Чмоки

«Полароид»

Ближе к вечеру пришел доктор Миллер и стал потихоньку подкапываться под мои обвинения против Алана. Весь унылый перечень моих скорбей был извлечен на свет божий для переоценки. Тут была и низкая самооценка, и обида на отсутствующего отца, и влияние увольнения на мое самовосприятие. Он даже намекнул, что я сам испортил тормоза, чтобы был повод обвинить Алана. Я был слишком слаб, чтобы с ним пререкаться, но противно было, что Алан гуляет на свободе, а я пристегнут к капельнице. Миллер сказал, что хочет еще пару дней подержать меня в больнице, чтобы убедиться, что процент лития у меня в норме. Потом дал мне таблетку и проследил, чтобы я ее проглотил. Когда он ушел, я провалился в рваную дремоту. Потом что-то случилось, и я проснулся.

В дверях стояла Клэр и смотрела на меня. Я решил, что это галлюцинация.

Зажмурился, открыл глаза. Ничего не изменилось. Значит, не сон.

Я вцепился в простыни, наполовину уверенный, что сейчас у нее из-за спины выйдет Алан.

Личико у Клэр было испуганное, на вид она оказалась моложе, чем мне помнилось. Курточка насквозь промокла, мокрые волосы прилипли к щеке. Я смотрел на нее квадратными глазами, постепенно отходя от шока. По стеклу грязными струями шелестел дождь.

— Мистер Корк… вам плохо? Вы меня не помните? Вы были с Аланом, а я к вам подсела…

Клэр подошла на несколько шагов. Я окончательно проснулся и сел. Клэр все прятала голову в плечи, как будто хотела укрыться, нырнуть обратно в детство.

— Конечно помню. Вы садитесь, — мягко предложил я.

Она присела на краешек стула.

— Вы простите, что я так явилась, просто в полиции сказали, вы тут, а мне нужно с вами поговорить. Я ведь была в зале, когда на вас напали.

— О чем же ты хочешь поговорить?

— Меня полиция допрашивала насчет того, что произошло в кинотеатре. У вас очень шея болит?

— Спасибо, уже получше. И что они сказали? — Я боялся моргнуть: казалось, она может вдруг исчезнуть.

— Когда мы выходили, нас остановили в фойе и спросили, знаем мы вас или нет. Потом они меня отвели в кабинет менеджера и спрашивали, какие у вас с Аланом отношения.

Она все время оглядывалась на дверь, как будто ждала, что в любую секунду могут опять войти полицейские. Видно было, что ей страшно сидеть со мной в одной палате.

— И что ты им сказала?

Клэр закурила — спасительный жест, подсмотренный у взрослых. Сигарета заплясала у нее на губах. Она глубоко затянулась и как будто успокоилась немного. Этот перепуганный ребенок совсем не походил на героиню моих фантазий.

— Что один раз видела вас с Аланом, больше ничего. Просто они хотят меня опять допросить, и мне нужно знать, шантажировали вы его или нет. Он был уверен, что да, но сегодня утром сказал, что, может, это и правда не вы…

Ее лоб прорезала глубокая морщинка — единственная морщинка у нее на лице.

— То есть ты хочешь спросить, я это или не я его шантажирую?! Ну уж наверно не я! Я даже не знаю, почему его шантажируют. Ты-то знаешь, кстати?

— Какие-то налоги не заплатил или что-то такое. Он вроде свою компанию продал дорого, а деньги так и не задекларировал. Он говорит, вы к нему залезли в дом и нашли там доказательства — письмо какое-то из швейцарского банка, которое он не выбросил в свое время, и теперь требуете пятьдесят тысяч.

Она уперлась в меня обвиняющим взглядом.

Я был просто потрясен абсурдностью ситуации.

— Да ты что, шутишь! То есть вся эта ерунда только из-за того, что он какие-то налоги не заплатил?

Я так смеялся, что у меня чуть не лопнул шов.

— А что тут смешного? — возмущенно спросила Кейт. — Вы знаете, что, если все это выяснится, он в тюрьму попадет?! — Она жгла меня взором со всей серьезностью, подобающей ее юному возрасту.

— Конечно, еще как попадет! Знаешь, сколько он казенных денег на обед тратит? Люди, которые получают пособие, на это неделю живут!.. А я-то думал, кто-то знает, что он тебя изнасиловал, и теперь с него денег требует.

— Он? Меня?! — переспросила Клэр, потрясенная таким предположением.

— Помнишь, мы тогда в ресторане встретились? Я потом к его дому возвращался забрать машину, и, судя по звукам, там кого-то били. А снаружи твоя «Мини» стояла…

— Да, я к нему заезжала. Вообще, он меня правда ударил несколько раз. Мы сперва думали, что он мне ключицу сломал, даже в больницу на рентген ездили… Но чтобы Алан кого-то изнасиловал — никогда! Просто он меня так дико ревнует, что иногда себя не контролирует. Я на кого-нибудь посмотрю — он уже с ума сходит, — сказала Клэр, не сумев скрыть удивления по поводу того, что ее персона может вызывать подобные чувства.

— Вы же помните, как в ресторане получилось, — добавила она.

— А в ресторане-то он чего ревновал? — возмутился я. — Между нами же ничего не было, я вообще с женой был.

— Да не к вам! Я же в бар пришла со своим бывшим парнем. Откуда я знала, что он тоже там будет?

Мое эго сдулось проколотым шариком и съежилось где-то на полу.

— А что в кино было? Клэр, пожалуйста, мне надо знать!

Клэр заерзала на стуле. Я понимал ее душевные муки: и поделиться с кем-то необходимо, и Алана выдать не хочется. Она машинально накручивала на палец шнурки своих кроссовок, и личико у нее опять сделалось пятнадцатилетнее. Потом вдруг сорвалась и затараторила:

— Я вас видела в фойе, когда ходила за попкорном. Сказала Алану. Когда мы с ним обедали, он был в жутком настроении, говорил, что вы его шантажируете, что это подлость и трусость. А в середине фильма он пошел в туалет и на час пропал. Поэтому, когда нас потом остановили и сказали, что случилось, я сразу поняла, что это он. Когда домой вернулись, он меня заставил пообещать, что я никому не скажу, и еще сказал, что так вам и надо. А сегодня утром — еще одна записка!

— В смысле опять насчет денег?

— Да. Еще пятьдесят тысяч. А я же знала, что вы в больнице, значит, не вы ее подбросили, правильно? Я и ему говорила, но он так разозлился, что не стал слушать.

— А почему ты в полицию не пойдешь?

— Я за него боюсь. Я его люблю. Правда.

— Клэр, надо пойти и все рассказать. Он ведь еще кого-нибудь покалечит, а то и убьет…

— Не убьет! Вы его не понимаете… Как вы вообще можете такое говорить? Он же только кажется таким уверенным, а на самом деле у него сплошные комплексы. Он думал, вы его шантажируете… ну просто сорвался человек, разве непонятно?

— Дохлое, однако, оправдание. А ты его, часом, не спрашивала, на кой черт ему бритва в кармане?

— В полиции сказали, что это покушение на убийство. Для него это конец. Он не пойдет в тюрьму, он себя убьет…

Она смотрела на меня умоляющими глазами. Да она сама уже полусумасшедшая!

— Мне тоже, между прочим, недавно чуть конец не пришел. Он ведь меня чуть-чуть не дорезал. Это как, по-твоему? Или этому вас на моральной философии не учат? Ты же вроде по ней специализируешься?

Клэр шмыгнула носом, проглотив всхлип, и сердито вскочила.

— Вы вроде живы пока, — огрызнулась она. — И вообще, откуда я знаю? Может, это вы его шантажируете? Алан говорит, есть вариант, что вы не один. Он вообще считает, что вы психопат.

Она подошла к окну, за которым тучи устраивали зданию парламента сеанс водолечения.

— Это он психопат, а не я.

Я боялся, что она убежит, но, к моему великому облегчению, Клэр изможденно рухнула на стул.

— Господи, что теперь делать-то? — жалобно всхлипнула она, утирая глаза.

— Надо пойти в полицию. Ты сама знаешь, поэтому мне все и рассказала.

— Мне пора. Не надо было приходить, — сказала она, доставая из кармана изодранный клочок бумажной салфетки и промокая носик.

— Не бойся, они тебе ничего не сделают. Понятно же, почему ты его защищала: ты его любила, думала, я его шантажирую…

Сказать по правде, в глубине души я полагал, что она вполне может пойти как соучастница: она же Алана на меня в кино навела.

— Да и вряд ли его в тюрьму посадят. Ему помощь нужна, Клэр, он больной человек. И ты ему не поможешь — тут профессионал нужен.

— Могу! Могу и помогу! И плевать, что со мной потом будет. Господи, вы что, не понимаете ничего? Вы что, никогда никого не любили по-настоящему?

Она смотрела на меня совершенно безумными глазами, как будто пробовалась для фильма «Грозовой перевал». И все-таки ее слова задели во мне какую-то струнку. Было время, когда я так же любил Лиз…

Клэр заплакала в голос. Я хотел обнять ее, успокоить, но мешала капельница. Нужно было объяснить ей, что ее романтическая любовь — на самом деле сплошной обман, фокусы нашей физиологии, из-за которых мы временно перестаем видеть недостатки объекта.

— Я тебя понимаю, Клэр. Правда. Но все уже слишком далеко зашло. Ты должна все рассказать полиции.

— Я пойду. Мне надо подумать. — Она втянула голову в плечи и, вся дрожа, уставилась на меня огромными, как у Бэмби, глазищами.

— Постой, не уходи. У тебя еще шок не прошел, давай я позову сестру.

Я шарил над головой в поисках кнопки звонка и уже было нащупал ее, но тут Клэр в ужасе глянула на мою руку, сорвалась и вылетела из палаты.

Я кричал ей, но она уже убежала.

Я не мог упустить ее. Без всяких раздумий я выдернул из руки иголку и, как был в халате, побежал к лифтам. Двери уже закрывались, но среди прочих лиц я успел заметить испуганную мордочку Клэр. Я босиком припустил по линолеуму и со всей силы ткнул пальцем в кнопку вызова, чтобы лифт открылся. Никакого эффекта. Я беспомощно наблюдал, как по шкале над дверьми, мигая, движется сверху вниз огонек, соответствующий движению лифта. Когда на ней высветилась единица, я ругнулся и стукнул кулаком в стену.

Черт, ну надо же так по-идиотски! Клэр упустил, а без нее эту сволочь не прижмешь. Взяла вдруг и сорвалась… Вот невезуха! Ослабевший, с пустой головой, я поковылял обратно в палату.

Поскольку большая часть отделения была закрыта из-за нехватки персонала, мне удалось пробраться к себе незамеченным. Я лег обратно и попытался как-то все осмыслить. Вызвал звонком сестру, сказал ей, что, пока спал, иголка выскочила. Когда она приделала меня обратно к капельнице, я попросился позвонить, и она прикатила мне телефон-автомат на специальной тележке.

Я позвонил в центральное полицейское управление Уэст-Энда и попросил констебля Робсона. Через пятьдесят пенсов Робсон взял трубку. Как только я заикнулся о том, что приходила Клэр, он сразу меня оборвал, сказав, что завтра он все равно ко мне приедет, «тогда и расскажете». Я попробовал что-то возразить, но он молча повесил трубку.

Я выругался в телефон. Конечно, он там наслушался Кейт с доктором Миллером и теперь думает, я брежу. Ладно, по крайней мере, тот, который с ежиком, назвал фамилию Клэр. Я позвонил в справочную и попросил найти кенсингтонский номер, зарегистрированный на фамилию Фогель. Инициалов я, правда, не знал, но, как выяснилось, там у них на весь район только одна такая фамилия. Я спросил, на какой это улице. Оказалось, на Трегантер-роуд. Потом механический голос зачитал мне номер телефона, и я его записал.

Я положил трубку и увидел Кейт. Она поцеловала меня и спросила, как я.

— Извини, что я с тобой так резко говорила. Ты сам хорош, конечно, но нельзя было все это на тебе вымещать.

— Да брось ты, — сказал я, сжимая ее теплую ладонь. Кейт, моя единственная надежда…

Когда я рассказал ей про Клэр, ее улыбка превратилась в скептическую гримаску.

— Стив, ты, надеюсь, понимаешь, что это все твои фантазии? Вообще знаешь что, давай об этом поговорим, когда у тебя уровень лития будет нормальный.

— Слушай, может, я и съехал… Хорошо, давай считать, что съехал, но ведь если Алан действительно хотел меня убить, значит, он и Клэр может… Он же не дурак, понимает, что она в конце концов пойдет в полицию. Она сейчас уже еле держится. Я звонил Робсону, сказал, что она приходила, но ты же меня ему как психа расписала… И Миллер тоже считает, что у меня помешательство на почве Алана.

— Похоже, диагноз правильный.

— Так ведь он его с твоих же слов и поставил. В конце концов, все ведь от тебя идет. Да, я ошибся, он ее не насиловал, но она ведь сама сказала, что это он меня порезал! Она и доказать может!

— Все, Стив, хватит. — Кейт начала терять терпение.

— Ну пожалуйста! У меня есть ее телефон, ты только позвони. Позвони, скажи, что ты моя подруга, что тебе надо с ней поговорить про то, что в кино случилось. Ей легче будет тебе рассказать, чем какому-нибудь сержанту. Ну пожалуйста, Кейт. Просто позвони. Я же не бог знает чего прошу. Если я даже спятил — все равно вреда большого не будет. Если у тебя со мной серьезно…

— Ой, лучше не надо… — засмеялась Кейт.

Я не отставал. Я умолял. Я пригрозил даже, что сбегу из больницы. Последнее, кажется, помогло. Кейт согласилась позвонить при условии, что я обязуюсь пить таблетки и никуда не сбегать.

— Ура, я знал, что ты согласишься! — завопил я. Я вдруг подумал о будущем, как о белом песке, по которому мы с ней бежим, взявшись за руки.

— Я тебя люблю.

— Ты подлиза и скользкий тип, — отвечала она, набирая на автомате номер Клэр.

— Клэр твоя решит, что я полная дура. И будет права, между прочим.

Клэр не было дома, но Кейт оставила сообщение: имя и телефон, куда позвонить. Я еще записал ей номер Алана: если Клэр не объявится, можно позвонить туда.

— Ну что, доволен?

Я притянул ее к себе. От долгого поцелуя таяло напряжение в шейных позвонках. Кейт оглянулась на дверь, закрыла ее и снова опустилась на стул возле койки. Стянув с меня одеяло, она задрала мне на грудь подол моего больничного балахона. Складки ткани скользнули вверх по моему крепнущему естеству.

Вообще-то в двери было специальное окошечко из закаленного стекла — эту деталь Кейт просмотрела. Если кто пройдет по коридору, в окошко все видно.

— Кейт…

— Больной, на процедуры!

Она склонилась ко мне и взяла меня в рот. И смотрела в глаза, держа меня во рту, да так, что я застонал. Потом она стала тереться об меня мокрым лицом, тыкаться носом, быстро-быстро теребить языком. Ее волосы щекотали мне живот.

Я пытался продлить это, я впивался взглядом в прозрачный мешочек, из которого мне в руку капала глюкоза, но тут она стала сосать мою головку, как будто это был леденец и можно было через член высосать сладкую жидкость, втекающую в меня по трубочке.

Это было уже слишком — я неотвратимо перекипел через край. Глубоко в груди сдетонировал заряд, и тело рванулось дугой, как пласт пустынной почвы от подземного испытательного взрыва. Кейт вытирала губы салфеткой.

— Я люблю тебя.

Она улыбнулась нежно и чуть насмешливо:

— А ты не путаешь секс с любовью?

— Иногда это одно и то же.

Кейт приподняла бровь, удивленная нехарактерным для меня выплеском позитива. И все-таки чувство осталось. Может, это и не любовь: в такое счастье с трудом верится, но вот я ее обнимаю — и мне хорошо. Когда она собралась уходить, я выжал из нее обещание позвонить, как только объявится Клэр.

Я вызвал нянечку и попросил, чтобы она разбудила меня, если кто-нибудь позвонит. Потом получил на ужин порцию местной кормежки и медленно отплыл в сон. Проснулся на другой день в полдесятого и обнаружил, что, пока я спал, капельницу убрали. Когда удалось наконец дорваться до тележки с телефоном, выяснилось, что Кейт уже ушла на работу.

Я позвонил в клинику, но там сказали, что она еще не пришла.

— А когда она подойдет?

— Вообще в десять должна была, но сейчас же в метро забастовка, с транспортом бог знает что творится.

Было почти пол-одиннадцатого. Когда через час мне сказали, что Кейт еще не подошла, я начал беспокоиться. Позвонил Лиз — нету. Тогда позвонил Тони на мобильный. Жидкокристаллический дисплей с такой скоростью глотал единицы с карточки, как будто это был платный звонок в Австралию.

— Привет, это я. Алан в офисе?

— Да черт его знает. Я вообще не вставал еще. У Алана грипп, он отгул взял, а я там торчать не собираюсь…

— Слушай, Тон, такое дело: надо меня отсюда забрать. И привези мне одежду какую-нибудь.

Большую часть моих кровавых одежек полиция реквизировала в качестве вещдоков.

— Слушай, а Лиз не может тебя забрать, а? — заныл Тони.

— Лиз занята, а мне надо срочно. Когда ты приедешь?

Мой друг обреченно застонал на том конце провода.

— Ну, может, через час…

— Давай. Одежду не забудь.

Во время обхода Миллер сказал, что Робсон придет сегодня в шесть вечера. Я спросил, сколько он еще собирается держать меня в больнице, на что он ответил, что хочет на несколько дней перевести меня в психиатрию, пока уровень лития не устаканится.

Я побрился и стал ждать Тони. Он пришел уже ближе к обеду и принес мне свой зеленый адидасовский спортивный костюм, купленный им в свое время для занятий бегом. Костюмчик оказался мал до безобразия и обтянул меня, как трико, причем Тони сказал, что я похож на опустившегося Зеленого великана[32] и разразился приступом квохчущего смеха. Видимо, успел уже с утра приложиться.

Тут словно в подтверждение моих подозрений Тони достал из найковской сумки бутылку «Джеймсона» и подкрепился глотком, по кубатуре равным морской свинке небольших размеров.

— Не пей, тебе машину вести.

— Знаешь, как у анонимных алкоголиков говорят? Одного глотка — слишком много, а тысячи — слишком мало. Точно сказано.

— А у тебя который — тыща третий? Ну-ка посмотри, как там в коридоре — никого из персонала не видно?

— Зачем? Ты что, сбежать задумал? — спросил он с идиотской улыбкой.

— Вроде того…

Мы без проблем добрались до парковки.

— Слушай, а ты вести-то сможешь? — спросил я, забравшись в «Порше» Тони.

Надо сказать, что встреча с больничной вертящейся дверью прошла для моего друга не совсем гладко.

— Могу, конечно. Или, хочешь, ты садись…

— Как я тебе сяду с этой хренью на шее? Давай поезжай тихонько и выезжай на Олд Бромптон-роуд.

Пока ехали, я рассказал Тони про Алана и Клэр. Мне было наплевать, поверит он мне или нет. В свете неминуемого годичного отлучения от руля Тони практически нечего было терять, и потому путешествие по центральным улицам он воспринимал как аркадную игру… В какой-то момент Тони резко вильнул под грузовик, и я вдавил ногой отсутствующий тормоз.

Мой друг подрезал направо и налево, не утруждаясь даже включением поворотников. Под таким градусом наихудший исход представлялся ему мультяшным взрывом и мигающей надписью GAME OVER. И все-таки нам повезло: до Трегантер-роуд добрались не в нарезке, а, как это ни удивительно, куском. Я узнал дом Клэр, но ее «Мини» видно не было. Тони подъехал к дому по полукруглой дорожке. Я вышел и позвонил в дверь. Дверь открылась на полную длину медной цепочки, и в щель выглянула одетая в униформу рабыня-филиппинка. Я сказал, что я к Клэр.

— Ее нет, — с механической улыбкой отвечала рабыня.

— А когда она вернется, не скажете?

— Не знаю. Никого нет.

Я сел обратно в машину и велел Тони ехать к Алану. По дороге с его мобильника позвонил в клинику. Кейт до сих пор не пришла. Я начал понемногу сходить с ума. Пришлось основательно глотнуть виски, чтобы отогнать лезущие в голову жуткие картины. Напротив Аланова дома машины не было, но я все-таки постучал в дверь и покричал в прорезь для писем. Откуда-то из-за спины возник седой джентльмен в кардигане. Подозрительно ощетинился:

— Вам что?

— Да нет, ничего.

Дедок-хлопотун удалился, поглядывая на меня через плечо. Тони в мотоциклетной куртке мешком привалился к побитому «Порше» и хлестал из горла виски. Я вдруг сообразил, что мой костюмчик в облипочку, потрескавшиеся кроссовки и розовый ошейник тоже не вызывают особого доверия. Я подождал, пока дед завернет за угол, разорвал больничный пакетик с личными вещами, достал украденный из офиса ключ и попробовал открыть дверь. Алан не успел еще сменить замок со времени моего последнего визита, и дверь распахнулась настежь. Тони спотыкающейся рысью подбежал ко мне и повис у меня на руке:

— Ты что, спятил?! Он же там! Я же говорю тебе, у него грипп! Это же взлом!

— Спокойно, друг. Никого там нет, — сказал я, высвобождая руку. — Я пошел, а ты иди в машине подожди.

— Совсем обалдел!

Я вошел внутрь, а Тони поковылял к машине.

Я закрыл дверь. С точки зрения рядового обывателя, в доме был бардак. По Алановым стандартам — это была Хиросима. Журнальный столик был завален грязными тарелками и фольговыми мисочками из-под готовой еды. На полу валялись тряпки. Я покричал, но никто не отозвался. Из предосторожности я все же снял с каминной решетки витую кочергу и пошел по лестнице наверх.

Дом казался брошенным. Ящики письменного стола в кабинете выдвинуты, пол сплошь засеян банковскими отчетами, как будто кто-то раскладывал пасьянс десятью колодами сразу.

В спальне кровать не убрана, и в воздухе стоит какой-то знакомый запах — не могу понять, откуда я его знаю. Я выдвинул ящик из-под кровати, но ни наручников, ни веревок там не оказалось.

Я вспомнил про кокаин в тумбочке: Тони бы сейчас самое оно, чтобы протрезвел малость. Открыл ящик и наткнулся на пачку полароидных снимков.

Сверху была фотография Клэр, стоящей на кровати в одних чулках и маске Зорро, с кожей, выбеленной вспышкой. Потом — она же в ванной, на коленях, руки прикованы к ноге унитаза, лицом уткнулась в холодный фарфор.

Еще и еще Клэр, а потом — Лиз.

Голая, модельный поворот бедер, надувает губки в объектив. На другой фотографии она лежала на спине, привязанная за руки к кровати, с повязкой на глазах. Ее ноги были распялены метровым шестом, пристегнутым у нее между щиколоток. Снято было сверху, видимо, Алан стоял над ней.

Меня вырвало на ковер больничной едой. Я пошел вниз и выпил стопку водки.

— Ты чего? — спросил Тони.

Я сел в машину и показал ему фотку Лиз в колье из Аланового белка. За ее спиной неясно, но вполне узнаваемо вырисовывалась простеганная пуговицами спинка нашей кровати.

— Мать твою налево! Это что же — Лиз, что ли?

— Поехали домой.