Что значит мыслить? Арабо-латинский ответ

8. Приобретать

1. Мыслить — значит приобретать. Все средневековые авторы это знали, повторяли, по-своему трактовали. Разум работающий — это разум приобретенный.

При всей банальности это верное утверждение. И речь не о том, чтобы противопоставить представлению о врожденных способностях идею, что человеческий разум изначально — чистый лист, и что лишь потом, совершенствуясь, пожиная плоды опыта, постепенно развиваясь, он приобретает знания. Мыслить можно научиться, если захотеть. Но приобретенный разум в средневековом понимании — это нечто иное.

Эта идея возникла в арабских переводах текстов Александра Афродисийского, величайшего и самого влиятельного из греческих экзегетов Аристотеля. Идея Александра состояла в том, чтобы выявить в деятельности человеческой мысли основополагающую роль «Бога», Перводвигателя Вселенной. Этот Перводвигатель он уподобляет как «деятельному» (agent) разуму, который Аристотель упоминает в трактате «О душе», объясняя с его помощью способность разума к абстрагированию, так и «внешнему» разуму, о котором речь идет в трактате «О возникновении животных», где Аристотель довольно загадочно утверждает, что способности души будущего ребенка уже присутствуют в семени отца и что «только разум входит извне (thurathen)».

Идея Александра, выраженная в его трактате «Об уме», соединяет эти два аристотелевских понятия и заключается в том, что для приведения в действие человеческой мысли необходимо вмешательство внешнего божественного разума. Чтобы мыслить вещи мира, абстрагировать их формы из материи, нужно предварительно — и это парадоксально, так как тут же как будто сам собой напрашивается summum, — постичь чистый акт, каковой есть Бог, то есть интериоризировать его, принять его в себя посредством мысли о нем. Однако арабский перевод всё переворачивает, добавляя одно-единственное слово. Разум «извне», который человек вбирает в себя, становится разумом, «приобретенным извне»; так то, что было всего-навсего толкованием, порождает новую реальность: чтобы мыслить, как будут отныне говорить, необходим приобретенный разум.

2. Приобретенный разум — это, прежде всего, божественный, или деятельный, разум, который входит в нас. Он входит в нас, когда мы его мыслим, а мыслим мы его сразу, так как мысль о нем дается, преподносится и дарует нам способность совершать наш мыслительный акт самим. Иными словами, вся умственная деятельность предполагает эту непосредственную открытость небесному разумению, эту исходную проницаемость (порог, проходимый в детстве), основополагающее и непроизвольное приятие перворазума или чего-то равного ему, в совершенствовании чего человеческая душа обретает свою способность абстрагировать.

Красивая идея, переворачивающая наше привычное представление о мышлении. Ведь мы привыкли думать о нем как о явлении, хоть и вызванном внешним раздражителем, но внутреннем, эндогенном, формирующемся в границах мозга. Идея приобретения говорит об обратном. Еще до встречи с объектом всякая мысль есть мысль извне, космическая по существу. Если мусульманская догматика осуждает в суфизме идею ḥulûl, вселения, вхождения, врождения божественного в человека, то философия, mutatis mutandis, то есть де-теологизируя эту идею, уже не страшится ее. Мыслить — значит быть пронизанным, нагруженным, и это принципиально. Ничто не берет свое начало в средоточии или одиночестве Я, и в этом глубокий смысл сравнений мысли со светом. Согласно аль-Фараби и Аверроэсу, подобно тому как мы воспринимаем цвета не раньше, чем увидим свет, заливающий нас, мы мыслим вещи не раньше, чем постигнем, вберем в себя сам принцип всякой мысли.

Иначе говоря, человек — не единственное мыслящее существо во Вселенной, не гапакс в неразумном бессмысленном мире. Помимо того, что его окружает (бесчисленные формы мышления животных), всё мыслит и над его головой; и если эфирные шары, несущие планеты, суть живые существа, движимые разумениями, восходящими к неподвижному двигателю, то человек входит в мышление лишь как субъект этой гигантской ноосферы.

3. Причем, приобретенный разум обозначает у Аверроэса не только вхождение в нас трансцендентного разума, дарующего нам способность мыслить, и даже не только ту единичную связь, что устанавливается с этим первопринципом каждый раз, когда мы мыслим в обычной жизни (ведь ничто никогда не является делом одного только человека, всякая мысль в этом монолитном мире есть содействие, слаженный сговор, всеобщая мобилизация Вселенной): приобретенный разум — это прежде всего разум итоговый, космический разум, ставший на пике нашей духовной жизни нашим разумом.

В самом деле, человеческий разум не вовлечен в бесконечный прогресс: у него есть своя высшая точка, заключающаяся в познании всей Вселенной. Эта истина всего сущего, всегда актуальное понимание этой истины, и есть «Бог» или «деятельный» разум, и именно ему наша мысль уподобляется, насколько это возможно, на пике своей активности. Приобретенный разум — это название состояния высшей зрелости, в котором наш разум, свободный от помех и прорех, становится не чем иным, как истинное мышление о реальном. Приобретенный разум, как утверждает в своих поздних сочинениях Аверроэс, есть разум извне, полностью ставший нашей собственной формой, определяющий наше бытие. Человек в этом состоянии не имеет ни способностей, ни нехваток; он мыслит, «подобный Богу», самой мыслью всеведущего и всегда действующего разума, который им повелевал. Отныне меняется его место во Вселенной. Меняется его статус. До этого пассивный и подчиненный, он становится активным и главным: «необычайный модус бытия»,— заключает Аверроэс.

4. Приобретение есть процесс постепенного постижения человеком Истины (которую воплощает трансцендентный разум), по мере того как его знания о мире возрастают. Как человек это делает? Воображая. Мысль исходит из образа и понимается только в отношении с образом. Это и есть та связь, что сплачивает понятие и образ. Но образ — это не просто место изъявления мысли и не просто ее партнер. Поскольку это мой образ (одновременно индивидуальный, то есть полученный через мое тело, и личный, то есть возникший под моим относительным контролем), понятие, из него вышедшее и от него зависящее, тоже принадлежит мне. Это мое понятие, так как это понятие моего образа. Оно обладает универсальным, общим измерением, одинаково значимым для всех и во все времена, но вместе с тем оно мной подписано, я приписываю, вменяю, присваиваю его себе в силу права собственности на образы, которые потребовали его возникновения. Образ — это наша мета, поставленная на мысли, подобно тому как наносят клеймо на кожу своего животного. Истина одна, говорит Аверроэс в своем «Рассуждении», но пути к ней могут быть разными (философия, религия). Да, истина одна, но каждый с ней связывается по-своему, путями своих образов достигает понятия.

Латиняне в большинстве своем не примут этого и будут опровергать аверроистскую идею о том, что мысль возникает у человека исключительно на основании деятельности его воображения, а не на том основании, что индивид с рождения имеет в распоряжении свой разум — способность своей души, форму своего тела. А между тем это сильная идея. Способность мыслить сама по себе не принадлежит никому, будучи исконной способностью всего вида, которую каждый в период своей недолгой жизни оживляет и делает в определенной степени своей благодаря работе своего воображающего тела. Неужели всё дело в добавленном слове? «Мне всё равно,— ответ аверроиста XIII века,— ведь это и зовется мышлением».

5. И всё же приобретение остается двусмысленным присвоением. Человек приобретает понятие через образы в своем теле, но, приобретая его своим уникальным путем, он одновременно лишает себя индивидуальности. «Тот, кто обретает,— пишет Мишо,— с каждым обретением теряет». В нашем случае мыслящий обретает общее и теряет нечто от образа, который обеспечивает ему доступ к этому общему. В этом смысле понятие образует точку осмоса между собственным и общим, место пересечения единичного и универсального. Индивид оставляет свою мету на понятии и придает своей мысли стиль, особую окраску, но в то же время универсализируется вплоть до анонимности.

Из этого следуют неявные, но важные политические выводы. Аверроэс располагает «людей суждения», то есть философов, на вершине общества. В некотором роде всё делается и должно делаться для них, ради них, и это главный критерий оценки города. Благим является то общество, которое порождает мысль, максимум мысли, позволяя людям получить максимально возможный доступ к истине через религию (что делает по-настоящему возможным только ислам). Но это совсем не означает, что общество подобно пирамиде, на вершине которой назходится группа индивидов. Дело в том, что философы, понимаемые как совершенные мыслители, индивидами уже не являются. У них есть тела, мы их видим, они одеты, они говорят и перемещаются в общественном пространстве, но, поскольку они философы, они уже не есть эти конкретные тела. Философы есть совершенные мысли, а совершенная мысль не имеет имени.

Общество, иначе говоря, не служит какому-то классу людей на основании того, что они самые одаренные и, в качестве образцов, самые ценные. У общества есть вершина, но мысль на этой вершине уже не является чьей-то, связанной с кем-то мыслью, она уже не опирается на тело и на опыт этого тела, на его жизнь, историю и путь в истории. В противовес идее постоянного связывания в некоторых текстах можно найти предположение, что всё это в конце концов исчезает. Совершенная, сбывшаяся мысль — это мысль, прошедшая через тело, им произведенная, вышедшая из него, но в конце своего пути уже не имеющая субъекта, опоры: она существует уже не как мысль конкретного индивида. Совершенное мышление — это уже не конкретное сознание, не удел конкретного разума, не контакт с конкретным взглядом. Философ — не конкретный человек. Он — вид, действие вида, его торжество.