Семенов Юрий Кузьмич докладывал Рыжкову (о завершении работ по "саркофагу" — Е. М.), и мне понравилось одно его выражение: "Вы меня извините за эти слова, но "саркофаг" получился ужасно красивым!"

И это действительно так, когда я ночью шел вдоль забора каскадной стены, то даже забылся, что долго здесь находиться совсем ни к чему — все в огнях, сверху мощное освещение от лампы с дирижабля, все покрашено, сверкает, и действительно красивый вид".

Митинг 14-го не состоялся. Б. Е. Щербина сказал, что проведут его только после работ по крыше и заделки щелей. Грамотный производственник и руководитель Б. Е. Щербина понимает, что расхолаживать народ нельзя. Иначе работы могут быть растянуты на неопределенное время.

Из дневника Е. П. Павкина: "15.11.86 г. Сейчас больше занимаемся подготовкой документов. Сегодня получил грамоту от министра и памятный знак с удостоверением.

18.11.86 г. Первый раз в жизни давал интервью корреспонденту ТАСС Журавскому Владимиру Александровичу".

Следует отметить самоотверженную и грамотную работу по возведению "саркофага" такого важного звена руководителей, как прорабы. Среди них Александр Николаевич Тулимов, Олег Васильевич Денисов, Владимир Михайлович Зеленцов и многие другие. Все они высококлассные специалисты, которые могли выполнить любую работу и не нуждались в принуждении и подсказках. Вся смена, как правило, работала на одном объекте. Только иногда выделялась группа с прорабом, например, для разборки бетоноводов или для каких-то срочных погрузочных работ. Прорабы работали и сварщиками, и монтажниками, и стропальщиками, и тянули сварочные кабели по 200–300 метров по темным помещениям. Толково обучали "партизан", организовывали их работу и всегда были рядом. Они были в каждой смене, что и обеспечивало выполнение любых работ по строительству объекта "Укрытие".

Из дневника Е. П. Павкина: "23.11.86 г. Сегодня воскресенье. Все дни прошли спокойно. Занимаемся бумагами, дел уйма. Вчера приехал Л. Д. Рябев, уже в роли министра. Чувствуем, что доволен. Посмотрим, что скажет на совещании. Сил все меньше, нервы напряжены, очень хочется домой. Просто устали. На реакторе дела еще есть, по мелочам.

24.11.86 г. Сегодня был первый снежок. Вчера была Правительственная комиссия. Б. Е. Щербина сказал, что правительство высочайшего мнения о нашей работе. Плохо то, что финиш немного затянулся. Вплотную занимаемся бумагами.

25.11.86 г. Пока все нормально, копаемся с документами и трудимся по недоделкам на блоке. Народ устал, и работать все труднее и труднее. Конечно, менять нас нужно было еще в ноябре.

26.11.86 г. Сегодня вновь прошел снежок. Необходимо запомнить деревни, которые мы проезжаем от "Голубых озер": Кухари, Оливы, Ставровки, Розвиж, Старовичи, Стемашовцы, Обуховичи, Термиховка, Мусийки, Ст. Соколы, Иловница, Рудия Вересеня, Река Уж, Черевич, Залесье. На 100 км — 15 деревень".

Память — сложная штука, но по жизненному опыту известно: память избирательна и оставляет на будущее только то, что считает очень важным. У Е. П. Павкина среди самых важных и эти 15 деревень.

Фронт работ на строительстве "саркофага" был гораздо шире, чем только лишь установка опор. В октябре и ноябре часть коллектива 4-го района во главе с замглавного инженера В. П.Гоголиньским занималась на границе третьего и четвертого блоков строительством нескольких вентцентров, отсечкой венткоробов от четвертого блока и их заделкой, а также заканчивала работы по разделительной стенке. Дальше были прове-дени подготовка и сдача под монтаж новых трасс вентиляции, водоснабжения, электроснабжения и слаботочных коммуникаций. Это была автономная группа, и у них была обособленная задача, связанная с подготовкой в дальнейшем к пуску третьего энергоблока. Над выполнением этих задач работало 20 человек. В. П. Гоголиньский выполнил свое задание, сдал вентцентр в эксплуатацию и уехал домой. Наступили времена, когда это уже стало возможным. Начало спадать и общее нервное напряжение.

Правда, не для всех. Особенно это касалось работ на площадке "М".

Площадка "М". Муки третьей вахты продолжались. Уже впереди "маячила" победа, а задачи по-прежнему оставались трудными. В середине ноября после оперативного совещания Б. Е. Щербина вызвал к себе заместителя начальника УС-605 П. Н. Сафронова, усадил перед собой и стал интересоваться, как бы он организовал работу по бетонированию крыши в основании вентиляционной трубы четвертого блока. Сафронов сказал, что, по данным дозиметрической разведки военных, на этой крыше радиационный фон от 1000 до 2000 Р/ч.

Б. Е. Щербина поручил П. Н. Сафронову совместно с начальником 11-го района Бечиновым в течение трех дней организовать укладку бетона на крышу. В качестве стимула — 1000 рублей премиальных. Сафронов связался с Беченовым и рассказал ему о задании. Договорились следующим образом: Сафронов готовит бетоноводы, а Беченов обеспечивает работу бетононасосов.

Немедленно была начата подготовка к выполнению задания. Высота крыши над уровнем земли — 70 метров, для бетононасосов эта высота было предельно возможной. Непросто тянуть бетоноводы до места укладки бетона.

Разведку начали с транспортного коридора четвертого блока и за несколько часов нашли, как показалось строителям, оптимальный вариант. Подготовили схему и представили для утверждения. Получался сложный и многотрудный путь по этажам и лестничным проемам, с достаточно большим объемом долбежки бетона для отверстий в перекрытиях и стенах при высоких уровнях радиации. Работы были начаты в ночь параллельно четырьмя группами и продолжались непрерывно пять дней.

Это была и организационно, и технически очень сложная работа, требующая координации по времени действий кранового и транспортного хозяйства эксплуатации станции, а также монтажников, смежников-строителей и дезактиваторщиков из Министерства обороны. Бетоноводы монтировали четырьмя нитками из расчета, что сложность и протяженность трассы создадут много трудностей при бетонировании и ряд бетоноводов будет выходить из строя.

К счастью, эта очень трудоемкая, потребовавшая большой нервной нагрузки работа была отложена. И вот почему.

Последним помещением перед выходом на кровлю, которую предстояло бетонировать, было большое помещение вентиляционного центра. Здесь работал академик В. А. Легасов со своей группой. Академик тренировал группу молодых ученых для организованного и быстрого выхода на кровлю. Они должны были с гирляндой дозиметрических датчиков выбегать из вентиляционного помещения на кровлю, раскладывать датчики в разных местах, а затем через определенное время также быстро возвращаться назад и забирать датчики. Их было человек 10–12. Академик первым в цепочке людей устремлялся вверх по металлической лестнице к отверстию в кровле, увлекая за собой остальных. Группе удалось собрать большое количество данных по дозиметрической обстановке в районе вентиляционной трубы и других местах крыши третьего блока. А на следующий день Б. Е. Щербина отменил свое распоряжение по бетонированию кровли. Это было сделано после того, как академик Легасов представил ему результаты своих замеров радиационной обстановки у основания трубы. Цифра была ошеломляющей — 11 300 Р/ч! Если образно: пришел, глубоко вздохнул и тут же умер!

Крышу предварительно накрыли дорожными плитами и забетонировали. Эту работу проводили строители из города Шевченко. Очень трудно представить себе, в каких условиях они укладывали эти плиты и бетон, если и после окончания работы "ликвидаторы" могли находиться на крыше не более 30 секунд.

К середине ноября 4-й район выполнил свои основные задачи и вобрал в себя остатки работ i-го, 2-го и 6-го районов.

В третьей декаде ноября объединенный коллектив получил задание по окончательной доводке территории "саркофага" для сдачи Государственной комиссии. Для этого были предприняты меры по перегону одного крана "Демаг" в район транспортного коридора с северной стороны, с тем чтобы он мог обеспечить проведение дезактивационных работ на кровлях третьего и четвертого энергоблоков.

Помимо подпорной стены с южной стороны блока и бетонирования площадей за подпорной стенкой и перед ней, куда уложено несколько тысяч кубометров бетона, строители занимались устройством железобетонного ограждения вокруг аварийного блока и убирали внутрь ограждения все лишнее, что осталось от строителей и монтажников. На это было затрачено достаточно много времени.

Из дневника Е. П. Павкина: "27.11.86 г. Все идет по плану. Скорее домой — это главное, так как силы на исходе.

28.11.86 г. Сегодня рабочая комиссия подписала акт о приемке "саркофага". В 15. 30 был митинг в школе-интернате. Был в президиуме, были телевизионщики. Вручили нам, то есть УС-605, на вечное хранение два знамени — знамя обкома и знамя Припятского горкома. Знамена будут храниться в министерстве.

29.11.86 г. Ура! Ура! Ура! Сегодня Государственная комиссия подписала акт о приемке "саркофага" в эксплуатацию.

30.11.86 г. Сегодня решается вопрос о моем отъезде, принимаю все меры. Просто больше не могу. Очень устал.

1.12.86 г. Ну, вот и все. Включили в приказ на увольнение с 4 декабря. Необходимо завтра бегать с бегунком. Главное — полностью рассчитаться и как можно больше сделать с бумагами, чтобы не было нареканий после отъезда…

Уезжают Дудоров Илья Александрович — начальник стройки, Кормачев Валерий Николаевич — зам по кадрам, Хопренко Виктор Николаевич — начальник политотдела, Драгун Виктор Тихонович — УМ, Сосновый Бор, Бочаров Лев Леонидович — главный инженер УС и я".

Павкин Евгений Петрович скончался в 1993 году от третьего инфаркта.

"Великий немой" заговорил. Неотъемлемой частью проекта "Укрытие" являлась система технологического и радиационного контроля разрушенного реактора. Эта система содержала следующие средства контроля и диагностики:

— первичные преобразователи температуры (термопреобразователи);

— первичные преобразователи гамма-излучения (гамма-детекторы)

Все приборы должны контролироваться из одного компьютерного центра, помещения для центра было поручено подготовить строителям в трехдневный срок в здании вспомогательных систем реакторного отделения (ВСРО). Проект представлял собой набор довольно трудоемких и технически сложных работе применением редких отделочных материалов. Необходимо было провести кабельные трассы от реакторного зала через многие стены и перекрытия к контрольно-измерительным щитам компьютерного центра. Была организована круглосуточная работа и в точно назначенный срок помещения и трассы были готовы для монтажа.

А проходило это так. Сначала несколько помещений освободили от оборудования и стеллажей, а также от нагромождений различных труб и вентиляции. Все это вырезали, перетащили в транспортный коридор и вывезли на свалку. Затем на полы нанесли слой бетона толщиной 40–60 см, оштукатурили стены. Затем все помещения были отделаны редкими строительными материалами. Компьютерный центр достаточно быстро укомплектовали всем необходимым оборудованием и приборами.

Технология монтажа системы КИП для объекта "Укрытие" предусматривала получение информации из разрушенного четвертого блока с помощью датчиков. А сами датчики через специальные проходки в крыше "саркофага" опускали на определенную высоту в помещениях четвертого блока. Кабель отдатчиков прокладывали по крыше и вводили в третий, не разрушенный взрывом блок, где и устанавливали в одном из помещений шестого этажа пульта КИП и автоматики. Уровни радиации при проведении работ 15–20 Р/ч.

Фиксировались следующие параметры:

— газовый анализ на водород;

— первичные преобразователи разрежения.

Тяжелые условия радиационной обстановки исключали возможность проведения монтажных работ на кровле. Это обстоятельство определило поиски вариантов проекта производства работ (ППР). В результате было принято решение: максимально возможное количество работ по монтажу выполнять вдали от монтажной зоны.

Совместно с представителями ВНИПИЭТ и СМСУ-80 было принято предложение НИКИМТа о проектировании и изготовлении пешеходного моста-короба, на котором в "чистой" зоне необходимо было смонтировать все первичные преобразователи КИП и КРБ с кабелями.

Частичный монтаж КИП на земле и установка монтажной конструкции на крыше "саркофага" существенно сократили время нахождения на крыше плохо защищенных от радиации специалистов.

В чрезвычайно короткие сроки ВНИПИЭТ выполнил проект моста-короба, а монтажное подразделение изготовило его на своей производственной базе в Чернобыле. Исходя из возможности перевозки, мост-короб был составлен из двух секций длиной 30 метров и 24 метра. Соединение секций в единую конструкцию предусматривалось на площадке четвертого энергоблока у контрфорсной стены в зоне действия подъемного крана "Демаг".

Монтаж по сращиванию пешеходного мостика длился около шести часов. Конструкцию подняли краном на крышу "саркофага", а оставшиеся монтажные работы по КИП выполняли люди из защитной кабины "батискафа".

Радиационная обстановка у контрфорсной стены составляла около 1 Р/ч. Большая часть монтажа КИПа на крыше выполняли, к сожалению, люди, не защищенные "батискафом".

Проводили эту работу 28–30 ноября 1986 года. И потому монтаж киповского пешеходного мостика с приборами КИП и КРБ, можно сказать, оказался последним гвоздем, возвестившим о завершении работ по строительству и сдаче "саркофага". Приборы стали давать признательные показания. Четвертый блок перестал быть "великим немым" и потому стал менее опасным.

Компьютерный центр предназначался для ученых Украинской академии наук. Его показали новому министру среднего машиностроения Льву Дмитриевичу Рябеву. Министр остался доволен.

Легасов Валерий Алексеевич, академик. В 36 лет доктор наук, в 45 — академик. В институте имени И. В. Курчатова за ним были записаны задачи химической физики, радиохимии и использование ядерных и плазменных источников для технологических целей. Почему именно Легасов оказался в эпицентре событий, связанных с чернобыльской катастрофой, мне пока не ясно.

В. А. Легасов в общей сложности четыре месяца активно участвовал практически во всех решениях, связанных с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Валерий Алексеевич несет ответственность как за правильные решения, так и за допущенные ошибки. Вот мнение заинтересованного оппонента Легасова, заместителя главного инженера Чернобыльской АЭС А. С. Дятлова: "В. А. Легасов никакой личной вины не несет за реактор РБМК, вообще к его существованию до аварии не имел никакого отношения. Своими подписями он прикрывал чужие грехи, прикрывал сознательно".

Академик болезненно переживает свои промахи в работе и обвинения в свой адрес.

Легасов — человек большого личного мужества. Он неоднократно лично выходил на самые опасные участки четвертого блока. Объяснял людям условия, в которых они будут работать, говорил, что хотел бы работать с теми, кто добровольно будет помогать ему. И ни разу не было случая, чтобы кто-то не встал с ним рядом.

Набранная им доза смертельна. У Легасова ядерный загар. Он постоянно кашляет, худеет. В течение полутора лет у Валерия Алексеевича бессонница. Слабость. Апатия, точнее глубокая депрессия.

25-29 августа 1986 года. Совещание экспертов МАГАТЭ в Вене: информация советских специалистов об аварии на Чернобыльской АЭС. Посылают В. АЛегасова. На вопрос академика: "Почему меня? Ведь я же не реакторщик?" — последовал ответ: "Или летишь, или партбилет на стол". Задача Легасова — успокоить мировую общественность.

Доклад длился пять часов. После чего зал долго аплодировал академику за откровенность и личное мужество. Он возвращается в Москву героем года. Но В. А. Легасов рассказал не все, он был вынужден был кое-что утаить, например: сколько ядерного топливо было выброшено за пределы четвертого блока Чернобыльской АЭС.

Осложняются отношения В. А. Легасова и с вышестоящими чиновниками, его не наградили за участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Президент академии наук СССР Александров спустя некоторое время снова предлагает кандидатуру Легасова на присвоение ему звания Героя Социалистического Труда. Но снова в указе о присвоении высокого звания нет фамилии Валерия Алексеевича.

В стране эпоха "перестройки и гласности". Уже через несколько лет после чернобыльской аварии я был в командировке в институте им. И. В. Курчатова. Разговаривал с сотрудниками института и об академике Легасове. Они были недовольны преобразовательской деятельностью Легасова внутри института. В. А. Легасова не избирают в научно-технический совет ИАЭ имени И. В. Курчатова: 100 — за, 129 — против.

Были проблемы у академика и с сыном, уличенным в противозаконных махинациях. И тем самым, как сейчас говорят, "подставлял" отца.

Еще высказывание А. С. Дятлова об В. А. Легасове: "Этот человек имел совесть. При каких-то обстоятельствах пошел на жесткий компромисс с совестью и не выдержал. Отбор продолжается. Выбиваются так или этак последние, имеющие человеческие качества".

29 августа 1987 года у В. А. Легасова была попытка самоубийства. Принял большую дозу снотворного. Спасли врачи.

Спустя ровно два года после аварии на Чернобыльской АЭС, 26 апреля 1988 года, академик Валерий Алексеевич Легасов повесился на потолочной балке.

Рассматривали две версии:

а) самоубийство;

б) доведение до самоубийства, по мнению следователя, узел самоубийцы был уж очень профессионально завязан. Но эту точку зрения доказать не удалось.

Вот мнение о В. А. Легасове академика Ю. Третьякова: "Легасов одновременно Дон Кихот и Жанна Д'Арк. Неудобный и нелегкий для окружающих человек, но без него ощущаешь пустоту и потерю чего-то близкого по смыслу жизни".

Спутя десять лет после аварии на Чернобыльской АЭС академику В. А. Легасову присваивается звание Героя Социалистического Труда.

"Саркофаг", год 1987-й. Очень коротко. Выглядели все последующее работы в 1987 году уже достаточно мирно. Не было прежнего масштаба. Не было и чрезвычайной спешки. Жерло реактора закрыто. Вокруг "саркофага" вся территория закрыта щебнем, обетонена, никакого строительного мусора, можно сказать, благоустроена.

Кроме разделительной стенки, велись работы по устранению всех монтажных дефектов. На "саркофаге" были и щели, через которые проникала радиация, случалась и нестыковка металла. Это требовало на-щельников, накладок, дополнительного крепления узлов.

Работали двумя кранами по уже отработанной технологии. На одном кране висел освинцованный "батискаф". Другой кран подавал монтажные детали. По команде из "батискафа" на "саркофаг" все еще выбегали "ликвидаторы", за несколько минут что-то успевали сделать и по команде убегали в укрытие. Так бросками, группа за группой, и устраняли недоделки.

Сооруженный "саркофаг" не решил всех проблем, в частности, проблему безопасности людей, работавших в машинном зале. После взрыва в стенах машзала остались полости и трещины. Эта работа была поистине авральной. Сначала был сооружен металлический короб между аварийным реактором и машзалом, а затем в него стали закачивать бетон. Эта работа шла непрерывно, без всяких остановок и перекуров. Люди, выполнявшие эту работу, периодически сменялись, но не было момента, чтобы струя бетона оборвалась. Уровень радиации на месте проведения работ был все еще высоким. На протяжении 1987 года было выполнено еще множество других работ. Напряжение спало. Но опасность оставалась.

Работы на крыше под вентиляционной трубой все-таки были продолжены. Негласно. Уже после того, как произошла приемка "саркофага" Правительственной комиссией.

Февраль 1987 года. Одним из направлений работы участка малой механизации стала организация работ по укладке бетона на перекрытии "М" ("Мария"). Это основание под главной вентиляционной трубой. Диаметр трубы ю метров. Уровень радиации на поверхности "Марии" по замерам в январе 1987 года около i1 000 Р/ч. Площадка "М" находилась на отметке более 70 метров, и никакими бетононасосами закачать туда бетон не представлялось возможным. Руководством было принято простое и оригинальное решение. Сначала установили обыкновенную штукатурную станцию на соседней с площадкой "М" отметке, то есть на крышу "Н" здания вспомогательных систем реакторного отделения (ВСРО) на отметке + 76 метров.

Раствор марки 400 в штукатурную станцию подавали "Демагом" и дальше его качали по трубопроводам, смонтированным под трубой на крыше "М" монтажниками из Соснового Бора. Была проделана огромная работа по монтажу этих трубопроводов. Однако трубопроводом пользовались недолго. Вскоре трубы забились наглухо. Но безвыходных положений на Чернобыльской АЭС не было. На складах станции были собраны все резиновые шланги. Их проложили прямо на крышу "М" от штукатурной станции и по шлангам пропускали раствор бетона. Когда шланги "зарастали", их снимали вниз, используя кран "Демаг", и прокладывали запасные. Отработавшие шланги внизу, на площадке, механическим способом освобождали от бетона, шланги продували воздухом и вновь поднимали на крышу как запасные. Таким образом, вопрос по транспортировке раствора был решен, что дало возможность работать в три смены и уложиться в заданные сроки. Не буду повторять, в каких условиях проводили эти работы!

Как я уже писал, работа с использованием отечественных инструментов получалась непростой. Приходилось сверлить отверстия диаметром 80-100 миллиметров на глубину около двух метров в "тяжелом" бетоне (30–50 миллиметров арматура плюс металлический наполнитель). Сверлили победитовыми коронками, которых было в достаточном количестве на складах Чернобыльской АЭС. Эти коронки хорошо сверлили только чистый бетон и застревали в металле. Металл приходилось вырезать электросваркой, вслепую. Производительность резко снижалась. Терялось время. И это в условиях высокой радиации.

Помогла специализированная организация Минсредмаша, которая сверлила отверстия в бетоне по всей Москве и области. Через два дня они привезли с собой только алмазные коронки, остальное оборудование, которое было на станции, их устраивало. Алмазные коронки были из Швеции, которая поставляла СССР эту продукцию в обмен на поставку им искусственных алмазов. Коронки были изготовлены по другой технологии и сверлили все подряд, в том числе и металл. Работа пошла много быстрее. В результате было сделано 40 отверстий, вырезан проем 400 р 8оо миллиметров для запуска в подреакторное пространство робота, который дал исходные данные по ситуации в месте замера на текущий момент.

Идут работы на первом, втором и третьем энергоблоках. Мощные прострелы радиоактивности через щели не позволяют подойти близко к месту работы. Требуется залатать стену со стороны четвертого энергоблока. А залатать стенку могли только люди. "Б. И. Бурматов, работник Чернобыльской АЭС, долго мозговал над разделительной стенкой между третьим и четвертым энергоблоками. Часами крутил в руках деревянные брусочки. По-всякому сгибал-складывал бумажные листы. Нашел выход. Щелевые заслонки получались быстро, почти мгновенно. Первую щель пошел зашивать сам. Его сменили через 5 минут. И так продолжалось целые сутки. Полторы сотни человек друг за другом проделали эту работу" ("Комсомольская правда" от 7 декабря 1986 г. Спецкорр. Л. Гущин, П. Положевец. "Испытание").

Прошло уже более семи месяцев со дня аварии, а для проведения локальной операции по защите от радиации потребовались целые сутки и 150 человек.

Не обошлось и без пожара.

Июль 1987 года. Жара. Только что застелили рубероидом схему "С" — несколько гектаров кровли на первом и втором энергоблоках. Время перед обедом. Начальство отсутствует.

Вспоминает О. Ф. Карасев, старший прораб УС-605: "Я в бункере на мониторе. Вдруг вбегают мои солдатики и сообщают: "Горит кровля!""

Я видел, как горела кровля на здании завода по производству аммофоса в Степногорске. Площадь примерно с полгектара, но дыму — с Марса можно было заметить.

Выскакиваем. Навстречу бегут ликвидаторы, грязные, закопченные, по пояс раздетые. Ясно, тушили пламя робой своей, воды нет, огнетушители свое уже выработали. Накануне ночью прошел дождь, но лужицы на кровле уже почти высохли. Какое счастье, что под навесом осталась одна небольшая! Только ни ведром, ни каской не зачерпнешь. Единственное — мочить робу и мокрой робой сбивать пламя. Тут же посрывали с себя куртки, фартуки свинцовые и — на огонь!

Пламя забили, собрались в круг, закурили. Прибежал главный инженер 4-го района, поблагодарил всех, а сам — полная растерянность. Видно, в голове уже прокручивал меру наказания, которая незамедля свалится на него. И верно: назавтра его откомандировали восвояси в Шевченко, хотя виновниками пожара были два сварщика из другого района".

Мысли вслух. Объемы строительства "саркофага" и других объектов были действительно внушительными. Уложено около 500 тысяч кубометров бетона и бетонных изделий, смонтировано более б тыс. тонн металлоконструкций, вывезено и уложено более боо тысяч кубометров щебня, уложено и использовано более тысячи тонн листового свинца, а также огромная масса других материалов. И все это в кратчайшие сроки за б месяцев.

Кроме строительных районов, в состав УС-605 входили и другие обслуживающие подразделения. Все они сыграли свою достойную роль в битве за "саркофаг".

УПТК и УМиАТ обеспечивали работу бетонных заводов, монтажного и строительного районов, производя разгрузку и переработку с железных дорог до 130 вагонов в сутки. Только цемента обрабатывалось и перевозилось на расстояние свыше по километров до 2500 тонн в сутки. В составе УМиАТа было почти 1400 единиц механизмов и автотранспорта, которые размещались в трех базах (Тетерев, Иванково, Чернобыль).

Быстро и надежно осуществлялась работа УЭС по обеспечению строительных районов средствами малой механизации, электроэнергией, освещением и т. д.

ОРС обеспечивал своевременно и качественно более 11000 человек завтраками, обедами и ужинами.

Это был большой и напряженный труд. Трудный урок работы над исправлением чужих ошибок. И невольно задаешься вопросом: что отняла у людей работа по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС? Ответ однозначный: отняла здоровье. Но, как ни странно, анализируя поведение людей, участвующих в ликвидации последствий катастрофы, невольно напрашивался и другой, на первый взгляд кощунственный вопрос: а что дала людям работа на станции?

Отвечает Н. В. Рахманов, начальник участка СУС: "Что дала мне работа на станции (по ликвидации последствий аварии. — Е.М.)? Дала многое! Это, во-первых, великий опыт организации работ, во-вторых, — это вера в то, что коллективный труд при хорошей организации и полном обеспечении материалами может сделать даже невозможное, как это было сделано на строительстве объекта "Укрытие".

На этой стройке мы все почувствовали вкус к работе и на себе ощутили, как можно время уплотнить на порядок. Сопоставляю нынешнюю работу своего участка на Ленинградской АЭС с работой, которую мы выполняли там, на Чернобыльской АЭС. Канализацию на ЛАЭС у здания 402 "А" протяженностью 120 метров и диаметром 300 миллиметров мы строили месяц с вынужденными перерывами, а водопровод цеха дезактивации на ЧАЭС, диаметром 200 миллиметров и протяженностью около 300 метров, мы проложили за полтора дня. Наша смена начала подготовительные работы по расчистке трассы, а на следующий день уже засыпала трубы".

И Николай Васильевич Рахманов не одинок в своем суждении.

Вспоминает Ю. В. Кокорко, начальник производственно-технического отдела УС-605: "Здесь я по-настоящему ощутил мощь, силу, энергию и потенциал Министерства среднего машиностроения. В буквальном смысле все принятые решения осуществлялись мгновенно, без всяких затяжек и проволочек. Если вечером выдан проект, например, на устройство узла перегрузки, то уже ночью начинался монтаж блоков, а заказ на изготовление металлоконструкций был на пути к заводу. Там, где не выдерживали механизмы, все выдерживали люди. И это действительно так. Не для красного словца. За два месяца работы, с 5 июня по 6 августа 1986 года, мне по долгу службы пришлось хорошо и дружно поработать с большим количеством людей, проживающих в разных городах бывшего Советского Союза, которые независимо от занимаемой должности и профессии на этот период стали одной огромной семьей с одной новой и общей для всех профессией — "ликвидатор".

Вспоминает В. А. Тихоненко, начальник участка 4-го района: " Конечно, за 15 лет многое забылось, но это, основное, я помню. За более чем 40 лет трудового стажа мне только там пришлось поработать так, как должен работать линейный работник: не думать о материально-техническом снабжении и не ломать голову, какую резервную работу запланировать в случае отсутствия того или другого материала. Там такой вопрос и не стоял: есть заявка, значит, будут и материалы".

Вспоминает М. И. Апакин, заместитель главного инженера СУС: "Люди на Чернобыльской АЭС работали бескорыстно. Никто не ставил в то время вопросов о каких-то привилегиях. Никто не заикался о заработке. Все понимали, что условия экстремальные. Представители отдела труда и зарплаты министерства постоянно находились там, разрабатывали различные оптимальные варианты оплаты труда. Кто-то из ликвидаторов находились непосредственно у блока, другие — вдали, на подсобных работах. И риск был разный. Но все работали самоотверженно".

Вспоминает О. М. Сафьянов, заместитель начальника УС-605: "Все увиденное в первые дни пребывания в Чернобыле превосходило большинство моих предположений. Это был не только фронт, но и период штурма в нем. Все делалось с азартом, настойчиво, быстро и круглосуточно".

Вспоминает В. А. Тихоненко: "Каждый на память об участии в ЛПА что-то привозил с собой: пропуск в зону, дозиметр, набор талонов на питание и какую-нибудь другую мелочь. Было много всевозможных стихов и даже поэмы, сочиненные людьми, принимавшими участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Стихи переписывались и в геометрической прогрессии распространялись".

Конечно, по возвращении из командировки время от времени вспоминалась работа на ЧАЭС. Вспоминалисьта сплоченность и целеустремленность людей, их самоотдача и самопожертвование, никого не надо было подгонять, заставлять. Достаточно было четко объяснить задачу, обеспечить материалами, а дальше только контролируй качество и следи за своевременной сменой бригад и обеспечением безопасности рабочих.

Вспоминает В. В. Гарков: "На ЧАЭС работал с 23.02.87 по 25.06.87. Наиболее запомнившиеся моменты пребывания на ЧАЭС — а они и в настоящее время не выходят из памяти — это высокий уровень профессионализма линейного персонала и рабочих. Сплоченность, высокая дисциплина и взаимовыручка".

К началу декабря 1986 года официально сражение за "саркафаг" закончилось. Оно выиграно. И выиграно блестяще. Теперь неплохо бы осмотреть и поле сражения. На память.

В декабре председатель Правительственной комиссии Ю. К.Семенов, начальник УС-605 В. П. Дроздов и заместитель начальника УС-605 П. Н. Сафронов совершают на вертолете облет поля событий. Это был специальный вертолет, оборудованный под Правительственную комиссию. Кресла располагались у иллюминаторов, что позволяло хорошо рассмотреть необходимые объекты, а если надо, и сфотографировать их.

Полет длился около часа на высоте 200 метров и позволил увидеть во всей "красе" построенный "саркофаг" и всю прилегающую местность: мертвый город Припять, рыжий лес, пустые дороги и водоемы, кладбища зараженной и разукомплектованной техники (автомашины всех видов, экскаваторы, бульдозеры и т. д.). И над всем этим как результат затраченных усилий возвышается "САРКОФАГ" — памятник высокому профессионализму и высокому мужеству людей, его построивших. Нетрудно было убедиться, что большое сражение состоялось. И оно выиграно.

Но у медали была другая сторона. Чернобыльская эпопея всколыхнула страну. И люди, каждый по-своему, откликнулись и на чернобыльскую аварию в целом, и на строительство "саркофага" в частности. Кто стихами, а кто просто воспоминаниями. Вот три образца народного творчества.

С. Урывин

Отрывок из воспоминаний машиниста "Демага" Александра Павловича Борисова эмоционально сдержанней, но так же убедителен: "В один из дней меня к работе не допустили, четыре смены отстраняли, а потом сказали: "Сиди в "Озерах" до своего "дембеля" и про свой "Демаг" забудь". Зато врачи осматривали каждый день и сосны под окном шумели и днем и ночью. Как приятно было ощутить живую красоту и тишину мирной жизни в "Голубых озерах!"" Сосновый лес, река Припять, солнце, птичий щебет, и всего-то за 100 километров от смертоносного реактора. А ведь в Припяти и Чернобыле места не хуже, но, увы, места убитой красоты. Может, я тогда там, в "Голубых озерах", по-настоящему и ощутил красоту земли, нашей матушки. Уж больно контрастны были развалы реактора, висящая над тобой невидимая угроза — и чистое небо. Мирная жизнь в полутора часах езды от Чернобыля.

22 декабря 1986 года я уехал домой. Чернобыль остался в прошлом, и дай Бог, чтобы на всю жизнь мою, и моих детей, и внуков, правнуков…

Вспоминает С. К. Зуев, бригадир монтажной бригады: "На фотографиях с видами "саркофага" не видно его внутренних конструкций (начинки). А под плитами перекрытия лежат 186-тонные опоры балки-"мамон-ты" длиной 70 метров и 30 труб диаметром 1200 миллиметров, длина каждой из которых по 30 метров. Все это монтировала наша бригада. За эту работу я лично получил орден Трудовой Славы III степени. Были и премии. Почетная грамота, благодарности. Уезжал с ЧАЭС с чувством гордости от выполненной задачи и сделанной работы, которую никогда ранее не делал, и не приведи случай делать еще раз".

Напомню: объект "Укрытие" возводили в аварийном порядке. Работы по сооружению "саркофага" вели круглосуточно, вахтами, численность которых достигала и тыс. человек. Мощности радиоактивного излучения над кровлей машинного зала и северного завала в июне 1986 года составляли 600 Р/ч, а над реакторным блоком и деаэраторной этажеркой — 700–950 Р/ч. Предельные значения достигали и 000 Р/ч.

"Потери" людей и техники были огромными. В битве за "саркофаг" под облучение попал генофонд СССР в лице строителей Минсредмаша и воинов Министерства обороны. Строители Минсредмаша — это генофонд лучших строителей, лучших инженеров и лучших ученых страны. Воины Советской армии — это молодые ребята, молодое поколение страны, будущие отцы. Но об этом в процессе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС думали мало. И получается, что Чернобыль— это война.