Чингисхан. Сотрясая вселенную

Глава двадцать вторая Гуннские купцы

На деревенской площади собралось около полутысячи людей. Деревня и сама деревенская площадь именуются местными не иначе, как Фани, то есть Глина.

Эйриха удивило, что эти люди решили как-то назвать свою деревню, потому что все остготы прекрасно понимают, что здесь они не навсегда. Тем не менее, некоторые их деревни всё же получают свои названия.

Воинов у Глины довольно-таки много, потому что они редко участвуют в набегах, делая основной упор на сельское хозяйство — сеют рожь в больших количествах и не нуждаются особо в охоте, потому что хлеба хватает, чтобы прокормить всех. Разумная политика, если нужно выжить, но не стать богаче и сильнее.

Заправляет тут сейчас старейшина Одила, потому что вождь, Зевта, проживает в своей деревне. Так уж получилось, что здесь они убили троих претендентов, поэтому у жителей может иметься несколько заточенных зубов на Зевту и Эйриха.

«Иначе не бывает», — подумал Эйрих. — «За власть надо лить кровь. Или ничего не получишь».

Власть не купить, не выиграть в кости, её можно только завоевать. Всё остальное — это не власть. Так считал и считает Эйрих.

— А это вам дар от старейшины Торисмуда! — широко улыбаясь, поднял Зевта тонкую кольчугу из сундучка.

Кольчуга была сделана художественно, с большим мастерством — Эйрих не хотел бы отдавать такое ради расположения старейшины Одилы, не самого значимого из всех, но Зевта решил, что пусть лучше слухи об очень щедрых дарах начнут распространяться пораньше. В чём-то он был прав, но кольчугу Эйриху, всё равно, было очень жалко.

На этой кольчуге, перекочевавшей в костлявые старческие руки Одилы, были художественно исполненные заклёпки, имеющие вытисненные руны неизвестного происхождения. Работа кропотливая, возможно, эта кольчуга обладает неким защитным эффектом — Эйрих не проверял и даже не знал, как это проверить, помимо ношения в бою. Искренне жаль, что Зевта отдаёт её старику, которому она даже не пригодится…

— О-о-ох, вижу, тяжёлый разговор нам предстоит, вождь, — произнёс Одила своим гнусавым голосом. — Чего приехал-то? В набег, небось, воинов будешь забирать?

— Лучше, — усмехнулся Зевта. — Но об этом поговорим к вечеру. А пока зови свою жену, буду подарок показывать!

— Розамунда! — позвал старейшина.

Из толпы вышла пожилая женщина, одетая богаче остальных, причём серебряные браслеты у неё были, явно, римской работы. Как понял Эйрих, они предпочитают менять добычу с набегов на еду у остальных деревень, поэтому тут на людях можно встретить всякое.

— Вот эта… — Зевта вытащил из ящичка серебряную диадему.

Диадема была римской, из тех, что Эйрих не смог сбыть Кассию за приемлемую цену — римлянин говорил, что это галимая подделка под работу неких кремонских мастеров. Эйрих же оценил зелёные камни, очень красиво инкрустированные в серебро, и отказался отдавать дёшево. Теперь эта диадема достанется Розамунде, пожилой женщине, жене старейшины Одилы.

— … диадема. — подсказал Эйрих отцу.

— Вот эта диадема великолепно украсит твою голову, почтеннейшая, — передал Зевта диадему мужу Розамунды.

Седовласая женщина, обладающая прямыми чертами лица и чуть поблеклыми светло-голубыми глазами, с достоинством кивнула.

Старейшина внимательно осмотрел диадему со всех сторон, уважительно покивал, после чего водрузил украшение на голову жены.

Изначально, Зевта негативно отнёсся к «разбазариванию взятых боем украшений», но потом Эйрих объяснил ему, что у старейшин и жёны старые, как правило. И старая женщина, проведшая с мужем десятилетия, имеет на него влияние куда большее, чем думает даже сам муж. Уж Эйрих в этом разбирался…

Поэтому подарок жене старейшины — это завоевание расположения, в первую очередь, самого старейшины. Потому что, когда пыль осядет и празднество закончится, у старейшины с женой состоится ночной разговор, который сильно повлияет на решение, которое он примет в итоге.

Эйрих это не сам придумал, а использовал опыт из прошлой жизни: как-то ему нужно было уговорить одного татарского нойона, Торельчина, присоединиться к своему улусу. Просто продавливать его своей волей ещё было нельзя, ведь вокруг жило очень много татарских родов, с которыми приходилось считаться, поэтому важно было взять его под руку мирным путём. Он несколько дней ломал голову, ходил задумчивый, думал, что именно надо сказать, что именно подарить…

В последний день перед отправкой послов, к нему подошла старшая жена, Борте, которая видела его метания. Она говорила немного, но это были такие откровения, что Темучжин был вынужден изменить практически все подарки.

Жена сказала ему, что Торельчин очень внимательно прислушивается к своей жене — такие слухи ходят среди степных женщин, поэтому стрелять надо именно по этому, а не просто дарить нейтральные дары, какие обычно и везут нойонам. С послами поехали дорогие украшения, соболиные шубы, а также несколько десятков подарков самому нойону Торельчину. Темучжин подспудно сомневался в успехе, но ответ пришёл меньше, чем за десяток дней — нойон согласился уйти под его руку и готов был дать клятву верности в самое ближайшее время.

И такие приёмы с задабриванием жён Эйрих проворачивал неоднократно. Всё в прошлой жизни, конечно, но здесь люди отличаются мало.

Были ещё подарки. Римское вино, копчёные кабаньи окорока, римские игрушки-безделушки, статуэтки из бронзы и меди, зерно и прочее. Всё это отец вручал лично, чтобы чётко обозначить своё расположение к старейшине и деревне.

После такого акта щедрости даже воинов в набег не дать как-то неудобно…

«Но мы здесь не за этим», — подумал Эйрих.

Разговаривать о важных делах посреди деревенской площади было неудобно и неуместно, поэтому гостей пригласили в бражный дом.

— Он рядом со мной посидит, — произнёс Эйрих, указывая на растерянного Альвомира.

— Как скажешь, — кивнула молодая женщина с чёрными волосами и пронзительными карими глазами.

Эйрих, в прошлой жизни, взял бы такую в младшие жёны, только за взгляд. Но ему ещё слишком рано… Некоторые недостатки детского возраста просто непростительны. Формально, у готов можно брать жену в раннем возрасте, но это должна быть девочка, примерно, его лет, а его такие не интересуют.

«Женщина должна быть в телесах, чтобы было за что ухватиться», — подумал Эйрих. — «Чтобы с широкими бёдрами, чтобы груди вызывали пыл…»

Поняв, что мыслями ушёл не туда, Эйрих крепко зажмурился, сделал несколько вдохов и выдохов, после чего начал старательно думать о будущем устройстве готской власти.

— Ещё не кушать, Альвомир, — сказал он гиганту, жадно смотрящему на раскладываемые по столам простые блюда.

Основные блюда будут чуть позже, потому что их посольство в Глину прибыло на несколько часов раньше ожидаемого.

— Да, Эрик, — кивнул гигант, разочарованный тем, что ещё «не кушать».

Почему-то он никак не мог правильно произнести имя Эйриха, сократив его до Эрика.

— Подвинься, братец, — подошла Эрелиева.

Она была в кожаном жилете, надетом поверх белой туники, а ещё на ней были кожаные штаны и высокие сапоги — так не принято в готском обществе, но сестрёнка настроилась стать воином, как успел понять Эйрих.

Эрелиева стреляет неплохо, учится у отца владению копьём, а также пытается упражняться с учебным щитом, с которого начинал Эйрих.

Дева щита — это опасное и неоднозначное занятие для юной девицы. Обычно, девы щита становились таковыми не по собственному желанию, а в силу необходимости. Но есть народы, которые не видят ничего плохого в том, чтобы несколько девиц, вместо того, чтобы уйти на выданье, берутся за топоры и сражаются наравне с мужчинами. Дурость, по мнению Эйриха, но кто он такой, чтобы осуждать чужие нравы?

Ярким примером, по мнению Эйриха, являлись лангобарды, живущие далеко на севере. Они даже название своё взяли после того, как их женщины, перед смертным боем, на котором решалась судьба племени, чтобы численно увеличить войско, заплели свои волосы так, чтобы они выглядели как бороды. «Бороды» получились длинными, поэтому их племя и прозвали лангобардами. Эту историю он узнал от Хумула, который слышал эту историю зим восемь-десять назад, от проезжего торговца с севера.

Так что решение Эрелиевы было несколько странным, но не необычным. Девой щита может стать любая, но проблема в том, что статус надо подтвердить, пройдя испытания в дружинники. Девы щита не могут существовать сами по себе, а только в дружине, иначе не бывает.

И не каждый муж может пройти испытание в дружинники, поэтому среди готов дев щита очень мало. Эйрих только слышал, что такие есть, но лично никогда не видел.

— Что-то ты задумчивый опять, — произнесла Эрелиева. — Опять замыслил что-то?

— Думаю о девах щита, — честно ответил Эйрих. — Неужели ты всерьёз решила, что сможешь пройти испытание?

— Если пройду, возьмёшь меня в набег? — деловито осведомилась Эрелиева.

— А если не пройдёшь — будешь учить латынь? — спросил Эйрих.

— Я её и так буду учить, так что легко! — усмехнулась сестрёнка. — Спор?

— Не ты ли выла, что она слишком сложная и никогда ты на ней не заговоришь? — нахмурился Эйрих.

— Это было несколько зим назад, — пожала плечами Эрелиева. — Люди должны меняться.

— Очень интересно, — хмыкнул Эйрих. — Ладно, раз уже выдвинул условие, то так и быть. Пройдёшь испытание — пойдёшь со мной в набег.

Лучница она неплохая, поэтому будет полезна, но…

— Как вернёмся в деревню, начнёшь учиться ездить на коне, — сообщил сестре Эйрих. — Мне не нужны простые лучники, мне нужны конные лучники. Заодно тебе будет легче пройти испытание, ведь конный дружинник ценится больше.

— Но там же придётся копьём попадать на скаку… — сморщила недовольную рожицу Эрелиева.

— Это лучше для тебя, — заверил её Эйрих. — На коне, если что-то вдруг, можно и ускакать, а вот пешком, да ещё и девице…

Сестрёнку задела эта умышленная поддёвка. Она нахмурилась и уставилась в переносицу Эйриха недовольным взглядом.

— Зря злишься, — сказал ей он. — Я же для твоей же пользы стараться буду. И вообще, на коне в поход идти намного удобнее.

— Хорошо, — кивнула Эрелиева. — Раз мы сидим и ждём, расскажешь больше о той войне, о которой ты рассказывал?

— На чём мы там остановились? — спросил Эйрих.

— Темучжин сбежал из рабства Тиридай… Табуди… Кирил… Я забыла…

— Таргутай-Кирилтуха, — поправил её Эйрих. — Только сбежал или его только спрятали добрые люди?

— Уже уехал, — ответила Эрелиева.

— Ах да, точно, — припомнил Эйрих. — Значит, дальше он вернулся в родное стойбище, навсегда запомнив помощь добрых людей, которые спасли его от рабства…

Было забавно рассказывать о своей прошлой жизни, выдавая это за историю какого-то другого человека, жившего очень давно и очень далеко отсюда. Эрелиева всегда слушала с интересом, искренне переживая за Темучжина, который, безусловно, был самым хорошим и самым правильным персонажем этой истории.

Но остановить рассказ ему пришлось на встрече с Ван-ханом, потому что начался пир.

Ничего содержательного это мероприятие в себе не несло, потому что серьёзные разговоры будут после, а сейчас все значимые жители деревни и гости, поочерёдно, произносили хвалебные речи в пользу друг друга. Кто-то хвалил хозяйский стол, кто-то отмечал, что деревня процветает, а кто-то просто желал всем всего хорошего — это мало отличалось от подобных же мероприятий в прошлой жизни Эйриха.

Мальчик не пил, предпочитая больше есть и ещё больше слушать, ведь пьяные люди много говорят.

В общем-то, больше всего его интересовало мнение воинов об успехах Эйриха и знаменательной победе над римлянами. Позиция воинов тоже влияет на старейшину и важно понимать, что если воины будут против, то старейшина учтёт это при принятии окончательного решения.

Впрочем, надо понимать, что воины плохо разбираются в мирских делах, поэтому могут просто не понять, что задумала деревня Зевты и чем всё это грозит. Сам Зевта, пока ему подробно всё не объяснили, тоже ничего не понимал.

Эйрих объелся жареного мяса и напился разбавленного вина. Хмеля он не чувствовал, потому что вино ему наливал Виссарион, который точно знает, что разбавлять надо очень сильно. Окружающие думали, что Эйрих пьёт обычное вино, как все, поэтому к нему иногда подходили воины, чтобы выпить вместе. Всё-таки, слухи о нём распространяются прямо сейчас, когда воины, участвовавшие в последних битвах, рассказывают новости соседям по столу.

И многие жители Глины посчитали своим долгом выпить вместе с Эйрихом. Ведь он, как оказалось, очень хитрый и умный воин — таких у готов уважают, хотя считается, что лучше быть сильным и храбрым.

Когда дело уже приближалось к затаскиванию новых бочек с брагой, Эйриху стало ясно, что торжественная часть закончилась и настала пора будничной попойки.

— Зевта зовёт, — подошёл к Эйриху Хумул.

Эйрих кивнул ему и направился к главному столу, где сидели Одила, Розамунда, Зевта, старейшина Торисмуд, а также троица неизвестных пожилых мужей, каждый из которых произносил речь сразу после Одилы.

— Это Эйрих, мой сын, — представил мальчика Зевта. — Как я и говорил, он недавно вернулся из похода, в который вёл пятьдесят мужей.

— Отрадно видеть, что ты стал воином уже в столь юном возрасте, — похвалил Эйриха старейшина Одила. — Это мои соратники — Берканан, Дурисаз, а также Вунжо, по прозвищу Старый. Они прибыли из соседних деревень, и им тоже стало интересно, чего такого хочет нам предложить твой отец.

Это значит, что здесь обсуждается присоединение сразу четырёх деревень, а не одной, как, изначально, ожидал Эйрих.

«В четыре раза меньше езды», — удовлетворённо подумал мальчик, а затем увидел на шее Берканана приметную золотую цепь. — «Отец не дурак и уже подарил полагающиеся дары другим старейшинам…»

— Это только ты меня так зовёшь, старик, — проворчал Вунжо Старый.

— Будьте здоровы, почтенные, — поклонился Эйрих.

— Мало того, что умелый воин, так ещё и вежеству обучен, — оценил Берканан. — И тебе доброго здравия, юноша.

Остальные пожилые мужи степенно кивнули Эйриху, обозначая, что пожелание принято и отправлено встречное пожелание.

— Говоришь, он владеет латынью и точно знает, что твоя идея уже была у римлян? — посмотрел на Зевту Одила.

— Говорю, — кивнул вождь. — Римляне сделали очень многое, потому что их вела мудрость почтенных старейшин, а не воля жадного до славы рейкса.

Эйрих вообще не понимал, чего эти старики всё так тщательно взвешивают.

«Им предлагается невиданная ими доселе власть, какая и не снилась их отцам», — подумал Эйрих недоуменно. — «В чём дело? Ищут подвох?»

— Сегодня ты говорил мудрые и правильные слова, — заговорил старейшина Одила. — Но ответь на один вопрос… В чём ваша выгода?

— Позволь ответить мне, отец, — попросил Эйрих, изобразив полупоклон.

— Отвечай, — разрешил Зевта, с внутренним облегчением.

Да, они обсуждали возможные вопросы от старейшин, но это не значит, что Зевте было бы легко всё это объяснять. Зевта — это, в первую очередь, воин. Да, он вождь, могущественный, но в душе он всё тот же дружинник, которого устраивала его обычная жизнь. Иногда было сложновато, конечно, но он сумел вырастить достойно минимум одного сына, а ещё их дела постепенно пошли на лад, когда начались набеги на римлян — он просто не был предназначен для стези вождя, поэтому чувствовал себя не в своём стойбище.

— Наша выгода в том, — начал Эйрих, — что готы станут необоримой силой. Пока каждый сам за себя — мы в опасности. Мы бы не затеяли всё это, не будь угрозы гуннов…

Торисмуд, сидевший тихо, пробормотал что-то поддерживающее. Старик простыл в пути и не очень хорошо себя чувствовал.

— Гуннские купцы — это недостаточно веский повод, чтобы считать, что они собираются идти походом, — произнёс Дурисаз.

Вероятно, отец уже успел рассказать им о наблюдениях Эйриха, но не сумел сделать это убедительно. Всё-таки, переговоры — это не самая сильная сторона Зевты.

— У нас есть пленный римлянин, который знает гуннов, — вздохнул Эйрих. — С помощью купцов гунны узнают всё о землях, которые собираются покорять. Но даже если римлянину верить нельзя, вспомните, что было, прежде чем гунны напали в прошлый раз.

Возникла небольшая пауза.

— А я помню, — произнёс Вунжо Старый. — Мне удалось выгодно купить двадцать овец и одного неплохого коня… у гуннского купца. Недолго у меня были эти овцы, потому что осенью напали гунны.

— Малец-то прав… — произнёс Берканан. — Давайте думать.

Вновь возникла пауза, но уже подольше.

Думали старейшины долго, потому что каждый из них накатил на грудь по несколько чарок браги, что несколько затрудняло трезвое мышление.

— Да что тут думать? — произнёс Одила. — Нам нужно объединяться, но не под властью рейкса, как визиготы, а как сделали римляне прошлого — идея-то хорошая. Ты, Зевта, молодец, что это придумал. Но как это всё будет устроено? Кто будет старшим?

— Принцепс, — ответил Эйрих. — Это старший старейшина у римлян. Но очень много власти у него не будет, потому что он будет первым среди равных. Заседать совет старейшин будет постоянно, в нашей деревне. Решать ему предлагается мирские проблемы, но уже сообща. Кому-то чего-то не хватает — Сен… совет старейшин разбирается. У кого-то чего-то слишком много, аж некуда девать — совет старейшин разбирается. Обмен товарами, общее войско, но все решения только сообща.

— А вы что? А другие вожди? — спросил Одила.

— Мы — это магистратура, — ответил Эйрих. — Сенат, как называют римляне совет старейшин — это тот, кто говорит. Магистратура — это те, кто делает.

— А-а-а, вот оно что… — задумался Одила.

Остальные старейшины тоже задумались.

— Консулами, думаю, будет выгоднее назначить Зевту и меня, — продолжал ковать горячее железо Эйрих. — Остальным вождям должности поменьше. У меня в запасе много должностей, поэтому многие старейшины получат свои, за которые полагаются блага и награды. Если сделаем так, как сделали римляне, сможем пережить набег гуннов.

Если рвать, то рвать всё: Эйрих не собирался довольствоваться низшей должностью, а сразу хотел забраться на самый верх учреждаемой магистратуры, чтобы дальше было ещё легче.

— Прежде чем делить титулы, неплохо было бы узнать, какие вообще есть, — резонно отметил Вунжо Старый. — Давай, юноша, рассказывай всё, не забегая поперёд старших.

— Низшая должность магистратуры — квестор, это человек, который… — начал описание ступеней исполнительной власти Эйрих.

Отряд из двухсот воинов, при обозах, ехал в направлении деревни старейшины Ваза.

Переговоры с четырьмя старейшинами завершились, в целом, успешно.

Эйрих, конечно, не получил должность консула, потому что старейшины сочли, что отдавать две высшие должности крепко связанным между собой людям — это плохая идея. Они были правы, потому что Эйрих собирался использовать эту целиком оккупированную вершину магистратуру в личных целях, но это всё равно не радовало.

Часы бурных споров спустя, Эйрих вытребовал себе должность претора, что стоит на ступень ниже консула.

Должность второго консула оставили свободной, чтобы было, чем уговорить этого самого старейшину Ваза, который обладает самой крупной деревней, расположенной довольно близко к Дунаю. Он, конечно, больше всех теряет, если придут гунны, но нрав у Ваза был суровый, а человек он был крайне несговорчивый. Вождём в его деревне Зевта «избрался» почти чудом, потому что Ваз захворал, его лихорадило и он не сумел ничего предпринять, а когда оклемался, Зевта уже был состоявшимся вождём.

Ещё старейшины решили, что избирать будут старейшин, а уже старейшины будут назначать людей в магистратуру. У римлян было наоборот. И Эйрих был сильно не уверен, что это может начать работать. Впрочем, в будущем будет время, чтобы исправить всё.

«Старейшины, дай им Тенгри здоровья, не вечные», — подумал Эйрих.

— Эйрих! — позвал его отец.

Зевта был в центре походной колонны, на буром коне, подаренном старейшиной Одилой, благодарным за щедрые дары и хорошие вести. Ездил Зевта не очень уверенно, потому что до этого нечасто был в седле. Содержать лошадь, когда у тебя детям особо нечего есть — это испытание не для каждого. Это даже не испытание, а безумие.

Эйрих вернулся к центру колонны и поехал вровень с отцом.

— Съезди, узнай, что там в деревне Ваза, — велел Зевта. — Вчерашний гонец обещал, что нас встретят у излучины реки. Мы уже давно проехали излучину. Что-то не так.

— Понял, отец, — кивнул Эйрих. — Всё проверю.

Надев шлем поверх тонкой шапки, он подстегнул коня и помчался вперёд, по заснеженной дороге.

Смида успел сделать комплект стремян, а Эйрих, к моменту изготовления качественных железных дуг для ног, нарезал ремней и соорудил правильную сбрую. Инцитат чувствовал неудобство от нового типа сбруи, но, к сегодняшнему дню, уже привык.

Вновь почувствовав себя кочевником, Эйрих начал ездить с удовольствием, потому что теперь можно проворачивать в седле такое, что и не снилось местным конникам. Удары копьём, рубка на скаку, манёвры в седле — такого не знают даже римляне…

Остаток расстояния до деревни Ваза он преодолел за полчаса. И увиденное заставило его лихорадочно быстро вытащить лук из саадака.

Гунны уже здесь.