Чингисхан. Демон Востока

Глава девятая Неожиданное свинство

Дни в деревне летели, словно стремительные стрелы. Эйрих запланировал очень много дел, которые нужно успеть до того, как решится вопрос со сбором нового войска в поддержку Алариха.

Первое, что он уже сделал — полностью разобрался с Сенатом, то есть побеседовал со всеми старейшинами, которые имеют достаточный вес, узнал об общем мнении сенаторов по ключевым вопросам, касающимся миграции на запад, а также взаимодействия с Аларихом. Выяснилось, что уже всем очевидно будущее противостояние с визиготами, ведь сколько людям не дай, всегда мало и Аларих не удовольствуется любыми полученными богатствами и властью.

Было несколько сенаторов из Чёрной фракции, считающих, что надо им всем идти под руку визиготского рейкса, потому что он точно знает, как оно будет лучше для остготского народа. Но этих невменяемых не слушает никто, ведь признание власти Алариха практически гарантирует им уничтожение такого явления, как Сенат.

«Овцы против отары не пойдут», — подумал Эйрих, лежащий на кровати в родительском доме.

Пока у него не появится жена, не видать ему своего дома, таковы традиции, поэтому вне похода ему приходится спать в окружении сочно храпящих и густо сопящих братьев, недалеко от отца, выдающего более громкие и качественные звуки сна.

Вопрос с женитьбой пока никак не решался, подходящей жены вокруг Эйрих не видел, потому что не собирался жениться просто на какой-то там внучке сенатора. Ему нужна такая жена, которая обеспечит ему надёжный союз с каким-нибудь могущественным племенем, например, с теми же маркоманнами, но не с крепким середнячком Лимпрамом, а с кем-то покрупнее и повлиятельнее.

«Нужно объединяться с соседними племенами, но не как обычно, а с включением их представителей в Сенат — так можно добиться более глубокой интеграции, ведь общее дело объединяет людей», — подумал Эйрих, всё никак не находящий в себе сил перестать нежиться под тёплым пуховым одеялом.

Пол в их чуть украшенной хибаре всё ещё земляной, холодный, поэтому ставить на него ноги очень не хотелось. Придётся, рано или поздно, но Эйриха никто и никуда не гнал, поэтому он решил украсть у трудового утра несколько минут.

«Но как разрушить институты вождей, кои крепки в других племенах?» — задался он вопросом. — «У нас сама судьба подкинула Феомаха, который сделал невозможное возможным, а как быть с другими?»

Можно было игнорировать существование чужих вождей и работать от легиона, сделав его основной силой объединения народов, а потом эта никому уже не нужная военная знать постепенно рассосётся, если создать для этого специальные условия, или же примет новые правила.

Сенат был, несомненно, гениальным решением потому, что старички сами быстро давят новичков большинством, вынуждая их принимать принятые в Сенате правила, но с вождями такое не получится.

«Коллегия военных трибунов?» — пришла Эйриху идея. — «Нет, военные трибуны — это уже состоявшаяся влиятельная должность, поэтому кому попало её давать нельзя. Назвать вождей можно… комитами. Создать палатинскую… нет, сенатскую схолу, где дать всем этим вождям интересные, но бесполезные должности, окутав всё это ореолом важности, торжественности и символичности. А вот это уже выглядит красиво и работоспособно».

Окрылённый новой идеей, Эйрих вылез из кровати, надел свои серые шерстяные штаны, после чего пошёл к очагу, где стояли его сапоги.

«Якобы элитное подразделение, куда будут мечтать попасть всякие идиоты — это отличная задумка!» — продолжился ход его мыслей. — «Поставить их подальше от столицы, платить серьёзное довольствие, позволяющее достойную жизнь, приличествующую настоящей знати, а когда наступит тяжёлая пора, пускать эти подразделения в самые тяжёлые сражения, чтобы оправдывали почётные звания элиты остготского войска».

Одновременно с этим, Эйрих, надевающий шерстяную тунику пурпурного цвета, подумал о создании настоящей гвардии. Ничего концептуально нового для себя он изобретать не собирался, а решил использовать проверенную схему с кешиком. Дневная и ночная гвардия, предназначенная для охраны важных городов и контроля завоёванных территорий, будет, но Эйрих задумал создание основных подразделений гвардии на манер Иовиев и Геркулиев Диоклетиана.[19]

То есть это должны быть самые боеспособные подразделения остготской армии, сформированные по принципу легиона.

«Это потребует больших денег, но деньги обязательно будут, римляне, хотят или не хотят, дадут», — подумал Эйрих с уверенностью. — «Очень приятно, когда грандиозные планы медленно, но верно движутся к исполнению. Надо дождаться, когда Русс поймёт, что легион готов, после чего выдвигаться в Италию, снова…»

Покончив с облачением в одежду, Эйрих вышел из дома, где увидел Альвомира, сидящего у стола на врытой в землю лавке и играющего в латрункули с Савариком.

— Ох, да как так?! — возмущённо воскликнул Саварик, когда гигант двинул свою шашку и заблокировал последнюю шашку франка. — Ты жулишь, Альво!

— Честная игра, — серьёзным тоном ответил гигант. — Это ты тупой, Саврик.

— Кхм, — кашлянул Эйрих, прищуренными глазами взглянувший на восходящее Солнце. — С чем пожаловал, Саварик?

— Поговорить хотел, — ответил тот, досадливо махнув рукой на вырезанное поле для латрункули. — Сказали, что ты ещё спишь, поэтому я решил дождаться твоего пробуждения, а тут вышел Альвомир и предложил сыграть в латрункули… Эх…

Франк раскрыл кошель и передал великану три силиквы:

— Знал бы заранее, что ты мастер игры, ни за что бы не связался!

Альвомир довольно улыбнулся и поместил монеты с физиономией императора Флавия Аркадия в свой кошель. Ценность денег он понимал, поэтому зарабатывал их доступными способами. Деньги ему нужны на мёд, пшеничные лепёшки и другие деликатесы, доступные на деревенском рынке.

— Насколько помню, его выигрывали лишь дважды, — вздохнул Эйрих. — Ладно, давай на задний двор, поговорим.

Сзади родительской хибары Эйрих вошёл в избу Виссариона. Сам раб сидел снаружи, работая над очередным пергаментом.

— Так, — претор уселся за стол и указал на противоположную табуретку.

— Что делать с освобождёнными рабами? — спросил Саварик. — Как ты и велел, я расселил их в купленных шатрах к востоку от деревни, на снабжение провиантом поставил, но они не знают, чем заниматься и задают мне вопросы.

— Я думал об этом, — произнёс Эйрих. — И я работаю над решением этой проблемы. Они, конечно, разношёрстные, из десятков племён, но в наших реалиях разношёрстность объединяет их. Сегодня, как старики соберутся, выдвину уже разработанную инициативу — учредить новую трибу, сформированную из освобождённых рабов. Их немного, но это только пока. Взрослых мужей там много, поэтому я не удивлюсь, если скоро настанет череда бракосочетаний и создания новых семей.

— Это я им скажу, — кивнул Саварик.

— Ещё скажи, чтобы не медлили с выбором выдвиженца в Сенат, — велел ему Эйрих. — Обязательно старец, но не прямо старец, муж где-то между сорока пятью и шестьюдесятью зимами. И чтобы не был дубиной, а слыл умом и разумением. Нельзя, чтобы в Сенате начинали заседать безголовые задницы.

— Тоже скажу, — улыбнулся Саварик. — Думаешь, сенаторы их примут?

— Ещё как! — заулыбался Эйрих в ответ. — Сейчас Сенат переживает период расширения численности, потому что образовался прецедент принятия целых шести родов и декларации в них новых триб. Все окончательно поняли, что ничего страшного в этом нет, поэтому впредь новые роды будут приниматься более охотно.

Эйрих хотел, чтобы Сенат остготского народа ограничивался максимумом в шестьсот сенаторов. Пока что получается удачно: каждая деревня имеет по две-три тысячи жителей, редкие достигают шести тысяч, поэтому шестьсот сенаторов — это Сенат предельно могущественной державы, имеющей численность населения, если тенденция с численностью сохранится, где-то около полутора миллионов людей. Безумная численность, маловероятная в реальности, если не включать в Сенат покорённых римлян…

Нынешний Сенат, находящийся сейчас в Риме, Эйрих обязательно разгонит. Эти старики бесполезны, к реальным делам не расположены, даже более того, попросту не способны, поэтому остготские старейшины уделают их в любом из направлении работы сенатора. Зачем Эйриху бесполезные старики, привыкшие просто констатировать единогласное принятие эдиктов и иных императорских конституций?[20]

— Ещё поинтересуйся, не хочет ли кто из них присоединиться к остготскому легиону, — попросил Эйрих. — Интересуют здоровые мужи от пятнадцати до сорока пережитых зим. Уметь биться не надо, лишь бы руки и ноги на месте да хворей никаких не имелось.

— Тоже сообщу, после полудня пойду к ним, — кивнул Саварик. — Ещё кое о чём хотел поговорить, претор…

— Ну так говори, не тяни быка за хвост, — произнёс Эйрих.

— Воины из моей сотни очень заинтересовались твоим оружием, — начал пояснять суть франк. — Уж больно лихо ты рубил римлян своими мечами. Вот и хотелось бы нам сменить свои спаты и топоры на новое оружие, но ваши кузнецы не знают, как выделывать такое оружие.

Этим вопросом давно следовало заняться, потому что металл остготы обрабатывают гораздо посредственнее, чем римляне и, уж тем более, монголы. Эйрих не понимал, почему ни римляне, ни остготы, не применяют каменный уголь в своих плавильнях и горнах. Да, металл станет ломким, но это ведь самое оно для литья наконечников стрел — даже хорошо, если он растрескается после пробоя кольчуги, ведь так страшнее рана. Копья и мечи, ладно, лучше так не делать, но всякие расходные материалы вроде трибулусов,[21] блестяще применённых ещё Александром Македонским при Гавгамелах, делать сам Тенгри велел.

Когда-то, ещё до похода в Италию, Эйрих разговаривал с местными кузнецами, а также с привезёнными из Константинополя оружейниками и бронниками, убедительно просил их, чтобы пробовали применять каменный уголь с рудой, дабы делать наконечники для стрел и трибулусы. Эйрих, в юности прошлой жизни несколько сезонов работавший помощником кузнеца, знал, что да, лучше иметь древесный уголь, железо от него не становится хрупким, но когда ты в степи, ты просто вынужден возить с собой запас каменного угля, который позволит тебе плавить руду даже в отсутствие поблизости деревьев. Когда нужны будут серьёзные наконечники, потому что костяных недостаточно, это идеальное решение. Ещё был китайский секрет, известный Темучжину через кузнеца Джарчиудая: если очень долго держать полученное с помощью каменного угля железо на определённом жаре и с сильным нагнетанием мехов, то он теряет хрупкость и твёрдость, постепенно становясь мягче. Но для этого нужен древесный уголь, в больших количествах, поэтому секрет не особо интересовал других степных кузнецов.[22]

Но мастера, как один, были настроены скептически, впрочем, нос воротить не посмели и обещали попробовать. И метод на каменном угле, и метод с длительным нагреванием полученного железа на правильно подобранном жаре. Вот и настало время, чтобы справиться у них об успехах.

— Пойдём со мной к кузнецам, — позвал Эйрих Саварика. — Там разберёмся, что они умеют или не умеют…

Захватив пояс с двойными ножнами, Эйрих пошёл в сторону северной окраины деревни. Там, рядом с уже существующими кузнями, развернули свои мастерские «подаренные» Флавием Антемием римские кузнецы. Они выделывают неплохого качества чешуи и кольчуги, мечи и топоры, но больше времени тратят на производство железа из руды, добываемой в девяти милях к югу от деревни. Там получают руду и остальные союзные деревни, потому что в Паннонии источников руды мало, но Эйрих был рад, что они вообще есть, потому что болотная руда, как говорят, не самый лучший материал для выделки железа. В провинции Реций и Норик, что у Альп, навалом качественной руды, поэтому Эйрих рассчитывал взять эту провинцию одной из первых, чтобы наладить там мощную добычу хорошего материала.

«Руду в железо, железо в сталь, а сталь в оружие…» — подумал он, заходя в кузницу мастера Хилария.

Этот римлянин был низкого рода, он даже не гражданин, но поднялся из низов, достигнув неплохого уровня мастерства. Ему не повезло сдуру поучаствовать в восстании черни, поэтому теперь он является невольной частью остготского племени. Назад ему дороги нет, он занесён в магистратские списки нежелательных лиц, поэтому бежать ему имеет смысл только на запад, а там война.

Роста он высокого, лицо в ожоговых оспинках, чёрные волосы стрижены очень коротко, руки рабочие, глаза вечно хмурые, смотрят на мир и людей в нём без особого доверия. Примечательны его густые усищи под носом, ухоженные со всем тщанием и заботой. Обычно римляне либо носили всю бороду целиком, либо сбривали полностью, но Хиларий выделялся из основной их массы. А ещё, когда он только пришёл в деревню с караваном, кузнец был худ, но жилист, а сейчас Эйрих видел перед собой раздобревшего человека, питающегося очень хорошо.

— Долгих лет здоровья тебе, мастер Хиларий, — приветствовал претор кузнеца-оружейника.

— И тебе здравствовать долгие годы, претор Эйрих, — повернулся к нему отвлёкшийся от изучения какого-то пергамента кузнец. — Я всё ждал, когда же ты зайдёшь…

— Дел было невпроворот, вот и не появлялся долго, — ответил на это Эйрих. — Расскажи мне, есть ли успехи?

— Успехи есть, как не быть, — улыбнулся Хиларий. — Или ты о твоих затеях с каменным углём?

— Что, вообще ничего не получилось? — начал разочаровываться Эйрих.

— Почему это? — кузнец подошёл к своему верстаку и вытащил из его основания деревянный короб. — Вот твои наконечники, как ты хотел.

Эйрих вытащил из короба первый наконечник, отлитый из хрупкого железа. Твёрдый и хрупкий, но отлить такой гораздо легче, чем железный. Потому что каменный уголь, сложенный в специальную печь, позволяет добиться более высокого жара, что заставляет железо стать жидким.

— И как, проверяли? — поинтересовался Эйрих, рассматривая наконечник со всех сторон.

Присутствующий тут Саварик смотрел на наконечники без особого интереса, он ведь не лучник, ему до лучных проблем нет никакого дела.

— Наконечники, да, ты был прав, получились пусть и паршивенькие, но использовать можно, — сообщил ему Хиларий. — И делать их можно намного больше, ведь каменный уголь дешевле жечь и свиное железо выходит в больших количествах. Если с деревом когда-нибудь будет совсем худо, можно все стрелы лить на каменном угле, а так… Наши мастера не очень довольны результатами.

В прошлой жизни, в молодости, Темучжин лично лил свои стрелы из «свиного железа», даже не зная, что оно так называется. И не жаловался, потому что работу свою такие стрелы делают, а это главное. Но эти нос воротят, недовольны…

— Будете делать так, как я скажу, — твёрдым тоном произнёс Эйрих. — А я говорю, что стрелы надо делать именно так и никак иначе. Будем экономить древесный уголь на что-то более стоящее — так выгоднее. С этого дня все, кто льёт наконечники, льют в печах с каменным углём. Увижу в готовых изделиях хоть один железный наконечник — сгною. Понял меня, римлянин?

— Понял, понял, — не стал спорить не особо довольный приказом Хиларий. — Скажу всем, что было повеление от претора Эйриха.

— Я прослежу, — счёл нужным сообщить франк.

— Теперь расскажи мне о результатах долгого нагрева свиного железа на среднем жаре, — потребовал Эйрих.

— А вот тут я тебя сильно порадую, наверное, — заулыбался кузнец. — Вот за одну эту придумку тебе надо в центре Рима золотой памятник ставить в полный рост, с конём. Сначала у нас ничего не получалось, но мы, как ты и велел, постепенно повышали жар с совсем малого, до малого, а затем и до среднего. Сожгли уйму угля, но, в итоге, сумели получить из свиного железа настоящую сталь. Только вот не до конца происходит это прокаливание, внутри заготовки свиное железо остаётся свиным железом… Тогда уважаемый мастер Крафт, дай ему Господь очень долгого здоровья, предложил лить из свиного железа тонкие листы, после чего помещать их в печь партиями и жечь всё так.

Крафта Эйрих знал — достойный муж из рода старейшины Осгара. Он с младых ногтей кузнец: сын его кузнец, сам он кузнец, отец его был кузнецом, и дед был им же. Уважаемый мастер, делающий почти всё, от мечей и топоров, до кольчуг и шлемов. Единственное, щиты делать не умеет — не уважает работу с деревом и клеем.

— И что? — не скрывал своей заинтересованности Эйрих.

— Получилось всё! — восторженно всплеснул руками кузнец. — Заложили в печь свиное железо, а через двенадцать часов получили мягкое. Только вот уж слишком мягкое… Но твёрдость железу придавать — это мы умеем лучше всего, это легче! Скоро начнём всё наше свиное железо плавить до жижи и разливать пластинами. Сейчас вот думаю, ах, сколько свиного железа я выбросил… Можно же было его вот так… Эх, сколько железа профукал!

— А ты вот это, конеч… — Эйрих поражённо замер на полуслове.

В голове его только что родилась потрясающая идея, как можно великолепно обогатиться и решить проблему с железом.

— Мне надо идти, — произнёс Эйрих.

— Уже подумали мы, время было, претор, — усмехнулся Хиларий. — Всё свиное железо, что только было в окрестных деревнях, сейчас горой лежит за стеной мастерской. Ещё я отписал своему знакомому в Сирмии, он будет бросать клич, чтоб все кузнецы провинции собирали своё свиное железо и плохие крицы, а затем везли в Сирмий, где всё скупит твой порученный, который Татий. Он там сейчас сидит, насколько мне известно.

— Тогда могу лишь похвалить вас за смекалку, — улыбнулся Эйрих. — Молодцы, что додумались. Значит ли это, что у нас будет очень много железа?

— Пока что непонятно, — покачал головой Хиларий. — Мы сейчас пробуем по-всякому закладку делать, со временем удержания жара до сих пор не определились. Уважаемый мастер Крафт считает, что надо до последнего держать, то есть двенадцать часов, чтобы свинство из железа ушло наверняка, ведь так потом легче его твердить. Я же считаю, что надо сокращать время до восьми часов, чтобы работать с почти готовой сталью, которую надо лишь немного утвердить. Вчера у меня получилось кой-чего, три дня и три ночи работал: недодержанные заготовки вытащил, не стал твердить ничего, а сразу начал перековывать. Две подковы сделал, одну из нормального железа, а другую из недодержанного — сам Крафт не смог отличить. Дуется на меня сейчас, ведь я прав оказался! Окончательно убедимся в лучшем методе, будем использовать только его. Но на это надо время, декада-две, не больше.

— А наконечники для стрел, ежели вам не нравятся, чего не пробовали так прожечь? — поинтересовался Эйрих.

— Невыгодно это выходит, — вновь покачал головой кузнец. — Хлопотно больно: слишком мягкими они получаются, поэтому надо закаливать — никто не захочет делать лишнюю работу ради наконечников, которые и так сойдут. Намного интереснее свиное железо в обычное превращать, а потом твердить и сковывать пластины вместе. Как волшебство же… Ты же не колдун, претор?

— Я что, похож на колдуна? — нахмурил брови Эйрих.

— Не знаю, — пожал плечами кузнец. — Не встречал я ещё настоящих колдунов.

— Выходит, все мастера по железу увлеклись этим делом со свиным железом? — решил сменить тему Эйрих.

— Даже кузнецы по бронзе и меди загорелись, ха-ха! — рассмеялся Хиларий. — Идёшь обучаться к любому мастеру по железу, он тебе скажет: «Из свиного железа не выйдет толку, кидай в яму и закапывай, чтоб глаза зазря не мозолило!», а тут оказывается, что не правы все те старые мастера, и мы были не правы, коль считали так же, как они. Есть толк и будет ещё больше! Ты просто слова сказал, а мне будто Митра снизо…

Кузнец осёкся и опасливо посмотрел на Эйриха.

— Что ты сказал? — недоуменно посмотрел на него претор. — «Митра»? Ужель ты митраит?

— Нет, оговорился, — замотал головой кузнец.

— Похоже, что ты сейчас врёшь мне, — разочарованно произнёс Эйрих. — Не делай так больше, это плохо заканчивается.

Хиларий замялся, на лбу его проступили капли пота. Наконец, осознав, что Эйрих всё отлично расслышал и понял, римлянин решился:

— Митраит я.

— Скажи-ка мне, в твоей вере Бог один? — поинтересовался Эйрих.

— Да, единый бог — Митра, — закивал кузнец.

— Тогда всё нормально, — заулыбался Эйрих. — Главное, что мне надо знать — это то, что это не поганое многобожие. Ты сам этого ещё не знаешь, но веруешь в истинного бога, единого для всех, как бы кто в него ни верил. Христианин ли ты, митраит ли, в иудейского ли бога веруешь — всё суть поклонение единому богу, а остальное неважно. Но больше никому не трепись, а то коли дойдёт от отца Григория, даже я тебя спасти не успею. Он с язычниками зело строг, сгноит без раздумий.

— Никто более и никогда не узнает, — заверил его Хиларий.

— Во имя твоего же блага… — произнёс Эйрих, сразу понявший, что кузнец только что стал заложником собственного секрета. — Саварик, ты по этому вопросу становишься нем как рыба. Никто и никогда не узнает от тебя секрета уважаемого мастера, ведь так?

— Никто и никогда не узнает этой тайны от меня, клянусь, претор, — ответил франк и поцеловал нательный крест.

— Теперь же перейдём к ещё одному насущному вопросу, — вновь решил сменить тему Эйрих. — Ты же, мастер Хиларий, как раз по мечам…

Претор вынул оба своих меча и положил их на верстак.

— Вот такие же повторить сможешь? — спросил Эйрих.

— Это ведь работа мастера Калида, верно ли я слышал? — уточнил кузнец.

— Верно, — кивнул Эйрих. — Сможешь сделать такие же?

— Надо пробовать, — пожал плечами кузнец. — Никогда такие не делал, правда, но попробую. Вот этот точно должен быть таким тяжёлым?

— Точно, — кивнул Эйрих. — И вот это ребро тоже должно быть. Это илд, и он нужен для того, чтобы убивать воинов в шлемах и кольчугах. Специально тяжёлый, специально прочный.

— Понятно, — произнёс Хиларий, задумчиво проведя рукой по толстому ребру на мече. — А это…

— Я называю её саблей, — произнёс Эйрих. — Она, напротив, должна быть лёгкой, чтобы рубить не покрытой бронёй воинов. И изгиб её должен быть точно таким, чтобы сильнее рубить с коня.

Кузнец взялся за рукоять сабли и изучающим взглядом прошёлся по лезвию.

— Ох, хорошая работа, — заочно похвалил он константинопольского мастера Калида.

— Передай работы над свиным железом другим, а сам начинай ковать вот такие мечи, — приказал ему Эйрих. — Как станет ясно, что у тебя получилось — начинай делать их дальше, пока не получится сто комплектов. Как сделаешь комплект — передавай Саварику, это всё для его сотни.

— Всё сделаю, — покивал Хиларий. — И что, настолько хороши эти мечи в бою, что ими стоит вооружать сотню?

— Даже лучше, чем ты можешь представить, — заверил его франк. — Лично видел, как претор убил врага сильным ударом по шлему. Мечом! Ну, то бишь, илдом. Стоящее оружие и я хочу быть первым сотником, у которого все подчинённые воины носят илды и сабли.

— Сегодня больше не буду отнимать твоё время, мастер, — решил закругляться Эйрих. — Пару дней пусть моё оружие будет у тебя: изучай, замеряй, прикидывай. А мне пора идти, сегодня работы выше макушки…