Чудо поцелуя

Глава 5

— Постойте, Джо! — воскликнула она.

Он обернулся с вопросительным выражением лица.

— Я… э… — Нэнси не знала что сказать, оттого что не была готова распрощаться с этим странным, удивительным человеком, который так бесцеремонно вторгся в ее жизнь. — Обождите минутку, хорошо?

Почти машинально она опустила ноги на пол и шагнула за ним вслед. Цепь наручников тут же вернула ее назад, заставив присесть на краешек кровати.

— Я не… я хочу вам что-то сказать…

— Вот как? Я думал, вы ждете не дождетесь, когда я исчезну!

— Я не могу так расстаться. Поверьте… я не могу. — Поскольку это было правдой, она, очевидно, сама не понимала, с чего это ей вздумалось прикладывать какие-то усилия, чтобы задержать его. — Я только… У вас же очень болит голова?

Джо удивленно вздернул черную бровь.

— Я думал, вам это совершенно безразлично…

— Так вы поэтому прихватили меня с собой? И еще потому, что у вас после травмы начались проблемы со зрением?

— Вы очень догадливы, Нэнси, как и подобает репортеру.

— Вы правы. Мне платят за то, чтобы я все подмечала. Но вы не ответили на мой вопрос, Джо. Когда вы брали меня в заложники, вы планировали использовать меня как живой щит? Или вам просто было нужно, чтобы я вела машину? Скажите мне правду, Джо. Пожалуйста! Для меня это очень важно.

Если рассуждать серьезно, то ей самой было сейчас не ясно, почему для нее так важны различия в его мотивации.

Он пожал плечами.

— Ну, хорошо. Я нуждался в вас. Этот удар балкой по голове действительно повредил мое зрение.

— Вам нужен был водитель. Почему я, а не кто-то другой? Вы же ненавидите репортеров. Сами это говорили…

Ему не хотелось пускаться в объяснения своих сомнительных мотивов и еще более непонятных эмоций. Тем более что ее упрек был абсолютно справедливым. Он не делил свою неприязнь между конкретными журналистами. После суда он их всех терпеть не мог.

— Извините, Нэнси. Я не хочу играть в пресс-конференцию. В тюрьме эта игра совершенно непопулярна. Прощайте и будьте счастливы.

Он вновь повернулся к двери.

Чувство, близкое к панической истерике, заставило ее опять окликнуть его.

— Вы уверены, что теперь видите достаточно хорошо, чтобы вести машину, Джо? Не разобьетесь на первом же повороте?

Держась за ручку двери, он бросил взгляд через плечо.

— Сейчас, при дневном свете, я должен справиться.

— Непросто и с хорошим зрением ехать по здешним извилистым дорогам, — сказала она с нажимом. Уж не сошла ли она с ума, подумала Нэнси, уговаривая его взять ее с собой, когда для любого нормального человека было бы главным освободиться от вооруженного преступника.

— Вот я и попробую, вдруг пронесет.

Однако он повернулся и снова подошел к кровати, неодобрительно глядя на нее сверху вниз.

— Что все это значит, Нэнси? Чего вы добиваетесь?

Ему еще непонятно! Этот преступник, столь же отталкивающий, сколь и привлекательный, мучительно зацепил и ее репортерское любопытство, и ее личные чувства. Если он сейчас уйдет, у нее больше не будет никаких шансов узнать подлинную историю Джозефа Уоткинса и выяснить, был ли в самом деле вердикт присяжных ошибочным. Именно эта истина была ее главной целью, фальшиво уверяла она себя. Ничто другое, кроме этого, не имело значения.

За все это время, убеждала себя она, Джо не причинил ей вреда — правда, вовлек в свои странные дела и удерживал всю ночь против ее воли. Для отцеубийцы он был слишком джентльменом. Мягкая речь, разумная вежливость, стремление быть снисходительным. К тому же, как умная женщина, Нэнси понимала, что очень ему нравится. Она же видела, чего ему стоило ночью оторваться от нее. Она сама отдалась на его милость, лежа в одной постели с ним, — и он в итоге не тронул ее.

— Вы спасли меня в бурю, Джо. А потом отважно и самоотверженно трудились, чтобы помочь остальным. Мы все вам задолжали, а я привыкла платить долги.

— Ничего вы мне не должны. Я всего лишь делал то, что каждый сделал бы на моем месте.

Вряд ли бы каждый, подумала Нэнси. Вопреки очевидному, она нутром чувствовала, что Джозеф Уоткинс — глубоко порядочный человек. По своей ли вине он угодил в тюрьму?

— То, что вы сказали вчера, Джо, насчет непричастности к смерти отца… это правда?

Идиотский вопрос, и она это понимала. Настоящий убийца мог, конечно, легко и правдоподобно солгать. Она смотрела ему в глаза, стараясь заглянуть за тот мысленный занавес, который он обычно опускал между ними.

— Я не убивал своего отца. Я даже курице не мог голову отрубить.

Под твердым взглядом его серых глаз она заколебалась. А что, если он говорит правду? Система правосудия небезупречна. И судьи, и жюри присяжных, как всякие люди, могут ошибаться. Что за жуткая ситуация для интеллигентного человека, коли он действительно невиновен! И какой захватывающий сюжет для психологического очерка! И если он не врет, вряд ли стоит осуждать человека, пытающегося убежать от системы, которая так жестоко ошиблась, несправедливо наказав его.

— Допустим, я убил своего отца, — продолжал Уоткинс. — Тогда разве не логичнее с моей стороны было бы утверждать, что это случайность или самозащита? Мой адвокат настойчиво подталкивал меня к этому, тем более что дюжина людей видела, как взбешенный отец набросился на меня. Защитник был уверен, что мне грозит всего лишь краткое заключение. А если повезет, то и вовсе оправдают.

Словно понимая, что она пытается оценить правдивость его слов по глазам, Джо смотрел на нее прямо и твердо.

— Этот адвокат, друг семьи, оказался прав. Зря я его не послушал. Теперь, оглядываясь назад, вижу, что следовало принять его советы. Но поскольку я был невиновен, то не мог поверить, что жюри присяжных способно меня осудить…

Он покачал головой.

— Я не учел и того, что перед переизбранием окружной прокурор будет из кожи вон лезть, чтобы показать, что может засадить за решетку богатого и образованного подсудимого так же, как и любого нищего.

Джо пожал плечами и в конце концов отвел взгляд.

— Я больше не могу здесь попусту торчать, Нэнси. Если у вас есть о чем спросить, говорите. Вы, наверное, хотите узнать, как же это все получилось?

— Естественно хочу, — откликнулась она, стараясь разобраться в путанице собственных мыслей.

Если даже он сделал то, в чем его обвиняют, все же человек, совершивший убийство в состоянии аффекта, — это совсем не то, что хладнокровный преступник, безжалостно убивающий родного отца ради собственной выгоды. Конечно, он в жизни больше никого не убьет. Она может чувствовать себя с ним в полной безопасности, если он примет план, зреющий у нее в мозгу.

Кто-то наверняка счел этот план безумным — и не без основания, подумала она. Брат и сестра стали бы убеждать ее, что импульсивные выходки не приносят ничего, кроме неприятностей. Но если задумка выгорит, то редактор — после того как справедливо выругает ее за грубое нарушение журналистской этики — получит забойный материал на первую полосу, который, возможно, подхватят все телеграфные агентства.

С другой стороны, Джозеф Уоткинс совсем недавно держал ее под дулом револьвера. Можно ли, руководствуясь лишь подспудным доверием, вручать свою судьбу в руки человека, продемонстрировавшего такой жесткий контроль над своими эмоциями, даже над выражением лица, какой большинству простых людей абсолютно недоступен?

Стоит ли игра свеч? Решение пришло к ней, когда она увидела, как он уходит прочь. Возможно, на нее повлияли глубокий, бархатный тембр мужского голоса и искренняя боль в его глазах. Она хотела выяснить о нем все. Должна была узнать, честен он или нет. Инстинкт — ненадежная гарантия, чтобы рискнуть жизнью. Но большего подспорья у нее не было.

— Слушайте, Джо. Предлагаю сделку. Я не уверена, что ваша декларация о невиновности полностью верна, но если так, то вы, пожалуй, упустили почти все возможности это доказать.

Я, похоже, прыгаю выше головы, подумала Нэнси. Снова доверяясь осужденному убийце. Хотя он об этом совсем не просит, а я сама лезу на рожон.

— Я поеду с вами, чтобы уберечь вас от любых дорожных происшествий. Но только при условии, что вы согласитесь на мое предложение.

Джо приподнял бровь. Его чуть разомкнувшиеся губы у другого, не столь выдержанного мужчины, наверное, превратились бы в разинутый от изумления рот, подумала Нэнси. Она мысленно поздравила себя с тем, что сумела хоть чуточку поколебать его самообладание.

— Давайте-ка уточним. Вы сказали, что хотите поехать со мной?

— Именно это.

— Потому что беспокоитесь не обо мне, а о потенциальных жертвах дорожных происшествий?

— И о вас тоже.

Мог бы, черт его побери, говорить не скептически, а хоть чуть-чуть с благодарностью, подумала Нэнси.

— И какую цену мне платить за этот ваш альтруизм? — полюбопытствовал он.

— Я хочу побольше узнать о вас, — быстро ответила она. — Платой за мое пособничество будет ваша откровенность.

— Если вы это сделаете добровольно, Нэнси, вас могут обвинить в содействии беглому преступнику.

— Я всегда смогу оправдаться тем, что лишь пыталась предотвратить возможный вред, управляя машиной за потерявшего зрение.

— Или объяснить, что вы репортер, любой ценой добывающий материал, — сыронизировал он, — и вам захотелось быть со мной в момент моей поимки.

— Ладно, пусть даже так.

И в самом деле она не собиралась выставлять себя перед ним дурой, оспаривая очевидные истины. С того момента, как они встретились с Уоткинсом, ее переполняли разные чувства по отношению к нему, но главными были мысли об очерке.

— Власти не рискуют сажать репортеров, — сказал он. — Это для них потеря авторитета.

Она вздернула подбородок.

— И еще вот что: я поеду с вами, только если вы выбросите револьвер. Это будет залогом вашей невиновности. Если вы и впрямь не убийца, вам не нужно оружие.

Ее предложение заставило Уоткинса задуматься. Взять ее с собой? Это означает, что снова повторится дьявольское искушение ее близостью, сладким, умопомрачительным запахом волос, невольными касаниями тела. Он не был уверен, что опять сумеет устоять перед соблазном. Правда, невыносимо было и расстаться с ней.

— Вы хорошо подумали, Нэнси?

— Да. Не стоит делать из этого проблему. Все очень просто. Выкидывайте свою пушку — и я еду с вами!

Нэнси наблюдала, как ее бывший противник расхаживает взад-вперед возле кровати — ровно три длинных шага вперед и три назад. Ее больно кольнула догадка о том, что его мозг и мышцы ног прочно усвоили размеры тюремной камеры.

Рассудок подсказывал Джо, что глупо рисковать нежданно обретенной свободой, связываясь с женщиной, которую он едва знал. Всякое замешательство только усугубляло его положение. Но ее предложение давало и преимущество, которое заключалось в том, что с ней он мог быть откровенным, ибо она, похоже, поверила ему.

В тюрьме надо было самоутверждаться перед настоящими преступниками, пытавшимися подмять его, и доказывать им, что он чего-то стоит. О, если бы он смог самоутвердиться перед женщиной, которая пробудила в нем давно забытые чувства! Она заставила его снова ощутить себя человеческим существом. Напомнила ему ценности, когда-то важнейшие в его жизни: честь, доброту, уважение к себе и окружающим. Он всегда предпочитал логическое мышление, но тюрьма вынудила его больше полагаться на интуицию. Ему пришлось там научиться распознавать, чья поза означает серьезную угрозу, а чья — пустое бахвальство. А теперь эта Нэнси Пикфорд принудила его воскресить чувство, о котором он уже давно не вспоминал, — доверие.

Он резко обернулся, чтобы увидеть ее лицо, и почувствовал, что взгляд тонет в голубых глазах, которые с вызовом уставились на него.

— Горький опыт научил меня не доверять газетчикам, да и вообще никому, вот что я вам скажу, — заявил он. — Ведь именно самый близкий сотрудник, может быть, даже друг, подставил меня в этом деле об убийстве отца.

Сама мысль о том необъяснимом предательстве была слишком болезненной, чтобы развивать ее. Он постарался скрыть эту горечь, которая сильнее любых ран беспокоила его. Ведь раньше он был едва ли не самым преуспевающим в округе…

— Как я могу верить, что вы не остановитесь возле первого же полицейского поста? — на всякий случай спросил Джо.

— Вы же сказали, что верите моему слову. Почему снова сомневаетесь?

Конечно, она из тех женщин, которые выполняют свои обещания, думал он. И, судя по всему, это энергичная, самостоятельная личность, которая действительно могла бы помочь ему в почти безнадежном деле поиска поруганной правды. Будь что будет, решил он, но глупо отказываться от помощи человека, который ее искренне предлагает.

Ему приходилось не раз бороться со страхом, гневом и депрессией. Он победил одиночество и жалость к самому себе. И выработал собственный способ выживания, заставляя себя не заглядывать дальше завтрашнего дня и стараться не думать о следующем часе, пока не прожит текущий. Такой опыт, конечно, даст ему силы противостоять влечению к этой женщине.

Он решительно наклонился и освободил ее. Наручники звякнули, упав на пол.

— Ладно, Нэнси, я поведаю вам ту историю, за которой вы охотитесь. Но револьвер я сохраню. Ведь кто-то убил моего отца и свалил вину на меня. Я должен установить, кто этот ублюдок. И когда я в конце концов встречусь с ним, мне понадобится оружие — хотя бы для самозащиты.

Джо надеялся, она поверит, что самозащита — единственный повод оставить у себя револьвер. Настоящий убийца может оказаться способным на все, вплоть до повторного преступления.

— Вот мое единственное условие. Принимайте, или расстанемся навсегда.

Он надеялся, что она откажется. Ему было бы легче, если бы она отказалась.

Что ж, думала Нэнси, может быть, он правдиво объяснил, зачем ему нужно оружие, хотя ей это и не понравилось. Но нельзя же бросать человека, едва предложив ему помощь. Может быть, она делает непоправимую ошибку, подумала Нэнси. Надо быть настороже. И если только она почувствует хоть малейшую личную угрозу со стороны Джо, то теперь, освобожденная от пут, непременно удерет от него.

— Принимаю ваше условие, — наконец решилась она сказать после легкого колебания. Через несколько минут, наскоро умывшись и приведя себя в порядок, она уже была готова.

Когда Нэнси подошла к кровати за чемоданом, Джо вдруг преградил ей путь. Ей показалось, что в комнате внезапно стало душно, и она с трудом вдохнула сгустившийся воздух. Он не дотронулся до нее, но его тяжелый взгляд породил в ней дурные предчувствия. Она с трудом сдержала предательскую дрожь.

— Итак, вы полагаете, что будете со мной в безопасности, не так ли, мисс?

Что он имеет в виду? Она сглотнула слюну. Загадочная улыбка, играющая на его губах, заставила ее снова почувствовать себя зайцем, попавшим в луч автомобильной фары.

— Я не знал женщин, любивших опасности, — сказал он. — Вы первая на моем пути. Или вы просто притворяетесь?

— Я… я не понимаю, о чем вы спрашиваете…

Он качнул золотую сережку, висящую в ее ушке.

— Когда я целовал вас, то не заметил никакого страха с вашей стороны…

Ее рука взлетела вверх. О Боже! Это было бесполезно отрицать.

— А ваш навязчивый интерес к очерку о моей персоне включает в себя исследование вопроса, способен ли человек, долгое время запертый в одиночной камере, заниматься любовью? — В его глубоком, спокойном голосе слышались одновременно и насмешка, и не менее возмутительная ласковость. — Если это входит в правила игры, леди, я готов на все.

Уоткинс был доволен, увидев, как зарумянилось лицо женщины. Он надеялся, что его плохо завуалированное предупреждение заставит ее соблюдать дистанцию. Потому что был абсолютно уверен, что сам он больше соблюсти не сможет.

— Мне от вас нужно только одно, Джозеф Уоткинс. — Голубые глаза Нэнси посуровели. — Это рассказ о том, что с вами случилось с тех пор, как умер ваш отец.

Джо кивнул головой и повернулся, чтобы взять ее чемодан.

— Понимаю ваш главный интерес, — сказал он. — Но знайте и то, что мой — это побыстрее спуститься с этих гор в долину.

Он намеревался где-нибудь в глуши затаиться на время и позднее, когда ажиотаж вокруг побега спадет, вернуться к собственному расследованию обстоятельств смерти отца. Тайком, разумеется.

— Когда мы расстанемся, можете писать обо мне все, что угодно, — продолжал он, скрывая раздражение. — Как вам заблагорассудится. Только вот что: хотя вы идете со мной добровольно, но инициатива по-прежнему будет моей. Хочу, чтобы вы это хорошо поняли.

Нэнси сочла это заявление неприличным.

— Я терпеть не могу, когда мною командуют, Джо.

— А меня не волнуют ваши чувства. Или соглашайтесь, или оставайтесь здесь.

Выбора у нее не было.

— Ладно, поехали. Там будет видно.

Подойдя к машине, он открыл заднюю дверцу и зашвырнул ее чемодан на сиденье.

— Думаю, что выбраться отсюда — нелегкая задача, — сказал он. — Бьюсь об заклад, что полиция уже оседлала основные дороги и подходы к магистралям перекрыты. Надо попробовать проехать по каким-нибудь проселкам.

Она протянула руку за ключами.

Джо покачал головой.

— Я сам поведу.

— Но… но вы говорили, что я нужна вам как водитель!

— Нет, это вы утверждали, что нужны мне как водитель. Я устал повиноваться другим людям. Отныне я всем командую, в том числе и машиной. — На самом деле он хотел узнать, надолго ли ему хватит собственных сил. Зрение заметно улучшилось, и, хотя головная боль еще не совсем прошла, ему не терпелось проверить свою шоферскую сноровку, которая только и могла дать ему шансы на успешный побег. — Если потребуется меня сменить, я вам скажу, — добавил Джо.

Он бросил дорожную сумку к ее ногам и пошел к водительской дверце, чтобы отпереть ее.

— Как видите, я не держу вас под дулом револьвера, Нэнси, — сказал он. — Садитесь или оставайтесь. Решайте сами.

Странное безразличие в голосе Джо вновь породило в ней неуверенность. Она закусила губу. Он свел на нет придуманное ею оправдание собственных действий — якобы помочь ему лишь во имя безопасности на дороге. И его, по-видимому, очень мало беспокоил ее выбор — он даже не глядел на нее. Уоткинс сел на водительское сиденье и отодвинул его как можно дальше назад, приспосабливая к своим длинным ногам. Вставив ключ в замок зажигания, он всем своим видом показывал, что готов тронуться без нее. Нэнси рванула на себя дверцу, подхватила сумку и устроилась рядом с ним.

Нэнси не питала никаких иллюзий насчет обычной полуулыбки, тронувшей его губы. Та вовсе не означала, что Джо рад ее присутствию. Видимо, ему просто приятно снова оказаться за рулем автомобиля. Дэн-си видела, с каким удовольствием он положил руки на руль, любовно поглаживая пальцами его кожаную оплетку. Он подал машину назад, как профессиональный гонщик перед стартом, и фордик, взвизгнув тормозами, вылетел со стоянки на дорогу.

— Давайте, Джо, начнем то интервью, на которое вы согласились, — сказала она, когда они отъехали от мотеля на несколько миль. — У меня в сумке диктофон.

— Забудьте о нем, мисс!

Его резкий отказ не оставлял места для споров. Ее это не очень удивило. То, что он согласился дать интервью, — уже большая удача. Но пленка с живой записью голоса беглого преступника, который оказался невиновным, — это была бы сенсация… Ко всему прочему ей очень хотелось иметь такую пленку на память после того, как они расстанутся. А это произойдет скоро, уверила она себя, очень скоро…

— Хорошо! — Она быстро уступила, чтобы сохранить главное — само интервью. — Я не буду включать диктофон. — Она раскрыла блокнот, вынутый из сумки. — Но мне необходимо делать записи.

Лучше начать с легких вопросов, решила она, и дать ему привыкнуть к беседе, прежде чем обращаться к трудным темам, вроде убийства или тюремной жизни. Она слышала об ужасных вещах, которые случаются в тюрьмах с мужчинами, особенно с симпатичными. Хотя Джо Уоткинс, похоже, мог постоять за себя.

— Расскажите мне о своей семье, Джо. Вы уже упоминали вашу сестру, а что скажете о брате? Насколько я помню, он помоложе вас. Как вы с ним ладили?

Уоткинс выпятил подбородок.

— Ох, не хотелось бы мне об этом рассказывать. — Он вздохнул. — Но придется, уговор дороже денег.

— Я тоже на это надеюсь, Джо.

Взгляд, который он на нее бросил, не выглядел особо грозным.

— Кеннету сейчас двадцать девять, он на четыре года младше меня. Подростками мы были не очень близки между собой. Он часто обижался на меня, считая, что я ходил у отца в любимчиках.

— И это было правдой?

— Отец действительно уделял мне больше внимания, но вряд ли я был в этом виноват. И не могу сказать, чтобы был очень доволен его вниманием. Он был слишком требователен. В конце концов, мое осуждение обернулось удачей для брата. Отец всегда подчеркивал мои способности, утверждая, что от Кеннета многого не ждет. Теперь брат стал во главе дела…

Нэнси закатила глаза. Если ее визави будет делать такие паузы между фразами, ей опять придется провести с ним не день, а как минимум неделю. Но она понимала, подталкивать рассказчика нельзя, поэтому деликатно промолчала.

— Но еще при жизни отца Кеннет проявил прыть, которой от него не ожидали, наконец продолжил Джо. — Вступив в права частичного наследования, он тут же потребовал полностью передать ему управление. Имея в компании, кроме своего пакета акций, еще доли матери и сестры, он имел право сделать это. Но я считал, что он не потянет, поэтому отдал свое право голоса Роберту, чтобы тот проголосовал против Кеннета. Как выяснилось впоследствии, я жестоко ошибся. Роберт убедил меня, что брат очень неплохо справляется с руководством нашей компанией.

— Кто такой Роберт?

— Роберт Финдлей. Директор завода, который управлял у отца производством. Отец в свое время купил маленький старый инструментальный заводик, модернизировал его и превратил в крупное предприятие по выпуску качественного современного инструмента. Его сметка и финансовый гений создали компании имя. Но к старости отец потерял интерес к делам, особенно к производству. Роберт — один из немногих людей, навещавших меня в тюрьме. Не то чтобы я сильно интересовался его рассказом о том, как идет наш бизнес, но было чертовски приятно снова видеть дружеское лицо.

— А Кеннет вас не навещал?

— Пытался…

Опять последовало долгое молчание.

— Но я тогда был дико зол на него.

— За что?

— Потому что не успел я и полгода провести в тюрьме, как он женился на Шарон, моей бывшей невесте.

— Простите. Это, должно быть, больно уязвило вас…

— Задело в основном мою гордость, — сказал он с удивительной легкостью. — Во всяком случае, еще до того как все это со мной произошло, наши с Шарон отношения дали трещину. Она была не согласна с моим намерением выйти из компании и пуститься в собственное плавание. Ей хотелось большей уверенности в будущем, а я собирался рискнуть всем. Вначале я возненавидел их обоих. Потом это прошло. Вполне понятно, почему Кеннет ухватился за Шарон. Она роскошная женщина.

Нэнси с трудом подавила желание спросить Джо, тоскует ли он до сих пор о бывшей невесте.

— Сейчас я думаю, что главной причиной, почему мы обручились с Шарон, было то, что она очень хотела выйти замуж, а мне пора было заводить свою семью.

Его голос дрогнул:

— Теперь об этом нет смысла даже мечтать…

Нэнси нечего было возразить. Мрачная оценка его перспективы на будущую семейную жизнь, к сожалению, была справедливой.

— А почему вы хотели заняться собственным бизнесом, Джо? Разве вы не занимали твердое положение в семейной фирме?

— Отличное положение! Отец даже настаивал, чтобы я принял дела после его отставки по состоянию здоровья — у него были серьезные проблемы с сердцем. Когда люди говорили, что я очень похож на Винсента Уоткинса, я воспринимал это не как простой комплимент. Отец был умен и настойчив, умел наладить деловые и финансовые связи. К тому же был с молодости человеком неутомимым, одержимым своей работой, и терпеть не мог, когда члены семьи или кто-нибудь еще вмешивались в дела. Слыть похожим на него — большая честь. Но я не хотел быть таким, как он…

Резкость голоса Уоткинса не могла полностью скрыть звучавшую в нем горечь. Как раз то, что она ожидала услышать, удовлетворенно подумала Нэнси. Но слушать его откровения оказалось неожиданно тяжело.

— Но я не желал стать таким, как отец. Это и был основной повод отделиться. Он заплатил за свой успех здоровьем — такую цену я платить не хотел. Моих личных средств вполне хватало, чтобы начать свое дело. Роберт Финдлей хотел поддержать мое начинание займом. Отец же пришел в ярость…

— Чем же вы решили заняться?

— Я нашел пару крохотных производств, предлагавших услуги по очистке окружающей среды. Одно из них занималось выращиванием бактерий для биологического уничтожения нефтяных пятен. Другое заменяло вредные свинцовые краски в старых зданиях. Я хотел купить их оба и создать большую компанию, которая могла бы успешно бороться со всякими загрязнениями окружающей среды.

— Идея великолепная, Джо, и наверняка очень перспективная!

— Отец так не считал…

— Расскажите мне о нем подробнее, — попросила она после очередного длительного молчания. — Наши газеты писали, что он известный бизнесмен из числа сделавших себя собственными руками, что он стал миллионером к тридцати пяти годам от роду.

— Инструментальная фирма была его базой, но большую часть состояния он приобрел благодаря продуманным инвестициям. В бизнесе мой отец был дерзким и смелым. В личной жизни — полнейшим неудачником. У него не было близких людей. Даже среди нас, его детей. Хотя он старался ублажать все наши прихоти, никто из нас никогда не слышал от него ласкового слова… И никто не смел безнаказанно возражать ему. Даже наша мать. Ее отдельные слабые попытки отстоять свое достоинство отец пресекал в корне. Я привык думать, что все семьи живут одинаково. Но из того, что вы мне рассказали о своих сестре и брате, выходит, что у вас это совсем не так…

Нэнси довольно засмеялась.

— Я не могу представить себе, чтобы мама или кто-нибудь из детей не спорили с отцом о чем-то, в чем считали себя правыми. Мои родители одаривали любовью и лаской своих детей поровну. Их преподавательская зарплата была очень скромной, но они страшно гордились деревенским домиком, в котором можно было всем вместе проводить лето. Теперь, когда все разлетелись, мы собираемся вместе хотя бы на один уик-энд за лето.

— Вы сказали, что работаете в сейлемской газете. Там теперь и ваш дом?

— У меня там квартира. Не уверена, что это место заслуживает громкого названия «дом». Я там ночую и держу свои немногочисленные вещи — и не собираю коллекций, как моя сестрица.

— Понимаю вас, Нэнси. После того как я столько времени провел, насильно втиснутый в крохотную камеру, я уже не уверен, что в оставшейся жизни захочу иметь роскошные апартаменты. Место, чтобы спать и есть, — вот что мне теперь нужно, не более того…

— А я даже не ем в своей квартире, исключая бутерброды на завтрак. Джейн бы удар хватил, когда б она узнала, как я питаюсь. Но вернемся к вашей истории. Ради нее я сейчас с вами.

Только это ей и нужно, грустно подумал Джо: интересный материал для броского очерка. И больше ничего. И очевидная эта мысль вызвала легкий, но болезненный укол в сердце.

— Ну, конечно, — сухо сказал он. — Моя история. Отец склонялся к мысли передать бразды правления старшему сыну, не только в силу высокой оценки моих достоинств, но еще видя во мне продолжение самого себя. Ему хотелось, чтобы компанию Винсента Уоткинса продолжал возглавлять Джозеф Уоткинс. Он ломал себе голову, как бы это осуществить. Я-то хотел, чтобы дела принял Роберт Финдлей, а не мой младший брат. Роберт досконально знал производство — основу бизнеса. И всегда был мне хорошим другом. На суде он присутствовал ежедневно.

— Я не припоминаю, чтобы в газетах что-нибудь писали о вашей матери.

— Она ни разу не пришла в суд. У нее для этого было слишком слабое здоровье. Да я и не ожидал, что у нее хватит сил постоянно сидеть в зале. Она вообще редко покидала наш дом по какому-нибудь поводу, но, по правде говоря, меня обижало то, что она вообще ни разу не появилась. Я не уверен, что она верила в мою невиновность. Она никогда об этом не говорила. Даже когда мы недавно прощались с ней, перед ее смертью.

В этом Джо еще никому никогда не признавался. Его самого удивило, как у него это легко выскочило перед смазливой интервьюершей. Оказывается, давать Нэнси интервью было гораздо легче, чем ему представлялось. Он уже почти позабыл, как можно делиться с кем-то мыслями и чувствами, раскрывать душу перед другим человеком. Преступник не смеет делать того, что люди на воле считают само собой разумеющимся. Раскалываться в том аду, где он так долго прозябал, означало рисковать своим здоровьем, а может быть, и жизнью. Нэнси не знала этого, но она преподала ему урок — заставив снова стать нормальным человеком.

Остерегись! — подумал он. Чувствовать себя чересчур свободным, слишком нормальным тоже было опасно. Нельзя ни на минуту забывать о своем положении. Надо ко всем и ко всему относиться крайне осторожно, как приучала его тюрьма. Давно пора забыть прежнюю привычку идти навстречу людям с распростертыми объятиями. Впредь надо руководствоваться только разумом, но не эмоциями, иначе жизнь добавит кошмара. Он будет последним дураком, коль позволит красотке Нэнси, ее храбрости и женственности протянуть ниточку к его сердцу. Кто-то другой разделит с этой женщиной дружбу, мечты, а может быть, и любовь. Но для него это заказано. И будь он проклят за свое невольное заблуждение.

Он стиснул зубы. Кто же этот мужчина, имеющий на нее те права, которых он лишен? Или целая компания молодых людей. Одна мысль о ее приятелях привела его в бешенство. Но, в конце концов, какое ему до этого дело? Он постарался отмахнуться от слишком волнующей темы.

— Эге! — неожиданно воскликнул он. — Пожалуй, на этой машине нам тут не проехать. Здесь настоящая речка!

Джо остановил автомобиль, когда передние колеса уже начали разбрызгивать поток, струящийся поперек проезжей части.

Нэнси была так поглощена осмыслением его истории, что не замечала ничего вокруг.

— Надо вернуться и отыскать путь посуше, — сказал Уоткинс. — По этому далеко не уедешь.

Но дорога, на которую они вновь свернули, принесла еще большую неприятность.

— Что теперь случилось? — спросила она, когда Джо резко затормозил. Воды не было и в помине.

— Впереди вижу полицейский джип. Надо опять разворачиваться и давать тягу.

— Не надо, Джо! Вы уже убедились, что все дороги ведут в тупики. Если не вырвемся из этого мешка, нас рано или поздно перехватят.

— Вы говорите, словно сами стали беглянкой.

Он наклонился к рулю, задумчиво хмурясь.

— Надо как-то миновать этот кордон.

Откинувшись обратно на сиденье, он всмотрелся в лицо Нэнси, затем протянул руку и погладил кончиками пальцев по ее волосам.

— Для вас настало время решать, мисс: идете со мной на рыбалку или сматываете удочки. Если вы остаетесь, то можете нажить серьезные неприятности с полицией.

— Вы не собираетесь сдаться?

— Ни в коем случае! Пан или пропал!

— Я вас не оставлю, Джо. — Она была не из тех, кто меняет свое решение при первых трудностях. — Какой у вас план? Я надеюсь, что-нибудь более разумное, чем идти напролом? Вы собираетесь стрелять?

— Я считаю, что полицейские сейчас по горло заняты опасностью наводнения. Эти посты, скорее всего, выставлены не затем, чтобы ловить беглецов, а просто помогать проезжающим в трудных ситуациях. Обо мне они вряд ли уже знают.

— Думаю, вы правы, — сказала Нэнси. — Здешние полицейские участки очень разбросаны. И даже с учетом резерва полиции штата людские ресурсы у них крайне ограничены.

— Верно. Полицейским, похоже, пока еще не до нас. — В утреннем выпуске новостей, который они прослушали в мотеле, речь шла в основном о непогоде. — Конечно, вскоре они спохватятся. У них будет мое описание, но чтобы разослать по округе фотографию, потребуется немало времени. Они узнают ваше имя — вы его в баре называли вслух. Им расскажут, что вы стриженая блондинка, но вряд ли что-нибудь еще. Свидетельские показания, как известно, всегда ненадежны. Я в этом убедился, когда меня судили. Никто не мог толком сказать, кто, кроме меня, покинул пикник приблизительно в то время, как убили отца. И они мало что узнают о вашем автомобиле. В конце концов, разве кто-нибудь запоминает машины, подкатывающие к стоянке? Им будет нелегко выяснить, кто вы такая, и установить номер вашей машины.

Джо обернулся и достал с заднего сиденья ее чемодан. Он вытащил шарф, который прошлой ночью использовал вместо кляпа.

— Нэнси, вы в самом деле меня не выдадите? — спросил он, держа шарф в руке. — Тогда, если полицейские на посту оповещены, то ожидают машину с перепуганной белокурой заложницей под дулом револьвера беглеца. Вы же сядете за руль, и они увидят перед собой спокойную деловую женщину.

— Это должно сработать, — подтвердила она, обертывая голову голубым тюрбаном, чтобы скрыть цвет волос. — Надо что-то придумать и насчет вас…

Пока Уоткинс обошел машину, чтобы сесть на место пассажира, Нэнси перебралась на водительское сиденье и начала обдумывать, как бы замаскировать человека, описание которого, возможно, имелось у полиции.

— Я заядлая театралка, Джо. Взгляните-ка на меня… — И когда он сделал это, она взлохматила ему волосы и опустила челку на лоб, чтобы скрыть повязку с пятнами крови на ней. — Так-то лучше. А теперь откиньтесь на подголовник и закройте глаза. Притворитесь спящим. Если нас остановят полицейские, я сама буду объясняться с ними.

Нэнси не была уверена, что Джо поверит в ее искренность. Но он лишь несколько секунд всматривался в ее лицо, а затем привалился к дверце, изобразив спящего.

— Если наш фокус провалится, — пробормотал он, — начинайте вопить, что я грозился вас убить и у вас не осталось иного выбора, как подчиниться.

Она молча включила передачу.

Нелегко будет нарушить уговор и предать Уоткинса, думала Нэнси. И молилась, чтобы такой необходимости не возникло. Его вопрос, чувствует ли она себя с ним в безопасности, не зря остался без ответа. Нет, она больше не боялась, что он причинит ей физический вред. Несмотря на его суровое предупреждение — быть с ним поосторожнее, — ее страх окончательно испарился, когда они начали доверительно беседовать. Она стала осознавать тот факт, что его свобода значит для нее больше, чем сбор материала для очерка.

Перед ней стояла сложная проблема. Машина приближалась к полицейскому посту, а она вовсе не была уверена, что сможет хладнокровно солгать представителю закона.

Из-под опущенных век Джо видел выражение ее лица. Он чертовски рисковал. Его бывшей заложнице представлялся отличный случай сдать его властям, и он все еще сомневался в ее недавних заверениях.

Он невольно вздрогнул, когда машина сбавила ход и остановилась. Услышал, как Нэнси опустила стекло и громко окликнула полисмена. Огромным усилием воли он удерживал глаза закрытыми, а руки — свободно лежащими на коленях. Что за внезапное умопомрачение овладело им, раскаивался Джо, когда он решил довериться ей? У него возникло тошнотворное ощущение, словно на запястьях уже защелкнулись проклятые наручники.