Черный хлеб (СИ)

Новая жизнь. Катерина

Жизнь с двумя детьми не сильно отличалась от жизни с одним. Разве что грязных пеленок и ползунков стало больше. Молока в груди хватало на двоих, изредка добавляла смесь. Подкидыш был спокойным ребенком.

В тот же день Милый проверил, что по ориентировкам дети в районе Еловской не пропадали. Пока было решено оставить подкидыша, на месяц. Я старалась, чтобы дети не беспокоили мужа — Тошка засыпал рано, и он привык проводить вечера спокойно, без детского плача. Подкидыш же был нормальным ребенком — он засыпал после десяти вечера, и мне приходилось заниматься с ним. Это раздражало Гошку — но он пока молчал.

Единственным человеком, которому кроме мужа я рассказала все как есть, стала моя сестра Лиза. Мы устроили посиделки вечером, когда Гошан был в бане. Лиза привезла домашнее вино из черемухи, новый рецепт — мне досталось чуть-чуть как кормящей маме, она же могла себе позволить немного больше. Я расслабилась впервые — до этого у меня внутри был каменный узел. Лизка была как всегда категоричной:

— Катька, ты, конечно, дура, тут твой Гошка прав. Но если так посмотреть — что ты могла сделать? Отдать ребенка проводнику — его тут же забрали бы бандиты. Как ты после этого бы жила? Ну и хрен с тем Гошиком, пусть нос воротит. Дал Бог ребенка, даст и на ребенка — слышала такую поговорку? Мы тебе будем помогать. Кстати, ты заберешь вещи моего Женьки? Там уже пару мешков — вам лет до полутора хватит — носить не переносить.

Дальше она начала рассказывать о своей работе — она работала в магазине, продавала то сумки, то белье. Коллектив был большой — старый универмаг поделили на клетушки, где в каждой была своя хозяйка — у их всегда было много смешных историй. Мы насмеялись, напились чаю. Лизка пошла поцеловать детей и собралась домой. Она уже была в дверях, когда вернулся поддатый Георгий. В дверях они сперва обнимались и здоровались, потом поцапались. Гоша пошел спать, Лизка подарила мне новую помаду, расцеловалась и наконец-то уехала.

Первый взрыв случился вскоре — у мужа появилось романтическое настроение, и только мы приступили к «предварительным ласкам», как раздался рев малыша. Я побежала к нему — пока дала пустышку, укачала — настроение у мужа было испорчено, он демонстративно пошел смотреть кино на кабельном канале. Я попыталась его успокоить — получила только злое шипение.

Через месяц Наталья не появилась. Гошик начал планомерно пилить меня, о том, что мальчика нужно сдать в дом ребенка. Мне было жаль малыша — его мать могла еще появится — это, во-первых, а во-вторых я уже привязалась к нему. Мне всегда казалось кошмаром нахождение детей без мамы в таких местах— вот лежат они, плачут, хотят кушать или им плохо — но никто не подойдет, а мама где-то там живет и ничего не слышит. И своими руками отдать ребенка, где одна нянечка на двадцать человек, я бы не смогла.

Однажды, я сидела на диване перед телевизором, Тошку кормила грудью, подкидыша покачивала ногой в коляске. Закончились местные новости, пошли объявления — и тут я увидела фото Натальи! Она была на фото с каким-то мужчиной. Розыск. Наталья и Игорь Строгановы были объявлены в розыск с формулировкой «ушли из дома и не вернулись». Теперь мне было известна фамилия ребенка.

Гошик обратился к операм, чтобы уточнить обстоятельства, при которых пропали Наталья и Игорь. Его интерес, видимо сочли криминальным. Через пару дней его вызвали в управление собственной безопасности, причем не к рядовым операм, а сразу к начальнику — генералу Коновалову. Ему пришлось рассказать все как есть.

Так нам стало известно, что отец ребенка пропал более месяца назад, возможно убит, однако при нем была крупная партия алмазов, есть версии, что он просто сбежал с ними. Мать Наталью последний раз видели на скорой в тот день, когда она отдала мне ребенка. Больше нигде она не появлялась. Дом в Еловской, где жила мать Строганова был ограблен, старушка убита. Отец Натальи выехал в Швейцарию и больше на контакт ни с кем не выходил. Все.

Кроме того, Георгию было рекомендовано, ни в коем случае никому не сообщать, что ребенка подкинули. Поскольку алмазы не найдены, бандиты все еще ищут ребенка, так как ребенком можно шантажировать, а также алмазы могли быть спрятаны в детских одежках. Раз пока не нашли, шанс есть, что не найдут и дальше.

Второй раз мужа вызвали к генералу примерно через месяц — в этот раза генерал выдал Гошке копию свидетельства о рождении подкидыша — Строганов Кирилл Игоревич, родился 1 августа 91 — го. Мой Антон — 25 августа.

— Георгий, я тебе сделал еще один документ, решай сам. Вот тебе свидетельство, теперь Кирилл твой сын, и родился 25 августа. Если хочешь жить, и сохранить семью, придется молчать дальше. Дубликат спрячь, на работе ни с кем не делись, лучше, чтобы не знали даже родные. Кроме меня никто не в курсе этого дела. Идет глобальный передел собственности, новые хозяева жизни начали раздел крупных предприятий. Многих уже нет, и многих еще не будет. Тебе вот «повезло» так, скажи своей жене спасибо, будешь растить чужого ребенка.

Гошик явился в третьем часу ночи, пьяный до невозможности. Долго, путаясь в пьяном бреду, излагал мне свои претензии, о том, что я плохая мать своему сыну. И так наш небольшой доход придется делить не на троих, а на четверых. Это было начало конца отношений. Я не верила — ведь у нас есть наш сынок. Но будущее показало — трещина произошла здесь и сейчас.

Так мой второй сын обрел имя. Только сейчас я поняла, что называла его малыш, солнышко, обходясь без имени. Но когда ты кормишь ребенка грудью, связь возникает где-то на подкожном уровне. Со временем я все больше боялась появления Натальи, и необходимости отдать Кира.

Наталья не появилась ни через год, ни через два.

Весной я впервые стала выходить на прогулки с обоими детьми. Понемногу все знакомые и друзья привыкли к мысли, что у нас двойняшки. Некоторые узнали, когда детей уже было двое, остальным я сказала, что второй мальчик был слишком болен, лежал в больнице, и мы никому о нем не говорили, так как врачи не были уверены, что Кирюха выживет. Эта версия была придумана для родителей, и моих, и мужа.

Родители мужа жили недалеко, бывали у нас часто. Свекровь Аликанида Семеновна давно не работала, и была чересчур общительна. Дни она проводила на телефоне, общаясь с родственниками, друзьями и соседями по даче. Основной темой разговоров было: первые сериалы, жизнь Георгия, какой замечательный у нее сын, как много работает, и как не повезло ему с женой. Да, она хорошая, дома чисто, приготовлено, и шьет, и вяжет. Но ведь ее сын был достоин самого лучшего, и мог бы найти побогаче, с квартирой и прочими благами. Тема не менялась со свадьбы, сейчас разговоры немного разбавлялись новостями о детях.

С детьми свекровь общалась на уровне — сделать козу, свекор — деда Ваня — в детях души не чаял. Он не спускал их с рук, когда приходил в гости. Буквально второе слово после мама стало — Деваня — так Тошка искажал слова, свекровь смеялась — диваня ты. Бабушку дети звали Бабаля — сокращенно от баба Аля.

Гошка у меня мужик запасливый, как бурундук. В период высоких цен и дефицита продуктов, он ездил в дальние деревни, скупал по дешевке овощи, мясо, мог припереть сразу ящик сливочного масла, полтуши теленка, или купить со склада огромную упаковку детского питания.

Проблемы питания у нас не стояли благодаря Гошику, детям было что предложить — труднее их убедить это съесть. Антон плохо ел фрукты и не пил соки, Кирилл не ел импортное детское питание.

Когда детям было по шесть месяцев, Кир научился вставать на ножки, Антошка задержался. Врач в панике отправила нас на стимулирующий массаж. Ездить было не очень далеко, но попробуйте влезть в автобус с двумя детьми, зимой, когда они одеты в объемные комбинезоны. Первый же опыт был катастрофическим: в поликлинику я приехала буквально вся в мыле, обратно пришлось ловить такси.

Вечером я описала эту проблему мужу. Он молчал, затем скривился,

— Это же твой выбор, ты говорила справишься сама, и на меня не будешь складывать проблемы.

— Но ведь это и твой сын! Массаж нужен Антону, а не Кириллу!

— Если бы он был один, ты могла ездить на автобусе! — упорствовал он, лишь бы испортить мне настроение.

Тем не менее, теперь он отправлял служебную машину, когда это было возможно.

В другие дни я обращалась ко всем, кому можно: пару раз приезжала Лиза, несколько раз я оставляла Кира у соседки, у нее была девочка близкого возраста.

Почему я не обращалась к свекрови? Аликанида вела себя как дама, которая никогда в жизни не прикоснется к, о ужас, обделанным пеленкам, и рассчитывать на нее было бесполезно. Вся помощь закончилась одним единственным разом, после чего мне было сказано:

— Ну милка моя, мы своих сами вырастили, давай сама!

В следующий раз мне просто не окрыли двери. Хотя наш дом подвергался инспекции раза три в неделю — проверялось все: чистота посуды и пола, порядок в шкафах, чем кормят ее сыночку. Ни одна из этих проверок не обходилась без страданий, как неудачно женился ее сын. И какие прекрасные варианты у него были раньше — у той мама главбух на базе, у другой папа директор мясокомбината. В советское время это были хлебные места, и обеспеченные люди.

Дети росли, к 11 месяцам они дружно пошли, вскоре Бабаля и Деваня сменились на дедВаня — и как не странно — на бабулю, всякие бибики и бакаки сменились сперва словами, и вскоре целыми фразами. Развивались пацаны ровно, внешне почти не отличались, что я специально подчеркивала стрижками и одеждой. Жизнь в деревне научила меня и стричь людей — примерно как стрижка «ветерок», когда все волосы на голове стригутся одинаковой длины. Так я стригла в деревне и отца, и соседа, и девчат и мальчишек. До самой школы мои сынки ходили с «ветерком» на голове.

Осень была теплой, мы гуляли в соседнем дворе — у нашего дома двора не было — где было много детей, качели, песочница, дорожки для велосипедов. Я садилась на скамью под деревом, дети бегали, как могли, за голубями. Часто падали, но уже сами вставали. Было так хорошо, желтые листья, солнце, детские голоса — наверное те самые минуты счастья. Возвращались мы чумазые от песка, уставшие, но довольные. Мылись, кушали и до сна дети играли на ковре, а я вязала и приглядывала за ними.

Однажды вечером я наблюдала картину, от которой сердце сжалось. Муж редко проводил время с детьми, но в это вечер он играл с Тошкой, сидя на полу. Кир, которому тоже хотелось внимания, подобрался к нему, и протянув мужу обглоданную печеньку, сказал:

— Папа! — протянул ручки, вложив обмусоленную печеньку в руку мужу и требуя, чтобы его тоже взяли на руки. Гошка, подскочив на ноги, брезгливо побежал мыть руки, испачканные обмусоленной печенькой.

Я попыталась отвлечь детей мультиками, но эпизод не забылся. Я знала, что Гоша не собирался быть отцом приемышу, но наивно думала, что время сотрет неприятие, ведь невозможно жить рядом с ребенком и не полюбить его. К сожалению, это видимо касается только женщин.

Другие проблемы тоже, конечно, были, но мне они не казались слишком большими. Время было тяжелое для всех, продукты дорожали, детские вещи тоже. Мне, как всем моим подругам, приходилось для детей многое вязать, шить. От бабушки Гошки вместе с квартирой нам досталась уникальная швейная машина — Зингер начала двадцатого века. Простая в использовании, она могла шить хоть кожу, хоть капрон. Вот на ней то я работала — иногда до часу ночи- шила постельное, ночные рубашки, халаты.

И как-то незаметно все получалось, везде успевала. От момента, когда приходила идея сшить ребяткам куртки, до первого выхода в обновке, редко проходило больше недели. Помогали сестры — детскими вещами, подарками. Родители из деревни присылали овощи, мясо, сметану.

На фоне хронической занятости не сразу заметила, что мой Милый начал отдалятся. Задержки и выпивки сперва стали еженедельными, потом чуть не ежедневными. Когда я попыталась поговорить, услышала неожиданное.

— Я никогда не смогу полюбить чужого ребенка. Я поддержу тебя до 3-х лет, когда ты выйдешь на работу, и мы разведемся. Квартиру оставлю тебе, но подпишем соглашение — ты никогда не претендуешь на алименты.

С тех пор мы жили как соседи, в разных комнатах. Он приносил продукты, я готовила на всех, он ужинал и уходил в свою комнату. Дети его не интересовали. Что странно, ярая нелюбовь к чужому ребенку — полностью убила любовь к собственному. Дети привыкли, что заходить в его комнату нельзя.

Нужна была подработка, средств на еду хватало, и дети были одеты, но мне-то одежда все ж была нужна. Что-то износилось, что-то стало мало, так как при кормлении вес у меня, увы, неуклонно поплыл.

С работой было сложно. Проектный институт погибал, люди разбегались, многие уходили в бизнес, тетки подались в челноки и ездили в Турцию за товаром, у некоторых получалось.

Торговой жилки я в себе никогда не ощущала. Обошла всю округу, рассматривала все варианты, включая нянечек в детских садах, лишь бы получить место детям, но безуспешно. Из возможных было только мытье подъездов по ночам, когда детки спят.

Я уже была морально готова к такой работе, но тут мне повезло встретить хорошую приятельницу Владиславу. Она работала проектировщиком в маленькой частной конторе, и они выполняли небольшие проекты. Эта работа стала для меня спасением на многие годы — чертить и считать я могла вечерами и ночами, день полностью посвятив дому и детям. Мы делали проекты свалок, хранилищ отходов, и многое другое, как официально, так и неофициально, в виде «калыма». Иногда калым был больше моей мизерной годовой зарплаты. Но на сон мне оставалось около 5 часов, чего мне всегда было мало.

Понемногу я обустраивала наш дом — поменяла обои, своими руками — это люди в отпуск едут отдыхать, а я делаю ремонты, — даже купила недорогой кухонный гарнитур.

Чем больше я зарабатывала, тем меньше было участие Милого в делах семьи. От вечной нагрузки я давно забыла об отношениях, мне было некогда было сходить на маникюр, на стрижку. На голове я носила косичку «ручеек», маникюр и педикюр делала сама. В зеркале я видела замученную тетку, и ждала момента, когда дети пойдут в сад.

Милый приходил с запахом алкоголя и хороших духов, в пьяном угаре начал совершать глупости — то на пари нырнул в бассейн в одежде, и приехал домой в мокрых брюках — и это в марте! Хорошо была оттепель. В другой раз Гошик, придя домой в невменяемом состоянии, потерял ключи от машины. И я ночью с фонариком искала ключи на стоянке возле дома. Нашла, к счастью.

Я уже догадывалась, что у мужа есть женщина. Потом случайно узнала — и далеко не одна. Находясь в раздрае, он вспомнил молодость — женщины, выпивка, друзья. Мои разговоры натыкались на вопросительный взгляд — это твой выбор. Но мне казалось, чужой ребенок тут не при чем — это просто повод вести свободную жизнь.

Его терпение лопнуло раньше намеченного срока — через свои связи он выбил места в детском саду, и растаял как парус в тумане. Квартиру пока оставил нам, но документы не оформлялись.

Так, Антоха в свои два с половиной остался без отца, а я встретила свое тридцатилетие одинокой многодетной мамашей. Сказать, что мне было больно и горько, это мало. Я не впала в депрессию только потому, что рядом были мои крошки. Вечернее купание, потом чтение сказок и стихов Чуковского было удовольствием не только для пацанов, но и для меня. Вечерние стихи и сказки превращались у нас в театральные и цирковые представления, особенно после мультфильма про муху-цокотуху. Дети заучили стихи очень быстро, и больше декламировали, чем слушали.

Я была разведенкой, но не была одинокой. С детским садом нам повезло, воспитатели были профи, питание сносным, дети болели редко. Жизнь прочно вошла в колею. Мы были счастливы с мальчишками, и время летело как скорый поезд.

Меня поддерживали мои подруги — у нас образовался клуб матерей-одиночек. Так вышло, что одна родила без мужа чуть раньше меня, вторая развелась как я же. Им было чуть легче вырваться в гости — обе жили вместе с мамами. Поэтому собирались мы обычно у меня, иногда приходила Лизка со своим сыном — дети закрывались в комнате и играли в солдатиков и Лего, мы отрывались на кухне.

Ленка Полицмейстер бывала редко — ее мама как цербер, не давала ей выйти из дома, да и у нее всегда было по три работы — она так же работала проектировщиком, вечером мыла полы в своей же конторе, по ночам делала набор текстов на компе, Господи — за шесть рублей лист!

Санина, у нас была самая крутая, она как-то умудрилась купить задешево гостинку, и продать очень задорого — с тех пор она помимо работы занималась недвижимостью. Покупала убитые квартиры, сама их ремонтировала, потом продавала. Квартиры все дорожали, и теперь она строила себе дом за городом. Мы ждали новоселья. Пока у нее была готова баня, в черновом виде, она звала нас — ну куда с детьми в недостроенный дом?

Дети были разных возрастов — мы постоянно менялись вещами и игрушками. Точнее, нам как самым маленьким, перепадало чаще других.

Из всех нас одна Санина постоянно крутила романы — вечно у нее в любовниках были то какие-то полковники, то врачи. Ну и выглядела она, соответственно лучше нас — всегда при параде, стройная до худобы, рот до ушей, да и энергии в ней было на троих. Посмотрев на нее при параде, никто бы не поверил, что она сама кладет плитку и штукатурит. Но — время было такое, все так жили.

В этот раз у меня на столе были цыплята — Гошик привез нам с птицефабрики, видимо вынужденный забой — целый пакет мелких, грамм по 400 розовых тушек. В пакете они выглядели как большие креветки. Я приспособилась жарить их как цыплят-табака, получалось красиво, правда костей было больше, чем мяса.

Я с гордостью выставила блюдо с цыплятами, Санина привезла бутылку текилы — мы ее никогда не пробовали, Лизка принесла всяких нарезок в упаковке. Получился пир горой.

Санина, как всегда, начала первой,

— Ну девки, за нас! Пусть плачут, те кому мы не достались! Пусть сдохнут те, кто нас не захотел! — она показала нам, как лизнуть соль, и выпить текилу.

Напиток оказался крепким, быстро все раскраснелись, и разговоры пошли на пикантные темы. Санина нас все поучала, ей казалось, что без мужика жизнь не в жизнь:

— Ну вот что вы сидите, зажимаетесь? Когда ваши дети вырастут, вы на хрен никому не будете нужны! У тебя Катька, был нормальный мужик, не могла удержать. Девки-и, время идет, мы стареем! Надо успеть пожить для себя!

— Ага, поживешь для себя, у меня вон очередной сожитель сбежал, сука все из дома вывез, — присоединилась Лизка, — даже собаку спер.

— Мне вот только мужика и не хватало, три работы, да меня мать из дома выпрет, квартира то ее, — грустно добавила Полицмейстер.

Я посмеивалась, глядя на них, у меня прививка от семейной жизни надолго:

— Да мой-то Гошик вне конкуренции. Помнишь мой первый калым? Как он поехал в Москву — и опа — на все мои деньги купил себе кожаное пальто. Не мне, заметь! По приезду я взяла в стирку его рубашку, в нагрудном кармане презик. Я его спрашиваю — это что? Он мне говорит — да это Петька, брат в Москве придарил мне три штуки, с шипами. Я такая — а где тогда еще два? Он смотрит как идиот, и молчит. Одно радует, что заразы боялся — изменял, но с защитой, — подруги ржали над тем, как бывший сам себя спалил, но мне, увы, было не очень смешно.

Разошлись уже за полночь, Лизка осталась у меня, обе Ленки вызвали такси. Обнимались и целовались, клялись собраться снова. Ночью я не спала — все думала — я неправильная женщина, не смогла удержать мужа, вспоминала хорошее, что было у нас поначалу. К рассвету задремала, но настало утро — и думать стало некогда — правильные с неправильными включились в круговорот — дети, работа, дом, готовка.

Первая странность случилась, когда детям было по пять лет. Мне пришло приглашение в дошкольную английскую школу при лучшем лицее города, который специализировался на языках, и особенно — на английском. Как оказалось, обучение детей было оплачено на два года. Кем — неизвестно. Радости я не испытала. Несколько ночей не могла заснуть, страх, что сперва найдутся родственники Кира, а потом и бандиты, вгонял в панику, и я задумала бежать.

Запланировала поменять квартиру, подала на обмен мест в детском саду, сменила фамилию мужа, которую раньше мне было лениво менять, взяла фамилию своей матери. Менять работу я не рискнула, слишком удачно там все складывалось.

В английскую школу мы не пошли. Через пару месяцев после приглашения, ко мне на работу пришел незнакомый импозантный мужчина в возрасте. Мои коллеги, дамы среднего возраста закатывали глаза в восхищении. Я вышла с ним в коридор.

— Где мы можем поговорить без свидетелей? При этом нежелательно, чтобы нас видели в общественных местах.

— У меня начальник в командировке, я сейчас возьму ключ, и мы сможем спокойно поговорить.

Я сбегала на вахту, взяла ключ, и запыхавшись, вернулась.

— Проходите, здесь нам никто не помешает, хотя я искренне не понимаю, что Вам от меня нужно.

Мужчина забрал у мня ключ, закрыл дверь, и выложил на стол небольшое устройство.

— Это — диктофон. Наш разговор будет записан. Мне нужно будет предъявить запись заказчику. Я адвокат, вот моя карточка. Мой заказчик — родной дед вашего Кирилла. Он живет в Европе, имя и место его жительства вам ни к чему. Он следит за жизнью внука, и хочет, чтобы он получил лучшее образование. По прошествии времени, он планирует забрать его к себе. Поэтому вам нечего боятся, отследить, кто оплатил школу невозможно, все платежи проходят от имени вашего бывшего мужа. Он в курсе и получает свою долю. Более того. Мой заказчик желает установить вам ежемесячную выплату, под видом алиментов. Не надо пугаться и убегать. Теперь дайте согласие и расскажите о Кирилле.

Разговор занял больше часа, я рассказывала под запись, адвокат задавал вопросы. Обо всем, первых шагах, первых словах, детских болезнях.

Так наша жизнь начала меняться. Алименты были больше моей зарплаты. Все окружающие взахлеб хвалили Гошку. Дети ходили в воскресную английскую школу, я перестала работать ночами.

И летом мы впервые поехали на море.