Чингисхан. Демон Востока

Глава семнадцатая Братоубийство

— Для тебя будет важная задача, сестра моя, — Эйрих поднял взгляд на Эрелиеву. — Возглавишь сотню конных лучников, будешь прикрывать последний обоз от очень вероятного налёта визиготских всадников — всех мы не удержим, поэтому поручаю эту задачу тебе.

— Зачем вообще уходить? — вскинулась сестра. — Мы ведь можем дать бой!

— Сейчас это будет на невыгодных условиях, — покачал головой Эйрих. — Я задержу их, нанесу тяжёлые потери и догоню вас. Это для того, чтобы все могли уйти. И это не обсуждается. Но ты со мной не идёшь, потому что риск слишком велик и мать с отцом мне не простят.

Эрелиева поджала губу, развернулась и покинула дом.

Остготы спешно собрались, что заняло непозволительные два дня и две ночи, после чего отправились во Фракию, к родичам, что осели там больше тридцати зим назад. Они федераты Восточного императора, давали ему клятву, но они всё ещё остготы, поэтому примут родичей, о чём уже пошёл договариваться второй консул Балдвин — его вместе с отрядом воинов посадили на восточноримский дромон, заплатив за это пятьсот солидов чистым золотом. Так он окажется во Фракии быстрее и у него будет больше времени, чтобы договориться.

Из Деревни выходит предпоследний обоз, гружённый «нереализованными» крицами, полными свиного железа. А вот последний обоз, содержащий в себе всякие габаритные ценности, останется у Эйриха. Он использует его наиболее эффективным способом. Но сначала нужно встретить братьев по крови надлежащим образом…

Основное войско остготов, за последние пару дней увеличившееся в численности впятеро, благодаря вербовке в воины почти всего боеспособного мужского населения, ушло вместе с мирными жителями, а Эйрих остался, взяв под контроль легион.

Инструкторов из римлян он тоже отправил вслед за беженцами, потому что воевать за интересы Эйриха они не подряжались, о чём сразу предупредил Лузий Русс. Эйрих не стал настаивать, потому что ему нужно полное подчинение вверенных войск, чтобы полностью реализовать свою задумку.

А задумка его базировалась на нескольких переменных, которые ещё следовало уточнить.

Разведчики его роятся вокруг двигающегося по Паннонии войска Алариха, подробно докладывая о точной численности противника, составе его войска, а также о скорости передвижения.

Даже без разведчиков Эйриху уже понятно, что войско Алариха ползёт медленно, растянувшись длинной змеёй.

И нет, было бы глупо пытаться бездумно атаковать их на марше, потому что у Алариха есть усиленные передовые дозоры, которые не могут перебить всех разведчиков Эйриха, но о передвижении крупной армии сообщат заблаговременно — тогда легион будет встречен уже готовым к бою войском и бой выдастся неравным. Нужно как-то слегка уравнять шансы и Эйрих хорошо знает, как это провернуть.

«По последним данным, он уже прошёл руины Новиодуна, а значит, скоро ему встретится река Драв, а там он либо свернёт и пойдёт на восток, вдоль русла, либо пересечёт реку через любезно присутствующий там мост старых римлян», — размышлял Эйрих, глядя на римскую карту местных земель.

Многие города, что обозначены на этой очень старой карте, уже давно не существуют, брошенные и уничтоженные природой, но даже в таком виде они служили отличными ориентирами на карте. Руины видно издалека и от них можно отталкиваться во время планирования маршрута.

И, судя по всему, визиготы уже должны были начать пересечение реки и это будет небыстрый процесс…

— Строй легион на марш, — приказал Эйрих примипилу Альдрику.

Раньше он был центурионом первой когорты, но теперь это место замещает его преемник Хадегис, тоже один из перспективных легионеров, значащихся в особом списке Эйриха.

В целом, назначение Альдрика на высокую должность имело политический подтекст, потому что Эйрих так укрепляет отношения с сенатором Дропанеем, лидером Красной фракции. Старик всё правильно понял и отнёсся к широкому жесту благосклонно. А для тех, кто не посвящён в контекст, всё выглядит как головокружительная карьера, когда новоиспечённый центурион едва пробыв на должности месяц, вдруг стал примипилом первой когорты, а это одна из самых близких позиций к военному трибуну.

На самом деле, учили новобранцев основательно, прежде всего умению быстро и чётко исполнять приказы, поэтому, когда Эйрих военный трибун, личные полководческие качества примипилов не играют особой роли. Команды отдаёт он, а их работа заключается в их исполнении.

— Есть, трибун, — стукнул себя по груди Альдрик.

В каждой когорте есть свой примипил, есть целый набор центурионов, то есть минимум двенадцать в первой когорте и по шесть в остальных, все они крепко знают свою работу, ведь не зря их столько времени готовили компетентные инструкторы из Восточной империи, имеющие за плечами суммарный опыт службы, превышающий полторы тысячи зим.

Учитывая, что каждый инструктор был ответственен за шестерых новобранцев, удивительно будет, если эти легионеры окажутся некомпетентны… Не оказались, как показало испытание кровью.

В отличие от какого-нибудь другого войска, остготский легион, легионеры которого, в честь официального названия, кое-кем прозваны «скутатами», привычен исполнять приказы быстро, без суеты и неразберихи — снаружи раздался шум кольчуг, после чего топот ног.

Легион был выстроен перед покинутой Деревней, Эйрих вышел из отчего дома, забрался на Инцитата и указал рукой направление на запад:

— Строиться в походную колонну.

Схватка будет тяжёлой, численность противника составляет, примерно, шестьдесят тысяч. Чтобы победить их, нужно убить не меньше половины, то есть тридцать тысяч наиболее боеспособных и свирепых визиготов — выглядит нереально, если использовать только шесть тысяч легионеров и полторы тысячи эквитов. Но у Эйриха нет такой цели. У него есть цель задержать их.

— Аравиг! — позвал Эйрих.

Тысячник, ответственный за материальное обеспечение войска, вышел из-за телег обоза с будущими визиготскими трофеями.

— Чего хотел? — спросил он.

— Как мы уйдём, сразу ведите обоз вслед за нами, — приказал Эйрих. — Бросите его на полпути до Драва, прямо на дороге. Коней распрячь и забрать с собой, уронить какие-то ценности, будто бы уходили в спешке. Пусть стоят только телеги.

— Не знаю, зачем тебе это, но ладно, — пожал плечами Аравиг.

Оставлять такое богатство врагам — это волевое усилие для любого простого обывателя, но не для Эйриха, который не простой и не обыватель.

— Проследи, чтобы Эрелиева ушла за остальными и не совершила никаких глупостей, — приказал Эйрих Аравигу. — Будет жаль потерять её так глупо.

— Прослежу, — пообещал тысячник и исчез в обозе.

Эйрих встал во главе походной колонны, рядом с пятью десятками избранной сотни, выделенной отцом для охраны его безопасности.

— Вперёд, — приказал он.

Как и планировал Эйрих, они успели к переправе визиготов. То есть, он переоценил их скорость, потому что видно, что войско Алариха только в самом начале переправы — видно только тысяч шесть воинов, занявших оборонительную позицию на восточном берегу.

Аларих не дурак, поэтому выставил достаточное, по его мнению, охранение. Место является очевидной уязвимостью, понятной каждому полководцу, помимо тех, что страдают слабоумием. Рейкс визиготов был не из таких.

О приближении вражеского войска визиготы уже знают, потому что всех дозорных оперативно истребить остготам не удалось. Начали они хорошо, Эйрих даже принял личное участие, что сильно не понравилось Эбергару, командиру полусотни избранных. Тем не менее, претор застрелил восьмерых визиготов, спешно бежавших оповестить основные силы о приближающейся угрозе. Успешно выполнил задание лишь один дозорный, но сделал это относительно поздно, когда скутаты были в часе хода до реки. Эйрих приказал форсировать марш, потому что счёт пошёл на минуты. Каждый шаг, сделанный слишком медленно, выльется в дополнительные потери в предстоящем бою.

Узнав о врагах, Аларих начал срочную отправку через мост дополнительных воинов, но старые римляне сэкономили на строительстве или не планировали слишком большого товаропотока через эту переправу, поэтому мост пропускал не так много воинов, как хотелось бы Алариху.

Легионеры, запыхавшиеся от интенсивного бега, осложнённого тем, что на каждом из них особые сумы, содержащие по полтора десятка дополнительных плюмбат, выстроились в атакующий боевой порядок.

— В атаку! — скомандовал Эйрих, уже оценивший диспозицию. — Эквиты — за мной!

Он счёл расклад сил приемлемым, поэтому не стал долго думать и взвешивать риски. Риски приемлемы, Аларих застигнут врасплох, с этим можно работать.

Легионеры двинулись на выстроенное перед мостом визиготское войско, готовясь к ожесточённому сопротивлению элитных воинов Алариха. Примечательно, что несколько десятков богато одетых всадников покинули восточный берег, поехав наперекор идущей по мосту массе воинов.

Против остготского легиона выступает, примерно, восемь-девять тысяч противников, подавляющая масса которых облачена в кольчуги и вооружена мечами — показатель того, что Аларих перевёл на этот берег лучших своих воинов.

«Не плохо, но и не хорошо», — подумал Эйрих, берущий контос наизготовку.

Пришло время испытать его идею, возникшую во время битвы против маркоманнов. Удар конницей с контосами прямо в лоб боевого построения противника.

Контосы, коими вооружены эквиты Эйриха, имели длину в три пасса,[31] что длиннее, чем обычное пехотное копьё, имеющее длину, в основном, где-то не более пяти локтей, что в два раза короче. Это значит, что если враги не будут снабжены эквивалентной длины пиками, то дела их будут очень плохи.

— Это плохая идея, претор!!! — заорал вслед Эйриху командир полусотни избранных. — Я доложу твоему отцу!!!

Эйрих проигнорировал выкрик, встроился в боевой порядок всадников и полностью сфокусировался на противнике.

А враг перестроился для встречи, кто-то начал подавать неудачникам, оказавшимся целью для удара, какие-то копья, но это уже ничего не меняло.

Эквиты, выстроенные в ударный клин, соприкоснулись с кажущейся неуязвимой стеной из визиготских воинов.

Раздался треск древесины, а затем контос Эйриха пронзил выкрашенный охрой круглый щит, после чего пробил тело воина, выпучившего глаза в ужасе, прошёл дальше и смертельно поразил не готового к такому развитию событий следующего воина, но без сквозного пробития. Всё это заняло мгновение, запечатлевшееся в сознании Эйриха яркой статичной картиной, после чего Инцитат сбил стоявшего слева воина и контос преломился почти у руки.

Конь раздавил нескольких бедолаг, а Эйрих, чувствующий себя в собственной стихии, с жестокой улыбкой извлёк щит из крепления, илд из ножен, после чего начал неистово рубить врагов.

Удары по нему, пока что, не наносились, уж больно ошеломлены оказались вражеские воины, поэтому он бил сам, пока есть такая идеальная возможность.

Визиготские воины, полностью лишившиеся строя, смешавшиеся и пока не обретшие воли начинать бой, в первобытном ужасе смотрели на оказавшихся так близко всадников, некоторые из которых так же были потрясены.

Тяжёлый меч Эйриха попадал по защищённым шлемами черепам, выводя врагов из строя сокрушительной мощью, деформирующей каркасные железяки словно мокрую глину.

Остальные эквиты также продвинулись очень далеко вглубь строя врага и сеяли смерть всем, кому не повезло состоять именно в этом подразделении.

А на фоне уже приближались легионеры.

— Отступаем! — приказал Эйрих, когда вдруг увидел, что выехал в пространство за бывшим вражеском строем.

Эквиты развернулись и начали отступать, проезжая по бездыханным и не таким уж бездыханным телам.

Потери были… на удивление, незначительными. Когда они полностью покинули место произошедшего столкновения, Эйрих примерно подсчитал нехватку лишь пятнадцати-двадцати всадников в окружающем его отряде — это было неожиданно приятно, что такой со всех сторон экстремальный удар показал себя невероятно эффективным и причинил всадникам такие смехотворные потери.

Обычно, насколько помнил Эйрих, такой удар — это признак отчаяния полководца. Как правило, неизбежно гибнут кони, а вместе с ними всадники, а ущерб при этом наносится не такой, какого хотелось бы.

Сочетание монгольского седла, позволяющего вшить в него крепкий ток, а также самого удара из тока да ещё и очень длинным контосом — вот в чём причина такого феноменального результата. Если бы кто-то сказал Эйриху, что вообще возможно пробить одного одоспешенного воина со щитом, а затем убедительно пронзить следующего, он бы посмеялся. Он и посмеивался, когда слышал такое от воинов, что участвовали в битве против маркоманов, но больше он над этим посмеиваться не будет, потому что сам стал свидетелем такого события…

— За мной! — приказал он, выводя Инцитата во главу строя.

Брошенный через плечо взгляд открыл ему вид на великолепную картину, в которой визиготские воины, пронзённые контосами и истоптанные копытами, лежат посреди зелёной травы, а на их место спешно перемещаются другие воины, которые отчаянно не успевают. Легион уже близко.

Град из тысяч марсовых колючек обрушился на вражеское построение, выполненное в классическом «варварском» стиле: сплошная ровная стена из воинов со щитами, одинаково неуязвимая по всей протяжённости. Но, как показала практика, уязвимая для достаточно решительной конницы, снабжённой контосами.

А на том берегу реки царила оживлённая неразбериха. Аларих, видевший всё происходящее, отдал команду собрать копейщиков, судя по тому, кого именно начали выводить поближе к мосту. Это оперативное действие, имеющее под собой разумное основание, ведь может показаться, что лучшие его воины не сумели удержать натиск всадников только по причине того, что у них не было копий…

«Не буду развенчивать это полезное заблуждение», — решил для себя Эйрих.

Нет, рано или поздно, после серии битв против остготов, кто-то догадается, что всё это значит, кто-то всё проверит и разберётся, а кто-то даже использует сам. Например, Эйрих уже знал, что у гуннов стало популярно седло «его авторства», называемое ими не иначе, как «готское седло» — они прирождённые кочевники, поэтому не гнушаются брать у соседних народов действительно полезные вещи. И удар из тока они, волей-неволей, тоже раскроют, потому что для его реализации нужен лишь правильно вшитый в седло четырёхслойный ток, а для этого много ума не надо.

Как любой разумный полководец, Эйрих уже давно придумал, пожалуй, единственный способ, чтобы противодействовать такому сокрушительному удару — пики длиной свыше трёх пассов в очень плотном построении, как в фаланге Александра Македонского. Его сариссофоры могли бы остановить нечто подобное, но Македонского нет на свете уже почти восемьсот зим, как и его сариссофоров, а у племенных воинов пики не в почёте, потому что одиночка с пикой в поле не воин, поэтому лучше будет собрать вокруг себя не меньше пяти сотен таких же, но такое ещё поди и проверни.

«Все ведь знают, что оружие истинного воина — это топор или меч, а не какая-то там пика…» — подумал Эйрих, заехавший в свою временную ставку.

Скутаты знали своё дело, поэтому не рвались напролом, а дали ещё четыре залпа марсовыми колючками, перебив некоторое количество врагов с расстояния в полтора акта,[32] после чего пошли в решительное наступление.

Вражеский строй был уже не таким ровным и монолитным, как в самом начале, приличное количество визиготских воинов уже лежало мёртвыми или тяжелоранеными, а у стоящих на ногах щиты «украсились» щедрой россыпью из глубоко вошедших в древесину плюмбат, что точно не облегчит грядущую мясорубку…

Когорты ударили с шести направлений, причём первая когорта была в центре и её можно было считать за две.

С левого фланга, где поработала конница с Эйрихом во главе, действовала третья когорта, сразу же обозначившая успех — визиготы не успели до конца укрепить строй, поэтому встречали противника, как могли.

— Эквиты, за мной! — скомандовал Эйрих, принимая из рук сотника Агмунда новый контос.

Всадники уже обновили утраченные пики, поэтому были готовы на второй заход. И Эйрих собирался дать им его, разумеется, возглавив атаку лично.

Он был истинным ценителем конных атак, ведь всю прошлую жизнь являлся степняком, который по-другому воевать и не умел. Нынешнее действо было компенсацией острой нехватки чего-то, некогда присущего ему — битвы, когда он верхом и с копьём…

Реалии остготского войска, полагавшегося больше на пехоту, как и основная масса всех врагов, за исключением гуннов и иных степняков, не позволяли Эйриху использовать большую часть отточенных десятилетиями стратегем, тесно переплетённых с конницей, поэтому там, где это было можно, он навёрстывал эту нехватку. И истребление передовых дозоров врагов лишь распалило его.

— Это уже наглость, претор!!! — вновь закричал Эбергар из избранных. — Я обо всём расскажу твоему отцу!!! Вернись!!!

— На здоровье рассказывай… — произнёс Эйрих и вставил контос в ток.

В последнее время, он начал замечать, что стало тяжелее сдерживать душевные порывы. Возможно, это связано с тем, что его тело растёт, входит в пору, когда юношам тяжело себя контролировать и действуют они решительно, но бездумно. Такое он уже переживал в прошлой жизни. Похоже, придётся пережить во второй раз.

Он повёл своих эквитов, также предвкушающих зубодробительную сечу в тесноте боевых порядков визиготов, на правый фланг. Там есть неплохое местечко, чтобы нанести сокрушительный удар.

Визиготы буквально бегут по мосту, войско их прибывает, но строй уже стоящих на этом берегу воинов дрожит и тает. Легионеры, в среднем, сражаются лучше обычных племенных воинов и где-то на уровне племенных дружин, но на стороне легиона более высокая организованность и стойкость формации.

Слегка прореженные визиготы дрогнули в центре, где к ним был приложен двойной обстрел и двойной натиск, поэтому первая когорта первой же и пробила их боевой порядок и сразу же столкнулась с пополнением.

Действуя в точном соответствии с внушёнными и вдолбленными инструкторами знаниями, легионеры добивали деморализованных уничтожением строя недобитков, слегка расширяя свой порядок для большего охвата.

Звон металла ласкал уши Эйриха, на секунду он почувствовал себя в родных степях, где состоялась основная масса его самых значимых побед…

Постепенно, построения визиготов пробивались когортами, полукольцо стремилось сузиться всё ближе и ближе к мосту, а затем, как и предвидел Эйрих, примипил четвёртой когорты, известный Эйриху как Рабанрих, умышленно перенаправил давление на левую часть строя противостоящих ему визиготов, для чего у него был микрорезерв в виде одной сотни, стоявшей в тылу построения. Это открыло Эйриху возможность для удара.

«Только тесное взаимодействие на поле боя, только высокая организация — вещи, дающие превосходство в любой битве!!!» — с восторгом подумал Эйрих, наводя контос на визигота, приоткрывшего рот от изумления и ужаса. — «С настолько управляемым войском можно победить кого угодно!!!»

Столкновение, лёгкий толчок, потянувший седло под Эйрихом, после чего он с удовлетворением увидел, как не сумевший даже выставить щит воин был пробит насквозь, вместе со своей недешёвой кольчугой, а также соратником, стоявшим позади.

Второй раз убедил Эйриха окончательно. Пробой двоих врагов разом — это не случайность, а, скорее, закономерность. Такая простая вещь, как ток, а какой эффект. Если бы он случайно не обнаружил такое свойство, не было бы сегодня таких впечатляющих ударов.

Контос вновь сломался почти сразу, но, на этот раз, в области тела первого врага, после чего Эйрих отбросил его в сторону, открепил щит и вынул илд.

И снова та же картина, снова ошеломлённые противники даже не пытаются сделать хоть что-то, а гибнут под копытами Инцитата и тяжёлыми ударами илда. Только отличием было то, что слева бились легионеры, методично выдавливающие жизнь из своих врагов.

Азарт схватки увлекал, но Эйрих опомнился, когда в грудь ему сильно ударила стрела. Оторвав ищущий взгляд от жертв, он увидел, что на мосту собираются лучники.

— Отступаем! — скомандовал Эйрих, выставив щит по направлению к лучникам.

Снова он разворачивает коня, вдоволь потоптавшего врагов, живых и мёртвых, после чего стремительно отступает, как и остальные эквиты.

Главное дело он сделал — разрушил вражеский строй прямо рядом с легионерами. Примипил Рабанрих не сплоховал и усилил натиск по растерянному врагу. Так воевать легко и приятно, когда твой враг утрачивает целостность строя почти без твоего участия.

Эйрих сделал зарубку на память, что надо присмотреться к Рабанриху, который не потерял голову в горячке боя, а оперативно среагировал и создал Эйриху прекрасную возможность для удара, перенеся давление на левый фланг, что заставило построение врага сместиться и сделать существующий зазор более широким.

Вновь вернувшись в свою ставку, Эйрих слез с коня, вытер илд от крови, кусочков кожи и волос ветошью, после чего воткнул его в землю и сел на раскладной стульчик.

— Эйрих, ты безумец!!! — примчался его отчитывать Эбергар. — Ты — военный трибун, не пристало столь важному человеку лично участвовать в бою! Отец запретил тебе!

— Говоришь, как моя мать, — усмехнулся Эйрих. — Зато посмотри, как плохи дела у визиготов!

— Этого можно было достичь и без твоего личного участия! — воскликнул Эбергар.

— Всё обошлось, — вздохнул Эйрих. — Ладно, если не будет на то нужды, больше в бою участвовать не буду. Обещаю.

Избранный недоверчиво поморщился, но кивнул.

Тем временем, битва продолжалась. Визиготы, получившие сокрушительный удар на правом фланге, больше не смогли заместить выбывших кем-то ещё, потому что четвёртая когорта заполнила пустое пространство и добила всех, кто не погиб после рейда Эйриха.

Полукольцо постепенно сужалось, на левом фланге вообще уже щитами выталкивают визиготов в камыши на берегу Драва, видимо, чтобы приняли верное решение и начали прятаться.

Никаких команд от Эйриха не требовалось, когорты действовали в точности по плану сражения, озвученному перед примипилами и центурионами накануне вечером и повторённому за десяток миль до этого места.

Когда вражеские воины застопорились на мосту, Эйрих встал со стула и вгляделся в место соприкосновения. Да, пора.

— Сигнализируй дым и огонь, — приказал Эйрих знамёнщику.

Три синих флага, затем три красных, после чего некоторое время ничего не происходит, а потом из вторых и третьих рядов в визиготов на мосту полетели подожжённые глиняные шарики.

Пусть огонь получится так себе, ведь сосуды нужной прочности и тонкости гончары дать не могут, но вот дым будет на загляденье.

Кое-какие сосуды с мидийским водным огнём разбились и загорелись как надо, но большая часть из них просто ударилась во врага. Это первая проба, неполадки просто должны были возникнуть, поэтому Эйрих не особо-то и переживал. А вот дымовые шарики сработали как надо — все они содержали в себе состав из иудейской смолы, серы, громового камня и дёгтя, что, в совокупности, создавало качественный дым.

Учитывая, что легионеры бросали сотни таких шариков, создаваемых остготскими мастерами каждый день, очень скоро на мосту образовалась непроглядная завеса из чёрного дыма, из которой вопили горящие люди.

— Отменить дым, — приказал Эйрих.

Знаменщик показал два скрещенных синих флажка.

Удовлетворённо хмыкнув, Эйрих вернулся обратно на раскладной стул. Если и воевать, то только с комфортом.

Остатки вражеских воинов на этом берегу реки были добиты, легионеры немного отступили и выстроились в ровные когортные колонны, начав обстрел моста плюмбатами.

С того берега лучники их достать не могли, больно приличная ширина у Драва, а вот с моста кто-то постреливал. Но это быстро прекратилось, когда дым начали пронизывать тысячи плюмбат.

Три залпа, после чего знаменщик первой когорты поднял белый флажок и поднял его два раза.

Эйрих внимательно осмотрел мост, но не увидел в обозримой его части прибывающих врагов. Аларих принял правильное решение и не стал посылать туда дополнительных воинов. У остготов это называют победой.

Забравшись на Инцитата, слегка притомившегося от внезапных рывков на полном скаку, Эйрих проехал к когортам. Избранные Зевтой воины поехали за ним.

— Выдели по три центурии, чтобы собрать трофеи, — приказал Эйрих. — Деньги трофейной команде, а шлемы и кольчуги крепите к себе. Да, будет тяжело тащить всё это обратно, но это приятная тяжесть. Эбергар, поучаствуй в битве, выдели своих воинов, чтобы помочь доблестным легионерам собрать честные трофеи.

— Да, военный трибун, — кивнул недовольный его выходками Эбергар.

Эйрих подъехал к берегу реки и помахал визиготам рукой.

— Аларих!!! — крикнул он. — Ты ещё не сбежал?!

— Сука, я тебя убью!!! — выкрикнул лучник и метнул в него стрелу.

Стрела пролетела две трети ширины реки и булькнула.

— Ну кто так стреляет?! — крикнул ему Эйрих, после чего вынул из саадака свой лук и стрелу из колчана. — Смотри, как надо!

Прямо в того лучника попасть не удастся, это нереально, но вот в столпившихся у моста воинов Эйрих попасть мог.

Расстояние тут, примерно, чуть больше трёх актов, по оценке Эйриха. Он вложил стрелу, натянул тетиву, взял нужную поправку, после чего выстрелил.

За полётом стрелы внимательно наблюдали обе стороны, поэтому все увидели, как случайный визиготский воин вовремя поднял щит и только благодаря этому уцелел. Стрела врезалась в щит и глубоко в нём завязла. Гунн Руа подарил Эйриху великолепный составной лук, и он ценил это до сих пор. Подарки от всей души сами по себе очень ценны, а уж когда они ещё и представляют собой нечто очень ценное…

— Вот так надо! — крикнул Эйрих на тот берег. — Ты не умеешь стрелять!

— Пошёл ты, ублюдочное порождение дерьмового дерьма!!! — яростно провопил вражеский лучник.

— Аларих!!! — повторил Эйрих зов. — Я хочу с тобой поговорить!!!

— Ты кто такой, чтобы разговаривать с рейксом?! — выкрикнул какой-то бородатый воин в римском пластинчатом доспехе.

— Претор Эйрих, прозванный Ларгом, сын первого консула Зевты! — представился Эйрих. — Недостаточно веско, чтобы со мной счёл достойным поговорить Его величайшее самомнение рейкс Аларих I?!

Бородач в пластинчатой броне исчез в толпе воинов. Эйрих проследил его путь и увидел, что он прошёл к группе всадников в дорогих доспехах. На свою свиту, как видно, Аларих денег не жалел, потому что там попадались особы кто в позолоченной чешуе, а кто в качественных пластинчатых доспехах. Шлемы у них вообще, через одного с гребнями из перьев редких птиц, а некоторые с позолотой и инкрустациями из драгоценных камней.

У Эйриха такая тупейшая демонстрация зажиточности, более свойственная самым напыщенным из римлян, вызвала лишь презрительную насмешку. Доспехи на воине не должны показывать, насколько он богат. Любого монгола спроси: шлем и доспехи должны хорошо защищать, а не роскошно выглядеть. В его войске в прошлой жизни любителей излишнего украшения доспехов презирали и, иногда, это даже служило поводом для подозрений в мужеложестве, потому что все знают, что любовь к украшениям себя более характерна для женщин.

«И не тяжело им всю эту позолоту с экзотическими шкурами на себе носить?» — подумал Эйрих, ожидающий реакции Алариха.

Наконец, рейкс соизволил явиться лично.

Он восседал на чёрном коне нисейской породы, что автоматически обозначало дороговизну и качество. Парфянские лошади считаются лучшими в мире, а римляне знают толк в лошадях, несмотря на то, что их армии, преимущественно, пехотные.

— Значит, ты и есть тот самый Эйрих?! — спросил Аларих.

Выглядел он как типичный гот, какого легко можно встретить в обычном остготском войске: волосы чёрные, глаза голубые, средней длины борода с усами, лицо с квадратным подбородком, нос среднего размера, с выраженной горбинкой, что отчасти объясняет слух, якобы кто-то из его предков брал в жёны гречанку. Роста он, судя по всему, чуть выше среднего, комплекции плотной и мускулистой, что объясняется тем, что Аларих не брезговал ратными упражнениями и любил иногда лично поучаствовать в сражении, хотя, как говорят, только когда дело точно верное, потому что рейкс не имеет права подвергать себя неоправданному риску. Примечательной особенностью было наличие г-образного шрама на лбу, а также заплетённые в бороду золотые кольца.

— Да, тот самый! — ответил уже чуть поостывший Эйрих. — Почти всё, что ты обо мне слышал, является правдой!

— Так, значит, правда, что ты кормишь своего ручного великана младенцами?! — со злой усмешкой поинтересовался рейкс визиготов. — Кстати, что-то я его не вижу!

— Он сказал, что его участия в этом бою не потребуется! Как же он сказал? А, вспомнил! «Этот бой будет слишком банальным, ведь Аларих настолько предсказуем, что его переиграешь даже ты, Эйрих…» — с насмешливой улыбкой ответил Эйрих. — Я не до конца понял его пространные размышления, но он посоветовал не задерживаться с тобой слишком надолго!

Эйрих откровенно насмехался над враждебным рейксом, это прекрасно поняли легионеры и воины из избранной сотни, издавшие несколько хохотков. А вот Аларих изменился в лице, даже тряхнул головой, будто оправляясь от мощной пощёчины.

— Настолько предсказуем, говоришь?! — разозлился он. — Да что о себе возомнил этот великан?!

— Эм… — Эйрих слегка растерялся. — Да я же шучу над тобой, рейкс! Альвомир — мой подопечный, который с рождения скорбен умом, но зато очень крепок статью! Отличный как воин, но совершенно негодный как великий мыслитель!

Некоторые воины из избранной сотни, собирающие трофеи, открыто рассмеялись.

Аларих изменился в лице, сдержал ругательства, обдумал слова Эйриха, но затем на его лице вновь появилась гримаса ярости.

— Ты, поганое семя!!! — проревел рейкс. — Я затолкаю твои умствования и игрища в твой тощий зад!!!

Он применил ещё несколько изощрённых ругательств, а потом замолк, гневно сжимая и разжимая кулаки.

— Слушай меня, Аларих! — дождался окончания монолога Эйрих. — Сегодня у моего легиона было лёгкое упражнение! Мне даже немного жаль, что твои лучшие воины больше не смогут повторить его! Скоро мы уйдём, а ты переправляйся, наконец, через реку! И помни всегда: мы рядом! Я стану твоей злобной тенью, подстерегающей тебя там, откуда ты бы никогда не подумал ждать беды! Одна ма-а-аленькая ошибка и я воздам тебе за неё, словно карающая длань Господа!

К рейксу подошёл уже виденный Эйрихом Валия и что-то зашептал ему на ухо.

— Мы встретимся, рано или поздно! — выкрикнул Аларих. — И я забью тебе в глотку каждое слово, что ты посмел обронить сегодня!

— Тогда эти тоже посчитай! — произнёс Эйрих и развернул коня. — Спокойной ночёвки!