Переворот в мозгах из края в край,
В пространстве много трещин и смещений.
В аду решили черти строить рай,
Как общество грядущих поколений.
Когда Олег пришел в себя, то обнаружил, что лежит животом на неудобной жесткой поверхности — деревянных нарах, голова повернута вправо. Он с трудом разомкнул слипшиеся глаза, взгляд был направлен на длинные ряды грубо сколоченных нар.
Он чувствовал себя отвратительно.
Пахло потом и хлоркой.
Немного пролежав с открытыми глазами, он перекатился на спину, сел и поглядел вокруг.
Узкий и длинный барак был переполнен людьми. Это были худые и загорелые мужчины. Они все были коротко пострижены, одетые в серую выцветшую одежду, которая болталась на костлявых фигурах, как на вешалке.
Подлый гад, он отправил меня в тюрьму, с обидой осознал свое положение Олег. Сарай был наспех сколочен из грубых неотесанных досок. С потолка спускались два провода, на которых висели голые лампочки без плафонов.
Он перекатился на спину, сел и поглядел вокруг.
Олега обступили со всех сторон. Его рассматривали внимательно и долго, как пришельца из космоса. На фоне истощавших оборванцев, он выглядел атлантом, сравнительно хорошо одетый, розовощекий, в великолепной физической форме.
— Наконец-то очнулся, — хрипло прошепелявил беззубый мужчина без возраста. Его острые седые волосы торчали как иголки у ежика, узкие плечи были постоянно сжатыми, а руки были покрыты толстыми мозолями.
— Как тебя звать? — поинтересовался рядом стоящий человек, лицо которого покрыли страшные шрамы.
— Меня зовут Олег, — он заметил на себе нашивку из белой ткани с нанесенным черной краской номерком.
— Красивое имя, но теперь забудь о нем навсегда, здесь ты заключенный номер девяносто семь, здесь нас ровно девяносто семь.
— Значит, эта гадость упрятала меня в тюряге, — Олег растирал спину, возможно, его здорово усмиряли, все тело неприятно побаливало.
— За что тебя, сынок? — спросил старик с потемневшим лицом. — Я позволил себе переспорить Шиту, — Олег качнул головой, ощущая досаду, внутреннюю неуютность и опустошенность.
Он без явного любопытства окинул взглядом рядом стоящих, заметив на их лицах неподдельный интерес.
— Кого? Ты видел самого Шиту, — округлил глаза низкорослый мужчина с большими залысинами.
— Как тебя перед своим носом.
— Да брось ты брехать, — раскашлялся мужчина, кутаясь в бледно-зеленое одеяло, похоже, он был безнадежно болен, его отрешенный взгляд как-то странно встречался с живыми и подвижными глазами остальных людей.
— Какой мне смысл обманывать, сказал, значит так и есть, — обиженно проговорил Олег.
— Во всяком случае, ты теперь очутился с нами, — хрипло отозвался старик.
— А вы все как здесь появились?
— Кто как, меня, например, взяли ночью из дома, не успел очнуться и оказался, здесь, разъяснил Олегу его собеседник.
— А я задолжал много денег и меня продали, — продолжил его сосед слева.
— А многих взяли из Лиоро, институт там есть такой любопытный, в его застенках с людьми обращаются как подопытными крысами, поработали над ними немного и сюда прямиком, — добавил сидящий напротив сухощавый паренек.
— Не везет, так не везет, — Олег ощущал внутри себя жгучую ненависть к этой обезьяне и теперь очень сожалел, что не задушил ее тогда собственными руками.
Длинными вечерами Олег подробно рассказывал о своих последних событиях. Заключенные слушали раскрыв рты.
Все звуки смолкали на время рассказа.
— Ты горячий человек, но сейчас лучше помалкивай, не конфликтуй и не пытайся бежать, если хочешь как-то выжить. Сюда поступает много людей, но много и помирает, здесь наша жизнь ничего не стоит, — наставлял его молодой человек с впавшими щеками и нездоровым цветом кожи. — А кто — ни будь из вас хоть знает, где расположена тюрьма, где мы находимся? — поинтересовался Олег и осмотрелся.
Несмотря на все сложности тюремной жизни, порядок везде был идеальным. Возле заправленных лежаков стояли тумбочки, чистые стекла блестели на солнце, без единого пятнышка. Отношения между сокамерниками, несмотря большую скученность, оставались ровными и без напряжения.
— Нам об этом не рассказывали, и никому еще не удавалось ничего разузнать, одно хорошо известно, мы здесь пожизненно и выхода отсюда нет, — шепеляво произнес долговязый парень в очках с толстыми линзами.
Общение начальства с заключенными проходило в отведенном для этого уголке. Здесь на стенде был вмонтирован громкоговоритель. Так же рядом находился электронный экран, на котором высвечивался текст сообщений, команд, приказов и прокручивался видеосюжет, если в этом возникала необходимость.
Электронные надзиратели — роботы отвели его в баню, где он смог хорошенько помыться, затем его начисто побрили. Прощай длинные и красивые волосы. На шею соорудили обруч из какого-то компаунда. Когда материал обруча обрел необходимую твердость, пресс-форму разобрали. Отныне литой ошейник денно и нощно сопровождал Олега.
Так поступали с каждым.
О назначении этих необычных ошейников никто не догадывался. Но знали твердо, что категорически запрещалось предпринимать какие-то попытки для его снятия: распиливать, ломать и рассверливать. За подобные действия только одно наказание — лишение жизни, чтобы другим не пришла в голову такая же идея.
День за днем шли однообразно.
Время лечит.
Олег уже немного пообвыкся, и не так сильно нервничал по поводу своего заключения, перестал также замечать и ошейник на своей шее. Только долг перед братом, перед обществом и желание поскорее увидеть Джоинн заставляло его думать о решительных действиях.
Настроение было скверным, делать ничего не хотелось.
Несмотря на безвыходное положение, он каждый день заставлял себя вставать на час раньше положенного и заниматься медитацией и комплексами упражнений, поднимающих тонус. После занятий он вместе со всеми шел умываться и завтракать, затем работа — тяжелый физический труд на каменном карьере.
Соседи по заключению относились к Олегу дружелюбно. Он быстро здесь завоевал роль лидера. К его мнению прислушивались и просили совета в сложных ситуациях. Его заботливо предостерегали от смелых действий.
Как-то вечером, после отбоя к нему подошли двое местных старожилов и встали рядом.
— Олег, мы тебя хотели попросить, только не обижайся на стариков за советы. — Какие могут быть обиды. Я слушаю, — Олег развел руками и кивнул на место рядом. — Присаживайтесь, потолкуем.
— Спасибо, — поблагодарили они.
Старик присел рядом, с интересом разглядывая Олега, которому на мгновение стало неприятно: он ощутил себя как на «рентгене», словно просканировали взглядом, прочитали его мысли.
Как бы почувствовав непроизвольную настороженность Олега, старик перевел взгляд.
— Понимаешь, ты очень смел и уверен в себе, мы все тебя очень уважаем, но ты слишком вызывающе относишься к ним, так нельзя себя вести.
— Вы, что хотите, чтобы я на коленях стоял перед Шиту, и пятки лизал его слугам.
— Они потерпят немного, а в один миг незаметно тебя уберут, ты этого добиваешься, да? Подумай, а так хоть жизнь свою сохранишь, — старик тяжело вздохнул.
— Разве это жизнь?
— Правильно, но все же лучше, чем быть пристреленным как собака.
Здесь в этом пожизненном уединении все держались слишком хорошо и с достоинством, даже в таких нечеловеческих условиях. Потому, что здесь были собраны не отбросы общества, а умные и принципиальные люди.
Олегу показалось, что все остальные что-то знают, но от него тщательно скрывают, чего-то недоговаривают. На территории тюрьмы происходит переоценка ценностей. Люди знают, что барак — их последнее пристанище. Олег понимал, что здесь все те, кто по каким либо причинам позволил себе не подчиниться режиму, а не потому, что заслуживают наказания за свои преступления.
Иметь свое мнение это уже правонарушение.
Каждый день начинался с раннего подъема. Нехитрый завтрак из каши и воды, да кусочек хлеба. Весь день изнурительная работа по добыче и обработке специальной породы. С одного карьера добывают строительный камень, а с другого какую-то породу. Никто не знал, для чего она нужна, но добыча и обработка были непростым делом.
Руки сильно огрубели, покрылись толстыми мозолями. От нагрузки постоянно болела спина. Беспощадное солнце прибавило число морщин вокруг глаз. К концу рабочего дня если у кого оставались силы, то он мог проглотить свой ужин: сырые овощи и крупа. На обед вареное яйцо или картофельное пюре, может быть с рыбой.
Итак, каждый день без выходных, без какой либо информации, без развлечений. Нескончаемая работа, еда, сон и снова изнурительная, каторжная работа. До последнего вздоха. Только кончина может освободить человека от этого нелегкого бессмысленного существования, когда чередуются угнетающий подневольный труд и болезни. Олег все время думал об освобождении из бессмысленного чудовищного плена. Скотские условия содержания его сильно тяготили. Кто же следит за всем этим. Здесь не видно никого кроме заключенных. Где же те, кто следит за порядком?
Олег не раз задавался этим вопросом. Приходили новые люди. Уходили старые. Многие покидали тюремное общество в самом расцвете лет, не выдерживая тяжелых нагрузок. Человек здесь не более, чем муравей.
Однажды Олегу довелось увидеть пролетающий транслет, как сказали заключенные, самого начальника тюрьмы. И транслет наклонился ниже обычного. В поле зрения попала чья-то серая смутная морда, там находился… точно это был не человек. Этого и боялись его сокамерники.
Олег впал в оцепенение. Он не мог работать. Ему мерещилось, что незнакомые твари повсюду и нет от них спасения, они стали сниться во сне, мерещились повсюду, от них не было никакого спасения. Тоскливая безысходность овладела им. Тогда его предупредительно подвергли воздействию специального излучения, после этого Олег пришел в ярость и стал агрессивным. Его поставили перед выбором либо полная покорность, либо физическое уничтожение. В нем все еще жива была надежда встретиться с братом и любимой Джоинн, только это его удерживало от решительных действий. Не будь их, он давно бы уже пошел на рожон и наверняка бы этот инцидент закончился бы его уходом из мира сего. Нескончаемая тянучка продолжалось изо дня в день, с каждым днем притупляющая внимание. Потерялось и чувство времени.
Просто одна бессмысленная, изнурительная работа.