Черный ангел

1

Епископальная библиотека располагается в зале, длинном и изогнутом в форме большой буквы «Г». С одной стороны ее окна выходят во двор, с другой — на улицу, как и окна кабинета архиепископа. Над библиотекой, на втором этаже, располагается епископальный архив.

Так как библиотека, она же и читальный зал, то в начале, как раз возле той самой стены, на которой висят апостолы на горе Синайской, закрывающие слуховое отверстие, стоят несколько длинных столов, за которыми могут разместиться по три человека за раз. Впрочем, как сказал Феодосий, заведение это, так сказать, закрытое, ведомственное, поэтому особой публики здесь нет. Сюда ходят те, кто пишет труды по богословию, теологии, а также иногда и мирские особы, интересующиеся вопросами истории религии. Последние, для работы здесь, должны испросить персональный допуск у Владыки.

В углу стоит упомянутая восковая фигура средневекового воина, завернутого в белые тряпки с черным равносторонним крестом на груди. В левой руке воин держит клепаный, похожий на небольшое ведерко, жестяной шлем с узкими прорезями для глаз, который, глядя на монитор, я принял за череп; правой — опирается на обнаженный меч.

— Странно видеть такое вот украшение в православной библиотеке. Как я понимаю, рыцарские ордена создавались под эгидой католической церкви. А тевтоны вообще были нашими заклятыми врагами, не только православия, но и государства. Это ведь враг? Конечно враг! Вон, смотрите, какая злобная у него рожа, — говорю я Феодосию.

Рожа у него и впрямь лучше во сне не видеть. Мастер постарался, создавая тип законченного воина-садиста, которого не остановят ни жалобные женские вопли, ни детский писк. Горбатый, загнутый крючком нос, как у стервятника, черные топорщащие в сторону усы, большие, похожие на щетину разозленного дикого кабана, перекошенный в злобном оскале рот — такое не скоро забудешь. Чтобы показать, что перед нами бывалый, опытный воин, ваятель изобразил на одной из щек длинный и рваный шрам, идущий от глаза до челюсти.

— Несколько месяцев назад, — объясняет преподобный отец, — мы при поддержке местного краеведческого музея проводили…. забыл слово, модное такое…

— Сейшн?

Владыка неодобрительно смотрит на меня.

— Акция? — снова подсказываю я.

— Вот-вот, акцию. В одном из залов музея была устроена выставка, посвященная истории православия. На ней много чего было. Развитие иконописи, стиль православной архитектуры, документальные материалы, посвященные деятелям церкви, книги, рассказывающие о житие святых угодников, подвижников. Немало было уделено внимания борьбе православия против агрессии со стороны католиков-иезуитов, разных таких орденов, которые Рим натравливал на наши земли. Была и выставка восковых фигур, где выставлялся и этот крестоносец.

— Для наглядного образа врага?

— По замыслу экспозиции, напротив него стоял православный инок, держащий распятие.

— То есть вооруженный воин-рыцарь против безоружного монаха, который все равно сильнее потому, что на его стороне Бог?

— Вы верно понимаете суть. После выставки часть экспонатов передали нам, в том числе две упомянутые фигуры. Мы их так и поставили друг против друга.

Феодосий показывает мне место, где стояла вторая фигура. Я узнаю, что она находилась близко к отопительной батарее и за зиму основательно деформировалась, поэтому ее вернули в мастерскую на ремонт, где она находится в настоящее время.

— А меч, он что, тоже из папье-маше?.. Со стороны выглядит как настоящий. — Не сдержав любопытства, я протягиваю руку и прикасаюсь к лезвию. Клинок оказывается настоящим, мало того, может запросто дать сто очков вперед лезвиям от фирмы «Джилетт». Я совсем не почувствовал боли, а понял, что порезал палец, потому что увидел на нем капельки крови.

— Осторожно, — с опозданием скрипит позади Владыка. — Меч острый!

— Спасибо за своевременное предупреждение, но, представьте себе, я и сам об этом догадался. А что этому чучелу так необходимо иметь отточенное по рукоять оружие? Кстати вы знаете, что это, мягко сказать, уголовное преступление? Иметь такой вот ножичек.

— Чепуха. У нас есть разрешение. Все формальности соблюдены. Я же говорил, что экспонат нам подарили.

— Вместе с мечом?

— Вместе. Не с палкой же ему стоять. Организаторы выставки специально его наточили, чтобы впечатление усилить. А чем собственно дело, Сергей?

Я же, осматривая клинок, очень жалею, что со мной нет неотъемлемого атрибута всех Шерлоков Холмсов и Эркюлей Пуаро — увеличительной лупы. Если же верить моим невооруженным глазам, то на лезвии нет ни следов крови, ни зазубрин, как если бы им рубили по чему-то твердому. Архиепископ тем временем начинает потихоньку раздражаться, так как не видит смысла ни в моих вопросах, ни в действиях. Он не понимает, почему я так прицепился к этому мечу. А и в самом деле, чего это я решил, что он может иметь отношение к убийству Никитюка и Перминова? Не думаю же я, что кто-нибудь из здешнего контингента мог на время позаимствовать этот ножичек, чтобы оттяпать прокурору голову и все остальное? Спереть сто тысяч — это понять можно. Как любил говаривать Гриша Распутин: «Не согрешишь, не покаешься, не покаешься, не спасешься». Но чтобы православная духовная особа, замочив мирянина, совершала нелепые языческие обряды — это перебор.

— Холодное оружие — моя слабость, — говорю я архиепископу, возвратив оружие его восковому хозяину, и, чтобы клиент окончательно не потерял терпение и не разочаровался во мне, перехожу к главному: к кругу подозреваемых лиц, вернее тех, кого святой отец определил к таковым.

Их четверо. Двое духовных: иерей Гедеон Воронов, заведующий библиотекой и архивом Макарий Диев. И два целиком цивильных: завхоз Пургин и водитель Кирилл Толстопятов. Именно эти люди, предположительно, могли находиться рядом с кабинетом Владыки и слышать, о чем тот разговаривал со своим гостем.

Своего секретаря, Ольгу Ивановну Сухую, он не находит нужным включать в список, в тот день она отпросилась и очень рано ушла домой, что немало огорчало владыку: если бы она была на месте, то уж наверняка бы запомнила, кто именно был в библиотеке на тот момент.

Архиепископ, не откладывая в долгий ящик, тут же выдает все, что ему известно об этих людях.

Номер первый. Отец Гедеон. В миру Леонид Воронов. Возраст — сорок восемь лет. После окончания военно-политического училища внутренних войск был направлен на службу в качестве батальонного замполита в полк, охранявший городскую тюрьму. Через некоторое время стал крутить амуры с поповской дочкой. Добрые люди тут же донесли, куда следует, после чего лейтенанта Воронова «вычистили» из партии и, соответственно, из замполитов, а так как ничему другому его в училище не учили, то дальше и вовсе попросили со службы. Оставшись без работы, он, раз уж на то пошло, женился на поповне, и через некоторое время полностью перековался из политработников в священники.

В настоящее время, он служит иереем в храме Андрея Первозванного. Пишет богословские статьи в религиозные журналы. Имеет склонности к журналистике, иногда при архиепископе исполняет обязанности пресс-секретаря. В тот день, после обеда, работал в библиотеке. Точное время, когда Воронов покинул резиденцию, Феодосий не знает.

Номер второй. Макарий Диев. Из потомственных священников. Возраст двадцать четыре года. В прошлом году окончил духовную семинарию. Сразу же после семинарии стал служить в резиденции епископата. Как его описывает сам владыка, Диев — настоящий книжный червь. Однако не стоит забывать, что у него больше всех было возможности знать, что кабинет архиепископа можно прослушивать. Например, он мог обнаружить слуховое отверстие, просто вытирая пыль с картины. В тот день работал в архиве с самого утра.

Номер третий. Завхоз Василий Матвеевич Пургин, он же, по совместительству, сантехник и электрик — сорок один год. Работает восемь месяцев. До этого вкалывал старшим инженером на заводе. Ничего порочащего его имя архиепископ не знает, разве что время от времени Пургин может здорово заложить за галстук. В тот день он, после обеда, никуда не уходил. Он мог зайти в помещение библиотеки, как для выполнения своих обязанностей, так и просто так.

Номер четвертый. Кирилл Толстопятов — тридцать два года. Личный шофер Феодосия. Ранее работал водителем в горисполкоме — возил начальника управления здравоохранения. Парень спокойный, уравновешенный и немногословный, что может являться как достоинством, так и недостатком, ибо в тихом омуте известно кто обитать может. Чтением литературы, а тем более религиозной, себя не утруждал, но зайти от нечего делать поболтать с Диевым мог. Иногда сам Диев просил его помочь перенести тяжелые стопки книг на другие стеллажи.

— Каковы будут наши дальнейшие действия? — спрашивает меня Владыка, хотя по глазам видно, что он сам для себя уже набросал несколько вариантов.

— Можно, допросить их по одному, чтобы установить, кто и где находился в тот момент, когда у вас были «гости». Потом собрать их всех вместе и заставить повторить сказанное. Таким образом, мы должны будем узнать того, кто наверняка мог слышать весь разговор. Этот путь, наверное, самый быстрый, именно его применяют авторы классических детективов, которые собираю вокруг себя целую ораву из кандидатов в подонки и путем словесно-логических измышлений находят преступника. Пристыженный преступник признается в содеянном, толпа восхищенно рукоплещет. Но в нашей ситуации этот вариант имеет существенные недостатки. Во-первых, тогда вы не сможете полностью сохранить факт кражи в тайне, во-вторых, установив, кто мог слышать разговор, еще не значит, что мы найдем деньги. Зная не понаслышке сегодняшних людей, могу с уверенностью заявить, что все они будут до последнего молотить себя в грудь и божиться, что никаких денег и в глаза не видывали. А как только мы их отпустим, на вас тут же накатают телегу в вышестоящую инстанцию.

— А что же делать?

— Ну, можно, например, — фантазирую я, — бить подозреваемого до потери пульса или шепнуть пару слов насчет его персоны вашему другу, с которым вы вместе мотали срок. Кстати, неплохая идея!

— За кого вы меня принимаете? — возмущается святой отец. — Если бы хотел, я бы давно уже так поступил! Нет, я не желаю привлекать к этому уголовные элементы! Какие еще варианты?

— Установить за каждым персональное наблюдение. Сто тысяч евро — деньги большие. Тот, кто их получил, должен же как-то показать изменение своего привычного жизненного уклада. Если вы не хотите, чтобы о краже знали непричастные к ней люди, то это единственный способ, с помощью которого мы можем найти вора.

— Именно это я и планировал, когда говорил, что вам надо будет собирать информацию про некоторых людей. Как видите, я хоть и не сыщик, но знаю, что нужно делать.

Дверь в библиотеку открывается и в помещение входят два человека. Один молодой в серого цвета костюмной паре, другой в поповской волочащейся почти по земле униформе, с большим металлическим крестом, свисающим почти до самого пупа. Тот, который помоложе, мелковат и худосочен, второй же высокий и широкоплечий.

Прибывшие по очереди приветствуют иерарха, желают ему многие лета. Это оказываются двое из четырех подозреваемых: книжный смотритель Диев и иерей Гедеон Воронов. Изворотливый старикан архиепископ тут же представляет меня, в основном Диеву, как ученого историка и добавляет, что предоставляет мне допуск на пользование всеми библиотечными фондами, насколько мне заблагорассудится. Я благодарю его преосвященство и мы вместе с ним снова возвращаемся в кабинет.

Воронов, удерживая Феодосия, говорит, что хочет обсудить с владыкой важный вопрос и намерен последовать за нами, но архиепископ просит его обождать и указывает на стул в приемной.

Оставшись один на один, я сразу же прошу у святого отца координаты всех фигурантов. Говорю я полушепотом из-за возможности быть услышанным посторонними. Впрочем, сам хозяин тоже то и дело посматривает на монитор.

Перед тем как уйти, я обещаю клиенту продумать план действий и немедленно приступить к его выполнению.

— Нет, — скрипит мне вслед Феодосий, поправляя меня, — немедленно сообщить мне все ваши соображения, и если я сочту их приемлемыми, немедленно приступить.

Я заверяю его, что именно все так и будет (как бы не так: если он думает, что я буду согласовывать с ним каждый свой чих, он ошибается) и выхожу на улицу, попутно закуривая сигарету.

Во дворе водила святого отца по-прежнему драит свою колымагу. Поливать ее он давным-давно закончил и теперь, склонившись над капотом, полирует ее розовой байковой тряпкой. Работает он так, что язык его вываливается изо рта, как у борзой собаки. Еще немного и полетит пена. По мне, если уж тачка и так сияет как фальшивый бриллиант, то незачем тратить энергию. Уж лучше бы, в ожидание пока преподобный решает свои наболевшие проблемы, нашел себе какую-нибудь козочку, смотался с ней в лесополосу на объездную и отполировал бы ее прямо на мягких сидениях.

Нет, это добросовестный парень. Со стороны он не производит впечатления, что у него где-то в старом, валяющемся в сарае валенке заныкано сто штук евро. Трудяга, вон даже куртка задралась, рубашка вылезла от натуги.

Слышу скрип открываемой входной двери. Поворачиваюсь: на пороге стоит Воронов. Видно, что он собрался уходить.

— Вы уже смогли решить свой важный вопрос? Так быстро? — спрашиваю я, вполне вежливым тоном.

Батюшка крайне неодобрительно смотрит, потом вдруг совершенно неожиданно для меня быстро протягивает руку и выхватывает изо рта сигарету.

— Здесь на территории курить нельзя. Бога постеснялись бы, — глухим, низким голосом заявляет он.

Прежде чем я успеваю решить, как отреагировать на столь хамский поступок, он берет мой окурок и медленно тушит о свою собственную ладонь. При этом строго и вопросительно смотрит на меня, производит ли это на меня впечатление или нет? Впечатление это на меня производит, но скорее солнце станет вращаться вокруг земли, чем я покажу ему это.

Он же, затушив долбан, выбрасывает его в стоящую возле дверей урну. Достает платок и молча стирает пепел с ладони, на которой я не вижу никаких следов ожога. Ко мне возвращается дар речи.

— Клевый прикол, отче. Герои американских боевиков тоже так поступают. Не знал, что вы любитель Голливуда.

— Не нарывайтесь на неприятности, — грозно заявляет Воронов, — предупреждаю единственный раз: не нарывайтесь!

Воронов подбирает рясу, чтобы она не волоклась по пыли, и, не спеша, удаляется. Может я и не прав, но мне почему-то кажется, что я ему не очень понравился. С чего бы это? То ли он вообще заклятый враг курения, то ли причина в другом и сигареты здесь не при чем. Если он имеет отношение к пропаже денег, то мог заподозрить, что мое появление здесь не случайно. Ладно, разберемся. Раз уж этот Воронов сам напросился, то он будет первым, за кого я возьмусь, невзирая на все его угрозы.

2

Открыв тяжелые двери «Зеты +» и переступив через порог, я застываю в немой позе от охватившего меня удивления. И есть от чего. А ну-ка угадайте, чья физиономия меня встречает в холле офиса? С трех раз. Что, слабо? То-то же. Даже и не пробуйте гадать. Колобок! Для тех, у кого проблемы с памятью, напоминаю, это тот самый гад, который метелил меня в особняке Бориса Краснова, а после, когда нас всех везли в козлятник, рассказывал тошнотворные анекдоты. И самое удивительное, что теперь он восседает за небольшим столиком, предназначенным для дежурного охранника офиса и на его помятом пиджаке прицеплена бирка: «Агентство «Зета +». Хрулев Василий Артемьевич».

Увидев меня, он тоже присвистывает от удивления и встает.

— А здесь-то чего тебе нужно, полудурок! Нет, ну почему я опять твою вижу рожу! Мало у меня из-за тебя проблем было, так ты еще сюда приперся! А ну, малокровный, чеши отсюда по быстрому, пока я окончательно не разозлился, — восклицает он и тянет ко мне свои граблеобразные клешни, демонстрируя намерение схватить меня за шиворот и вышвырнуть на улицу.

В свою очередь ловлю взглядом небольшой огнетушитель, который висит рядом с входной дверью со времени визита пожарников, прикидывая как бы половчее снять его с гвоздя и отоварить им невоспитанного по бритой и глупой голове, но вовремя вышедшая из дверей своего кабинета бухгалтер Алиса Дмитриевна спасает Колобка от черепно-безмозговой травмы.

— Сергей Николаевич! — Взмахивает она руками от счастья. — Как хорошо, что вы на месте!

Она кладет на столик возле Колобка несколько бумажек.

— Подпишите, пожалуйста. Здесь гарантийное письмо и платежка.

— За что башляем?

— Тоннер для принтеров пора купить, бумагу и прочую мелочь из канцтоваров.

— А что Павел Олегович сам подписать не может? Или он опять захворал?

— На месте, — понизив голос на пол тона, сообщает Алиса Дмитриевна. — Только я не хочу к нему идти. Уж очень он не в духе сегодня. Похоже у него депрессия. Вы ведь тоже имеете право подписи.

— Подвинься, жиртрест, — говорю я Колобку, и он послушно отстраняется, покорный и озадаченный.

Я сажусь на его место и ставлю свои автографы на бумагах, которые мне подсовывает бухгалтер.

— Спасибо, Сергей Николаевич, — говорит она, прежде чем уйти к себе.

Мы с Колобком остаемся один на один. Но надо видеть, какие разительные перемены происходят с этим человеком. Он уже не тот взбешенный клыкастый цербер, а покорная, поджавшая хвост пушистая болонка с бантиком на шее. Потупив в столешницу виноватые глазенки, он ждет, что ему будет за все то «хорошее», что я от него видел.

— Ну, Хрулев Василий Артемьевич, рассказывай, каким ненастным ветром тебя к нам занесло… Ну что язык в одно место засунул? Я слушаю.

— А что рассказывать? — Пожимает тот плечами. — Сами помните, какой шухер вы с ментами в доме Бориса Григорьевича устроили. Шефу моему бывшему теперь дело за наркоту и волыны шьют, которые во время шмона нашли. Он, как только смог под залог освободится, сразу же прогнал всех к свиньям. Ну не всех, а меня и еще пару пацанов. Мол, надежд его не оправдали, службу плохо тащили. Даже не заплатил за последний месяц, что я у него вкалывал, урод. Ну что делать? Я сразу в одно место тыкнулся, в другое, третье — везде облом. Тогда я вспомнил, что Колян Логинов на какой-то фирме охраной заведует, ну я вечерком звякнул ему на дом. Я с ним еще в Волго-вятской школе телохранителей познакомился. Учились вместе. Логинов говорит, что как раз у вас вакансия освободилась, и я могу подваливать. Я пришел и Колян сразу меня на собеседование к вашему самому главному поволок. Короче, взяли меня. Сегодня как раз приступил. Вы меня извините, за то что я вот так… Я ведь не знал, что вы здесь работаете… типа, тоже начальник.

— Да хоть бы и не работал. А если я сюда пришел, чтобы контракт подписать на пол лимона грин, а ты бы меня в шею вытолкал?

— Извините, я не подумал.

— Это-то и плохо. Знаешь, на чье ты место пришел? Что стало с твоим предшественником?

— Слышал уже.

— Вот и с тобой это может случиться. Если думать не будешь.

— Извините, — еще раз просил Колобок.

— Извиню, если ты ответишь на один вопрос. Скажи, кто или что такое «хруль»?

— Не понял?

— Хруль… Ну, вот смотри, был такой полупокер Хрущев. Слышал, наверное. Так вот его фамилия происходит от слова «хрущ». На юге России и на Украине хрущем называют майского жука. А твоя фамилия Хрулев, значит, произошла от слова «хруль». Вот я и спрашиваю, что эта хрень означает?

— Не знаю, я как-то об этом никогда не думал, — моргает новый работник, окончательно сбитый с толку.

— Опять плохо. Узнаешь и завтра до обеда доложишь. Понял? Не узнаешь — уволим. Мы не можем держать на работе человека с неясной фамилией, скрывающего неизвестно какие грехи твоих предков. Вот, например, Зайцева — с ней все понятно: фамилия произошло от слова «заяц». Кстати где она? Ну, секретарь.

— А-а-а, понял. Ее Павел Олегович отправил, свежую прессу купить.

3

Иду к Царегорцеву. Павел сидит, уткнувшись носом в экран компьютера, и щелкает мышкой, выстраивает в линии разноцветные шарики. Достойное занятие для директора предприятия, ничего не скажешь.

— Ты давал добро, чтобы принять на работу новенького? — нападаю я на него.

— Ну, я. А что такое? — ленивым голосом отвечает он, не отрываясь от монитора.

— Он работал у Краснова!

— Ну и что?

— Против Краснова открыто уголовное дело!

— Ну, так не против его охранников. Чего шумишь?

— Отлично, давай всех бандюков на работу принимать!

— Что ты предлагаешь? Взять еще одного желторотого пацана, чтобы его убили как Никитюка?

— А если Краснов его к нам специально подставил? Решил, что мы под него копаем, и подставил.

— В этом случае, он бы не подсунул к нам человека, которого ты знаешь. А за Хрулева Логинов поручился.

— Он меня бил в живот!

— В самом деле? Я подумаю над тем, чтобы повысить ему зарплату. Иди, не мешай. Не видишь? Я иду на рекорд.

Павел еще интенсивнее защелкал мышкой. Мне не остается ничего другого, как нырнуть под стол и выдернуть компьютерный штепсель из розетки. Экран гаснет. Я ожидаю взрыва эмоций, но вместо них — тишина. Алиса Дмитриевна не обманула — у босса самая настоящая депрессия, раз уж ему даже в облом на меня орать.

Мы долго смотрим друг на друга, но у меня выдержки больше и Царегорцев открывает рот первым.

— Лысый, ты достал меня. Чего ты добиваешься?

— Чтобы ты меня выслушал. Разве тебе не интересно, как я сходил к архиепископу?

Павел запрокидывает лицо к потолку, закрывает глаза.

— Рассказывай, слушаю.

Я коротко докладываю ему результаты визита. Когда я заканчиваю его лицо остается совершенно нейтральным, как у игрока в очко, который не хочет показать, что у него давно уже перебор.

— Дело, на первый взгляд, несложное, — подвожу итог. — Круг подозреваемых, если только святой отец ничего не перепутал, предельно узок. Думаю, если мы повесим каждому из них хвост, то скоро определим, кто именно взял деньги из сейфа архиепископа, но один я, естественно, не справлюсь. Нужны помощники. Во-первых, Альварес. Он на месте?

— Должен быть у себя. Я его никуда не отправлял.

— Во-вторых, Зайцева.

— Тамара?

— Да. Мне нужна женщина, а их у нас на фирме двое: бухгалтер и секретарь. Бухгалтер не катит — не та возрастная категория. Кроме того, Тома уже была в деле и показала себе неплохо.

— Ну, хорошо, — не очень уверенно отвечает шеф, — если она сама не возражает, то я не против, лишь бы от этого был толк.

— Она не будет возражать, я ее уговорю. Кроме них еще парочку человек, которые с головами дружат… И деньги… Не мне, они будут нужны Альваресу.

Царегорцев соглашается со всеми моими требованиями, лишь бы я побыстрее оставил его в покое. Пожелав боссу успехов в достижении новых рекордов и выразив надежду, что компьютер выплюнет из своего электронного пуза виртуальный орден «Розового Шарика», который Павел сможет нацепить себе на шею, я выхожу из кабинета, где меня встречает лицо или, лучше всего сказать, витрина нашей конторы, секретарь Тамара Зайцева.

— Ба, кто почтил нас своим присутствием! Какими судьбами! — восклицает она.

— Помолчи, — останавливаю я эту притворяшку, — лучше ответь на вопрос: ты бы смогла соблазнить мужчину?

— Не вопрос. Разве я это уже не сделала?

— Нет, не меня. Постороннего мужчину. В дополнение ко мне.

Тамара встает, поправляет пояс на юбке, прическу и слегка поводит грудью.

— Я готова! Говори, где этот мужчина…

— Отставить, рядовая Зайцева, вольно! Можете пока присесть.

Она притворно вздыхает и опускается на место.

— Мои вопросы еще не закончены. А если бы этот мужчина, ну тот, которого нужно соблазнить, был священником? Этакий суровый медведь, который к тому же запросто тушить об ладонь зажженную сигарету?

— Священник тоже мужик и сигареты здесь не при чем. Ты приплелся только, чтобы задавать мне дурацкие вопросы?

— Не совсем. Я приплелся, чтобы выхлопотать тебе повышение по службе. Не сидеть же тебе, такой умнице, всю жизнь в секретарях. И я говорю совершенно серьезно, ты должна будешь заинтересовать духовную особу.

— А где это будет происходить? Духовные лица не ходят в кафе и не тусуются в модных клубах.

— Ты придешь к нему на исповедь. Пожалуешься на свою горькую женскую долю, ну там, типа, все подруги стервы, муж импотент, короче, потом решим, что и как тебе говорить.

Подождав, пока она отнесет шефу газеты, я, посадив на телефон Хрулева вместо секретаря, собираю Тамарку и Вано в общий наш с Альваресом кабинет на раздачу ценных указаний. Мы с Тамарой берем на себя иерея Воронова, Альваресу достается библиотекарь Диев. Водителя и завхоза оставляем на вторую очередь.