Черный ангел

1

Двери в палату отворяются, и оттуда выходит мент в накинутом на плечи белом халате. Так как Павел не торопится заходить вместе со мной, захожу сам. Все-таки, как бы мой шеф меня не мордовал, надо отдать ему должное: Павел понимает, что если он пришел сюда только как работодатель, стремящийся показать свою заботу о подчиненном, то я здесь по делу. Мне нужнее, поэтому он дает мне зеленый свет.

Палата рассчитана на четырех человек, но кроме нашего сотрудника здесь находится только одни пациент, голова которого сплошь забинтована. Наружу торчит только кончик носа и возле рта в бинтах отверстие, для того, чтобы он мог заглатывать еду.

Голова у Хрулева тоже замотана, но только самый верх. Лицо его бледное. Увидев меня, он силится улыбнуться.

— Привет, маленький человек, как ты?

— Нормально, Сергей Николаевич, тошнит только немного, но доктор сказал, что до завтра пройдет.

— У тебя сотрясение. Не бойся, от этого не умирают.

— Я знаю, обидно только, что я упустил этого гада.

— Ты уверен, что это он тебя огрел?

— Не знаю. Я не видел нападавшего. Со стороны выглядело как ограбление. Пока я был без сознания, у меня забрали часы и всю наличность. Хорошо, что денег у меня с собой было — кот наплакал.

Я смотрю на Колобка. Несмотря на недостаток серого вещества, чисто внешне он выглядит внушительно. Чтобы решиться на ограбление такого кабана, грабитель должен быть смелым человеком. Над этим стоит подумать.

— Послушай, я понимаю, что тебе сейчас не до разговоров, но постарайся по возможности хотя бы кратко описать, как все это произошло, и где находился в это время твой объект. Итак, ты следил за объектом. Правильно?

— Верно. Я шел за ним. Он вышел из своего дома и направился по дорожке в сторону остановки сорок пятого автобуса, да по-другому в город и не уедешь. Когда до нее осталось метров триста, я решил сократить себе путь и пройти через заброшенный садовый участок. Мне показалось, что так будет лучше, потому что он мог обернуться и увидеть меня, а так — я выходил к остановке раньше, и меньше было шансов, что у него на мой счет возникнут подозрения. Я не боялся, что я его потеряю, поворачивать там некуда, разве что он решил бы вернуться обратно домой. Я прошел через кусты и когда через дыру в ограде, собирался выйти на дорогу, как тут сразу все случилось.

— И ты ничего не заметил?

— Нет, били откуда-то сбоку. Я пришел в себя, когда меня тормошили какие-то люди. Это были прохожие. Потом, проезжавший мимо мужик, довез меня на своей лайбе до пункта «скорой помощи», потому что у меня была разбита голова. А оттуда уже направили сюда.

— У тебя не сложилось впечатление, что это и был твой объект?

— Не знаю, что и думать. Как он меня вычислил? Вел он себя спокойно. Если он: зачем тогда взял часы и деньги? Нет, все-таки, я полагаю, что это были хулиганы.

— Колобок, когда ты на себя в зеркало смотрел в последний раз?

— Сегодня утром, перед тем как выходить из дому. А что?

— Хотел бы я посмотреть на того хулигана, который решился бы взять тебя на гоп-стоп.

— Может, это был совсем уже отморозок?

— Ладно, проехали. Если это был тип, за которым ты следил, считай, что тебе крупно повезло. Что участковый тебя спрашивал?

— Хотел знать, как все случилось, и тоже интересовался, не видел ли я нападавших? Я ему сказал то же, что вам.

— Ты ему не говорил, чем ты там занимался?

— Что вы, конечно же нет! Участковый правда спросил, какого там делал, но я сказал, что это его не касается. По-моему он обиделся.

— На обиженных воду возят. Ладно, не буду тебе досаждать. Там за дверью своей очереди еще наш шеф ждет. Тебе что-нибудь нужно? Может похавать?

— Не нужно. Похавать мне из дома принесут, но мне совсем сейчас жрать не хочется. Скорее наоборот.

— Это пройдет.

— Скучно здесь, — печально говорит он.

Пообещав заскочить вечером и притарабанить приемник и подшивку «Плейбоя» я уступаю место старшему по иерархии.

Как хотите, но мне как-то не шибко верится, что нападение на Колобка было рук местной шантрапы. Не та у него комплекция. А вот если сравнить нападение на епископального сторожа и случай с Хрулевым, то все это очень похоже. Колобок ничего не заметил, просто потому, что Карелин слишком хитер для него. Ну а то, что он никуда после этого не срыл… А чего ему боятся? Хотя, стоп: боятся ему есть чего — своих северных недругов, вроде Рамазанова и иже с ним. Думаю, обнаружив за собою хвост, он забеспокоился, что его могли найти именно вышеуказанные субъекты — старые знакомые. Ему надо было установить личность следившего за ним, вот зачем он шарил по карманам, а деньги и часы забрал, чтобы имитировать ограбление. Если это так, то снимаю перед ним шляпу, он не даст себя провести! Что же он намерен делать дальше? Все зависит от того, решит ли он, что это всплыл его должок, либо то, что это связано с его недавними художествами. Так или иначе, он теперь знает, что им интересуются, а значит, от него можно ждать любых неожиданностей.

Первая такая неожиданность происходит почти сразу же — звонит Альварес и виновато сообщает, что, несмотря на его заверения, объект благополучно слинял в неизвестном направлении, и сейчас Вано ломает голову над тем, что делать дальше. Я не ругаю его: разбор ошибок лучше всего отложить на потом, когда все будет благополучно завершено, или неблагополучно, но все равно завершено. Я советую Вано опять посетить архиепископа Феодосия и поинтересоваться, что хотел от него Карелин. Может это даст нам направление для поисков ускользнувшего объекта? Что же касается меня, то я решаю, что давно настала пора навестить Сашу Жулина.

2

Капитана Жулина на месте не оказывается, он выехал на вызов, а когда вернется, никто естественно не знает. Правда мне говорят, что на месте его непосредственный начальник Игорь Владимирович Шитрин, но с ним встречаться, а тем более разговаривать, мне не хочется. Все равно от подобной встречи толка будет, как с козла молока. Майор Шитрин слишком самонадеянный и важный, чтобы прислушаться к моему мнению. Антипатия у нас взаимная и мы оба об этом знаем. Лишь только в самых редких случаях он может снизойти до любезного со мной общения, но только тогда, когда ему это очень нужно, что случается крайне редко.

Угостив дежурного прапорщика сигаретой, я прошу его передать Жулину мою записку, в которой содержится просьба позвонить мне, как только он появится.

Не имея более четкой программы действий, иду в «Зету +». На моем столе, по замечанию Альвареса, уже скопился сантиметровый слой пыли. Отличная возможность ее вытереть, а там посмотрим.

В офисе спокойно, как в средневековом Багдаде. Два сидящих без дела бойца-охранника смотрят телек на кухне, отравляя атмосферу табачным дымом. Тамара тоже страшно занята: она сидит за включенным компьютером и раскладывает на экране карточный пасьянс-косынку. Устраиваюсь за ее плечом и начинаю подсказывать. Тома колеблется, но я настаиваю на своем решении: переложить пиковую десятку на валета бубей. Она это делает. Пасьянс, естественно, не сходится и я «отвечаю за базар», получив удар линейкой по руке.

Мы продолжаем трудится в том же духе, пока не приходит Хуанито. В руке у него наполовину съеденный хот-дог, в глазах беспокойство, в ногах усталость, в одежде и прическе беспорядок.

— У-у-у, — говорит он мне с набитым пищей ртом, что означает, что он хочет со мной поговорить тет-а-тет и мы, бросив Тамарку один на один с ее пасьянсами, скрываемся в нашем кабинете.

Альварес в два счета расправляется с оставшейся частью хот-дога и приступает к докладу.

Итак, Лаптеву-Карелину удалось уйти от слежки. Во второй раз за последние несколько часов мы остаемся в идиотах. Впрочем, особо винить Альвареса не стоит: объект всегда передвигался по городу либо на своих двоих, либо на общественном транспорте. На этот раз произошло иначе. Когда через час после нашего ухода объект вышел из епархии, то в это самое время оттуда же стартовал на «Волге» водитель Феодосия, оправленный с каким-то поручением. Карелин тормознул водителя и напросился к нему в пассажиры. Пока Альварес метался в поисках мотора, «Волга» уже скрылась из виду.

Погрустив немного по поводу своего промаха, Альварес внял моему совету и заскочил к его преподобию, чтобы узнать с каким разговором приходил Лаптев-Карелин и не будет ли это указателем того, куда он поехал.

Макарий Диев, который был свидетелем нашего шумного выдворения, попытался снова указать Вано на двери, сказав, что на сегодня прием закончен, а присутствие всяких там лохматых вообще нежелательно. Альварес, на которого факт, что он потерял объект подействовал не самым лучшим образом, так посмотрел на библиотекаря, что тот счел за благо приумолкнуть и снова уткнутся близоруким взглядом в печатную машинку. Альварес же сел на стул и стал терпеливо ждать, пока архиепископ освободится или заметит его в камеру.

Через десять минут из дверей вышел круглый, как колобок, батюшка, тот, которому не нравился его приход, остановил пузом путь для своего следующего по очереди коллеги и произнес:

— Который тут Хуан Эрнестович? Владыка просит вас зайти.

«Коллега» сморщился от такого не совсем православного имени, но ничего не сказал и молча отошел от дверей.

— Хорошо, что вы вернулись, — заявил Феодосий, — я сам собирался разыскивать вашего напарника Лыскова. Карелин хочет оставить церковную службу. Уйти в мир. Он просил меня снять с него сан.

— А разве можно вот так уйти? — удивленно спросил Альварес.

— У нас ведь не средневековая тюрьма. Конечно, с духовной точки зрения это нежелательное явление, но мы вынуждены делать скидку на век, в котором мы живем. Если обстоятельства действительно уважительные…

— А какие обстоятельства привел Карелин?

— Он сказал, что у него есть сын от бывшего брака. Еще до того, как он стал священником, от него ушла жена, которую он очень любил. Он, мол, очень горевал, поэтому и решил отдать все сбережения церкви и уйти в монахи. Мальчику сейчас, стало быть, лет двенадцать. Недавно случилась трагедия: мать ребенка и отчим погибли в автокатастрофе. Из родных у мальчика больше никого нет, кроме Карелина. Он хочет забрать его к себе.

— Ну и забирал бы. Это не объясняет, почему он решил уйти из церкви.

— Он хочет посвятить свою жизнь без остатка сыну, общения с которым был так долго лишен. Карелин же намерен воспитывать сына в духе веры и благочестия. Так он сказал.

— Вы отпустили его?

— Я не мог не отпустить.

— Интересно, а когда вам приводят вот такие доводы, вы не требуете никаких справок, документов?

— Мне это не нужно. Если человек врет, то врет он не мне, а Господу.

— Но сейчас-то вы знали, что Карелин врал? Не было у него никакой жены и сына! Когда бы он ими обзавелся, он же в тюрьме десять лет сидел? Карелин просто хотел уйти, не возбуждая подозрений. Теперь он может хоть куда махнуть с вашими деньгами. Хоть за бугор.

— Но вы же не дадите ему это сделать? Насколько я понял из нашего сегодняшнего разговора — Карелин у вас на крючке? Вы не выпускаете его из поля зрения. Или я ошибаюсь и это не так? — Феодосий подозрительно смотрит на Вано.

— Что вы, кончено же, мы не спускаем с него глаз, — врет Альварес самому Господу. — Я спрашивал гипотетически.

— Тогда понятно, — соглашается архиепископ, — но согласитесь, что в конкретных обстоятельствах я поступил очень правильно. Во-первых, если бы я стал всячески отговаривать его, он чего доброго мог понять, что я его подозреваю и насторожиться. Теперь же он сам приведет нас к деньгам. Главное вы сделали — узнали, кто преступник. Теперь надо дождаться удобного момента и взять его с поличным.

«Наверно, святой отец считает нас филиалом ЦРУ, — с грустью подумал Вано, — что у нас немыслимая куча сотрудников, которые расставлены на всех предполагаемых маршрутах движения Карелина. Он полагает, что мы располагаем немыслимыми средствами наружного слежения и даже арендуем у НАСА спутник-шпион и все только для того, чтобы взять с поличным Карелина».

— Есть еще причина, по которой я разрешил ему уйти в мирскую жизнь. И причина это, называя веши своими именами, вполне шкурная, — без всякого стеснения признается владыка. — Я не хочу, чтобы этот человек продолжал оставаться священником. Это бросает тень на все наше духовенство, особенно, если ситуация выйдет из под контроля, а дело получит огласку. Знаете, как раньше бывало, в дни моей молодости? Прежде чем сажать человека в тюрьму, его сначала увольняли с работы и исключали из партии. Потом статистика показывала высокий уровень нравственности и сознательности у коммунистов — никто из них не был под судом и в заключении.

Получив сии ценные сведения, Вано сказал архиепископу «до свидания».

— Единственное место, где теперь можно снова перехватить Карелина — это у него дома. Не мог же он сразу срыть из города, — умозаключает он в конце доклада.

— Будем надеяться, что не срыл. Кто наблюдает за домом Карелина?

— Никто. После того, как уколбасили Хрулева…

— Так какого же хрена ты сидишь здесь и корчишь из себя ученого криминалиста вместо того, чтобы сейчас находиться там и караулить! Бери немедленно одного из тех двоих придурков, который сейчас на кухне дурью маяться и дуй! Мы можем упустить свой последний шанс найти деньги клиента!

Альварес вскакивает, как заведенный, в готовности умчаться в указанном направлении. Я прикидываю, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до дома Карелина — много. Говорю Вано, что на автостоянке пылится без дела конторский микроавтобус «Мазда», а у нас в сейфе есть запасные ключи и доверенность.

— Надо связаться с шефом и взять у него разрешение, — говорит Вано. — Он строго настрого запретил брать машину без его ведома.

— У нас нет времени, — возражаю я, — бюрократия — враг инициативы и предприимчивости. Если что, скажешь, это я тебе разрешил. Ответственность беру на себя. Мне уже все равно. Держи меня в курсе, я обещаю быть все время на связи и подстрахую вас, если что. Но сами будьте крайне осторожны. Помни: ваше дело только ждать и смотреть. Без толку в разборки не лезьте. Только в случае самой крайней необходимости. Этот человек очень опасен.

— Да помню я, помню, — ворчит он, засовывая в карман подписанную Царегорцевым доверенность. — А может, и ты с нами покатишь? Я буду ждать и смотреть, а ты лезть в разборки.

— Нет. Кто-то же должен остаться в качестве главного стратегического резерва, если тебя постигнет та же участь, что и Хрулева. Да и Жулин должен позвонить сюда. Если мы упустим Карелина, придется выкладывать весь расклад ментам, чтобы поднять их на ноги. Так, что давай сам.

Вано исчезает, а вместо него ко мне подкатывает Тамарка.

— Сережа, ты будешь на месте? — хитро спрашивает она.

— Пока да. А что?

— У меня есть кое-какие дела в городе. Можно отлучится на часок? А ты на телефоне посидишь. Шефа все равно до пяти часов на месте не будет.

— Это какие же у тебя могут быть дела?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — парирует она.

— Ладно, — нехотя соглашаюсь я, — но учти: в избытке кальция я не нуждаюсь. Смотри у меня.

— Не бойся, на повестке дня этот вопрос пока не стоит. Кстати, пока вас всех не было, приходил какой-то тип.

— Что за тип?

— Не знаю. Возможно клиент. Спросил, мы ли являемся «Зетой +», а получив утвердительный ответ, сказал, что нуждается в услугах частного детектива. Я выразила свое сожаление, что никого нет, и попросила придти попозже. Он сказал, что возможно так и сделает.

— Все?

— Еще он спросил, кто из всех наших детективов самый лучший. У него, мол, очень запутанное дело и он хочет, чтобы им занимался самый лучший из наших агентов. Иначе он не будет иметь с нами дела. Он очень хотел знать имя этого самого лучшего.

— А ты? Что ответила ему?

— Конечно же я сказала, что самый лучший — это ты, любимый. Он спросил наш номер телефона и сказал, что перезвонит.

Моя мадам убегает довольная. Оставшись один, я занимаю ее место за столом. Тамара задерживается на гораздо продолжительное время, чем обещала. Пару раз звоню Жулину на работу, но его по-прежнему нет. У Альвареса, который успевает добраться на место, тоже никаких результатов — Карелин дома не появлялся.

Чтобы скоротать время, нашариваю в столе старый номер журнала, но тут в конторе появляется посетитель — очень необычный, я бы даже сказал нежданный. Нежданность эта состоит в том, что этого человека я полагал увидеть, где угодно, но только не здесь — это теперь уже бывший священник храма Андрея Первозванного Лаптев-Карелин, на которого я уже собираюсь подать в федеральный розыск.

Он неторопливо (может быть потому, что осторожно) подходит к месту секретаря, по пути бросив косой взгляд на открытую дверь кухни, откуда слышится звук работающего телевизора. Без своей церковной формы, он выглядит более скромно. Старые потертые джинсы и такая же плащевая куртка на подкладке, из-под которой выглядывает клетчатая фланелевая рубаха. В руке — полиэтиленовый пакет. Он похож на художника, у которого никто не хочет покупать картины.

— Здравствуйте, — говорит он, впиваясь в меня взглядом, словно хочет загипнотизировать.

— Здравствуйте, — отвечаю я.

— А где та симпатичная девушка, которая была здесь раньше?

— Я за нее. Могу я вам помочь?

— Возможно, вы мне поможете, если скажете, как я могу поговорить с Лысковым Сергеем Николаевичем?

Значит, он уже приходил к нам и разговаривал с Тамарой! Это о нем она мне говорила! И это в то самое время, когда мы ломаем головы, не зная как опять выйти на его след?! А он в это время преспокойно околачивается возле конторы, разговаривает с Тамарой и выспрашивает у нее насчет моей личности.

— Вы с ним уже разговариваете. Могу я теперь узнать ваше имя?

Карелин вдруг добродушно улыбается, как проницательный педагог, который прекрасно видит, что его ученики списывают, но относится к этому с пониманием.

— Да бросьте вы, в самом деле. Вы же прекрасно знаете, кто я такой, вы ведь приходили ко мне в храм. Я вас прекрасно запомнил. К тому же от меня не ускользнуло то, как вы чуть не подпрыгнули, когда я вошел. Я прекрасно ощущаю ваше внутреннее напряжение.

— Вы что, экстрасенс?

— Нет, я просто научился очень хорошо разбираться в людях.

— У вас какие-нибудь проблемы, батюшка? Или где-нибудь бо-бо?

— Не называйте меня больше батюшкой, — он мягко, опять по-отцовски снисходительно улыбается. — А проблемы? Проблемы, скорее всего, у вас, а не у меня.

— Если даже так, то вам-то что с того? — вместо того, чтобы радоваться, что я нашел Карелина, я раздражаюсь оттого, что он, а не я контролирует ситуацию: если он не побоялся сюда придти, значит, что-то за этим кроется, значит, есть и у него на руках козыри, о которых я не знаю.

— Мне неприятно, когда у такого симпатичного и счастливого человека, могут быть проблемы. Ведь вы счастливый человек? — спрашивает он, и сам же отвечает: — Конечно, счастливый. Вас любит такая красивая и славная девушка. Я видел, как сверкали у нее глаза, когда она произносила ваше имя. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять этого. С вашей стороны было очень неосмотрительно отпускать ее одну. Мало ли, что может случиться на улице с молодой красивой девушкой?

Его наглое и беспардонное здесь появление и еще более его слова выбивают у меня из-под ног опору, и я теряю над собой контроль и срываюсь:

— Что ты с ней сделал! Да, если с ее головы упадет хоть волос…

Я делаю попытку схватить его за шиворот, но он точным, сильным ударом ладони отбивает мои руки и отступает назад. При этом на его лице сохраняется вся та же добродушная ухмылочка.

— Спокойно, Лысков! Спокойно! Ничего я с ней не сделал. И не сделаю, если вы будете вести себя более хладнокровно, как и должно, наверное, хорошему детективу!

Из кухни на шум выскакивают охранник — маленький вертлявый парнишка, увлекающийся восточными единоборствами.

— Проблемы, Лысый? — спрашивает он.

— Все нормально, парень! — отвечаю и показываю жест, означающий удалится, но не расслабляться.

— Если что, я рядом! — отвечает охранник, отступая на кухню.

Раньше, при некоторых делах, мне приходилось вот так вот заваливать к разным людям, у которых тоже была охрана, на которую мне было совершенно наплевать, так как все козыри были у меня в руках. Теперь ситуация похожая, только с точностью до наоборот. Объект, на который мы ведем охоту, преспокойно высаживается прямо у нас в логове с явным намерением диктовать нам свои условия, так что становиться совсем непонятно, кто охотник, а кто добыча.

Мы стоим друг против друга, разделяемые Тамаркиным столом. Я злюсь на себя за несдержанность. Худо-бедно, но мне удается немного успокоиться.

— Что вы хотите, Карелин?

— Вот видите, а вы говорили, что не знаете, кто перед вами, — удовлетворенно замечает он, добившись таки своего. — А что я хочу от вас? Я хочу вам помочь. Мне кажется, вы в этом сильно нуждаетесь.

— Помочь?

— Да, помочь, как это не странно звучит в подобной ситуации.

— Мы никогда не отказывались от помощи, — дипломатично заявляю я, — смотря в чем она будет заключаться, эта помощь. Присаживайтесь, Карелин, в ногах правды нет.

Я показываю ему на стул и сам хочу опуститься в крутящееся Тамаркино кресло, но не тут то было.

— Стойте, Лысков! — слегка повысив голос, вскрикивает он. — Стойте! И руки держите, пожалуйста, так, чтобы я видел. Над столом… Извините, что командую, Сергей Николаевич, но вдруг у вас под столом спрятано какое-нибудь записывающее устройство, а мне это было бы нежелательно. Если я буду постоянно думать об этом, никакого разговора не получится… Суть в том, что с некоторых пор, я ощутил на себе чье-то пристальное внимание. Если бы вы знали, как это неприятно, когда кто-то постоянно ходит за тобой, вынюхивает. Пришлось принимать ответные контрмеры. Я узнал название фирмы, которая устроила слежку за мной. Она называется «Зета +» Эта ваша фирма. Даже сейчас, когда мы с вами разговариваем, ваши сотрудники торчат возле моего дома, с которым я уже распрощался, где меня ничто и никто не держит, где меня уже никогда не будет. Естественно я забеспокоился. Но это не значит, что я имею что-либо против вас конкретно. Любой бы другой на моем месте злился бы на вас, но только не я. Я сказал себе: эти люди просто выполняют свою работу, им тоже приходится не сладко. Ночью, я сплю под теплым одеялом, а они вынуждены торчать под окнами, не смея отлучится, без отдыха и без сна, при любой погоде. Официальным, государственным сыщикам легче. Они могут вызвать меня к себе, и попробуй не явиться, потом они будут задавать разные каверзные вопросы, запутывать и давить на меня, обещать посадить в одну камеру с убийцами и насильниками. Поэтому я и решил вам помочь. Я предлагаю по обоюдному согласию открыть… если не все, то хотя бы некоторые карты. Итак, вы мне предъявите обвинение, чтобы я знал, в чем меня подозревают и что от меня хотят, а я, в свою очередь, отвечу на все ваши вопросы, которые вы мне зададите. По-моему, так будет справедливо.

— И вы будете говорить правду?

— Не знаю. Там посмотрим. Но неправдивый ответ тоже несет в себе информацию. Если вы специалист, то вам подойдет любой ответ. В конце концов, не только жизнь, но даже любой диалог между двумя людьми — это игра. Кто-то в ней выигрывает больше, кто-то меньше. Давайте же поиграем. Согласны?

— Согласен. Но сначала вы ответите, где девушка?

— А я почем знаю? Последний раз, когда я ее видел, она заходила в парикмахерскую за два квартала отсюда. Возможно, она до сих пор еще там, — Карелин начинает противно посмеиваться. — Похоже, у вас нервы не в порядке. Черте что подумали? Решили, что я способен причинить вред такому симпатичному созданию? Хорошего же вы обо мне мнения! Я просто сказал, чтобы вы берегли ее только и всего: она вас любит.

— Мы так и будем разговаривать стоя? — говорю я, меняя тему разговора. — Учтите, вопросов у меня может быть много.

— Нет, — с готовностью отвечает он, — у меня есть план. Уверен, вам он понравится. Но для начала давайте, пройдемся. Не обижайтесь, но мне у вас не нравится. У меня есть на примете лучшее место.

— Что за место?

— Увидите в свое время.

Перед тем как уйти с Карелиным, я говорю охраннику:

— Когда придет Павел Олегович, скажите, что я ушел с Михаилом Карелиным. Он сам пришел в контору и захотел со мной поговорить. Если я не…

— Передайте Павлу Олеговичу, — встревает в разговор Карелин, — что Сергей Николаевич придет через три часа. Всего доброго!

Он поворачивается и выходит первым.