— Проконсул, — вошёл в кабинет Эйриха Лузий Русс.
— У цивилизованных людей принято стучать, прежде чем войти, — недовольно выговорил Эйрих. — Выйди и зайди правильно.
Примипил вышел из кабинета, после чего тихо постучал в дверь.
— Заходи, — произнёс Эйрих. — И остальным скажи, чтоб знали правила вежества.
— Обязательно, проконсул, — ответил Русс.
— Так с чем пришёл? — спросил у него Эйрих.
— Вот с этим, — римлянин поставил на стол тяжёлый кошель.
— Что это? — недоуменно поднял на него взгляд проконсул.
— Это подношение в благодарность от всех нас, — ответил Русс. — За заботу.
— Какую заботу? — не понял Эйрих.
— Слышали мы, что ты можешь повлиять на раздачу земли… — заговорил примипил.
— Ты что, сука, мне взятку предлагаешь?! — Эйрих в ярости вскочил и упёр руки в стол.
— Это благодарность от всех нас, инструкторов, — повторил Русс, не смущённый острой реакцией.
Взятки давать он умеет, это чувствуется. Практически все римляне, что достигли хоть какого-то положения в их обществе, уже умеют хорошо давать взятки.
— Убери это говно с моего стола и больше никогда не показывай! — прорычал Эйрих.
Русс покладисто снял со стола тяжёлый кошель, звякнувший содержимым, и спрятал его под свой стул.
— Слушай меня внимательно, — Эйрих сел обратно на стул. — На первый раз я тебя прощаю, но в следующий раз — десять, нет, двадцать плетей, публично, перед строем. Оставь эту дрянь, где без подмазки ничего не решается, в прошлом. Мы — не римляне. Мы — честные готы. Я хотел повременить с выдачей вам земли, потому что, в благодарность за блестящую работу, предполагал выделить вам землю у самого Рима или у Флоренции, но раз вы такие нетерпеливые, то получите свою землю у Вероны. Вы сами этого добились, чего хотели, умственно отсталые дундуки!
Им требовалось проявить лишь чуточку терпения, ведь Эйрих неоднократно говорил Руссу, что он не обидит никого, кто показал себя полезным для общего дела.
— Но, проконсул… — треснула маска равнодушия на лице Русса.
— Я приказываю тебе сказать своим людям, что вы сами виноваты в том, что теперь получите землю у Вероны, — недобро усмехнулся Эйрих. — Ладно бы ты меня не знал, сука такая! Ты в голове своей умозрительно представь, сыть шакала! Я раздал землю обычным воинам, законодательно закрепив их право владения ею! Неужели вы, скудоумные ишаки, подумали, что я, сделавший такое ради обычных воинов, вдруг обойду вас, создавших мне легион?!
— Господин, я прошу… — начал оправдываться примипил.
— Заткнись! — прервал его Эйрих. — У меня без вас полно проблем, которые никак не желают разрешаться! Я превратился в пергаментную крысу, безнадёжно зарытую в толще из кожи! У меня даже нет времени, чтобы сходить порыбачить! Всем, сука, что-то надо, всем я, оказывается, что-то должен!
Эйриху пришла в голову мысль, что ему нужно больше заместителей. Виссарион, Хрисанф и Ликург не справляются, у них работы не меньше, чем у него, поэтому нужно больше новых людей.
— У меня есть идея, — произнёс проконсул. — Я могу простить вам вашу наглость, но при одном условии. Найдите мне пять-шесть надёжных и смышлёных ребят, сведущих в юридическом деле и готовых работать за небольшое жалование — такова для вас цена сочной земли под Флоренцией.
Римлянам Эйрих не доверял, компетентных в управлении и юриспруденции людей среди горожан нет, потому что он лично приказал казнить всех, кто этим занимался, а люди нужны и их надо искать. Сам Эйрих этим заниматься не мог, всё и так висело на волоске от спуска в тотальный бардак, поэтому он решил, что надо кровно заинтересовать кого-то сделать всю работу за него…
— Но где я их найду?! — удивлённо воскликнул Русс.
— Ты спрашиваешь так, будто это моя проблема, — пожал плечами Эйрих. — Найди и приведи, роди и воспитай, укради и поработи — я тебя ничем не ограничиваю. Хочешь хорошую землю — хорошо поработай.
— Я тебя понял, проконсул, — тяжело вздохнул примипил.
— Тогда убывай отсюда, раз понял меня! — указал Эйрих на дверь. — Шакалья сыть! Ополоумели тут от жадности!
Работать на благо державы оказалось неожиданно тяжело. В прошлой жизни у него были бесчисленные советники, головой отвечающие за результаты, а здесь он сам стал кем-то вроде них, отвечающий головой перед Сенатом и готским народом. И иногда ему казалось, что он единственный тут понимает, насколько опасна ситуация, в которой они оказались…
«Не так может пойти всё, что угодно», — подумал он. — «Ошибёмся с аграрной реформой — зерна не будет и нас скинут, попутно свернув шею. Не успеем решить все проблемы до того, как римляне оправятся — нас скинут, попутно вспоров брюхо».
Как сообщают римские торговцы, рискующие торговать с готами, император Флавий Гонорий сейчас в Карфагене, ведёт какую-то смутно понятную обывателям деятельность, направленную непонятно на что. Но Эйрих прекрасно понимал, что он там делает. Он крепит армию, восстанавливает контроль над прилегающими к Африке провинциями, заключает союзы и планирует блистательное возвращение в Италию. Когда это будет? Зависит от слишком большого количества факторов. Может, через пять лет, может, через десять. Это очень опасно и готы не могут позволить себе почивание на лаврах…
Эйрих, истощённый днями и ночами, проведёнными за написанием проекта аграрного закона, протёр лицо, после чего вытащил из выдвижного ящика стола бутылочку фалернского и кувшин воды. Разбавив вино в чашке, он залпом выпил напиток и вернул всё по местам.
Вино сразу дало в голову, несмотря на то, что было сильно разбавленным — он мало ел, потому что банально не было на это времени. Все беспокоятся за него, а он беспокоится за результат. Истинный правитель не тот, кто может красиво сидеть на троне, но тот, кто может красиво решать проблемы. Даже если источником проблем служит содержимое выделанных кусков телячьей кожи…
— Тестудо! — скомандовал молодой примипил, известный Эйриху под именем Балдвина Конопатого.
Рыжий парень показал себя юным дарованием, проявившим талант в тактическом управлении когортой. Таких сразу видно, поэтому опытные инструкторы, начавшие вкалывать не за страх, а за совесть, быстро подметили перспективного командира и начали продвигать его по иерархии легиона. Балдвин не сплоховал и доказал, что его подметили не зря, поэтому сейчас успешно командовал такими же, каким был он ещё вчера.
Тощие и хилые легионеры, самым старшим из которых едва стукнуло восемнадцать зим, начали оперативно строиться в боевой порядок «Черепаха». Получалось у них это лишь чуть хуже, чем у опытных легионеров, которые наблюдали за воинским смотром со снисходительностью во взглядах.
II-й готический легион готовился на базе римского каструма недалеко от Вероны, заброшенного римлянами неизвестно когда. Свято место пусто не бывает, поэтому один предприимчивый патриций выкупил участок и организовал там скотоводческую ферму. Самого патриция обезглавили в центре Вероны, а скотоводческую ферму расформировали, распределив скот между готскими селянами, уже получившими землю во владение.
Восстановление каструма заняло две декады, зато теперь там всё было прямо как в наставлениях Флавия Арриана. Воинский смотр проходил на платее, центральной площади каструма.
Эйрих с удовольствием наблюдал, как «черепаха» завершила формирование и начала движение вперёд. Выглядело это красиво и функционально.
Его эксперименты с контосами показали свою жизнеспособность, потому что легионеры больше не выглядели толпой селян с шестами, а представляли собой силу, способную остановить даже эквитов с контосами. На практике это ещё не проверялось, конечно, но выглядело всё так, будто это утверждение верно.
Центр боевого порядка — пешие контарии, а по флангам обычные легионеры с илдами.
«Посмотрим, насколько был эффективен Александр…» — подумал Эйрих, наблюдающий за ставшим традиционным восхождением коня на «Черепаху».
Стратегия Македонского основывалась на связывании основных сил противника фалангой сариссофоров и последующими стремительными ударами гетайров. В эйриховом легионе противника связывают легионеры, а решающие удары наносят эквиты.
Эквиты, конечно, хороши сами по себе, потому что удар контосом из тока, пока что, не имеет адекватных способов противодействия, но в связке с легионом это работает с чрезвычайной и неожиданной для всех эффективностью. А если улучшить «связывание» противника с помощью пеших контариев, фланги которых будут надёжно защищены обычными легионерами, сохраняющими способность вести обстрел марсовыми колючками, то эффективность войска станет ещё выше. Всё это требует высокой выучки, но с этим у Эйриха проблем не наблюдается, хотя налицо нехватка талантливых тысячников и полное отсутствие достаточно компетентных стратегов…
Как бы он ни старался, а вычленить из своих войск стратегические таланты, способные полноценно осознать и постичь его тактику и стратегию, ему всё никак не удаётся. Ему кажется, что всё очевидно и понятно, но он уже неоднократно, ещё в прошлой жизни, напарывался на непробиваемую стену непонимания.
«Люди везде одинаковые», — подумал он.
Ему было, что и с чем сравнивать. В родных ему степях основная масса воинов просто неспособна была вырасти выше хорошего сотника. И здесь тоже оказалось, что основная масса готских воинов способна неплохо управлять максимум сотней, а когда речь заходит о тысяче не говоря уже о десятке тысяч, начинается череда безумно глупых ошибок и истовой некомпетентности. И средний тысячник показывает, насколько всё плохо, даже на уровне тактической игры с деревянными фигурками и условной картой сражения. Испытания показали, что всё очень и очень плохо. Водить войска он их научил, но что-то большее…
Эйрих чётко разделял способность просто водить войска и талант полководца, широко применяющего стратегемы и переигрывающего врага с помощью неожиданных идей. Просто водить войска могут многие, а качественно разбивать врага, пока что, только он сам…
Был франк Эдобих, показавшийся поначалу достойным противником, но даже он не стал долго раздумывать и применил стандартную тактику римлян — это очень сильно разочаровало Эйриха.
«Надо продолжать искать», — подумал он. — «Не может быть, что я один способен постичь то, что пишут стратеги и тактики старых римлян. Должны быть светлые умы, должны быть».
Демонстрация способностей будущих легионеров прошла блестяще, как и всегда, но Эйрих чувствовал, что им нужно больше времени. Желательно, ещё пару лет интенсивной подготовки, а потом их можно будет осторожно применять в бою.
После ухода с платеи легионеров, начался этап демонстрации эквитов.
Конные лучники, многострадальное детище Эйриха, продемонстрировали какие-то навыки, чуть более существенные, чем раньше, после чего пришёл черёд эквитов-контариев. Эти поражали широкие и узкие мишени, потому что задачей всадника было не просто врезаться во вражеский строй, а точно поразить воина противника, чтобы пика прошла через два-три бронированных туловища, а не зарылась в землю.
Эквитов учат точности и решительности. Последнее особо важно, потому что далеко не каждый способен решиться скакать во весь опор навстречу вражеским копейщикам. Ум-то решительно понимает — контос гораздо длиннее обычной пехотной ланцеи, но сердце нервно спрашивает — а что будет, если нет? А ещё такой удар это гарантированная смерть для некоторой части эквитов, поэтому каждый из них должен быть готов умереть. Всё это накладывает ограничения на набор и в эквиты-контарии годятся далеко не все хорошие всадники…
Мишени были поражены, несколько контосов сломано, наблюдающие за действом зрители в восторге, а Эйрих доволен. Пусть завершение подготовки второго легиона ещё даже не на горизонте, но прогресс есть, и он впечатляет.
— Я доволен, — произнёс Эйрих, обращаясь к Руссу. — Сколько времени, по твоей оценке, займёт полноценная подготовка, если учитывать уже достигнутые успехи?
— Год, а лучше два, — ответил Лузий Русс. — В тот раз ты дал нам лучших, а сейчас дал только очень замотивированных. Они очень сильно хотят стать легионерами, но они юны и слабы, сам видел. Это можно исправить только временем подготовки.
— У тебя будет столько времени, — пообещал ему Эйрих. — Что же об обещанных тобой людях? В Сенате уже поднимали вопрос о выдаче земли инструкторам — вас уважают даже наши старики и никто не может сказать, что они не знают благодарности.
Вопрос действительно поднимался, причём аж самим Сигумиром Беззубым, полностью оправившимся от своей болезни. Он ставил неблагодарность к римским инструкторам в вину Эйриху и сенаторам из бывшей красной фракции, которые «повели себя с ними как ветреные шлюхи из римских городов». Пришлось ответить ему, что никто о римских инструкторах не забыл, но землю им будут выдавать позже и поближе к Риму или Флоренции. В итоге старик успокоился и не стал публично сомневаться в словах Эйриха, зато усомнился в них приватно. Тогда Эйриху пришлось раскрыть Сигумиру свой план и тот окончательно успокоился, оценив его действия как «по-римски хитрые».
— Мы всей душой признательны старейшинам, — поклонился Русс. — И я работаю над этим. Как ты смотришь на восточноримских юристов?
— Если эти юристы будут способны решить мои проблемы, то пусть будут хоть персидскими, — ответил на это Эйрих. — Меня не интересует, к какому народу они принадлежат, меня интересует результат.
Возможно, лучше было сохранить часть разбирающихся в местной ситуации нобилей, но тогда вышло бы, что Эйрих не хозяин своему слову, а это недопустимо. Его репутация держится на том, что он всегда выполняет обещания и добивается желаемого. Он редко что-то обещает и никогда не обещает того, чего не может добиться. Даже небольшой ущерб репутации, который ему всё равно простят, слишком высокая цена ради облегчения своей работы. На том и стоит.
А проблемы, в основном, касались граждан Вероны, которые, как оказалось, совершенно неспособны жить самостоятельно и нужно постоянно вмешиваться в их дела. Остальные магистры тоже сейчас переживают не лучшее время, потому что даже первый консул Зевта вынужден принимать посетителей и решать чужие повседневные проблемы, не говоря уже о втором консуле Балдвине, недавно предложившем съездить в Персию, чтобы договориться о грядущих поставках зерна в Рим. Ему так осточертело почти безвылазно сидеть в здании Сената и решать бесконечные проблемы, что он готов убраться за тридевять земель, лишь бы подальше отсюда.
Всем плохо, никто не отсиживается — это единственная причина, по которой Эйрих ещё не начал убивать исправно приходящих ко времени приёма посетителей.
— Тогда, в течение двух-трёх месяцев, я полностью решу твою проблему, — заулыбался Русс. — А пока что могу предложить тебе кандидата — Эмилия Вестина. Юрист из Сирмия, он помогал мне выбить из властей надел земли.
— И как, успешно? — поинтересовался Эйрих.
— Не очень, — покачал головой Русс. — Но тогда никому и ничего не дали, потому что уже заранее всё решили в Константинополе. Он, каким бы ни был юристом, не был в силах это изменить. Но юрист хороший.
— Когда он прибудет? — спросил Эйрих.
— Он сообщил, что берёт очень много, — предупредил примипил-инструктор.
— Насколько много? — уточнил Эйрих.
— Пятьдесят силикв в декаду, — ответил Русс.
— Это ты называешь много? — усмехнулся проконсул. — Если он оправдает мои ожидания, то меня устраивает такая цена. Но если будет мздоимствовать — его ждёт декапитация. Он согласен на такие условия?
— Я знаю Вестина как честного человека, — нахмурил брови примипил.
«Честный юрист» — это что-то новое даже для Эйриха, живущего вторую жизнь. Пусть в прошлой жизни он не знал именно этого слова, но оно являлось аналогом китайского законника, то есть человека, хорошо знающего законы государства и выправляющего их искажения, искривления и злоупотребления. И когда Темучжин имел с ними дело, только страх долгой и мучительной смерти вынуждал их действовать честно…
— Вот и посмотрим на него, — усмехнулся он. — Честный юрист, надо же…
— Проконсул! — крикнули со стороны врат каструма.
— Что ещё?! — оглянулся Эйрих.
— Претор Фритагер просит явиться в город, срочно! — сообщил конный гонец. — Произошло что-то плохое!
— Стал бы он меня звать, произойди что-то хорошее! — процедил Эйрих, после чего посмотрел на Русса. — Продолжайте без меня. Обеспечь охраняемое сопровождение зрителей обратно в город, после чего продолжайте подготовку легионеров. Прибуду я, судя по всему, нескоро.
Сев на Инцитата, Эйрих дал знак избранным дружинникам и поехал обратно в Верону.
— А ну, все успокоились!!! — прокричал Эйрих. — Что опять?!
Он вошёл в здание Сената и сразу же испытал неприятные воспоминания из того дня, когда сенаторы устроили побоище все против всех. Сейчас до драки ещё не дошло, но всё близилось именно к этому: разделённые на партии сенаторы уже стояли и орали друг на друга.
К Эйриху быстро подскочили лидеры партий, начавшие наперебой вещать что-то.
— Молчать всем! — всплеснул он руками. — Сенатор Идабад, тебе слово!
Повисла тишина, упомянутый сенатор поправил тогу и откашлялся.
— Кхм, — протёр он лицо рукой. — У нас конфликт, касающийся, как всегда, земли.
— Так, — кивнул Эйрих. — Мы уже несколько декад напролёт обсуждаем землю и всё с ней связанное. Острые вопросы, насколько я знаю, уже освещены и мы пришли к единому мнению по ним. Что ещё?
Идабад нервно пробежался взглядом по напряжённым лицам лидеров партий, после чего опустил взгляд.
— Касается это наделения сенаторов правом владения землёй… — изрёк он.
— Мы уже решили это, если ваша память коллективно дала слабину, — вздохнул Эйрих. — Не более пятидесяти югеров на сенатора, правила едины для всех. Не хочешь обрабатывать — не бери землю и живи на довольно-таки щедрое сенаторское жалование. Чего вам непонятного?
Теперь уже он окинул ближайших сенаторов пристальным взглядом.
— Некоторые партии считают, что неплохо было бы слегка ослабить это ограничение именно для сенаторов… — тихо прошептал сенатор Идабад.
— И какие именно партии так считают? — поинтересовался Эйрих.
Ответа не было.
На самом деле, повод для всеобщих споров и последующей драки был веским. Выходит, что кому-то уже стало мало и захотелось большего.
— Чего молчите-то? — спросил Эйрих недоуменно. — Я верный слуга Сената, я же не стану убивать вас за правду? Да?
Снова тишина. Боятся. Но не личной расправы, а того, к чему Эйрих с каждой секундой всё более склонен прибегнуть.
— Не доводите до беды, — попросил проконсул. — Говорите.
— Мы много работаем, столько хорошего сделали для нашего народа — неужели мы не заслуживаем небольшого послабления? — подал голос сенатор Уруз.
— Я один отчётливо понимаю, к чему это всё приведёт? — спросил Эйрих изумлённо. — Вы хотите для нашего народа печальной судьбы римлян? Хотите, чтобы через четыре-пять сотен лет какое-то другое племя пришло на руины нашей державы, чтобы установить здесь свою власть? Отвечай, сенатор Уруз!
— Нет, мы ведь просим не так много… — Уруз замялся.
— Сегодня вы получите сто югеров, а завтра опять захотите большего! — прорычал Эйрих озлобленно. — «Мы так много работаем, столько хорошего сделали, а давайте теперь двести югеров каждому — мы ведь заслужили!» Вы сами девятой частью из десяти голосов проголосовали за принятие закона о равном разделе земли! Что изменилось? Неужели, что-то произошло и вы все вдруг захотели стать латифундистами, загоняющими рабов до смерти?
— Ты прав, проконсул, — взял слово Торисмуд. — Я выступал и выступаю против этого, даже против обсуждения такого! И большинство сенаторов, кроме партийцев «Ара» и «Мунс», выступают против подобного.
— Вы опасно близко подошли к черте массовой порки плетьми, почтенные, — вновь оглядел всех сенаторов Эйрих. — Я предупредил вас после того раза — за массовую драку больше не будет никаких штрафов, кроме плетей. Всегда держите это в голове.
Все хотят побольше власти, все хотят стать богаче, даже сенаторы и магистры. Особенно сенаторы и магистры. Только вот готское законодательство не даёт к этому никаких механизмов. Магистратура с этим поделать ничего не может, а вот сенаторы хотят попробовать…
— Только в руках бога дальнейшая судьба готского народа… — произнёс Эйрих. — Противьтесь жажде наживы и власти, ибо она приведёт нас всех к погибели. Верно говорю, отец Григорий?
— Воистину так, — с готовностью ответил главный священник всех готов. — Не собирайте себе сокровищ на земле… но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
Изречение из Библии прозвучало достаточно веско и уместно. Особенно в контексте того, о чём шёл спор. А спор шёл о деньгах.
— Но разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются? — продолжил отец Григорий. — Прости их, сын мой. Жажда наживы застила им глаза. Не всем им, но некоторым. Ценный урок сегодня извлекли мы все, не так ли, дети мои?
Сенаторы согласно закивали и начали издавать подтверждающие реплики.
— Сын мой, после заседания нам следует обсудить некоторые мирские вещи, — произнёс отец Григорий, обращаясь к Эйриху. — Зайди в церковь, как появится возможность.
Эйрих же решил для себя, что ещё хоть раз поднимется на общее обсуждение вопрос о послаблениях в отношении земли для сенаторов, он объявит народный референдум, ставящий на повестку полную замену состава Сената.
Когда стало ясно, что острый период успешно пройден, сенаторы расселись по трибунам, после чего претор Фритагер, испытывающий неловкость, продолжил озвучивать инициативу. Эйрих же пошёл вслед за отцом Григорием, потому что не мог сейчас возвращаться к работе с пергаментами. Буквы будет плохо видно, от гнева, застилающего его глаза кровавой плёнкой.
}