Глава девятнадцатая Битва хитрых

/19 января 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в неком ущелье, лагерь Эйриха/

Римляне начали копошиться где-то через десяток минут после переговоров. Они пытались скрыть свои манёвры, но даже не разбирающийся в войне человек поймёт, что здесь что-то затевается.

Эйрих почти чувствовал в воздухе запах грядущей крови.

«Как назовут эту стычку потомки?»

Времени у римлян нет, ведь с этой ситуацией точно что-то нечисто — квестор Тулий Веннон Гамала должен это чувствовать нутром.

— Гот! — крикнул вдруг римлянин из строя. — У вас есть обычай выставлять бойцов для поединка перед сражением?!

— Есть! — ответил Эйрих. — Но зачем тратить на это время, когда и так всё ясно?!

Римлянин не ответил. Видимо, хотел увидеть самого лучшего воина, но не получилось.

Эйрих мог бы отправить Альвомира, чтобы тот убил какого-нибудь римлянина, но римляне могли обидеться на такое и пристрелить невинного бедолагу… Рисковать своим чемпионом Эйрих не захотел, поэтому уклонился от поединка.

После этой короткой переклички римляне закопошились ещё активнее, а затем решительно пошли на штурм.

Легионеры построились в стену щитов, отдалённо напоминающую знаменитую «черепаху». Эйрих наблюдал за этим из-за укрытия, но больше отслеживал действия лучников.

— Щиты наизготовку! — приказал Эйрих, когда римляне оказались достаточно близко. — Альвомир!

Здоровяк подошёл поближе и поставил перед Эйрихом импровизированный щит из одной створки парадной двери виллы Самароса. Эйрих хотел поставить эту дверь в своей хибаре, потому что она сделана из дорогой древесины, а ещё есть интересный орнамент. К двери были приколочены ручки, подходящие под хват Альвомира. Устройство ситуативное, сооружённое под конкретную ситуацию, которую Эйрих заведомо предполагал.

И римляне подтвердили ожидания Эйриха — через каменное ограждение перелетели сначала стрелы, а затем и легионерские дротики. По двери застучало — Эйрих увидел шесть дротиков, пробивших древесину, но не сумевших пройти полностью. На фоне кто-то вскрикнул, но никто и не ждал, что щиты полностью защитят всех.

— Nobiscum Deus!!! — раздалось из-за ограды.

Таким образом римляне обозначили, что бог с ними, а, значит, их дело правое.

— Начали! — приказал Эйрих, берясь за деревянную балку, лежащую под ногами.

Каменную насыпь они сделали перед склоном, который сам по себе осложняет штурм. Но это было не всё, потому что сейчас сорок человек, включая рабов, взялись за балки, размещённые под насыпью, рванули и обрушили на наступающих римлян небольшой камнепад.

Довольно-таки крупные камни покатились по склону, что не должно перебить всех римлян, так как скорость камней низкая, а размер мал, но сумятицу эти камни, всё же, внесут.

Захрустела и заскрипела древесина, после чего поперечные балки, размещённые под камнями, сдвинули всю каменную массу и осыпали вниз, под ноги римлян.

Плотная атакующая формация, представляющая собой сильно смешавшуюся «стену щитов», явно не ожидала, что настолько большую массу камней можно, хоть как-то, сдвинуть. Камни опрокинули первые ряды римлян, смешали следующие и полностью остановили штурм. Но это было ещё не всё…

— В атаку!!! — прокричал Эйрих, вскидывая лук.

Раненые готы, те, кто способен был стоять на ногах и держать оружие, кинулись через остатки насыпи и нанесли удар.

Эйрих же открыл огонь по лучникам, с выпученными глазами смотревшим на происходящее безумие.

Встретить противника достойно, поражённые каменной лавиной римляне, не смогли, поэтому началась бойня, в которой готы рубили не успевших подняться легионеров.

Квестор Тулий Гамала находился в отдалении, вместе с небольшим резервом. От него сейчас требовалось принятие срочных решений, но он преступно медлил. Эйрих даже хотел заорать ему, что пора бы вводить резерв, но это бы ещё больше насторожило римлянина.

«Лишь бы не скомандовал отступление!» — подумал Эйрих с беспокойством.

Но квестор не подкачал и лично повёл резерв для поддержки так неудачно начавшегося штурма.

Эйрих не спешил с сигналом, видя, что обстановка, пока что, складывается в его пользу: римских штурмовиков удаётся сдерживать, поэтому выгоднее дождаться полного вовлечения резерва в бой.

Римляне сопротивлялись, пытаясь восстановить формацию и оттеснить готов за остатки ограды. Их воинские качества были на высоте и Эйрих не сомневался, что его воины, после такой неожиданности, как катящиеся со склона камни, пали духом и позволили бы себя убить. Но расклад боя был крайне невыгодным для легионеров, что обусловлено очень нехорошей диспозицией, вынудившей квестора бросить в бой резерв. Бросать резерв в бой — это один из самых худших сценариев, когда речь идёт о начальной фазе битвы.

Сам Эйрих, в прошлой своей жизни, небезосновательно считал, что если обстоятельства обрекают тебя вводить резерв в самом начале схватки — это значит, что противник уже переиграл тебя или ты сам оказался недостаточно компетентен, чтобы вести своих людей в бой.

«Но чего ждать от обычного квестора?» — подумал Эйрих, пуская стрелу в скопление лучников.

В ответ ему летели стрелы, но он вовремя укрывался за удерживаемой Альвомиром дверью, обогатившейся уже на добрый десяток стрел. Эйрих отметил, что стрелы имеют трёхгранные наконечники.[53] Сложное изделие, причины изготовления которого Эйриху не совсем понятны. Сам он, осознавая необходимость борьбы с бронированными противниками, использовал шиловидные наконечники, которые его полностью устраивают. Правда, шиловидные часто ломаются, потому что готы делают их как-то неправильно…

Мастерство стрельбы из лука у римлян было слабенькое, где-то на уровне Эрелиевы, которая только на пути становления лучника. Или у них такое считается достойным уровнем, или это какие-то плохие лучники.

Размен стрелами не увлекал, потому что противник слишком сильно уступал Эйриху в мастерстве. Он положил шестерых, прежде чем резерв квестора завяз в бою. Встав за импровизированный щит, Эйрих снял рог и подал протяжный сигнал.

Вновь выходя из-за укрытия, он, по касательной, поймал стрелу, сильно дёрнувшую кольчугу. Болезненно, но несмертельно.

— Псиная порода… — озлобленно процедил он и вернулся обратно за дверь.

Альвомир имел отрешённый взгляд, и было непонятно, о чём он думает и думает ли вообще.

«Наверное, мечтает о вечере, когда ему дадут еду и можно будет поспать до самого утра», — предположил Эйрих, обходя гиганта, чтобы выскочить с другой стороны.

Впрочем, необходимости продолжать перестрелку с лучниками уже не было. Ниман Наус показался из леса, во главе припрятанного, до поры до времени, отряда.

Приём был банальным, избитым и неоднократно провёрнутым Эйрихом в прошлой жизни, но он, почему-то, почти всегда срабатывает. Вероятно, квестор рассматривал такой вариант развития событий, но отбросил его как маловероятный. Ожидающий своего часа резерв делает такой банальный приём напрочь неэффективным. Но квестор Тулий Гамала недооценил или, наоборот, переоценил Эйриха, поэтому сейчас римляне получат удар в тыл, хотя перед этим умрут лучники.

— Альвомир, пора, — произнёс Эйрих.

Здоровяк отпустил импровизированный щит, водрузил себе на голову тяжёлый шлем со сплошной кольчужной сеткой, после чего вооружился своим топором и пошёл в решительную атаку.

Эйрих, оставшийся без абсолютной защиты, которая побежала убивать всё, что не имеет на плече белой ленты, активно задвигался, непрерывно наблюдая за лучниками, которые, в запале боя, продолжали слать стрелы, но ещё не видели угрозу, вышедшую из чащи.

Выпустив ещё три стрелы и едва не словив одну, он поместил лук в саадак, подхватил свой щит и извлёк топор из поясной петли. Время вступить в рубку, потому что это хорошо для репутации славного воина.

К моменту, когда Эйрих преодолел ограду и вступил в кровавую зарубу, воины отряда Науса уже начали истреблять лучников, ошеломлённых ударом с тыла.

Выбрав наиболее безопасного римлянина, Эйрих нанёс удар в самый неурочный момент и поразил правую ногу жертвы. Это привело к тому, что уже сражающийся против римлянина Аравиг, раненый в прошлом сражении в левую руку, воспользовался моментом и разрубил своему врагу шею. После извлечения топора, из шеи брызнула короткая струйка крови.

Аравиг благодарно кивнул Эйриху и кинулся поддерживать сотоварищей.

Римляне грамотно давили во фронт, чтобы расколоть формацию готов, но теперь это имело мало смысла…

Эйрих ещё поучаствовал в схватке, попытавшись достать ближайшего для себя римлянина, размахивающего спатой, но финальный удар от воинов Науса поставил точку в противостоянии.

Когда тебя рубят спереди, а потом ещё и сзади, очевидно, что дела твои плохи. Несколько групп римлян даже сумели прорваться, не сражаясь, а просто щемясь через толщу, но основная масса полегла под ударами топоров и копий.

Эйрих насчитал человек двадцать, которые сумели сбежать, но среди них не было Тулия Гамалы.

Готы добивали раненых противников и помогали раненым соратникам, а Эйрих искал среди выживших врагов их командира.

— Стоять! — крикнул он, придержав замах топора. — Этого берём живьём.

— Но зачем? — недоуменно спросил Хродсгер, обычный воин, бившийся в отряде Науса.

Черноволосый, с простым безбородым лицом, искренне недоумевающим в этот момент. На вид ему зим восемнадцать-двадцать, не больше.

— Потому что это их командир, — ответил ему Эйрих. — Будет неудобно, если мы прикончим его просто так, не выяснив всех сведений. Окажите ему помощь, потащим с обозом домой.

Римский квестор молча смотрел на беседующих готов. Он проиграл, потому что мальчик оказался хитрее. Рядом лежит сломанный меч — значит, он встретился с Альвомиром. Судя по изгибу правой руки, она тоже сломана — гигант обделён умом, но его дурь компенсирует всё.

Квестор молчал, потому что говорить было нечего — всё и так ясно, как и говорил Эйрих ранее.

— Сделаем, Эйрих, — кивнул Хродсгер, опуская топор.

Эйрих прошёл к Ниману Наусу, весело переругивающемуся с Хумулом.

— А ты, сука, сомневался, да? — весело оскалившись, Наус гладил свою вспотевшую лысину. — Как у ссыкунишки, небось, коленочки затряслись, а?

На лице его неглубокий порез, проходящий через левую щёку, а всё лицо в крови, своей и чужой. Схватка была жаркой.

— А кто бы не засомневался, сучий ты потрох?! — вопросил Хумул. — Эйрих — этот с конём, уедет так, что потом поминай, как звали, а у меня недобитые одни, волчья сыть, ну и рабы ещё!

— О, Эйрих! — увидел нового человека Наус. — Ну, тут я тебе скажу! Будь ты постарше, я бы тебя вождём избрал!

— Да, об этом точно надо сложить песню! — поддержал Атавульф, переживший схватку с римлянами. — Есть у кого-нибудь знакомые лидарейсы?

Лидарейсы — это певцы, как правило, странствующие из деревни в деревню, но иногда оседающие в особо крупных поселениях. Эйрих неоднократно слышал о них, но они никогда ещё не посещали их деревню без имени.

Теперь-то к ним точно позовут лидарейса, ведь победа пятидесяти готов, половина из которых являлась недобитками, против сотни римских легионеров — это достойная песни история. А ещё Эйрих собирался заставить Виссариона записать все подробности в хроники. Ну и самому тоже оставить подробное описание на пергаменте.

В прошлой жизни он не очень подробно делился сведениями о своей жизни, потому что не до конца доверял китайским летописцам, но такого же нельзя сказать о его родных братьях…

Тот же Хасар, младший брат Темучжина, когда выпивал в дозволенный день и в дозволенный раз, собирал вокруг себя всех летописцев и начинал вещать о его важной роли в становлении Чингисхана. Ему никто не верил, хотя часть рассказываемого, всё же, была истинной. Но вся изюминка была в том, что ему никто не верил, потому что Хасар был известным на всю державу хвастуном…

Но сегодняшний день был знаменателен не только блестящей победой. Ещё они потеряли семнадцать воинов убитыми, почти всех из раненых в прошлом бою, а вдобавок получили ещё девятерых новых раненых…

Некоторые из раненых не переживут сегодняшней ночи, а кто-то умрёт спустя несколько дней — так всегда бывает.

Эйриху не хотелось наблюдать за тем, как освобождают от брони, оружия и ценностей убитых легионеров, поэтому он пошёл в лагерь, в котором они теперь просто вынуждены задержаться, минимум, на несколько дней, а потом уходить, чтобы уйти от возможной римской погони. Кто-то умрёт в пути, но тут уж ничего не поделать. Вторую схватку с римлянами они точно не переживут.

— Эйрих! Эйрих! Эйрих! — внезапно заголосили окружающие воины.

— Скажи речь, Эйрих! — призвал его Хумул. — Давай-давай!

Сам Эйрих не ожидал ничего подобного, но не растерялся и быстро забрался на ближайшую телегу.

На шум из-за остатков ограды вышел Альвомир, покрытый свежей кровью. Топор его был безнадёжно испорчен, потому что на нём были глубокие зарубины, оставшиеся вследствие того, что римляне пытались блокировать молниеносные и мощные удары Альвомира своим оружием. Вероятно, нескольких трофейных мечей они лишились…

— Кхм-кхм, — откашлялся Эйрих, прочищая горло и собираясь с мыслями. — Сегодня была славная битва, показавшая, что ежели биться с умением, то никакие хвалёные легионеры нам нипочём! А теперь главное…

Далее он сообщил во всеуслышание, что раз у них нет тут дружинников, кроме самого Эйриха и Нимана Науса, то делёжка добычи будет идти по новому правилу: 3/5 достанется всем воинам, 1/5 Эйриху, как отцу победы, а 1/5 достанется вождю — Зевте.

Наусу такой расклад не понравился, но Эйрих это предвидел, поэтому даровал ему из своей доли пять хороших кольчуг и пять мечей. Хумулу и остальным отметившимся воинам досталось по мечу и римской кольчуге, тоже из личных трофеев Эйриха. Новая система распределения добычи должна быть внедрена, причём сам Эйрих даже не сомневался, что такой оборот дел придётся по нраву Зевте, которому станет даже необязательно лично вести отряды в набеги, чтобы не оставаться внакладе.

Простым воинам, которые и так были в предвкушении богатой добычи с убитых римлян, новость о том, что им на всех достанется 3/5 добычи, что есть нешуточный аттракцион невероятной щедрости, возликовали и призвали Эйриха отпраздновать победу с алкоголем. Но Эйрих это безобразие пресёк, решив, что надо есть мясо, пока не остыло.

— На время похода запрещено пить алкоголь! — воскликнул он. — Дома — сколько хотите!

— Э, это почему?! Это как?! С какого рожна такое?! Мы воевали!!! — начался многоголосый протест.

— Римляне слишком близко! — ответил Эйрих. — Пьяный воин — это не воин, а добыча! Воин, во время похода, должен быть собран и готов ко всему. Пьяный воин не может быть собранным! Не может быть готовым ко всему! Праздновать нужно в безопасности, дома, когда вокруг все свои, а не лесная чаща, кишащая римскими легионерами!

Тут он дал небольшую промашку, потому что по лицам воинов промелькнула мрачная тень. Каждый вспомнил, что именно дома римляне вырезали дружины и вождей всех окрестных деревень.

— Эйрих говорит дело! — заявил Наус. — Мужи, не пристало нам напиваться посреди чужой земли! Римляне действительно вокруг!

Мальчик благодарно кивнул дружиннику.

«Слушайте юноши старика, которого юношей слушали старики…» — вспомнилась Эйриху неуместная цитата авторства принцепса Октавиана Августа.

— Раз ты там уже стоишь! — решил сменить тему Хумул. — Когда следующий поход?!

— Давай сначала с этого вернёмся! — ответил ему Эйрих, чем вызвал одобрительные смешки окружающих воинов. — Все подойдите завтра с утра ко мне, поочерёдно, я запишу имена ваши и подвиги, чтобы не забыть, когда настанет время для нового похода, собрать вас всех!

— Да!!! Да! Да! Да! — воскликнули воины. — Эйрих! Эйрих! Славный воин! Эйрих! Эйрих!

Посчитав, что на сегодня достаточно речей, Эйрих спустился с телеги и пошёл к своему шатру. Надо привести в порядок экипировку с оружием, а также заняться подсчётом трофеев.


/26 февраля 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Шли они тяжело. Людей отчаянно не хватало, чтобы управлять телегами и следить, при этом, за скотом с рабами. Пришлось привязать рабов к телегам, а скот закрепить в ведение Эйриха и четверых пеших воинов.

Это значило, конкретно для Эйриха, изнурительные дни, потому что за овцами нужен был глаз да глаз, особенно учитывая, что в лесах, через которые они проходили, водились волки. Семь овец они потеряли именно поэтому, а ещё две просто пропали, когда измотанные погонщики на что-то отвлеклись.

И больше всех счастлив, при виде родных хибар, был именно Эйрих. Дни запутанного петляния по чужой территории, пересечения речушек и пряток по особо густым чащам теперь позади.

— А это ещё что такое? — увидел он возле родного дома новое строение.

Со стороны деревни раздавалось мычание и блеяние.

Из кустов вышел один из простых готских воинов.

— Никак сам Эйрих?! — воскликнул он. — А мы уже и не надеялись!

Усатый, седой, зим пятьдесят — Эйрих видел его раньше, но это было давно.

— Ты — это всё охранение деревни? — спросил он у воина. — Тебя как звать?

— Вихрадвин, — представился воин. — А другие в тайнике сидят, я просто на встречу вышел, чтобы узнать, кто таковы и с чем пожаловали.

Он посмотрел на телеги, гружённые чем-то явно ценным и полезным, после чего, под впечатлением, покивал уважительно.

— Ладно, возвращайся на дозор, — сказал ему Эйрих. — А мы пойдём дальше. У нас за плечами две тяжёлые битвы, мы устали и заслужили отдых.

— Не буду стоять у вас на пути, — заулыбался Вихрадвин. — Давайте, проходите!

— Постой, — придержал его Эйрих. — А скот откуда? Я слышу мычание коров и блеяние овец.

— А, скот… — Вихрадвин почесал затылок. — Дык, с северо-востока приходили торговцы от гуннов.

— От гуннов? — удивился Эйрих.

— Да, скотом торговали, шерстью, — покивал Вихрадвин. — Сразу видно, что добрые люди — дёшево всё продавали, почти даром…

— Ладно, потом узнаю побольше, — решил Эйрих. — Спокойного дозора тебе, Вихрадвин.

Кочевники прислали купцов, продающих всё дёшево? Это только у неподозрительных готов может не вызвать никаких тревожных мыслей.

Какие же мысли первыми пришли в голову Эйриха? Да это обыкновенная разведка через купцов. Он сам так делал сотни раз, отправляя надёжных людей в разные уголки земель. Его купцы доходили даже до сердца земель Индии…

«Эх, жаль, что Индию тоже не успел», — с горьким сожалением подумал Эйрих. — «Купцы говорили, что там земли плодороднее, а народ богаче, чем в десяти Хорезмах…»

Но он пресёк скорбь о неосуществлённых замысла и делах, которые не доделал, после чего вернулся к гуннской проблеме.

То, что гунны проверяют новые земли готов — это значит, что решение о захвате их земель уже почти принято. Это не значит, что они совершат большой набег сразу же, как будет принято решение. Кочевники всё делают размеренно, они почти никогда не спешат. Потому что земледельцы, как правило, не могут никуда деться со своих земель, а ещё они знают, что, в конце концов, никто не сбежит. Они будут сгонять готов с насиженных земель столько раз, сколько потребуется. Убьют столько, сколько нужно для того, чтобы остатки пошли под руку их правящих родов.

Как знал Эйрих из очень ненадёжных источников, когда-то был единый правитель гуннов, в давние времена, но сейчас вся власть сосредоточена в руках некоторого числа знатных родов. Они не делятся ни с кем, как именно устроена их иерархия власти, поэтому готы, всеми считающиеся сведущими по этому вопросу, не могут дать внятного ответа даже на простые вопросы.

Например, они не могут дать внятного ответа на вопрос: «Кто именно главный у гуннов?»

Пока что у Эйриха есть три версии, которые предстоит проверить.

Первая — самый главный у них некто Улдин. Это правитель тех гуннов, которые согнали остготов на другой берег Дуная. Это всё со слов покойного Бреты.

Вторая — самый главный у них некто Харатон. Но этот в паннонских делах лично не участвовал, правда, по сведениям от старейшины Торисмуда, считается аж царём гуннов. Правда, кочевья этого царя где-то далеко на востоке, за морем.

Третья — самый главный у них некто Донат. Ходят слухи, что он из римлян или некоего близкого к римлянам племени. Отец Григорий говорит, что это не помешало ему стать риксом, имеющим обширное влияние на остальных гуннов.

Это давало некоторую пищу для размышлений, которую Эйрих уже очень давно переваривает. И есть у него одна, пока что, приемлемая версия. Что, на самом деле, у гуннов три больших улуса, где правят три хана.

«Я ведь запланировал разделение своей державы между сыновьями и родичами», — подумал Эйрих. — «Значит, здесь мог быть один большой великий хан, который сколотил огромную державу, которая была слишком обширной, чтобы ею мог единолично править какой-нибудь из его сынков. Но должен быть кто-то главный. Я возлагал надежду на Угэдэя, ибо в нём не было слабины Джучи и покладистости Чагатая…»

Ему оставалось только надеяться, что третий сын не подвёл его и правил достойно, не растеряв мощь державы.

Вновь одёрнув себя, Эйрих вернулся к размышлению о гуннах и их правителях.

— Эйрих!!! — выбежала из родного дома Эрелиева.

Обняв сестру, Эйрих тепло улыбнулся.

— Сын, — вышла из дома сдержанно улыбающаяся мать. — Я рада, что ты, наконец-то, вернулся.

Видно, что кое-что всё-таки изменилось дома. Тиудигото вновь на сносях и скоро следует ожидать появления нового претендента на будущий отцовский престол.

— Рад видеть вас всех, — мягко отлепил от себя сестру Эйрих. — Я тут привёз кое-что…

Загрузка...