Чудо поцелуя

Глава 13

Теперь она тоже расслышала легкое ржание и стук копыт лошади, видимо, по дороге от лесопилки. Звуки смутили ее. Неужели за Джо приехала конная полиция?

Он быстро нырнул в дом. Минутой позже вновь появился снаружи, держа правую руку сзади на поясе. Она похолодела, так как была уверена, что Джо положил в задний карман брюк револьвер.

— Спрячься внутри, Нэнси, — приказал он.

Она не послушалась. Просто подошла и встала рядом. Если это полиция, быть может, ее присутствие разрядит обстановку.

Из леса выехал всадник на гнедой лошади. Увидев, что он одинок, Нэнси облегченно перевела дух.

— Кеннет? — Джо спрыгнул с крыльца и пошел навстречу брату. — Как ты меня нашел, брат?

Тот остановил коня и спешился.

— Я догадывался, что ты прячешься где-то поблизости. Если бы это было не так, ты бы не мог нас так часто навещать. Сначала я подумал про дом Финдлея. Приехал туда, но твоих следов не обнаружил. А потом вспомнил про твое холостяцкое убежище. Удивительно, что оно еще цело!

Кеннет прошел дальше и поставил ногу в кожаном сапоге на крыльцо.

— Хорошая мысль, Джо, — кивнул он. — Чтобы укрыться от копов, лучшего места не найдешь.

Реакция Джо на неожиданное появление брата была примерно такой же «сердечной», как у Кеннета накануне.

— Как прикажешь понимать твой визит? — холодно спросил он. — Пригласить тебя на чашку чая?

Улыбка — более ироничная, чем недовольная — проступила на лице Кеннета.

— Можно обойтись без чаепития. Я привез тебе нечто более интересное.

Джо смотрел на него так, будто «нечто интересное» могло оказаться миной-ловушкой.

— И что же это такое?

Кеннет достал из нагрудного кармана куртки сложенную во много раз газету и протянул ему.

Ее очерк, в страхе подумала Нэнси. Она закрыла рот рукой. О Господи! В смятении чувств она совершенно позабыла предупредить Джо. Кеннет развернул газетный лист и показал брату. Она в ужасе уставилась на заголовок, идущий поперек всей полосы: ИНТЕРВЬЮ С УБИЙЦЕЙ.

Джо судорожно выхватил газету из рук брата. Даже не начав читать, он в ярости повернулся к Нэнси.

— Тебе непременно надо было это сделать, да? Не могла подождать? Моя свобода — да и жизнь — поставлены на карту, но важнее всего ваш сенсационный очерк, не так ли, мисс репортер?

— Я не давала такой заголовок, — беспомощно запротестовала она. — Они всегда делают забойные шапки, чтобы газета хорошо расходилась…

— Эй, Джо, остынь! — вмешался Кеннет. — Очерк написан блестяще. Ты ведь не рассказывал нам, что спас жизнь своему конвоиру в ресторане. Это самое лучшее, что когда-либо о тебе писали, и я думаю, что теперь мнение о тебе сильно изменится.

Похоже, Джо даже не слушал брата. Его лицо было мрачнее тучи.

— Я считал, что тебе, Нэнси, можно доверять. Я думал, ты не такая, как остальные газетчики…

Его гнев словно стеганул ее хлыстом, но она вовсе не оробела.

— Ты и теперь можешь мне доверять!

Джо скомкал газету и отшвырнул ее, будто та пачкала ему руки.

— Ты нисколько не отличаешься от той своры гиен, что травили меня во время суда. Только ты зашла еще дальше в своем предательстве…

— Это неправда, Джо! — Как он мог так думать после всего, что у них было за последние дни?! — Я стараюсь помочь тебе! Ты сам увидишь, если прочтешь мой очерк!

Джо повернулся спиной к брату. Взгляд Кеннета остановился на оттопыренном заднем кармане его штанов.

— Зачем тебе револьвер, Джо? — резко спросил он. — Ты собираешься снова кого-то убить?

— А почему бы и нет? — Джо пристально смотрел на Нэнси и отвечал брату кратко и холодно. — После всего, что со мной случилось, я готов на все.

— Ты подумал о том, что с оружием в руках тебя просто застрелят?

— Это лично моя забота. И никого другого не касается.

Джо продолжал смотреть на нее, а не на брата, но Нэнси видела, что его резкие ответы разозлили Кеннета. Тот густо покраснел и сжал губы.

— В этом ты весь, не правда ли, Джо? — почти закричал Кеннет. — Всегда и во всем первый! Всегда тот, кто знает лучше всех! Ты сумел убедить в этом нашего отца! И сам же пострадал от этого!

Вспышка брата охладила гнев Джо, готового обрушиться на Нэнси. Очевидно, озадаченный столь эмоциональной реакцией брата, Джо повернулся к нему.

— Когда это было, Кеннет? Сейчас ты глава фирмы. Ты опора семьи. А кто я — ты сам знаешь. Мы с тобой даже не ровня…

— Нет, ты не утратил своих амбиций, — в сердцах ответил Кеннет. — Но ты прав: теперь я перестал сравнивать себя с тобой. Так что угомонись. Давай вернемся к тому, с чего начали. По-моему, ты должен благодарить Нэнси за то, что она написала о тебе.

Нэнси было неважно, поблагодарит ее Джо или нет. Главное, чтобы он захотел прочесть ее труд.

— Я думаю, что тебе надо отсюда немедленно убираться. Хочешь ты этого или нет, но очерк мисс Пикфорд внес в твою историю настоящий бум. Теперь копы начнут каждый день получать сведения, что тебя видели — от Чарлстона до Питтсбурга. Перепроверять все эти донесения — выше сил человеческих. Так что, на вскидку, ты мог бы спокойно отсидеться здесь. Но полиция не лыком шита, она сначала будет обшаривать ближние места.

Кеннет коротко кивнул на прощание Нэнси и направился к своей лошади.

— До свидания, Кеннет, — сказал Джо вслед ему. — Тебе будет приятно узнать, что я отправляюсь уже завтра.

— Удачи тебе, Джо, — отозвался тот, направив лошадь в обратный путь. — Веришь или нет, но я говорю искренне, как брат брату.

После отъезда Кеннета напряженность между ними продолжала оставаться.

— Так ты уходишь… — пробормотала наконец Нэнси.

Пустое замечание. Но все, что ей сейчас приходило в голову, казалось никчемным. Джо уходил. А она оставалась.

Уоткинс коротко кивнул.

— Завтра на рассвете. Я пойду пешком через горы. Тебе оставлю пикап.

Рассеянно потирая затылок, как он обычно делал, когда хотел в чем-нибудь разобраться, Джо вышел на берег и уставился поверх озера на темнеющие за ним вершины. Она последовала за ним.

— Я опытный бродяга. У меня хватит сил перейти их.

Интересно, кого он убеждает: меня или себя, отрешенно думала Нэнси.

— Ты даже не хочешь знать, чем тебе может помочь мой очерк, Джо? — с горечью спросила она. — Читатели всегда встают на сторону страдальца, особенно если сомневаются в приговоре суда. Твой случай может стать cause celebre[4]. Наконец, ты теперь будешь в центре внимания публики, так что полиции, коли нападет на след, придется быть с тобой поосторожнее. Такую историю подхватят все газеты и будут раскручивать ее сейчас, пока ты еще в бегах. Разве ты не понимаешь, Джо? Широкая гласность может побудить губернатора распорядиться пересмотреть твое дело.

Джо отмахнулся от нее как от назойливой мухи.

— Я в это не верю, — спокойно ответил он. — Я уже был в центре внимания и ничего хорошего от этого не получил. Справедливость в моем случае — несбыточная мечта. И напрасны все ваши потуги, мисс новоявленный защитник.

Джо насмешливо смотрел на Нэнси. Она не сдвинулась с места, пока он гневно хлестал ее словами, изливая на нее свое даже не сиюминутное, а многолетнее разочарование. И помимо воли, взгляд его постепенно теплел. Ветер трепал полупрозрачную юбку, оголяя лодыжки ее стройных ног. В косых лучах заходящего солнца глаза ее не казались заплаканными, хотя губы явно дрожали. Эти нежные, полные губы всегда будут преследовать его. Двадцать футов разделяли их, но он чувствовал их солоноватый привкус, словно они прижимались к его губам. И он не мог противиться желанию, которое они возбуждали.

Все рушилось. Его надежда оправдаться. Глупые фантазии о том, что она действительно может полюбить его. Как можно было верить всему этому, если оказывается, ей нельзя было даже доверять? Гнев на Нэнси сменялся гневом на самого себя, противоречивые эмоции окончательно спутали его мысли.

Да, Нэнси кое-что для него сделала, кое-чем даже рисковала. Но первопричиной всего был этот самый очерк. Жажда желанной популярности среди тысяч читателей, многие из которых станут ее поклонниками…

Ему-то какая, собственно, разница — делала она это потому, что действительно кое в чем ему сочувствовала, или просто сама его история оказалась для нее находкой?

— Спасибо за ваш труд, мисс репортер, — сказал он вслух. — Я постараюсь извлечь из него какую-нибудь выгоду.

— Но ты же ни строки не прочел! — вырвалось у нее.

— У меня еще будет время это сделать, — холодно парировал он.

Голова у него снова разболелась. Тем не менее, ему ужасно хотелось отомстить ей и овладеть ею, грубо повалив на землю прямо там, где она стояла. Но что-то в ее затуманенном взгляде останавливало его. А умоляющая поза с прижатыми к груди руками пробудила в нем острое, болезненное воспоминание, как он стоял в зале суда в тот день, когда был вынесен облыжный приговор.

У него защемило в груди. Воспоминания нахлынули на него. Смущение, ужас и гнев, что он чувствовал тогда — смертельное ощущение беспомощности перед надвигающейся махиной судьбы, — все это снова было с ним. Почва снова уходила из-под ног, и он тер руками виски, чтобы остановить головокружение. Мир вокруг него стал размытым и нечетким, словно таял в волнах горячего воздуха.

В мозгу возникло четкое видение — набитый негодующими людьми зал. Он явственно припомнил пронзительные взгляды зрителей и занудный кашель какого-то старого бедолаги. Присяжные выходили из комнаты совещаний. Он слышал шарканье их подошв, потом смотрел, как они рассаживались на своей стороне зала на двух рядах обтянутых черной кожей кресел. Затем выстрелом прозвучал возглас судебного пристава:

— Всем встать!

— Жюри присяжных признало вас, Джозеф Уоткинс, виновным в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах… — Голос судьи рвал ему душу. Он боялся, что закричит от боли. Вид адвоката, бесстрастно взиравшего на судью, убеждал, что он не должен этого делать…

Долой наваждение! — приказал себе Джо, стараясь вернуться к реальности. Это лес шумел, как зал суда. И не судья, а Нэнси что-то говорила, но он не различал ни единого ее слова.

Дрожь, зародившаяся в ногах, распространилась по всему телу. Он никак не мог унять ее. Неужели он заболевает? — подумал Джо на удивление спокойно. Ему смутно послышалось, что кто-то выкрикнул его имя. Сквозь нахлынувший озноб он ощутил прикосновение теплой руки к своей груди. Нэнси! Ее лицо словно проявилось с волшебного солнечного негатива.

— Что с тобой, Джо! Очнись! — сквозь слезы восклицала она.

Он заморгал и потряс головой. Ноги, кажется, опять обрели твердую почву. Еще один проклятый гипертонический криз, вызванный стрессом, так ему говорили в тюремном медпункте. Они у него уже случались. Особенно после смерти отца. И еще сразу после суда. Такая внезапная потеря самообладания очень пугала его.

— Тебе плохо, Джо? Отвечай мне!

— Мне очень хорошо, Нэнси…

— Не надо фиглярствовать, Джо. У тебя рана на голове, всякое может быть…

— Я утверждаю, все в порядке!

Чтобы окончательно убедиться, что самообладание вернулось, он грубо схватил ее за руку и привлек к себе.

— Это будет наша последняя супружеская ночь, — с усмешкой сказал он, довольный, что добился твердости в голосе. — Так что давай вынесем за рамки твоего очерка более интимные подробности.

Когда она рванулась и попыталась освободиться, он еще крепче схватил ее за руки и накрыл ее рот нахальным поцелуем. Она заслужила такое обращение, оправдывал он себя. Сама охотно трахалась с ним, а потом предала. Пусть в последний раз потерпит его тюремные ласки.

— Нет, Джо, — отшатнулась она, когда получила возможность вздохнуть. — Так поступить с собой я не позволю.

— Не поздно ли для «нет», а? Тем более что ты сколько раз твердила — я люблю тебя. В конце концов, я тебе с самого начала давал понять: все, что мне было нужно от тебя, — это секс, — рассмеялся он ей в лицо. — Это то, что мне нужно сейчас.

Гнусная, мерзкая ложь. Джо в этот момент ненавидел себя. Даже теперь, несмотря на его хамское поведение, ему мучительно хотелось последний раз прикоснуться к ее желанному телу, испытать то животворное чувство, которое так много дало ему и которое он хотел запомнить на весь остаток жизни.

Его дерзкие слова и такие же поступки горечью отзывались в душе Нэнси. Но его руки крепко обнимали ее, как она того всегда хотела, и ей ничего не оставалось, как прильнуть к нему, отвечая на эти дерзкие поцелуи. Они не могли так сразу стать неприятными, ибо она всем своим существом осознавала безысходность. Никогда она не будет млеть больше в его объятиях, не почувствует яростного его желания, не услышит сладостных его стонов. Когда она потеряет его, останутся только бесплотные воспоминания.

Горячий порыв перехватил ее дыхание. Она встрепенулась и запустила ему пальцы в густую шевелюру. А он грубо сорвал с нее юбку и кофточку и повалил на землю. Он перестал быть нежным и обходительным. И ей это было не нужно. Она слишком отчаянно его любила.

Уже на траве он дернул ее трусишки так, что лопнула резинка, и навалился на нее, словно сексуальный маньяк. Рот его исказила странная гримаса не то боли, не то торжества. Она извивалась под ним, как эпилептичка и вопила будто оглашенная. Ее руки и ноги сомкнулись вокруг него, словно она хотела удержать его в себе навсегда…

Джо, тяжело дыша, свалился ничком на холодную сырую землю. Ах, как хорошо было ему с ней! Он ударил кулаком по траве. Потом услышал ее приглушенный всхлип и приподнялся на локте.

— Прости, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, не совсем понимая, за что извиняется. — Прости меня, родная моя девочка…

Он поднялся и привел в порядок собственную одежду. Потом, глубоко и виновато вздохнув, наклонился, взял ее на руки и понес в дом. Почти на ощупь отыскал в темноте кушетку и уложил Нэнси на нее. Прикрыл ее наготу одеялом, а она молча отвернулась к стене.

Джо нацедил себе стакан холодной воды из-под крана, залпом осушил его. Затем присел не зажигая лампы за стол. С рассветом он должен быть в пути, и пытаться уснуть уже не было смысла. Сможет ли он еще когда-нибудь спокойно спать, не думая о Нэнси?

Взрыв тупого бешенства, вызванный явлением брата с проклятым очерком, понемногу угас. Его постепенно заменял стыд за свое бессовестное животное поведение.

Какой смысл был срывать свое зло на этой преданной ему женщине? Именно преданной, а не предавшей. Почему он придал такое значение этому злополучному очерку? Обвинил ее во всех смертных грехах, прочтя только лишь газетный заголовок… Ему стал противен тот жесткий, замкнутый человек, в которого превратила его тюрьма и которого не смягчило даже возникшее большое чувство к женщине.

Действительно ли очерк может помочь? — задумался он. Он поступил глупо и несправедливо, выкинув его. Надо было, по крайней мере, прочесть! Теперь он испытывал сильное желание сделать это. Если из статьи он поймет, что она вовсе не любила его по-настоящему, как утверждала, то обретет душевный покой.

Он зажег лампу и посветил на кушетку. Нэнси спала, подложив ладошку под мокрую от слез щеку. Хорошо, что она наутро освободится от него, сказал он себе, но не хотел верить, что это всерьез.

Держа в руках лампу, он вышел наружу. Желтый свет упал на розовый лоскут, и снова Джо начали терзать угрызения совести. Он аккуратно сложил в кучку ее кофту, трусики, юбчонку, намереваясь забрать на обратном пути. Неудивительно, что после такого скотского обращения она надолго разревелась.

Скомканная газета обнаружилась у подножия дерева, куда ее отнес ветер. Джо поднял ее и вернулся в дом, а маленькая грудка ее одежды осталась лежать снаружи.

Кеннет был прав: очерк представлял его в очень выгодном свете. Хотя Нэнси и перестаралась, описывая сделанное им для Паттерсона и остальных посетителей бара, все же она была не слишком пристрастна. Она хорошо проиллюстрировала факты, в основном его собственными словами. Джо было приятно прочесть в послесловии, что читатели хотят добиваться пересмотра его дела.

Этот очерк был полной противоположностью той буре, которая поднялась в прессе после начала суда. Бесчисленные статьи, искажавшие все, что говорил он и его адвокаты, приводили Джо в неистовую ярость…

Он потушил лампу и опять молча сидел в темноте, положив голову на руки. Быть может, он так бурно разгневался на нее потому, что подсознательно хотел поскорее вырвать из своего сердца? Такая гипотеза придавала его разнузданности больше смысла. Но, увы, она не срабатывала. Любовь к Нэнси все еще заполняла каждую клеточку его существа. И будет оставаться в нем, что бы ни ждало впереди. Она дала ему то, на что он никогда не надеялся, — душевную привязанность, которую ничто, даже пожизненное заключение, не сможет поколебать…

Привычка метаться в замкнутом пространстве тюремной камеры так въелась, что он даже не заметил, как встал из-за стола и заходил вокруг него. Проходя мимо кушетки, он каждый раз поглядывал на Нэнси. Лунный свет, льющийся из окошка, серебрил ее волосы и выхватывал из темноты милое лицо.

Неожиданно в ноздри ему ударил резкий, щекочущий запах. Откуда здесь пахнет бензином, если пикап запрятан почти в миле отсюда? Джо инстинктивно распахнул окошко и увидел, что на мгновение у кромки леса мелькнул огонек. Фонарик? Вот, опять! Человек с фонариком удалялся по тропинке, ведущей к лесопилке. Хотелось бы ему знать, кто этот ночной гость. И тут едкий дым перехватил ему горло. Он врывался в домик снаружи.

— Нэнси! — закричал Джо. — Пожар! Вставай быстрее!

Ничего не видя в дымном мраке, он толкнул ногой дверь. За нею выметнулся багровый язык пламени. В течение одной-двух секунд узкая огненная линия очертила дверной проем.

Нагая Нэнси, ничего не соображающая спросонья, ухватилась за пояс его брюк. Он обернулся, подхватил ее на руки и отчаянно рванулся в пылающий прямоугольник двери. Проскочив занявшееся огнем крыльцо, он подвернул ногу и упал, выронив свою живую ношу. Но Нэнси мгновенно вскочила и оттащила его самого подальше от огненного ада. Кашляя и жадно хватая ртом свежий воздух, они отбежали в сторону от пылающего домика.

Там, внутри, взорвался газовый баллон, и воздушной волной их бросило обратно на землю.

Нэнси мертвой хваткой вцепилась в него. Она так сильно дрожала, что у нее стучали зубы. Ее широко открытые глаза не отрываясь смотрели на пламя, которое уже поглощало домик. Из огня вылетали раскаленные головни — к счастью, большинство из них падало в озеро.

— Моя сумка… — простонала она. — Там все — кредитная карточка, водительские права…

Джо прекрасно понимал, что в минуту опасности человек склонен придавать значение мелочам. Он помнил, как маялся в день суда, выбирая, какой галстук надеть. Надо было дать ей время немного оправиться от пережитого шока, прежде чем сообщить весть еще более ужасную: кто-то решил сжечь их заживо.

Домик сгорел быстро, так как их вероятный убийца облил его со всех сторон бензином, прежде чем бросить спичку. Только потому, что стены не совсем просохли после весенних дождей, получили они несколько лишних секунд для спасения. Если бы домик стоял сухой как солома, что обычно бывает в разгаре лета, и если бы они оба крепко спали…

Джо нежно обнял ее.

— Сожалею, Нэнси. Тут уж ничего не поделаешь. Все наше имущество сгорело. Мы остались в чем были.

— Но я-то, Джо… — Она беспомощно развела руками. — Как мне-то теперь быть?

При всей трагичности положения, он едва сдержал смех.

— Теперь у нас одни штаны и одна рубаха на двоих! Ну-ну, выше голову, мисс репортер! — воскликнул он, почувствовав ее отчаяние. — Я о вас побеспокоюсь.

Он принес забытую с вечера на траве одежду.

— Ох, Джо, — всхлипнула она. — С нами, видно, Бог… Но что же случилось? Мы даже газ не зажигали!

— Пожар возник не случайно, Нэнси. Это был поджог.

— Ты хочешь сказать, кто-то хотел нас. — Она содрогнулась и кинулась ему на грудь. — Кто же это? За что, Джо?

Он посмотрел поверх головы Нэнси, будто ночь, горы и расстояние не мешали ему увидеть Догвуд Хилл. Страх от пережитого понемногу проходил. Его место занимала угрюмая, тяжелая злоба.

Кто-то не только пытался избавиться от него, но не остановился перед тем, чтобы погубить вместе с ним и Нэнси. И он почти знал, кто этот проклятый поджигатель — убийца. Он успел бросить всего один взгляд на человека, который убегал прочь от домика, но в это мгновение лунный свет блеснул на светлых кудрях.