Чингисхан. Сотрясая вселенную

Глава двадцать пятая Щедрость

Солнечное раннее утро застало Эйриха за прогнозированием. Он прогнозировал направление движения большого отряда гуннов, если они решатся на набег в ближайшие дни.

Эйрих был облачён в новую броню — нагрудник из стальных пластинок. Римляне называют такой тип брони лорикой скваматой[65].

— Видели их на переправе, — сообщил Хумул. — Они послали небольшой отряд всадников на плотах, чтобы разведать всё — наши быстро смылись оттуда.

— Кто-то ещё следит за ними? — спросил Эйрих.

— Да, оставил там троих, — ответил бывший охотник. — Они скажут, если начнётся переправа основного войска.

Мостов через Дунай не существует, потому что река слишком широка. И Дунай шёл далеко на восток и на запад, сильно осложняя любые походы с севера на юг. Неизвестный Эйриху полководец гуннов решил, что время пришло, поэтому переправляет, потихоньку, небольшие отряды, чтобы создать безопасный плацдарм. Но беда в том, что побережье никто не охраняет — Эйрих решил, что лучше одолеть гуннов в открытом сражении, а не держать постоянно готовые к бою войска, что затратно и неразумно.

Но ключевым последствием было то, что готы могут подумать, что так может продолжаться вечно и идти никуда не надо.

Уговорить старейшин дать бой — это было особое испытание выдержки Эйриха. Старики хотят жить спокойно, продвигать свои интересы в вечных спорах по неважным вещам.

Регламент заседаний, полностью скопированный у римлян прошлого, соблюдался неохотно, драки в готском Сенате были нередким завершением слушаний. К счастью, Эйриху удалось провести запрет на судебные поединки между сенаторами, чтобы не гибли напрасно совершенно непричастные люди. Ещё сенаторам было запрещено переходить на личности и обсуждать дела Сената вне зала заседаний, но на это старики тоже плевать хотели.

Эйрих надеялся, что здесь будут какие-то другие старики, преисполненные мудрости прожитых лет, но его надежда не оправдалась — тут они точно такие же, как в его державе. Склочные, болезненные, старые и переполненные злобой.

Но, вопреки опасениям, несмотря на постоянные драки и ругань, ставшие предметом бурных обсуждений среди селян, Сенат, каким-то образом, работал.

Было четыре деревни, где крысы пожрали запас зерна для посевной. Сенат решил, что все остальные поделятся с родичами, поэтому выдал единогласное постановление — Зевта взял с собой Эйриха и лично собрал по небольшой доле зерна, после чего они доставили груз адресату и проблема решилась. Удивительно быстро, без проблем и препятствования.

Было поймано несколько преступников, с разными преступлениями — Сенат провёл общее заседание и преступников наказали, причём Эйрих вдруг понял, что он сам бы не придумал ничего лучше. Удивительно, но принцепс Август был прав: «Сенатор может быть глуп и предвзят, но Сенат мудр и безошибочен». Пусть преступники, сидящие в клети в центре зала заседания, были вынуждены видеть несколько серий драк и перебранок престарелых мужей, будто бы истово ненавидящих друг друга, но решения суда получились объективными и справедливыми.

В девяти деревнях не хватало рабочих рук — Сенат постановил, что, за счёт готского народа, деревням будут выделены, на время посевной, лошади и плуги.

Раньше проблемы деревни были проблемами деревни. Деревня могла рассчитывать на поддержку только окрестных деревень, но и то не всегда. Сейчас же мирскими делами всего их сообщества занимается Сенат, поэтому выходит, что все помогают всем. Не без накладок, не без сбоев, но даже со всеми недостатками Сенат показал, что он гораздо лучше, чем то, когда каждый сам за себя.

И все помнят, что придумал это Зевта, сын Байргана. Эйриху такой славы было не жалко, потому что он, буквально, чувствовал, что добьётся гораздо большего, чем учреждение Сената.

В целом, Эйриха устраивала нынешняя ситуация. Все заняты делом, посевная, а у него под началом почти пять тысяч воинов, лишь четверть которых экипирована бронями, но зато у всех нормальные топоры, щиты и копья. У гуннов должно быть, примерно, так же, за исключением того, что у них очень много всадников.

Пусть, официально, войском руководит отец, но так уж получилось, что Зевта вообще не умеет управлять отрядами крупнее пяти сотен воинов. И Эйрих понял, что отец откровенно напуган перспективой управления пятью тысячами.

А для Эйриха пять тысяч воинов — это какие-то жалкие полтумена, то есть задача детская, подготовительная.

— Где Наус? — огляделся Эйрих.

— Тут, — раздалось из-за спины.

Эйрих развернулся и увидел Нимана Науса, облачённого в кольчугу по колено и шлем с длинной бармицей. Вооружён Наус был топором и круглым щитом красного цвета — всё готского изготовления.

— Сообщи всем, чтобы каждый был готов выдвинуться в поход в любой момент, — приказал Эйрих. — Гунны могут появиться когда угодно.

— Я передам всем, — ответил Ниман.

Никто в их полевом лагере не уверен в том, что встречать гуннов — это отличная идея. Гуннов ещё никто не побеждал, поэтому решение Эйриха, на которое он сподвиг своего отца, выглядело очень сомнительно. Да, он одолел отряд налётчиков гуннов, но это совсем не одно и то же, что их войско.

«Назад пути уже нет, мы либо победим, либо уже ничего не будет важно», — подумал Эйрих, направившись к костру.

Шатры они не ставили, но нарубили тонких брёвен и лапника, чтобы соорудить шалаши для ночёвки — их можно безболезненно бросить и отправиться в путь.

У готов очень плохо с бронёй, но зато всё хорошо со снабжением — провиант собирали со всех деревень, причём складировали в ближайших поселениях, чтобы было недолго везти.

Казалось бы, подумаешь, провиант — но Зевта даже не спрашивал ни о чём, возможно, он даже не задумывался о необходимости кормить такое большое количество воинов. Правда, Эйрих довольно рано взял это на себя, договорившись с Сенатом в общем, и с сенаторами в частности — общее дело сплачивало, поэтому следует ожидать поставки стрел и даже какой-то брони от некоторых деревень.

У костра сидел Зевта, пытающийся разобрать что-то в учебной табуле.

Виссарион, присутствующий здесь же, вызвался обучить отца латыни и латинской грамоте.

— Винтеро, — неуверенно произнёс Зевта.

— Vincere, господин, — поправил его Виссарион.

— А, да, точно! — хлопнул себя по колену первый консул готского народа, а затем увидел Эйриха. — Сын! Подходи, садись!

Рядом с ним сидела Эрелиева, которую пришлось взять в поход — она прошла испытание в дружину и теперь являлась полноправной девой щита. Зевте это не понравилось, потому что у него были другие планы на дочь, но он не мог публично запретить Эрелиеве участвовать в испытании, потому что древний закон гласит, что каждый гот может попытать удачу и поучаствовать в испытании. Каждый — это мужчина или женщина.

Сестре никто не мешал, но и не помогал, поэтому она продемонстрировала всё, что умела, особенно блеснув на навыках дистанционного боя — пять из пяти попаданий в мишень на дистанции в сто шагов. Для начала, это было неплохо.

В поединках она очень предусмотрительно вооружилась копьём и щитом, благодаря чему вышла в четвёрку лучших, пусть и проиграв последнюю схватку.

Потом она напилась в бражном доме, вместе с остальными дружинниками, после чего Эйрих был вынужден волочь её домой.

Теперь она дева меча и Эйрих выполняет обещание — она в походе.

Правда, на лошади ездить почти не умеет, но Эйрих не давал ей расслабиться и гонял на конные прогулки вокруг лагеря или поселения. Через три-четыре года она будет чувствовать себя в седле как на двух ногах, но сейчас её пределом является езда вне боя.

— Эйрих, выпей, — с усмешкой вручил ему кубок отец. — Твоё любимое разбавленное вино.

Разбавленное вино готы называли «женским» или «детским», но Эйриху было плевать, как оно называется. Он должен был что-то пить, а от сырой воды у него болит желудок, поэтому разбавленное вино было просто одним из меньших зол.

— Благодарю, — изобразил поклон Эйрих.

— Ты уверен, что нам не надо встречать их на переправе? — спросил Зевта.

— У них там повсюду разведчики, — покачал головой Эйрих. — Узнают, что мы рядом — переправятся позже и в другом месте. А нам надо истребить их, а не просто не дать переправиться.

— Отец, Эйрих никогда не рискует понапрасну, — поддержала брата Эрелиева.

— Хочу верить, — вздохнул Зевта. — Надеюсь, бог на нашей стороне.

— А на чьей же ещё? — удивлённо спросил Эйрих. — Гунны — язычники. Если бог на стороне язычников, то это не наш бог.

— Отец Григорий говорил, что гунны — это божья кара на неправедных христиан, — поделилась Эрелиева, принимая из рук Виссариона кубок с разбавленным вином. — Римляне прогневили Господа, поэтому он направил на них гуннов.

Эйрих, конечно, понимал, к чему ведёт отец Григорий, но против римлян гунны ещё не воевали. Да, они движутся в их направлении, но если они и страдают сейчас, то только из-за движения племён, оказавшихся на пути гуннов.

Объяснение появления гуннов божьим умыслом было очень удобным, но Эйрих считал, что просто время империй римлян подошло к концу и они обречены рухнуть. Остановить это нельзя, потому что готы — это не единственное племя, которое, постепенно, идёт на запад. Далеко не единственное.

Ещё «не билось» с заявлениями отца Григория то, что некое воинство гуннов, буквально, несколько лет назад, помогало западным римлянам отражать нападение Радагайса,[66] за большие деньги, разумеется.

Радагайс был казнён, если верить слухам, пару лет назад, ровно после того, как его армию разбили под Флоренцией. Флавий Стилихон отлично сотрудничал с гуннским вождём, поэтому как-то не вяжутся заявления отца Григория о божьем наказании для римлян с этим самым сотрудничеством. Впрочем, простые селяне охотно слушали всё, что скажет священник и не подвергали всё это какому-либо сомнению. В этом-то и заключается вся прелесть духовной власти…

— Божью кару нельзя было бы нанизать на копьё или ранить стрелой, — Эйрих едва улыбнулся. — У гуннов течёт кровь, их можно убить. Они люди, пусть и выглядят не так, как мы.

И всё-таки, мысли об этом провальном вторжении Радагайса не давали ему покоя.

Кто такой Радагайс? Это вестгот, причём из тех, что остались за Дунаем, то есть под рукой гуннов.

Противоречивые слухи с севера твердят, что Радагайс начал сеять смуту среди квадов, гепидов, алеманнов, готов и вандалов, подговаривая всех сняться и уйти из-под руки гуннов дальше на юго-запад, чтобы там, подальше от кочевников, жить себе припеваючи. Эйрих понимал его, потому что сам делает то же самое, но вот у Радагайса не хватило ума хорошо всё продумать.

Римляне очень быстро узнали, что к ним движется огромное сборное племя, поэтому Флавий Стилихон выделил несколько легионов, а также отправил гонцов к гуннам, чтобы уговорить кочевников оказать поддержку в борьбе против их бывших подданных.

И гунны, пусть и за большие деньги, согласились поучаствовать в демонстративной казни предателей. Казнь состоялась под Флоренцией, которую так сильно хотел взять Радагайс.

Самое удивительное было то, что гунны ушли сразу же после битвы — лишь собрали боевые трофеи и добили вражеских раненых. Это значило, что у них не было цели грабить римлян. Пока что.

— Иисуса тоже убили люди, — резонно возразила Эрелиева, заставив Эйриха отвлечься от размышлений.

Валамир и Видимир смогли завлечь её на совместные молитвы в часовне, где отец Григорий читает проповеди, сея слово господне среди тех, кто готов слушать. И отец Григорий был хорошим проповедником, поэтому те, кто внял, потом ходят постоянно, становясь частью верной паствы — Эйрих бывал на нескольких проповедях и не мог не признать, что священник знает своё дело и очень доступно объясняет непонятые моменты из Писания. И пусть никто в деревне не умеет читать и писать, псалмы из библии Вульфилы передаются из уст в уста, но не как нечто религиозное и обязательное к знанию, а как что-то интересное и захватывающее. Давид против Голиафа, Ной с ковчегом, народы Гог и Магог, пророчества, так любимые всеми людьми — это мифология, которую интересно узнавать и обсуждать.

Эйриху тоже было интересно, поэтому он собирался купить Писание при следующем визите в Афины или при поездке в Константинополь. Слушать отдельные фрагменты из уст отца Григория — это не то. Известно ведь, что рассказчик неизбежно искажает суть, невольно или целенаправленно.

— Его убили только потому, что не нашлось среди евреев тех, кто встанет за нашего Христа, — вставил реплику Виссарион.

— Почему вы все так недолюбливаете иудеев? — недоуменно спросил Эйрих.

— Они убили Христа, — без раздумий ответил Виссарион. — Это ведь все знают.

— Это точно сделали не те иудеи, которые живут сейчас, — вздохнул Эйрих.

Он этой всеобщей нелюбви не понимал, потому что в прошлой жизни видел иудеев, в Мавераннахре и Хорезме. В отличие от остальных жителей города, самаркандские иудеи были очень покладистыми и сразу согласились платить дань от своей общины. Люди Темучжина сразу выяснили, что иудеи — это отдельный народ, живущий в городе, но, в то же время, не с городом. И брать с них дань надо было отдельно, с чем они легко согласились. И в Самарканде к иудеям относились как-то равнодушно.

«Может, действительно, в людях говорит обида за Христа?» — подумал Эйрих.

— Вина лежит на всём их племени, — уверенно заявил раб. — Они никогда не искупят преступление своих отцов.

— Не хочу спорить о евреях, — вздохнул Эйрих. — Надо готовиться к ночлегу — гунны точно не начнут переправу вечером…

Но утром переправы тоже не было, как и следующим утром.

Разведчики гуннов рыскали по окрестностям вокруг берегов Дуная, словно чувствуя некий подвох, но ничего не находили. Наблюдатели готов были спрятаны слишком хорошо, чтобы их можно было обнаружить так просто, при спешном прочёсывании лесов.

Гуннами управляет умный полководец, не рискующий подставляться на переправе, единственном, как он считает, уязвимом месте войска кочевников.

Эйрих мог бы рассказать ему очень многое о неочевидных уязвимых местах любого воинства кочевников, но едва ли гунн станет его слушать, даже если у мальчика появится желание раскрывать такие ценные секреты.

И вот, на третье утро, в полевой лагерь прибыл гонец от наблюдателей — гунны удостоверились, что на том берегу действительно никого нет и можно смело переправляться.

«Сейчас почти полдень», — поднял взгляд к Солнцу Эйрих. — «Главное, не прийти слишком рано».

— Ещё один гонец, — увидела Эрелиева конного воина, спешащего к их походной колонне.

— Поехали к нему, — подстегнул Инцитата Эйрих.

Гонец от наблюдателей встретил их рядом с головой обоза.

— Гунны уже почти переправились! — сообщил воин Дегамуд.

— Отлично! — почти что обрадовался Эйрих, а затем обернулся на походные колонны. — Воины!!! Ускорить марш!!! Скоро мы вступим в бой против гуннов!

— Да-а-а!!! Да!!! — вразнобой заорали воины готов.

— Давно пора определиться, такие ли уж непобедимые эти гунны!!! — продолжал Эйрих. — Время доказать себе и всем, что мы можем победить кого угодно!!! Вперёд!!!

Улдин беспокоился с самого момента переправы через Дунай.

С ним шесть тысяч воинов, половина из которых — конница. Римлян тут давно нет, а готы настолько разобщены, что не смогут вовремя собрать своих воинов в единый кулак. Маленькие отряды каждой деревни будет нетрудно сначала разбить, а затем и полностью истребить.

Но почему сердце тревожно стучит в груди? Почему у него такое плохое предчувствие?

Для успокоения души, Улдин отправил целых шесть отрядов разведчиков, чтобы они проверили всё побережье Дуная, чтобы ни одна сволочь не сумела устроить засаду. Разведчики вернулись, ничего не обнаружили, но беспокойство никуда не делось, пусть и поутихло.

Сегодня, когда воины достаточно отдохнули после напряжённой переправы, они пойдут к ближайшему поселению готов.

Изначально Улдин запланировал атаку на Глину, довольно богатую деревню, но своевольные тупицы, братья Баламер и Элдак, подговорили своих друзей, небольшой отряд верных гуннам визиготов, а также нескольких наёмников из антов, чтобы совершить самостоятельный налёт на Глину.

Дело выглядело надёжным, потому что готы-предатели этого точно не ждали, но всё пошло не по плану и обратно вернулось чуть меньше десятка налётчиков, в том числе Баламер, получивший стрелу в ногу. Улдин хотел его казнить, но это не потребовалось — сам Тенгри наказал Баламера, одарив его лихорадкой и мучительной смертью в бреду. Даже достойные воины плохо кончали после ранений от стрел, а такой подонок, как Баламер, посмевший ослушаться Улдина, заслужил даже большее, чем просто мучительную смерть.

— Тут совсем недалеко остатки дороги римлян, господин! — подъехал к нему Челта, левая рука. — Как и говорил Банра Чёрный!

Специально отправленные купцы излазили тут всё и даже продумали, заранее, наиболее удобные маршруты, чтобы как можно быстрее пересекать эти земли, молниеносно атакуя беззащитные готские поселения.

Римская дорога — это хорошо. Римляне когда-то строили отличные дороги, по которым удобно доходить до их городов. В прошлом походе, когда Улдин добивал радагайсовых предателей, ему пришлось по нраву то, что надо вести коня по ровной дороге, которая обязательно ведёт в какой-нибудь город.

— Выводи голову на эту дорогу, — решил Улдин, оторвавшись от тёплых воспоминаний о состоявшемся возмездии. — Недалеко от этой дороги, точно помню, есть несколько деревень…

Войско гуннов направилось к остаткам римской дороги. Несмотря на возможные риски, всего важнее время. Любой набег — это комбинация из скорости и решительности. Если ворваться в поселение до того, как его обитатели успеют собрать воинов, можно избежать лишних потерь и сэкономить дополнительное время, чтобы приступить к налёту на следующее. Это просто и очевидно, но далеко не все гунны понимают это, поэтому нередки случаи, подобные случаю Баламера и Элдака, когда отряд из соседней деревни прибыл гораздо раньше, чем можно было ожидать.

«Быстро ударил — быстро ушёл», — подумал Улдин, когда его конь ступил на мощёную дорогу.

Дорога эта была построена очень давно, во времена, когда тут были римляне. Сейчас между камнями выросла трава, а кустарник очень близко подступил к дороге.

Воинство передвигалось быстро, но ещё быстрее двигались разведчики, задачей которых было выявление возможных засад — Улдин предпочёл перестраховаться, отвечая беспокоящим предчувствиям недоброго.

К вечеру добраться до целевого поселения они не успели, поэтому разбили лагерь посреди леса. Это было опасно, поэтому предводитель гуннов выставил усиленное охранение. Ночное нападение маловероятно, от готов никто такого не ждал, но бережёного Тенгри бережёт…

Ночь была беспокойной и тревожной, но беспокойство и тревоги не оправдались, потому что рассвет наступил, а никакого подлого нападения, о котором, буквально, твердило нутро Улдина, не состоялось.

Поняв наконец, что тревоги напрасны и появились под влиянием сокрушительного провала Баламера и Элдака, Улдин почти успокоился и дал команду на оставление лагеря.

Баламер, пребывая в лихорадочном бреду, бормотал что-то о конных лучниках готов, но это именно, что бред. Все ведь знают, что конных лучников у готов нет, но бывает тяжёлая кавалерия из дружины — их войско уповает на конный удар по врагу с фланга или тыла, а затем на короткую рубку в разрушенном вражеском строю. Гунны так тоже могут, но гораздо надёжнее расстреливать врагов со всех сторон и смотреть, что он будет пробовать ответить на это…

Снявшись, гунны направились по разведанному маршруту, рассчитывая выйти на деревню готов и осуществить налёт ближе к полудню.

Разделив войско на четыре части, Улдин приказал этим частям занять позиции по четыре стороны от деревни, чтобы никто не сумел убежать — рабы очень нужны, поэтому сбежать не должен никто.

— Вперёд! — скомандовал Улдин, когда получил сигнал о готовности.

Жители в деревне запаниковали, когда увидели неожиданно появившихся всадников. Селяне побросали все свои вещи и дела, панически заголосили на своём языке, в основном что-то о гуннах и предупреждении, после чего помчались в деревню, прятаться в домах. Глупо.

Улдин заехал в деревню сразу же, вместе с первым отрядом. Воинам было запрещено поджигать дома, потому что они пришли сюда за добычей, а не ради пепелищ. Сопротивления не оказывается, деревня взята под полный контроль, но предводитель чувствовал, что что-то не так.

— Фра-а-ам!!! — донеслось откуда-то из-за деревни.

Кричал громкий мужской голос. Фрам — это «вперёд» по-готски.

Улдин заозирался, дёрнув поводья коня влево, чтобы развернуть.

И вдруг, словно мало было осознания того, что их как-то обошли, из домов и замаскированных укрытий в кустах полезли покрытые кольчужной бронёй воины.

Толчок в грудь — болезненно ударившая стрела отлетела в сторону, оставив между чешуйками стальной наконечник.

Растерянность прошла быстро, Улдин вынул из ножен меч и увидел того, кто в него выстрелил — какой-то мальчик, вылезший из кустов, растущих под домом.

Вторая стрела прилетела прямо в глаз коню Улдина, после чего предводителю гуннов пришлось спрыгнуть с уже мёртвой лошади.

Мальчик поместил лук в саадак, после чего поднял с земли копьё и щит.

Улдин поднялся на ноги, поднял меч и направился к наглецу, убившему его любимого коня.

Эйрих приблизился к вражескому воину, вероятно, предводителю этого отряда. Такая схватка, пусть и не очень безопасна, но очень нужна Эйриху. Слишком уж в ней много символизма, чтобы упускать такую возможность.

— Не рано ли ты начал путь воина, мелюзга? — на чистом готском спросил гунн.

— Сейчас и выясним, — ответил ему Эйрих, после чего начал атаку.

Если у мечника нет щита, то его бой против копейщика будет похож на особый способ самоубийства. Правда, гунн вытащил длинный кинжал из ножен и взял его в левую руку — сомнительно парирование им уколов копья, но это хоть что-то. Щит гунна, калкан, изготовленный из прутьев и кожи, торчал из-под крупа мёртвого коня, поэтому враг имел в своём распоряжении только меч и кинжал.

— Сдюжишь, Эйрих? — спросил Наус, вышедший из кустов.

Часть воинов была замаскирована в домах, часть в кустах, все самые лучшие воины. А все остальные, с вооружением и экипировкой похуже, были в лесу, там, где их не могли найти разведчики гуннов.

Пришлось попотеть, но грамотную засаду организовать удалось. Прятать готов в оврагах и кустах — это нелёгкая задача, потребовавшая от Эйриха недюжинных усилий.

Зато награда за труды была выше всяких похвал: гунны ничего не заметили и почти полностью вошли в деревню, видимо, чтобы быстрее ограбить всё и убраться подальше. Сейчас специальные отряды наступают со всех сторон, беря гуннов в окружение.

Обороны у гуннов сейчас нет никакой, а шанс вырваться из окружения тает на глазах — кольцо всё уже и теснее. В течение нескольких минут локальная схватка, начавшаяся в центре села, обещает перерасти в повальную бойню по всей деревне.

— Сдюжу! — бросил Эйрих за спину. — Не дайте уйти никому!

Ниман Наус отправился управлять теми, кем можно управлять, а Эйрих полностью сфокусировался на поединке.

Гунн, быстро оценив обстановку, едва улыбнулся, после чего решил сократить дистанцию, чтобы нивелировать преимущество копья и перерезать Эйриху глотку.

Эйрих же начал активно атаковать колющими ударами, нацеленными в область головы, а также своевременно отступать.

Попадать не удавалось, потому что противник крутил головой и активно работал ногами. Это опытный воин, но расклад был не в его пользу — будь у него щит, ситуация была бы диаметрально противоположной.

Аккуратно усиливая натиск, Эйрих изматывал противника, понимая, что любое его неловкое движение позволит противнику резко сократить дистанцию и заколоть его как молодого кабанчика.

Броня гунна осложняла дело, но уязвимые места Эйрих определил достаточно быстро: стыки элементов, лицо, ноги, а также предплечья.

Мечом гунн орудовал отлично, но и Эйрих не сегодня кочевать начал.

— Как тебя зовут, воин? — заговорил гунн, отступая.

Но Эйрих не собирался вступать в диалог, поэтому быстро сократил дистанцию и нанёс удар в сочленение между элементами брони, в область правого плеча.

Гунн ожидал чего-то подобного, поэтому парировал удар плоскостью меча, отведя копьё чуть в сторону и попытавшись выйти на дистанцию поражения.

Эйрих рывком ушёл влево, после чего коротко кольнул копьём в бедро противника.

— Хар! — выкрикнул гунн, ощутив всю «прелесть» ранения в бедро.

Кто-то бы бросился развивать успех, но Эйрих не из таких людей, поэтому он отступил на пару шагов, передавая инициативу раненому противнику. Это тактика копейщика — использовать преимущество в дистанции и брать своё на контратаках. Именно поэтому он выбрал копьё для поединка против Альвомира.

Разъярённый гунн поднял меч в атакующую стойку и решительно пошёл на Эйриха.

Но уже было ясно, что победа в поединке за Эйрихом, потому что опираться на повреждённую ногу гунн уже не мог, а это неизбежно сказывалось на качестве атак.

Быстрое схождение, вроде бы для очередной бесплодной атаки…

Гунн замахивается мечом, а затем внезапно бросает кинжал. Эйрих поднимает щит и кинжал вонзается в древесину, но это было лишь частью атаки гунна, потому что небольшую заминку гунн применил для сокращения дистанции. Далее последовал неожиданно сильный удар по копью, едва не выбивший его из рук, а затем Эйрих оказался под градом рубящих ударов — гунн уже не берёг свой меч, осознавая, что на кону его жизнь.

Эйрих сразу понял, что теперь отступить не удастся, поэтому, принимая удары на щит, уронил копьё и выхватил топор.

И всё равно, наличие щита давало Эйриху большое преимущество, поэтому он чувствовал уверенность в своей победе. У гунна, как ни крути, меньше боевого опыта, он ранен и в невыгодном положении, что прекрасно осознаёт, если верить его неуверенному взгляду.

Пока они тут убивают друг друга, сражение готов против гуннов набирает максимальный размах: уже ударили в спину и во фланги спрятанные войска, поэтому ни о какой обороне и даже бегстве у гуннов не идёт и речи. Примитивная ловушка, реализованная с творческим подходом, петлёй наложилась на шеи гуннов и надёжно стянулась, поэтому все их панические метания лишь туже затягивали петлю, лишая их и шанса на выживание.

— Я хочу знать твоё имя, гот! — выкрикнул гунн. — Я хочу знать, кого сейчас убью!

Но Эйрих вновь не стал вступать в беседы с покойником, решив, что надо разобраться с ним побыстрее.

Начать он решил с грубого лобового удара щитом — гунн не повёлся на примитивный приём, а ушёл назад и влево, вновь попробовав ударить по оружию Эйриха.

Звякнул металл, а затем меч лишился острия. В целом удачный удар пришёлся на нижнюю часть бородки топора, подставленного Эйрихом буквально в последний момент.

Гунн не растерялся и ударил Эйриха кулаком левой руки по лицу, заставив отшатнуться. Рывок в сторону — копьё в руках гунна.

— Меня зовут Улдин — если тебя спросят твои боги, знай, что тебя убил я, — с усмешкой заявил гунн.

Ситуация не стала зеркальной предыдущей, потому что у Эйриха есть щит, но всё равно, шансы на победу резко упали, потому что щит — это не гарантия.

И сразу стало видно, что гунн владеет копьём не хуже, чем мечом: уколы были замысловатыми и быстрыми, правда, Эйрих не увидел в них ничего нового и оригинального.

Подставляя щит под углом, Эйрих пытался сократить дистанцию, но гунн успешно рвал её, несмотря на ранение ноги и дорожку крови, оставляемую на утоптанной земле. Время играло на стороне Эйриха, поэтому он тоже не гнал события, хотя у него уже выработался план по надёжному и зрелищному убийству гунна…

Поединок шёл своим ходом, а обстановка вокруг сильно изменилась, ведь гуннов становилось всё меньше и меньше, а готы заняли всё пространство вокруг деревенской площади.

Идея Эйриха была в вооружении всех воинов копьями и щитами, что и было проделано. Когда всадники лишены возможности манёвра, а вокруг полно копейщиков, расклад строится явно не в пользу всадников. Тактика беспроигрышная, ведь гунны не могли не то, что организоваться для отпора, но даже использовать свои хвалёные луки.

Ловко отбивая уколы щитом, Эйрих непременно пытался сократить дистанцию, делая вид, что это его единственный шанс на победу, а гунн Улдин пытался нанести укол хоть в какое-нибудь уязвимое место, потому что понимал, что у него не так много времени, прежде чем он начнёт терять силы от потери крови. Ещё и рана на ноге не помогала сохранять концентрацию…

Решив, что гунн достаточно ослаб, Эйрих выждал следующего укола и подставил щит под прямым углом. Наконечник скользнул по умбону и врезался в древесину, надёжно там завязнув.

Не дав времени извлечь копьё, он накинулся на гунна с серией рубящих ударов, поразив область левой ключицы противника. Улдин закричал от боли, но не отступил, а наоборот, бросился на Эйриха и завязал борьбу.

Они упали на землю, Эйрих чудом вытащил руку из держателей щита ещё в падении, поэтому вцепился левой рукой в лицо гунна, пытающегося добраться до мальчишеской шеи.

Топором достать врага не получалось, поэтому Эйрих отпустил обмотанную кожаной лентой рукоять и начал щупать свой пояс в области кинжала.

— Лучше бы ты не лез, сопля… — прохрипел Улдин.

Длина рук гунна не позволила Эйриху обеспечить достаточный упор для ослабления хватки на шеи, поэтому надежда была лишь на кинжал, который лежал под неудачным углом и его нельзя было вытащить без усилий. Воздух кончался, лицо Эйриха покраснело, а сознание начало постепенно затухать.

Он мог бы попросить помощи, ведь точно видел несколько воинов, наблюдающих за поединком, но это бы обесценило победу.

Наконец, кинжал был вынут и пущен в ход. Первый удар пришёлся в подмышку гунна, а второй в шею. И третий, и четвёртый, и пятый — все последующие удары пришлись в шею гунна, обагряя Эйриха щедрыми порциями крови.

Хватка вражеских рук ослабла, Эйрих с усилием столкнул с себя истекающее кровью тело, часто задышал, хлебнув немного чужой крови, после чего прикрыл глаза и полежал немного.

За ход боя он не переживал, потому что руководил всем отец, поклявшийся действовать строго по плану.

Повалявшись несколько минут, Эйрих с трудом поднялся на ноги, поднял с земли свои топор и щит, после чего огляделся.

Вокруг было около пяти десятков воинов, все потрёпанные, распаленные, тяжело дышат, но никто из них не был настолько залит кровью, как Эйрих.

— Как щедро ты ему… — произнёс подошедший к гунну Ниман Наус, оценив количество отверстий в шее гунна.

— Эйрих Щедрый! — подхватил какой-то остряк из толпы. — Эйрих Щедрый!

— Эйрих Щедрый!!! Да-да-да!!! Эйрих Щедрый!!! — пришлось по нраву воинам новое прозвище. — Славься Эйрих Щедрый!!!

Неодобрительно покачав головой, Эйрих опустил топор и щит, после чего поплёлся к деревенскому колодцу.

— … тот самый Улдин? — удивлённо переспросил Эйрих.

— Мы всё проверили и перепроверили, — покивал Наус. — Пленные говорят, что их вёл сам правитель, потому что они собирались взять, минимум, четыре десятка деревень. Всё они хотели сделать быстро и только успевать везти через Дунай добычу.

— Не верю, что они собирались сделать это только с помощью шести-семи тысяч воинов… — покачал головой Эйрих.

— И ты прав, — усмехнулся Ниман Наус. — Ещё два отряда по четыре тысячи должны были прийти дней через пять-шесть, но теперь, после всего, что случилось вчера, их большой набег провален и продолжен быть не может.

— Это хорошая новость, — сдержанно произнёс Эйрих.

Он чувствовал себя паршиво, потому что Улдин выбил ему один передний зуб и десна воспалилась. Вступая в поединок, Эйрих ожидал порезов, проколов и синяков, но к выбиванию зуба он был не готов. Боль была слабая, но непрерывная. Неприятно и плохо сказывается на настроении, портя радость от успеха.

— Ты извини меня, — попросил Наус.

— За что? — недоуменно спросил у него Эйрих.

— Ляпнул о щедрости, не подумав, — объяснил Ниман. — Кто ж знал, что прилипнет как прозвище?

Более подходящим и приятным было бы прозвище вроде «Храброго», «Смелого», «Сильного», но в готском обществе очень неохотно дают прозвища, потому что даже сам факт того, что ты удостоился прозвища — это особое отличие. Если, конечно, прозвище не несёт в себе вечное напоминание о каком-нибудь проступке или физической особенности. Много в окрестных лесах ходит всяких Гувальдов Рыжих, Гарольдов Болезненных, а также Брантов Волосатых Задниц…

— Щедрый? — едва улыбнулся Эйрих. — Не хуже и не лучше других прозвищ. Зато люди сразу будут хорошо обо мне думать.

Ниман Наус ненадолго задумался.

— Ха-ха, а ведь так и будет! — засмеялся он.

— Но хватит об этом, — попросил Эйрих. — Что по потерям?

— Гунны бились отчаянно, поэтому мы потеряли семьсот шестьдесят два воина, — сообщил Наус точные цифры. — Ранения получили семьсот тридцать один воин, но некоторые ещё умрут в ближайшие дни. Ещё сорок девять из раненых точно будут жить дальше, но никогда больше не смогут быть воинами. Из гуннов лишь около тысячи сумели ускользнуть, а остальные полегли. Никогда не видел таких битв, Эйрих, а битвы я повидал…

В обычных сражениях реальные потери гораздо ниже, чем потом описывают летописцы: так или иначе, но большая часть проигравшего войска успешно сбегает с поля боя, но их, всё равно, склонны записывать в потери, потому что некоторые из беглецов решаются навсегда покончить с неблагодарным воинским ремеслом. Возвращаются к нему потом, конечно, но уже в других воинствах, с другими людьми…

У Эйриха же, если вспомнить его прошлую жизнь, всё было совершенно иначе. Здесь римляне придумали децимацию, то есть за серьёзный проступок, например бегство с поля боя, казнят каждого десятого из преступивших воинский закон, а у Темучжина в войске казнили всех.

«Если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются», — припомнил Эйрих собственное наставление.

Монгольские воины не бежали, не сдавались, потому что знали, что великий хан их не простит. Все дерутся до конца, до последней капли крови — только так можно побеждать.

Здесь ещё слишком рано вводить столь строгие воинские законы, ведь всему своё время.

А ещё у «варварских племён», к коим причисляли готов, плохо развита тактика и хитрые тактические приёмы не в ходу. Возможно, Эйрих первый гот, который настолько хитро подходит к организации засад и обману противника.

Ему точно известно о том, как погиб последний король остготов, Витимир. Тогда он нанял отряд гуннов, чтобы сокрушить аланов, ещё одно племя кочевников, но потерпел поражение, потому что лично повёл свою конницу в лобовой удар, предназначенный для рассечения боевого порядка противника. Ложное отступление аланов ввело короля Витимира в заблуждение, он развил атаку, а затем вражеский строй вновь сомкнулся, после чего конницу остготов взяли в копья.

Дальше было позорное бегство племени остготов через Дунай, потому что ещё три дня назад дружественные гунны увидели, что открылась потрясающая возможность для покорения ещё одного племени, неспособного дать отпор. Собственно, всё это привело их к сегодняшнему дню. Короля у остготов нет, кавалерии мало, а гунны есть и угрожают остготам смертью.

— Нам придётся побыть тут ещё некоторое время, — сказал Эйрих, накрепко запомнив цифры. — А что с беглецами?

— Наблюдатели сообщили, что все они вернулись к переправе, но их не тысяча, а что-то около восьмисот всадников и пеших, — ответил Наус. — Хумул решил, что их слишком много, поэтому не стал атаковать.

— И правильно, — кивнул Эйрих. — Всё равно, в ближайшее время, не будет никаких набегов, пусть рассказывают своим об ужасах, которые пережили. Страх — это наше оружие.

— С этим спорить не буду, — усмехнулся Ниман. — Кстати, о делёжке добычи…

— Не начинай даже, — предупредил Эйрих.

— Не, ты чего? Я поддерживаю! — поднял руки дружинник. — В тот раз мне не понравилось, конечно, но я подумал и понял, что для готского рода это очень полезно: больше воинов получат лучшее оружие, броню и домашним что-то принесёт. Я это к чему…

— К чему ты это? — спросил Эйрих.

— Ты когда уже будешь собирать свою дружину? — задал вопрос Ниман Наус. — Там ведь будет полагаться жирный кусок от добычи?

— Всему своё время, — ответил Эйрих. — Сначала нам нужно как-то уговорить Сенат начать исход на запад.

— Я думал, что у тебя с ними полное согласие… — нахмурил брови Наус, начавший озадаченно чесать лысину.

— Не бывает полного согласия, — вздохнул Эйрих. — Но оно и не нужно. Достаточно того, чтобы все старейшины понимали опасность гуннов. Мы потеряли вчера многих, а это была тщательно спланированная и отлично исполненная засада. Представь, что бы было, выйди мы против гуннов в открытом поле?

— Да нас бы порвали… — Наусу на расчёсанную лысину села мясная муха. — Ах, тварь!

Он хлопнул себя по голове, после чего попытался убить насекомое в воздухе.

— Нас бы порвали, — согласился Эйрих. — Поэтому надо как-то донести до старейшин эти сведения, чтобы они не питали ложных надежд. Второй раз гунны на такую уловку не купятся, поэтому нам нужно что-то придумывать. Лучше всего уйти на запад, к римлянам.

— А Аларих? — спросил Наус.

— Да мне плевать на него, — махнул рукой Эйрих. — Если не будет стоять у нас на пути, пусть живёт. Но если вдруг окажется, что он нам мешает — Сенат определит его судьбу.

— Удобно ты устроился, Эйрих… — неодобрительно покачал головой Наус. — Удобно и хитро. Раньше я думал, что ты метишь в рейксы, но теперь понимаю, что ты гораздо хитрее и умнее.

— Если не будешь трепать о своих догадках направо и налево, будешь иметь шанс попасть в мою дружину, — сказал ему Эйрих. — Но сразу скажу тебе, что там не будет никакого права на трофеи. Трофеи будут идти в казну державы.

— А нахрена нам тогда воевать? — не понял Наус.

— За зарплату, — ответил Эйрих. — За каждый день службы воина и дружинника будет положена оплата. Просто за то, что ты сейчас не занимаешься ничем, кроме войны. И в мирное время войско распускать никто не собирается, потому что больше не будет никакого мирного времени. Мы всегда будем воевать, с небольшими передышками.

— Что-то такое объяснял мне Хумул, но о римском войске… — припомнил Ниман. — То есть вот возьмём меня, да? Вот пошёл я твоим дружинником. Сколько мне положено будет за день?

— Дружинникам будет положено по солиду в месяц, то есть почти силиква в день, — ответил ему Эйрих. — Это больше, чем если бы ты получил сегодня свою долю с трофеев.

— Почему это? — спросил Наус. — Я видел там отличные кольчуги и оружие! И мне досталась не самая плохая!

— А посчитай: сколько дней ты шёл, сколько дней мы готовились к походу, сколько спал, сколько ел и вообще ожидал? — предложил ему Эйрих. — Выходит, что если бы ты получал по силикве в день, всё это время, вышло бы больше, чем если бы ты смог урвать вчера даже две самые лучшие кольчуги. А ведь ты урвал не самую лучшую, ведь так?

— Да, там были и получше, — признался Наус.

— А силиквы ты бы получал каждый день, — добавил Эйрих. — Гарантированно. Вот и выходит, что для воина выгоднее быть у меня в дружине или в личном войске.

— Так когда? — спросил Наус.

— Время покажет, — неопределённо ответил Эйрих.

Они победили гуннов, не в войне, но в битве. Они доказали всему миру, что их можно побеждать. Пусть не очень убедительно, практически исподтишка, но они победили.

Эйрих осторожно пощупал опухшую верхнюю губу, после чего посмотрел в голубое небо.

В ближайшем будущем его ждёт выступление перед готским Сенатом, с речью о необходимости миграции на запад, а в отдалённом будущем неизбежны битвы против по-настоящему опасного противника, который, в некоторых аспектах, гораздо опаснее гуннов.

«В будущем», — подумал Эйрих, улыбнувшись.

Конец первой книги