Чмоки

О превратностях менструального цикла

Через десять дней Кейт отпустила меня домой. Я сидел в холле, дожидаясь, пока Лиз меня заберет, а рядышком сидела моя адидасовская сумка. С улицы зашел тощий хроник в обтрепанной «аляске» и предложил регистраторше купить экземпляр «Большого вопроса».

— Газета благотворительная, все деньги пойдут на помощь бездомным, — пояснил он, зияя дырами во рту.

Регистраторша приличным шепотком его погнала: здесь на кону вопросы поважней, да и вообще, обо всех заботиться — никакой «Бупы» не хватит. Минут через пять в холл вошел седой джентльмен и остановился у лифта. Мои джинсы с кроссовками явно не внушили ему доверия, и он оглядел меня сверху вниз, как поддельную купюру. Когда появилась Лиз, я был до смерти рад, что можно наконец уйти.

— Я туда больше не хочу ложиться. Никогда, — сказал я, когда Лиз, выжав педаль, влетела в жаркое серое марево на Вествэй. Странно было вновь оказаться в реальном мире. Я глядел в окно ясным и любопытным взором выздоравливающего человека.

— Конечно. Тебе туда и не надо больше. Только если на консультацию.

Нам обоим было неловко.

— Да нет, если у меня еще раз крыша съедет. Клиника дорогущая, а у нас денег нет вообще.

— Прорвемся, — с мрачной решимостью отозвалась Лиз.

Пока она выруливала в «Пунто» по кенсингтонским улицам, я прикидывал, смогу ли по памяти найти дом Клэр.

В Рохамптоне широкие бульвары, разбитые еще в тридцатые годы, показались мне ненастоящими, как киношные декорации. И с домом то же самое: раньше я считал, что это очаровательный коттеджик в стиле «китч», а теперь передо мной высился шизоидный кошмар с потугами на тюдоровский стиль. Я даже слегка разочаровался, что Младшенький не въехал сюда в мое отсутствие. Я позвонил Луису — выяснилось, что по контракту «Пуффа» должна мне компенсацию в размере трех месячных окладов. Расщедрились, благодетели! Мне этого дай бог чтобы на Луиса хватило. Вслед за этим Лиз сообщила мне, что арендная компания конфисковала «Сегун». То-то Алан небось радовался, когда велел Гудрун им позвонить.

После обеда я малость успокоился, и мы с Лиз потрахались. С тех пор как меня сняли с галоперидола, ко мне частично вернулось половое чувство, но, узрев Лиз в хмуром послеполуденном свете, я почувствовал себя не вполне в силах. Тем не менее мы разделись и запрыгнули под прохладное пуховое одеяло.

Лиз, вся дрожа, ласкала мне спину. Ее слюна была холодная и пахла фтором. Когда же это она успела почистить зубы? И как это вообще понимать? Что, она так нервничает, что ли? От этой мысли я слегка обмяк, но бодрости не утратил: длительная прелюдия, прописанная Джоанной, должна была вернуть меня в приподнятое состояние. Нам было за что бороться. Это же у нас первый раз с момента госпитализации, новая глава в нашей жизни. Я отвел от ее губ прядку волос. Лиз коготками царапала мой нагрудный мех.

Мы перекатились на другой бок. Ее рука совершала осторожные вылазки в область моего пуза, как бы случайно задевая мой нефритовый стержень. Я начал твердеть. Я сполз пониже и стал по очереди целовать ее соски, крутить их языком, как безумный гончар.

Лиз вцепилась в колбаску жира у меня на затылке и со стоном подтолкнула меня вниз. По дороге я подсунул ей под бедра подушку. Пушистые волоски, пахнущие мокрыми листьями, защекотали мне нос.

Лиз потерлась о мой ствол гладкой ножкой, над которой потрудилась бритва «Филлишейв». Я скользнул пальцем ей внутрь и нажал там на особое местечко, чуть пониже бугорка, который я быстро-быстро ласкал языком. Лиз задрожала и вцепилась мне в волосы, а я тем временем вставил ей палец в другую дырочку, как она любит.

— Входи, — шепнула она.

Я пододвинулся повыше и вошел. Лиз издала писк мокрой резины, вцепилась мне в мягкие бока, стала тереться об меня бедрами. Глядя мне в глаза черными блюдцами, закинула ногу-йогу мне на плечо. Пробежались по всем любимым позам. Потом, увидев, что я готов уже выстрелить порцией малоэффективного белка, Лиз перекатилась на живот, приподняла попку и принялась помогать себе рукой в погоне за одновременным оргазмом. Она успела секунда в секунду.

Мы лежали, тяжело дыша, капельки пота холодили кожу.

После этого у нас как будто малость наладилось, но ненадолго. Когда на следующее утро Лиз ушла по магазинам, я позвонил нашему финконсультанту Расселу, и тот дал весьма неутешительную оценку нашего финансового положения. Надо было срочно искать работу, а как ее срочно найдешь, если всю жизнь работал только на себя? Потом вернулась Лиз и опять завела, что нам надо взять ребенка. Господи, мне только этих разговоров сейчас не хватает!

— Ты же все знаешь, — сказала она. — Чем мы старше, тем меньше шансов, что дадут. После тридцати четырех вообще не дают. Я знаю, сейчас, может быть, не лучшее время, но надо же об этом думать.

— Слушай, я не могу сейчас. Я говорил с Расселом насчет денег и… Нет, ну Алан — г-гад! Убил бы суку.

— Я думала, ты успокоился уже, — вздохнула Лиз.

— Рассел говорит, если сейчас отказаться от страховки, то вернут какую-то ерунду. А у нас тут и так залог с рыночной стоимостью не сходится.

— Да, и вот это, кстати, тоже. Мы должны быть в состоянии обеспечить ребенку нормальную жизнь. Иначе можно вообще туда не приходить. И так неизвестно, что они теперь скажут: с твоим срывом…

— Ну спасибо. Значит, я, по-твоему, псих?

— Зачем все передергивать?

— Да ладно, че стесняться-то! Скажи уж. Я, по-твоему, больной, да?

— Слушай, прекрати. Хватит уже себя жалеть, — огрызнулась Лиз, пихая продукты в холодильник.

— Да? Я у тебя тут, между прочим, книжку нашел. «Шизофрения — не приговор» называется. Ты вообще что — сдурела?! Я что, по-твоему, шизофреник, что ли?!

Лиз побелела:

— Где нашел? Ты что, мне в сумку лазил? Это подло, между прочим.

— Ну, не знаю. Если у людей открытые и близкие взаимоотношения… Ты сама вечно в моих вещах роешься! Ты вообще вон мой дневник читала.

Лиз молча развернулась, закрепив тем самым моральное преимущество, и пошла нянчить свое оскорбленное достоинство. Как учила Джоанна, мы дали друг другу время разобраться в своих чувствах, а за ужином вместе выработали цивилизованный подход к проблеме. Но, когда мы попытались окончательно помириться в постели, физиология нас только больше развела. Шлепая толстыми ляжками по тугой, накачанной йогой попе жены, я обернулся посмотреть, как наши с ней отражения совокупляются в зеркальной двери гардероба, — и опять вспомнил, как мой двойник насиловал Лиз в ночь, когда мне сорвало крышу. У меня перехватило дыхание от ужаса, но Лиз приняла это за выражение полового энтузиазма и застонала в ответ. Я старался смотреть на нее, на ее профиль, наполовину скрытый подушкой, но воспоминание уже захватило меня, и я сбился с ритма.

— Нет, не останавливайся! — закричала Лиз, колотясь в меня бедрами.

Я старался не сбавлять темп, но в голове крутился фильм, в котором я крошу кулаком зеркало, крушу собственное отражение, а Лиз кричит не своим голосом. Я начал провисать. Лиз почуяла это и стала тереть мне между ног, пытаясь меня взбодрить. Потом поняла, что так не сработает, и принялась рукой догоняться до оргазма. Не догналась и вздохнула.

— Что с тобой? — спросила она со всей нежностью, которую смогла выжать из себя в такой ситуации.

— Извини. Не смог просто…

— Ничего, не грузись. — Она со вздохом перекатилась на бок, и мой всеядный друг выпал из нее с печальным всхлипом. Я уткнулся лицом ей в грудь.

— Понимаешь, я вдруг вспомнил про эту ссору…

— Ничего, все было здорово, — сказала она, приглаживая мне остатки волос и самолюбия.

Я эхом повторил ее пустую фразу:

— Да, здорово было.

В конце концов мы это дело домучили, чтоб никто не комплексовал. Но мы оба чего-то ждали друг от друга, и в результате все получилось как-то механически, как будто по схеме. Мне лично пришлось вызвать на сцену несколько фантомов, журнально-отретушированных репликанток-помощниц. Нечестно, конечно, но что поделаешь? В «Проблемах семьи и брака» на это даже термин есть специальный. Джоанна это называет «скольжение». Лиз тоже по больше части «скользила». Ее киношные стоны и поддельный жар ничего общего не имели с раскованностью истинной страсти и к тому же мешали мне дойти до оргазма в объятиях сборного женского образа на карибском пляже. Мягкий нагретый песок отсвечивал кораллово-розовым на фоне микропор воображаемого плеча.

На подъеме перед длительным падением Лиз вздумала подбодрить меня псевдооргазмическим кряканьем, чем чуть не убила все волшебство. Я представил себе, как Клэр скользит подо мной карамельным тюлененком, и, уткнувшись лицом в подушку рядом с Лиз, вытряс из себя горькую каплю ДНК.

Лиз-то оргазм так только, изобразила. Интересно, у нее тоже свое порно в голове? Какой-нибудь там «Поцелуй Кинану» или «В объятиях Тома». Или, может, просто «С Гуру Герри на татами»? Из мира либидофантазий нас снова выкинуло в мир пестрых покрывал, подшитых простыней и подушек, украшенных моими же опадающими волосами.

— У тебя сейчас овуляция?

— Нет.

Мы потрепались немного, заполняя пустоту между нами. Потом Лиз повернулась на бок и заснула.

На другой день после обеда у меня как у амбулаторного больного была назначена первая групповая встреча под руководством Кейт. Я рад был случаю выбраться из Рохамптона. Тем более что у меня появилась идея, как найти дом Клэр, не прочесывая весь Кенсингтон, а посему я заблаговременно, еще утром, вызвонил Тони и договорился встретиться с ним перед групповой беседой в кафе рядом с «Пуффой». Я прошел к двойному гаражу под разросшимся ракитником и пикнул брелком с дистанционным управлением. Гаражная дверь взвилась, и на меня глянула пустота. Я и забыл, что Алан отобрал у меня «Сегун».

Лиз в «Пунто» уехала по магазинам. Я решил было взять такси, но вспомнил, что теперь нужно экономить. Тут взгляд мой упал на горный велосипед у дальней стенки гаража. Я купил его на прошлое Рождество, и с тех пор он так и стоял в картоне — очередное невыполненное новогоднее обязательство. С руля свисала пожелтевшая, свернувшаяся от старости квитанция о доставке. Я распаковал машину, водрузился в седло и поехал было в сторону центра, но крутить педали оказалось тяжело, и с переключателем передач тоже что-то не заладилось. В итоге я пристегнул свою игрушку к перилам у станции метро «Восточный Патни».

Я давно уже не ездил общественным транспортом, и станция оказалась еще мрачней и замызганней, чем я представлял себе по воспоминаниям. Я купил билет и влился в толпу людей, перетекающих по платформе. Среди сотни незнакомых лиц у меня вдруг разыгралась паранойя и напал какой-то беспричинный страх. Чужие люди вторгались в мое личное пространство. Двое парней лет по двенадцати зажали третьего у сломанного торгового автомата и принялись молотить его и пинать ногами. Чертов поезд подошел только через десять минут.

Я сел, и тут же напротив меня пристроился рыжий парень со стереоплеером, из наушников которого просачивалось «тинни-техно». Он был немножко похож на Алана. Лицо все в веснушках, как будто дерьмом обрызгано. Я пересел на станции «Виктория», доехал до Уоррен-стрит и вылез наружу в теплую морось. Пока шел к кафе, капли разбухли до размера виноградин. Они летели, совершенно невероятные, растягивая линию натяжения, пока не плюхались об асфальт, превращаясь на нем в темные кляксы. Я как раз успел добежать до двери, когда дождь перешел в душ Шарко.

Минут через десять ввалился Тони в новом зеленом адидасовском спортивном костюме. Он тяжело дышал, истекая дождем и собственным едким потом. Лицо его то багровело, то бледнело в ритме сердечных сокращений. Тони мигал, как маяк. Я, грешным делом, решил, что его хватит удар. Мой друг согнулся пополам, уперся руками в колени и, судорожно глотая воздух, сообщил, что он с пробежки.

— Что ж это за медведь сдох, что ты бегать начал? Вид у тебя какой-то неважнецкий.

— Да просто форму хочу набрать. Извини, что опоздал: не знал, что сюда так долго… Да, это, конечно, шок для организма. Господи, я же сроду эти сердечно-сосудистые дела не тренировал. Разве только когда дрочил.

Отдышавшись, он оторвал фильтр от сигареты «Кэмел лайт» и закурил.

— Много пробежал?

— Нет. Полмили где-то. Надо с коротких дистанций начинать и постепенно наращивать. Если вдруг красный свет, останавливаться нельзя, а надо бежать на месте. Идиотом себя чувствуешь, а что делать? Иначе дышишь неправильно. И пить я бросил, два дня уже. Чувствую себя, кстати, супер, голова работает отлично. Слушай, Стив, ты говори, что тебе нужно, а то мне пора дела делать. Мне сегодня еще с людьми встречаться…

Он тревожно глянул в окно. Секущий дождь загнал группку прохожих под магазинный навес на той стороне. Машины еле ползли по улице.

— Я знаю, Тон, что ты у нас занятой человек. Мне просто надо, чтобы ты мне скопировал Аланову записную книжку.

— Аланову книжку? Ты что, спятил?! Зачем тебе?

— Хочу найти его подружку. У меня такое чувство, что она как-то связана с моими проблемами. Луис говорит, можно будет в суд подать на Алана за незаконное увольнение… — соврал я.

— Да? Честно говоря, не знаю, что у тебя из этого получится…

— Это не твое дело, — оборвал его я. — От тебя ничего не требуется, просто книжку мне скопируй, и все.

— Ты что? А если он меня застукает?!

— А почему он должен тебя застукать? Подожди, пока он уйдет, потом сунь ее в ксерокс, и все. Он и не узнает ничего.

— Даже не знаю. Это, по-моему, под статью подходит. У нас там и так атмосфера — настоящий гадюшник. Алан на меня давит, чтобы я ушел по собственному, а то они меня сократят.

— Он ко мне в клинику приходил, сказал, что это Салли ему велела твои акции выкупить.

Тони фыркнул:

— Бред.

— Вот и я так подумал. В общем, короче говоря, сделаешь мне копию. Если он книжку с собой возьмет, у Гудрун в блокноте все продублировано.

— Ну, не знаю, я попробую. — Он наклонился перевязать шнурки на найковских кроссовках.

Я знал, что он теперь будет тянуть до последнего.

— Давай, Тон, джаст ду ит, как говорят наши друзья из «Найки». Если боишься, дай мне ключ от офиса, я сам все сделаю.

Я минут пять уговаривал его дать мне ключи с условием, что я их верну на другой день. Тони иногда выкидывает такие вот педерастические штучки.

— Слушай, — сказал он, беря у меня «Мальборо» из пачки. — А ты знаешь, что у «Нирваны» есть песня «Литий»? Нет, тебе точно надо попробоваться. Может, поп-звездой станешь. История болезни у тебя подходящая, а когда «Пет Шоп Бойз» начинали, этому чудику больше, чем тебе, было.

Он заказал банку тонизирующего напитка и всосал ее в один присест.

— Все эти напитки, — сказал он, слегка рыгнув, — пополняют запас жидкости в организме. Потому они и на вкус все как моча.

Распрощавшись с Тони, я сел в автобус на Марилебон-роуд и поехал в клинику. Регистраторша сказала, что амбулаторная группа доктора Паркер занимается в третьей комнате на втором этаже. В большой и белой комнате номер три я нашел Кейт, окруженную неофитами. Там стояли все те же неизменные складные пластиковые стулья — серые бэтээры психотерапии. Вошла Мария, и я обрадовался знакомому лицу. Она была вся в черном и напомнила мне девчонку из фильма про Вудстокский фестиваль, которая не хотела раздеваться у озера.

— Привет, — сказал я. — Тебя выписали?

— Да, два дня назад. Я теперь только на групповую хожу, — сказала она, показав протянутую под тонким носом полоску серых зубов, похожих на зубчики «молнии».

Кейт открыла собрание, предложив каждому представиться и коротко рассказать о себе.

Это было похоже на карточную игру: булимия била анорексию, а наркоман крыл алкоголика.

Наркоша, в красках расписавшая тошнотворные последствия последнего передоза, думала уже, что кон будет за ней, ан нет — Мария козырнула тузом: булимия в острой форме — это вам не жук начихал. Тут были и ободранные до мяса костяшки пальцев, которые она совала в рот, чтобы вызвать рвоту, и зубы, сгнившие от литров едкого желудочного сока, которым ее рвало. Я, правда, заметил, что из сумочки у нее торчит ушко здоровенного пакета с конфетами М&М.

Кейт предложила поучаствовать и мне. Я начал было описывать свои финансовые заморочки, но меня тут же перебил некий Эдвард, избавляющийся от кокаиновой зависимости. Он сообщил нам, что растратил на это дело огромный доверительский фонд. Причем из-за разъеденной коксом перегородки у него в носу все эти деньги вытекли сперва в раковину, а потом и в канализацию северо-западного района Лондона в полном соответствии с законом просачивания благ сверху.

Потом мы еще часа полтора по очереди устраивали душевный стриптиз и копались друг у друга в мозгах. Когда закончили с копаниями, Кейт сказала, что мне надо сдать кровь на уровень лития. Я попрощался с Марией, и мы с Кейт поднялись в лифте на четвертый этаж, где у нее был свой закуток для консультаций.

Кейт нашла мою историю болезни и наклонилась над столом, чтобы что-то туда дописать. Потом выпрямилась, расправила кардиган и велела мне закатать рукав. Я невольно засмотрелся на красивые выпуклости под кардиганом. У меня и раньше брали кровь на анализ, и надо сказать, что эта процедура мне никогда особо не нравилась. Правда, обычно кололи сестры, поэтому теперь мне оставалось только надеяться, что Кейт достаточно набила руку в этом деле. Вообще, это была не женщина, а какой-то сгусток нервной энергии. Она металась по кабинетику в поисках шприца, как ребенок, который объелся сахара.

— Ну, как вам литий?

— Прекрасно. И усталость ушла. Видимо, он мне подходит.

— Ну и хорошо, — сказала она, снимая с иголки оранжевый колпачок. — Волнуетесь?

— Немножко.

Она подошла ко мне, держа наготове шприц, как будто там была «сыворотка правды» из шпионского фильма шестидесятых годов.

Кейт перетянула мне руку жгутом на липучке. Я сжал кулак и увидел на стене ее диплом в рамочке. Выдан в 1988 году. Иголка, кольнув, вошла под кожу.

— Так, теперь не двигайтесь. Мы сейчас быстро: у вас вены хорошие.

— Да? Это хорошо.

Я представил, как моя кровь стреляет по иголке в шприц. Внутри нарастала истерия. У Кейт сегодня другие духи, кажется, «О де Металь». Я не мог смотреть туда, куда вошел шприц.

Кейт вынула иголку. Руку кольнуло. Пальцем с обкусанным ногтем Кейт ткнула мне в сгиб локтя ватку, обмакнутую в дезинфицирующий раствор. Она наклонилась ко мне совсем близко. Потом налепила пластырь, выпрямилась и вызвала сестру, чтобы та отнесла пробирку в лабораторию.

— Колете вы ничего. Я бы сказал, на восьмерку по шкале из десяти.

— Спасибо. — Она немножко разжалась.

Некоторая интимность и напряженность операции сказались на нас обоих.

— На следующей неделе придете — уже будут результаты.

Я попрощался, сел в лифт и поехал вниз. Дождь лил с такой силой, что пришлось попросить регистраторшу вызвать такси. Минут пятнадцать спустя, когда я все еще маялся в ожидании машины, из лифта вышла Кейт. Она удивилась, что я еще тут, и я объяснил ей, что жду такси.

— Сейчас же час пик. Вы еще сто лет ждать будете. Хотите, я вас подвезу немножко, а дальше вы на улице поймаете?

Это было разумно, и я сказал регистраторше, чтобы отменила заказ.

— А вы куда сейчас? — спросил я.

— В Кенсингтон, а вы?

— Я домой, но Кенсингтон меня устраивает. Я оттуда на метро поеду.

Мы рысцой перебежали улицу и добрались до стоянки для медперсонала. Кейт открыла дверцу старенького красного «Ауди», мы забрались внутрь и снова оказались совсем рядом. Дождь барабанил в крышу, Кейт задним ходом вырулила из своей щели. Странно было видеть ее вне клиники.

— Как у вас с Лиз?

— Да не знаю даже. Вот поссорились сегодня.

— Из-за чего?

— Да опять насчет усыновления. Лиз говорит, что из-за этого срыва агентство нам может отказать.

— Тяжело ей, наверно, если она так ребенка хочет.

— Ну да. А тут еще я спятил…

Когда я взглянул на все глазами Кейт, мне стало жаль Лиз. Я вдруг понял, каково ей пришлось.

«Ауди» просунул нос между машин, густым потоком медленно сочившихся по Марилебон-роуд. Сквозь покрытое каплями стекло я видел лица других водителей, напряженно сгорбившихся над баранками. Каждая машина была как консервная банка, полная прессованной злости и нетерпения. Впереди через несколько машин полз темно-синий BMW. У меня застыли внутренности: мне показалось, я узнал Аланов затылок.

— Что с вами? — спросила Кейт.

— Ничего, думал, человек с работы. Алан. Помните, я вам говорил, что он меня выпер?

— А это не он?

— Нет, другая сволочь.

— Вы до сих пор к нему враждебно настроены?

— Да нет, мне на него наплевать, в общем. Бизнес есть бизнес.

— А как его фамилия? Случайно не Дентон?

У меня в мозгу замигала красная лампочка общей тревоги. Я напрягся.

— А что? Вы его знаете?

В голове ревела сирена. Мир стал плоским, но и эти двухмерные декорации на колесиках уже катили прочь демонята из числа работников сцены.

— То-то мне показалось, что я его видела на той неделе в клинике. Я ведь его знаю… То есть знала. Такой высокий, симпатичный, волосы рыжие, да? Живет где-то в южном Кенсингтоне.

— Это он. Он меня навещал вместе с Лиз. А вы его откуда знаете?

— Я его уж сто лет не видела. Мы с ним в университете учились, он встречался с моей подружкой.

— Да? И какой же он тогда был?

— Ну такой — довольно самоуверенный. Мы с ним только год где-то общались. Джанет тогда здорово на нем обожглась. Оказалось, что он еще с двумя параллельно встречался.

Кейт притормозила, чтобы пропустить лезущий перед нами фургон «Бритиш телеком».

— Кстати говоря, его потом на последнем курсе обвинили в изнасиловании.

Кора моего мозга замигала импульсами, как новогодняя елка огнями.

— А в чем там дело было?

Я уставился прямо перед собой, боясь ненароком вцепиться ей в плечо от волнения.

— Это случилось уже после того, как они с Джанет разошлись. Ему, кстати, повезло, что он так отделался. Джанет говорила, что случай: его вполне могли посадить.

— А что он сделал-то? — Я закурил, не спросив разрешения.

Шарики в мозгу крутились на дикой скорости. Кейт нажала кнопочку, и окно с жужжанием опустилось сантиметров на шесть. Машины понемногу двинулись вперед.

— Он познакомился с девушкой на вечеринке, проводил ее до общежития. Оба были в подпитии. Он попросился переночевать, она ему постелила на полу в своей комнате. Заснули. Потом она просыпается, а он уже с ней в постели.

— Да что вы!

— Господи, Стив, такое сплошь и рядом бывает, что на свидании парень девушку насилует.

— А потом?

— Не знаю, та девушка говорила, что он стал как будто другим человеком. Он ее прижал и рукой сдавил ей горло: она чуть не задохнулась, думала, он ее убьет. А потом, когда закончил, оделся, как будто так и надо, и ушел к себе в общежитие. В общем, она была в жутком состоянии, наутро рассказала все соседям, кто-то из них позвонил в полицию, и его арестовали.

— И что? Как он выкрутился?

Кейт перешла в другой ряд ради трех свободных метров асфальта.

— А он все по-своему рассказал. Якобы она ему сначала на полу постелила, а когда он сказал, что ему там неудобно, она ему разрешила лечь в кровать. А потом у них все было по взаимному согласию. Получилось немножко жестко, но это потому, что ей так больше нравилось. Вот так.

— Что значит жестко? — Я вспомнил синяк на шее у Клэр.

— Точно я не знаю, но Джанет говорила, что он ей руки любил зажимать, за волосы дергал — ну, в таком духе. А он в суде сказал, что они с той девушкой начали в шутку бороться, ей это понравилось, и она его попросила, чтобы он ее бил по лицу и царапал. А его адвокат сказал, что ей, наверное, потом стало стыдно, и она придумала, что он ее якобы изнасиловал. Она была католичка — адвокат еще на этом здорово сыграл.

— То есть это были ее показания против его.

— Ну да. Да еще восьмидесятые годы. Кто-то видел, как он из общежития выходил, но никто ничего такого не слышал. И то, что он ушел, кстати, тоже в его пользу сыграло. Адвокат сказал, что той девушке надо было как-то объяснить, что он делал в ее комнате.

— Ты думаешь, он ее правда изнасиловал?

— Кто же знает? Судя по тому, что Джанет про него рассказывала, в наше время его бы посадили. Сейчас на изнасилования совсем по-другому смотрят. А тогда… у него были хорошие характеристики, судья не захотел ему жизнь ломать.

— Сто процентов он ее изнасиловал. Он же псих, это сразу видно. И как эта девушка рассказывала: изнасиловал, а потом ушел, как будто ничего не случилось, — это все в его духе.

Дождь хлестал по стеклу, как будто кто-то спустил воду в небесном клозете. Мы молча сидели в заливаемой со всех сторон клетке. Я пытался переварить услышанное и с ужасом думал о том, что могло твориться тогда у Алана в доме. А ведь я, скот, даже полицию не вызвал!

— А может, ко мне заедем, поужинаем? — вдруг предложила Кейт.

Это было неожиданно. Кейт, значит, тоже последовательница калифорнийского метода круглосуточной обработки, и теперь мы будем сидеть у нее на диване, как какие-нибудь хиппи и говорить за жизнь?

— Спасибо, я с удовольствием. Надо только у Лиз отпроситься…

— Позвони ей. — Она вытащила из портфеля мобильник.

Что же, можно будет у Кейт поужинать, а потом поехать в «Пуффу». После десяти там никого не бывает. На часах было шесть с минутами — в это время звонки дешевле, и Лиз повисает на телефоне до конца дня. Как ни странно, на этот раз было не занято.

— Привет, это я. Ты что сегодня делать собираешься?

— Да тут Мэри пришла, мы с ней вино пьем. А ты где?

Даже сквозь помехи дурацкого «Селлнета» слышно было, что она тоже подкурила травки.

— Меня доктор Паркер из клиники пригласила поужинать.

— А-а, хорошо, — рассеянно отвечала Лиз.

— Я тогда сейчас к ней, а когда час пик кончится, приеду, хорошо?

— Конечно. Я сегодня тоже в загул иду. Ну все, чмоки.

Меня передернуло. Именно что чмоки. Мы с ней уже лет сто не целовались по-настоящему. И все-таки мне хотелось, чтобы она хоть чуть-чуть меня приревновала. Ну хоть притворилась бы.

— Улажено, — сказал я с таким видом, будто мне это бог знает чего стоило. А что на ужин будет?

Спагетти. Как и следовало ожидать.