Катерина. Не отдам сына!

Вернулась с работы, бегом переоделась и пошла проверять свекровь. Сменить памперс, помыть покормить. Все это сопровождалось ее нескончаемым монологом. Она давно утратила связь с реальностью, и каждый день я была для нее другим человеком. Иногда — мама, иногда соседка, но чаще племянница Анна.

— Анька, бесстыжая, что делаешь? Как пришла и лезет туда! — так сопровождалось подмывание, к ужину я уже была мамой.

— Я знаю кто ты, ты моя мама. Мама ты где была?

Ну мама так мама. Дала таблетку, что выписал психиатр, и которая давала передышку на ночь, и пошл проверить детей.

Дети пришли от репетитора по английскому, что в нашем лицее было негласным правилом — иначе на пятерку не рассчитывай. Они стояли у окна и о чем-то тихо переговаривались.

— Ну что отличники? Как позанимались? Какие оценки сегодня? — я обняла их сзади сразу двоих.

— Мам, подожди. Видишь машина? Она давно здесь, и днем мы ее видели. Мама, за нами следят.

— Ну что вы выдумываете? К кому-нибудь гости приехали, да и все! — я попыталась их подбодрить, хотя в груди дрогнуло.

— Нет мам, мы эту машину возле школы видели, и утром, и днем. Приходим домой — а она уже возле подъезда. Это точно за нами следят.

— Так дети, вы помните наш уговор на случай нападения?

— Да, мама, мы одеваемся, берем пакет в шкафу, идем в спальню, вылазим через балкон на магазин, и бежим до любого открытого балкона. Там говорим, что заело замок, а нам надо на секцию и просим выпустить в подъезд. Прячемся на детской площадке, и, если ты через два часа не приходишь за нами, мы едем к тете Лизе. Правильно? — Кирилл был серьезен, как никогда.

Видимо дети испугались больше, чем показывают. План у нас действительно был, я опасалась, что Кира найдут бандиты, как меня всегда запугивал муж. Отходной путь был придуман уже года два — у нас второй этаж, и балкон-лоджия выходит на пристройку — магазин по всей длине девятиэтажки. Можно легко выйти на крышу магазина — я так окна мыла в лоджии — и пройти вдоль дома. Спуститься на землю детям было невозможно, но так как далеко не все лоджии были застеклены, можно было влезть на чужой балкон, и попросить выпустить.

Придумала я это когда потеряла ключи, хорошо было лето, и лоджия была открыта. Сосед-старичок удивился, но меня пропустил, и я легко попала в свою квартиру.

Мы пошли ужинать, периодически поглядывая на припаркованную черную машину.

Звонок в дверь раздался, когда я мыла посуду. Детям махнула рукой — готовсь! Они взяли куртки и ботинки и ушли в лоджию, закрыв все двери и шторы.

Я вышла в прихожую. На экране домофона я увидела Льва, за ним была женщина и двое мужчин. Я переключила на вторую камеру — спасибо Гошику — за углом на лестнице стояли еще двое. Руки в карманах явно держат пистолеты.

— Катерина Александровна, откройте пожалуйста! Не бойтесь, это Лев, мы вам не сделаем ничего плохого, — услышала я в домофоне.

Я открыла замки, задвижку. Толкнула дверь,

— Входите. Вы так неожиданно.

Вошел Лев, женщина и один из охранников. Второй остался за дверью, те двое пошли по лестнице — один вверх, другой вниз. Дальше дверь закрылась, и я больше ничего не увидела.

Женщина кинулась ко мне, сжала мои ладони и запричитала,

— Это же я, Наталья, неужели ты не помнишь меня? Я так изменилась? Где мой мальчик?

Лев отодвинул ее от меня, пожал мне руку.

— Мы пройдем? Мы по делу.

— Да кончено, раздевайтесь, там внизу тапочки. Чай, кофе?

— Спасибо, ничего не надо. Где мы можем поговорить? — Лев сразу перешел на деловой тон.

— Да у нас кабинетов нет, вот — зал или кухня. Тут детская комната, там спальня — там лежачая свекровь.

Лев и Наталья прошли в зал, сели в кресла. Охранник остался в прихожей. Разговор начал Лев.

— Катерина, когда к вам попал чужой ребенок, вы же знали, что рано или поздно его будут искать? Что за ним придут, и для подтверждения личности могут понадобиться вещи ребенка?

— Разумеется знала, и даже ждала первый год. И разумеется, я все сохранила. Что вам предъявить? — безнадежно сказала я, вставая.

— Все, абсолютно все, до ниточки.

— Хорошо, — я пошла в спальню свекрови, где далеко на антресолях хранилась невзрачная старая сумка, чтобы не привлечь внимание детей.

Я взяла стул, хотела на него влезть. Тут меня отодвинул охранник, быстро шагнул на стул и открыл антресоль.

— Там за зимним одеялом серая потертая спортивная сумка, ее достаньте.

Он подал мне одеяло, какие-то пакеты с вещами, за ними увидел сумку, вытащил и подал не мне, а Льву.

Лев вернулся в зал, открыл сумку — сверху лежала спортивная форма Георгия, далеко не новая, посему и забытая им у нас.

Мне стало неловко под вопросительным взглядом Льва, я быстро нагнулась, забрала футболку, трусы и гетры.

— Это чтобы дети не нашли случайно, — пояснила я.

Дальше Лев достал и положил на журнальный стол комбинезон, тонкую трикотажную шапочку, детский костюм, ползунки и распашонку с зашитыми рукавчиками.

— В кармашке костюма соска-пустышка — говоря это я достала соску, показала Наталье. И да вот еще, — в комбинезоне внутри была мягкая игрушка, она там и лежит.

Лев резко расстегнул комбез, буквально выхватил медведя с погрызенными ушами и носом, весьма замызганного, и начал его мять.

— Дети его любили, он мягкий, всегда с ними в кроватке был, вот и погрызли его первыми зубками, — начала я пояснять, не понимая в чем дело.

— Дайте ножницы, там что то есть, — проговорил Лев.

Я достала с полки косметичку, дала ему маникюрные ножницы. Лев сел, осторожно разрезал медведю живот и вытащил небольшой замшевый мешочек.

Тут в прихожей раздались шаги, шум борьбы, быстро прекратившийся.

— Значит, ты их все же нашел, вот была мысль, что надо искать пацана, не проверили, — раздался незнакомый голос, и в комнату вошли новые лица — высокий седой мужчина в расстегнутом длинном кашемировом пальто, за ним два охранника с каменными лицами.

Один из вновь вошедших подошел, взял у остолбеневшего Льва мешочек и подал его кашемировому.

Тот потянул за завязки и высыпал на ладонь два камешка, понял брови и взглянул на Льва.

— Я объясню, — начал Лев.

— Да не надо, ваши откровения с Романовским я внимательно прослушал. Слышал про направленные микрофоны? Позабавили вы меня, старички. А ты значит, и к «золоту партии» руки приложил? Знаешь, как у вас, евреев, говорят — если ты такой умный, почему такой бедный? — он кивнул охраннику, и в комнату пропустили еще одного мужичка. Он сел к столу, достал маленький очень яркий фонарик, профессиональную лупу и начал разглядывать камни, время от времени крякая.

— Ну что там? — нетерпеливо дернул щекой кашемировый.

— Это они! Никогда не видел ничего подобного! Этот — он отложил один камень — голубой, то есть имеет слабый голубоватый оттенок, а второй желтый. Это те алмазы из спецфонда, я уверен. Конечно, надо бы проверить вес — но следов повреждения нет. Да, я могу подписать заключение, что это те самые камни.

— Ладно, давай сюда. Документы потом, — он бережно сложил камни назад в замшевый мешочек, затянул завязки, и положил его во внутренний карман пиджака.

— Итак Лев, твой долг закрыт. Прости, подстраховался. Вдруг бы тебя бес попутал. За охрану извини — через пару часов очухаются. Вам мадам, всего наилучшего, — он подчеркнуто ехидно на секунду склонил голову в сторону меня и Натальи, развернулся и вышел. Охранники пропустили ювелира и вышли следом. Все двери были открыты.

Мы все молчали. Я понимала, что алмазы найдены, видимо опасность миновала, и теперь Кирилла заберут. Как я скажу моему мальчику, что он не мой? Что ему надо идти с этими чужими людьми, которые их так напугали.

Первым пришел в себя Лев. Вышел на площадку, увидел лежащих охранников, повернулся ко мне,

— Их бы надо занести в квартиру, не будут же они два часа лежать в подъезде?

— Делайте что хотите, — махнула рукой и ушла на кухню. Посмотрела на часы — дети должны были быть уже на детской площадке. Идти их забирать или пусть едут к Лизе? — во что надо было решить.

Сделала три чая, поставила на поднос сахар и печенье, понесла в зал. В детской на полу лежали охранники — Лев подмышки тащил последнего. Закрыла двери на все замки, вернулась в зал. Все молча держали кружки с чаем и смотрели на меня.

— А где Кирилл? — наконец то спросила Наталья.

— Дети сейчас едут к моей сестре, это у нас план на подобный случай, и не вернуться, пока я за ними не приеду, — на всякий случай солгала я.

Наталья истерично подскочила, но Лев тут же усадил ее кивком, и она как будто подавилась всхлипом.

— Катерина, нам нужно многое вам рассказать, а также вместе подумать, как не травмировать нашего мальчика. Мы же все его любим, и желаем ему счастья.

Я угрюмо молчала, мое материнское сердце не могла поверить в любые обстоятельства, на протяжении десяти лет удерживающих мать вдалеке от сына. Тем более меня пугало нервозно-истерическое состояние Натали.

Говорил Лев долго, закончился чай, потом очнувшийся охранник принес из машины виски и бутерброды, на улице стемнело. Охранники ушли в машину. В дверь позвонили. Я побежала открывать, конечно же, мои «взрослые» сыновья никуда не уехали, они сидели в домике на детской площадке, наблюдали за подъездом и пришли спасать маму.

— Мам, ну ты зачем на задвижку то закрылась? Мы войти не можем? А где эти? — загомонили мои защитники, — все нормально? Тебя не обидели?

Они с шумом ворвались в зал, и замолчали.

— Дядя Лев? А что вы здесь делаете? — дети вдвоем встали в дверях.

— Кирилл, сынок! — Наталья кинулась к Киру, упала перед сыном на колени, поглаживая его по плечам, рукам, касаясь лица, — сынок, ты жив… я нашла тебя…

Кирилл пятился, пытаясь вырваться,

— Мам, чего это она? Кто эта тетя? Мама убери ее! — уже со слезами в голосе протестовал он.

— Наташа не пугай его, отойди и сядь, — голос Льва был усталым и замученным — выслушай нас, Кирилл, нам надо многое обсудить.

Знакомое упертое выражение лица Кирюшки говорило о том, что сейчас с ним говорить бесполезно. Он сел, дернув плечом от моей руки и отодвинувшись от меня, Антошка тут же сел с ним рядом, на его лице был вызов и готовность биться за брата.

Пока Лев и Наталья наперебой говорили, Кирилл все больше замыкался. Потом поднял на меня глаза, полные сдерживаемых слез.

— Значит, ты не моя мама? Ты мне все время врала — я не твой сын и ты меня не любишь! — он вскочил и убежал в детскую. Я бросилась за ним.

— Сыночка, ну прости меня! Да, это не я тебя родила, но ты со мной с месяца, я тебя люблю, и ты мне родной! Ты мой сыночек, ты моя жизнь, вы оба! — я плакала, пытаясь его обнять, а он отталкивал мои руки.

— Теперь ты отдашь меня этим людям! — его горе и испуг были как нож в мое сердце. Антон стоял рядом, не зная к кому кинуться вперед.

— Нет сынок, я тебя никому не отдам! Пока ты сам этого не захочешь! И если ты откажешься, мы будем жить по-прежнему втроем!

Кир разрыдался, и они вдвоем кинулись ко мне в объятия,

— Не отдавай меня им, я не хочу, я их не знаю, — торопливо говорил Кир сквозь слезы.

— Мама, ты же не отдашь Кирюху, — вторил ему Антон, — он мой брат и я не хочу без него!

Немного успокоив детей, я вернулась к Льву и Наталье. Их лица говорили, что они все слышали, и не ожидали такого отказа от десятилетнего мальчишки.

— Думаю на сегодня хватит. Вы все слышали, я повторю — сына я вам не отдам без его согласия. Не надо травмировать ребенка, давайте отложим разговоры на завтра. Детям в школу, им еще уроки делать, поэтому — вам пора, — стараясь быть твердой, дрожащим голосом сказал я.

— Я хочу остаться, — попросила Наталья, — я ждала этого десять лет, — ее слезы уже не трогали меня. Меня больше волновало, как там дети.

Лев попытался войти в детскую, но был встречен нахмуренным Антоном.

— Кир не хочет с вами разговаривать, уходите, — сказал он закрыл дверь перед носом Льва.

Растерянные Лев с дочерью смотрели на меня.

— Мне нечего вам сказать. Я понимаю вас, сочувствую и все такое… но мне дороже мой сын, его состояние. Дайте ему привыкнуть. Приходите завтра, я работаю до шести, в семь буду дома. Но говорю сразу — у него непростой характер, и сели вы заберете его насильно, он вам никогда этого не простит. Вы потеряете сына. Если вы хотите заслужить его доверие, надо двигаться постепенно. Со временем может быть он и полюбит вас. Не надо следить за ним на улице, не пугайте его этими машинами, охранами… я так понимаю ваша проблема решена? Алмазы найдены? Ему больше ничего не угрожает?

— Не все, — вздохнул Лев, — найдены только редкие, которые нельзя продать тихо, еще восемь камней были украдены. Но я думаю, это уже другая история, и искать будут другого человека. Но все же, на пару недель я оставлю охрану. Мальчики их не увидят больше, тут вы правы. Мы придем завтра. Мы сделаем все, чтобы Кирилл признал нас. Вы не переживайте, воровать его никто не будет

Наконец то я закрыла за ними двери. Пошла в детскую, где была подозрительная тишина. Пацаны о чем-то тихо шептались, и замолчали, увидев меня.

— Индейцы планируют побег, — вслух подумала я, — и побегут они куда? А в деревню к бабушке, а как быстро их там найдут? Дня через три, — продолжила я, глядя как лица детей вытянулись.

— Они богатые люди, у них видишь сколько охраны? Какие возможности? Если ты сбежишь — тебя точно отнимут через суд.

— Тогда мы убежим не к бабушке! Мы убежим совсем! — бросать идею с побегом мальчишкам было жаль.

— Никто никуда не побежит. Я же обещала — и Лев подтвердил, если ты не захочешь, тебя никто не заберет, а теперь уже поздно — мыться и спать. Уроки можете не делать, — скомандовала я.

Настороженные глаза сыновей показали мне, что я тоже на грани доверия. Но сегодня переубеждать их было бесполезно. Да и мне нужна была передышка.

Я ушла в зал, достала из дивана постель. Включила телевизор, закрыла дверь и выключила свет, ожидая, когда мальчишки освободят ванну.

Когда все улеглись тишина была настолько напряженной, что я не выдержала и тихонько включила телевизор, на музыкальном канале. Мне нужно было выплакаться, и не хотела пугать детей.

Я плакала в подушку, кусала себя за руки, стараясь не слишком шуметь, и затыкая рыдания рукой.

По плечу меня погладила рука, — я подняла голову. Тощие, в своих растянутых пижамках, стояли мои сыночки, сжимая кулачки.

— Мама не плачь, мы не убежим, и я ни к кому не уеду, — твердо сказал Кирилл.

Я обняла их, и так мы уснули на диване, все втроем, как раньше, когда им было по пять лет, и мы часто бесились на этом диване допоздна.

На завтра началась осада Кирилла новыми родственниками. Они пришли до моего прихода и ждали в машине.

Наталья занесла кучу пакетов из дорогих магазинов, и попыталась подкупить Кирилла обновками — крутые джинсы, свитера, кроссовки. Все в одном экземпляре. Что Кирилл просек сразу же, и отказался не только мерить, но и взять в руки. Наталья растерянно смотрела на меня, я пожала плечами. Думайте господа, я вам не поддержка.

Понял в чем дело первым конечно же Лев. Взгляд, которым он одарил дочь, был более чем красноречивым. Он видел детей на море, знал как они дружны, и всегда все им покупал в двойном размере. Он понимал, что иначе — Кир не возьмет даже мороженое, не то, что джинсы.

— Убери все, — резко сказал он дочери — я думал ты умнее! А ты балованная дура, думаешь купить его за тряпки!

— Папа, ну что ты говоришь… — Наталья опять ударилась в слезы, которые всех достали.

Лев махнул рукой и ушел в детскую. Закрыв двери, он долго разговаривал с мальчишками.

Через пару дней Лев уехал. Наталья сняла квартиру в нашем доме, и теперь каждый вечер проводила у нас. Дети ее игнорили по полной. Я не пыталась помочь — не хочу своими руками отдавать ей расположение сына, пусть сама ищет пути.

Она совсем не умела на разговаривать с детьми, не вникать в их интересы. То она давала им деньги на видеосалон, куда они убегали вдвоем, едва буркнув спасибо. То купила плейстейшен с двумя джойстиками — и опять они играли вдвоем, а она курила на кухне.

Мне некогда было внимать ее страданиям — вечером нужно было стирать белье на всю семью, включая лежачую свекровь, готовить еду на весь день, убрать, проверить уроки.

Я не знала, как мне вести себя, и в один их вечером мы собрались нашим женским клубом. Поскольку у меня собраться было нельзя, мы приехали в загородный дом Ленки Саниной. Была суббота, в планах была баня и ночевка.

После бани, когда мы сидели в кухне за чашкой вина, я рассказала подругам историю Кирилла. Мои девушки были в шоке, первые пять минут была тишина. Потом кто-то начал задавать вопросы, а Санина заорала:

— Блин, Катька, и ты столько лет от нас скрывала?

— А что бы изменилось если вы знали? А если б проболтались, нечаянно? — ответила я, — чего орать, лучше скажите, что мне делать. Отдать Кирилла? Мне Антон этого не простит, да и Кира жалко, у него одна мать — я. И не отдать тоже не могу.

— Ну дед там похоже нормальный — не давит, да и помогал всегда, не выгонишь. А вот мамку надо еще хорошо рассмотреть, что за баба, — это Лизка решила.

— Ты не лезь в их отношения — пусть сама ищет подход к сыну, а ты держи нейтралитет, вряд ли она справиться — дети не любят дерганых, — Полицмейстер, как всегда, прагматик.

— Пошли их всех на хрен, где они были десять лет? — это крутая Санина.

Словом, мнения разделились, мы еще кричали часа полтора, потом опять пошли парится. В итоге ни к чему не пришли, но для меня ближе всех стало мнение Полицмейстер — я решила ни в чем не помогать Наталье.

Однажды, придя с работы я увидела Наталью на кухне.

— Мне нечем было заняться, я приготовила ужин. Вот, лазанья. Все по рецепту, мне кажется, получилось вкусно, — как бы оправдываясь, сказала она.

Дети поели, вежливо поблагодарили и ушли в свою комнату. Наталья отвернулась к окну и закурила.

— Кури под вытяжкой, ни детям, ни больной старухе дым не полезен, — не выдержала я. Я сама тоже курила, но вынужденно пряталась от детей, не подавая им плохого примера.

— У меня ничего не получается, — грустно сказала она, — все бесполезно. Но я не могу оставить сына и уехать. Что мне делать? Я хочу его обнять, а он обходит меня за метр.

— А ты думала, что он за месяц забудет десять лет и бросится на шею? Терпение, дорогая моя. Только терпение и внимание. Не себя жалей — а думай о нем, как тяжело ему. Он отдаляется от меня, но не приближается к тебе. Теперь он был бы одинок, если бы не Тошка. Время, дай им время.

Неожиданно произошло еще одно событие — вернулся Георгий, которого я давно уже похоронила. Оказалось, ему хорошо дали понять, что шантаж не пройдет, но первую-то сумму он получил, что и дало ему возможность остаться на островах. А там нашлась одинокая мадам…. Короче, как всегда. Лев велел разыскать его, и сообщить о болезни матери.

Георгий забрал мать, поселился с ней в ее квартире, нанял сиделку, устроился на работу — в ЧОП, к бывшему коллеге. Я через день заходила проведать свекровь, и проверить работу сиделки.

Конечно, надолго Гошика не хватило, он начал ныть, что ему тяжело, за что ему такое и так далее. Потом начались истерики, что я виновата во всем — нашу жизнь порушила, мать довела до болезни. Выпив, он мог явится и в два и три часа ночи.

Наталья, которая теперь жила в комнате свекрови, наблюдала это с презрением. Я боялась, что его дебоши станут поводом к насильственному увозу ребенка.

К счастью, она просто вызвала охрану, Гошика увели и больше он не вернулся. Домой к нам. Зато приходил ко мне на работу, звонил и ныл. Я его жалела, оставалась со свекровью вечерами и в выходные, когда ему надо было выйти проветриться. Так что дети много времени стали проводить с Наташей, она возила их к репетитору, в кино, на кружки.

Ожидаемо, к Новому году Кирилл дал согласие поехать к матери в Женеву.

Наталья летала на крыльях, Кир смущался меня, Антон дулся — весь букет. Потом решили, что поедем все вместе на новогодние каникулы, и, если Кирилл решит, он останется, а мы вернемся. Билеты, визы и паспорта оформлял Лев Александрович.

Жизнь внесла свои коррективы — умерла свекровь, мне пришлось остаться, дети улетели с Натальей. Я старалась не плакать, убеждая себя, что он уедет к родной матери, но сердце все равно разрывалось.

Антона привезли 11 января, Кирилл остался с матерью. Наша квартира опустела, Антон мало делился впечатлениями от поездки. Мы не говорили о Кире, но скучали сильно.

Закончились каникулы, началась работа и школа. Нам пришлось привыкать. По привычке я звала обоих детей,

— Антошка, Кирюха идите ужинать! — выходил Тошка, смотрел с упреком.

— Сынок, он сам так решил. Мы должны понять, он хочет узнать своих близких, а мы будем его ждать.

Лев подарил Антону мобильный телефон, что еще было редкостью, тем более у детей. На ноуте установили скайп, и дети могли общаться. Разница во времени делала разговоры поздними, я не разрешала говорить после полуночи.

Так прошел месяц. На разрыве эмоций, с горечью в душе и сумасшедшими надеждами. Однажды вечером Тошка, привалившись ко мне, смотрел телевизор. А я гладила его по голове, распрямляя его отросшие кудри.

— Мам, а можно Кирюха домой вернется? Ему там плохо, он домой хочет, — сказал он.

— Плохо? Его обижают?

— Нет, но школа новая, все на английском, и математика, и история, ему тяжело. Кроме того, везде надо ходить с охраной, тетя Наташа его все время обнимает и тискает как девчонку, и он скучает. Друзей там нет, и скучно, вообще.

— Конечно сынок, пусть возвращается. Мне поговорить с Львом Александровичем?

— Нет, он сам сказал поговорит. Он боится, что ты обиделась и не возьмешь его обратно.

— Глупости какие! Скажи, что мы его ждем! — сильно то не верилось, но у вдруг?

Больше об этом мы не говорили, я думала, что Кирилл не решился сказать такое матери, но к концу февраля Наталья привезла его назад. Нашей радости не было предела — мы обнимались, пацаны наперебой говорили, потом я кормила детей, Кир уплетал «мамины» пирожки и жмурился от счастья.

Наталья смотрела на нас и молчала. Когда дети ушли к себе, и мы слышали только их возбужденные голоса, пришлось обсудить дальнейшую жизнь.

Было решено купить квартиру побольше, но не далеко от лицея, и жить всем вместе. Мне этого не хотелось, но выбора не было, как мать она имела право быть с сыном.

Переезд занял почти три месяца — пока подобрали вариант, пока оформили, обставили новой мебелью. Старую квартиру оставили как есть, я понимала, что Наталья рассчитывает через год-два уехать, и нам придется вернуться обратно.

Когда с переездом было закончено, придя в новую квартиру, я застала некую девицу в форме горничной.

— Господи, Наташа, что это? — еле нашла слова от удивления.

— Это — домработница, Марина, она будет убирать и готовить. Я хочу выйти на работу. Кто-то же должен покормить детей днем? — ее уверенность была непоколебима, для нее это была норма.

— А сами они не могут включить микроволновку? Убрать свою одежду? Им нужна нянька? Они взрослые парни и как-то раньше справлялись! — я была против растить барчуков, и дети были приучены к нехитрым домашним обязанностям.

Битва за право воспитывать детей, так как я считаю нужным, длилась три дня. Дети меня поддержали, им не нужна была дома чужая тетя. Тем более днем, когда к ним приходили друзья и они бесились без взрослых. Я знала эту «страшную тайну», но никогда не запрещала приводить друзей, если дома поддерживался порядок. Мое мнение — дома лучше, чем слоняться по улице и по подвалам. В конце концов мы победили.

Наталья вышла на работу, дети успокоились. Потихоньку наша жизнь вошла в колею. К сожалению, подругами с Натальей мы не стали — слишком разный менталитет, слишком разные возможности и желания.

У нее была ее работа в папином фонде, встречи, рестораны, поездки. Подготовка к этим мероприятиям занимала время — салоны красоты, магазины.

Мы втроем жили отдельно от нее, своим кружком, часто оставаясь, как прежде, одни. Тогда мы собирались на кухне, дети делали пиццу — это было новое увлечение Антона, пили чай, смеялись, обсуждали школу и успехи.

Загрузка...