Чудовищный секрет Авроры 3, или Дочь ректора все объяснит

Глава 22. О великих делах и великих жертвах

Как же темно. Внутри, снаружи… Везде.

Казалось, тьма, проникшая в мое сердце с последним отчаянным взглядом Салливана, теперь расползлась повсюду. По потолку комнаты бабушки Джулс, по серванту с сервизами, по белым простыням, выглядящим серыми, грязными…

Проспала я явно больше пяти часов. Пробуждалась пару раз, кусала в истерике подушку и вновь заставляла себя закрыть глаза.

Назло просплю вечность! Пускай разбудят, когда найдут способ убить Блэра и достать двухсотлетнюю пакость из моего мужчины. Тогда я, может, и поговорю с родителями. Но это не точно.

Луна заглянула в комнату и, узрев мой полный ненависти взгляд, испуганно спряталась за черную тучу. Так-то лучше.

– Аврора, девочка…

А вот бабушку не проняло, хотя смотрела я на нее, видит Судьба, еще похуже.

– Уйди… пожалуйста.

Ладно, она, может, единственная из них из всех не виновата. Хотя я не в том положении, чтобы перебирать.

– Принесла тебе какао. С зефиром, как ты в детстве любила, – погладила по волосам, пока я прятала распухший нос в подушке. – Если голодна, принесу бульон, холодное мясо и кусок пирога. Ты выглядишь истощенной, Ава, и…

– Я не голодная, – провыла, содрогаясь от слова «какао».

Как же мало мне надо для истерики, право слово.

– То, что произошло… Это большое горе для всех нас. Для всех, Ава, запомни. Я сама только пару часов назад узнала от магистра Салливана, – бормотала бабушка Джулс, похлопывая меня по лопаткам. – Андрей мог бы и сразу сказать, но… ты ведь знаешь отца. Из него под пытками план не вытащишь. Нам и про Арти-младшего Ромул сообщил, когда Софи привел…

– Софи тут? – прохрипела в подушку, отчаянно хватаясь за ее слова, вязким киселем заполнявшие голову.

– Сбежала сразу, едва Ромул вышел за порог, – хмыкнула она. – Я удивлена, что ты до сих пор никуда не унеслась…

Я присела на постели, пошатнулась и уставилась на бабушку пустым взглядом. Ничего не видела перед собой, только мутную пелену и черные пятна. Одно из них как раз со мной разговаривало.

– Время непростых решений и великих жертв, – вздохнула она. – Но за ночью обязательно наступает утро, в жизнь возвращается свет. Главное, видеть его. В этом и заключена простая человеческая магия, о которой толковал твой дед магистру.

– Мм? – я судорожно вцепилась в чашку. Вдохнула запах.

Какао. Шурхово какао! Слезы опять потекли проторенными горячими дорожками по щекам.

– Он все ждал, что ты проснешься. Но Андрей, похоже, перестарался с сонными чарами.

Бабушка встала, подошла к окну, выдохнула и нарисовала на стекле снежинку. Ей в ответ снаружи забарабанили капли. Кажется, начинался дождь. Очень странная погода для конца января, но удивляться сил не было.

– Магистра тревожили вопросы, и он искал на них ответы, – продолжала бабушка, не замечая мое вытягивающееся лицо. – Они пробеседовали час… о всяком. О жизни без магии, о том, что без нее видишь четче, ярче… Замечаешь все вокруг. Тут твой дед обычно начинает рассказывать обо мне, и я невыносимо смущаюсь, ухожу на кухню и гремлю посудой. Но в то же время радуюсь тайно, что он все-таки заметил.

– Рандор приходил? Вот прямо сюда? – всхлипнула истерично. Ничего не понимаю!

То ли сплю, то ли просто спятила.

– Он ушел уже, Ава.

Я резко вскочила с кровати и на ватных ногах понеслась к выходу. Сдернула с крючка бабушкин плащ, зажала подмышкой и выбежала на порог.

К троллям реальность, в которой нет тролля. Пусть это будет хоть дурной сон, хоть сладкий кошмар, хоть галлюцинация, хоть больная фантазия… Но если в ней есть живой разговаривающий Салливан – я тоже здесь останусь.

Чары перенесли меня на пустой порог Академии. Сама не знала, почему прибежала сюда. Чутье гнало.

На улице было пусто, ни души. Дождь сюда еще не добрался, и снежные сугробы, ничем не потревоженные, разбавляли темноту величавым видом. Заплаканные глаза видели плохо, но насколько я могла понять, обрывки шатра Вяземского уже смотали и уничтожили.

Справа, в заснеженном саду альта-цитронов, горел одинокий светлячок. Яркий, оранжевый. Я прищурилась и опознала за тонкими черными ветвями очертания часовни Воронцовых. Старой, лет сто как запущенной.

Но ведь если запущенной, откуда в ней свет?

Комок застрял в горле: я все поняла. Это ведь не просто часовня. За ней и фамильный склеп имеется.

Всхлипнула растерянно. Наверное, мне все приснилось – и какао, и разговор с бабушкой, будто бы Рандор жив… Происки измученного сознания, прячущегося от реальности. А на самом деле ноги сами привели меня сюда. Туда, где все началось. И туда, где все закончится.

Капля упала на нос. За ней еще одна, и следующая… Дождь все-таки добрался сюда. Он словно по пятам за мной ходил.

В ноги бросилось что-то белое и мохнатое, будто один из сугробов ожил и оказался довольно теплым и любвеобильным. Я размазала слезы по холодной щеке, натянула бабушкин плащ и подхватила Бойза под мышку.

– Привет, малыш… – прохрипела облизывающему меня саберу. Пытался поддержать, как умел. – Пойдем смотреть вместе? Я одна боюсь.

Бойз тихонько фыркнул и снова лизнул щеку. Прижав Полного Песца к себе покрепче, я двинулась к часовне.

Дождь усиливался с каждой минутой. Крупные капли срывались с неба стеной, даже капюшон от них не спасал. Сабер юрко забрался под плащ и теперь смирно сидел за отворотом, пока я топала по мокрому снегу к источнику теплого света.

Дверь в часовню была приглашающе распахнута, словно меня тут ждали. Или не меня, но кого-то точно.

Я бывала тут раньше несколько раз, с экскурсиями. Карамзина часами рассказывала об истории графского рода, захороненного в фамильном склепе, и об Авроре Мудрой, моей пра-пра-пра… много там «пра», в общем. Но на моей памяти тут никогда не зажигали магических огней, тем более таких странных – зелено-золотых.

Слезы все так же душили меня, в горле першило, но я уже привыкла к ощущениям и почти их не замечала. Вошла под крышу, откинула капюшон, стряхнула с плаща капли. Потерла мокрые ресницы, из-за которых все вокруг плыло, облачаясь в золото и зелень.

– Ава?.. – тон у мамы был не слишком-то удивленный, скорее, осторожный.

Сначала я опознала ее голос и только потом разглядела силуэт. Она сидела рядом с длинным каменным постаментом и смахивала со щек тихие слезы.

Тихие, потому что мама не всхлипывала, не кричала, не билась в истерике… Словом, не делала ничего из того, чем планировала с упоением заняться я парой минут позже. Сразу после того, как выскажу им все, что о них думаю. Ей и… моему троллю, лежавшему, видно, в этой стеклянной штуковине на постаменте.

– Как вы могли так со мной?

– Аврора, тебе стоит сначала… – мама приподнялась навстречу, но я отшатнулась.

Я позволю себя обнять и успокоить. Позже. Потом когда-нибудь. Когда перестану представлять, что вот эти красивые руки, такие добрые и нежные, замуровали моего тролля наедине с бесштанным ублюдком!

– Рандор… Он мое все, мам. Я ведь люблю. Так люблю, – всхлипнула, признаваясь в этом без капли стыда. С гордостью, что несу эту боль внутри. Мою боль. – Вы должны были… искать другой способ… столько, сколько нужно…

– Мы искали, – мягко заверила она меня.

– Значит, плохо искали! – я давилась словами, топила их в слезах.

– Мы нашли, – выдохнула мама с горечью во взгляде и добавила строго: – Аврора, подойди.

Заглотив новую порцию подступающих к горлу рыданий, я сделала пару робких шагов. Не хотела я смотреть в стекло свежесооруженного магического саркофага! И в стекло глаз моего любимого тролля – тоже.

– Ближе, Ава. Ты же не трусиха, – выдохнула мама и погладила освещенное золотыми искорками стекло. – Ты готова узнать правду, какой бы она ни была.

Разве? Ей виднее, наверное. Но я чувствовала себя катастрофически не готовой. Видит Судьба, я все-таки трусиха.

Зажмурившись, я шагнула в столб зелено-золотых искр и нагнулась над стеклом. Нащупала замерзшей ладошкой скошенный край, провела пальцами по гладкой поверхности… И с глубоким вдохом открыла веки.

– Мари? – перевела взгляд с умиротворенной целительницы на маму. – Почему тут Мари?

– Она так решила.

Я помотала головой. Это точно сон какой-то, снящийся явно нездоровому человеку. В трезвом уме такое точно в голову не приходит.

– Мам, как же так?.. – промямлила, рухнув без сил на скамью. Ватные ноги совсем не держали.

Вцепилась в посеребренную ручку стеклянного ящика. Стиснула металл, пытаясь прийти в себя. Настоящий, холодный.

Это все не сон, нет. Реальность. И там, за стеклом, самая настоящая Мари.

Облегчения я не испытала. Напротив, горечь усилилась. И слезы, не спрашивая разрешения, полились за шиворот.

Словно вместо одной потери случилось целых две: сначала я попрощалась с Салливаном, а теперь вот ошалело пялилась на спящую госпожу Пламберри.

– Я покажу. Она хотела, чтобы ты увидела, – закивала мама, шмыгая носом и вытирая красные глаза. Уселась рядом, с нежностью обхватила мои запястья, погладила. Кажется, она, как и я, проревела весь этот бесконечно длинный день. – Доверься и иди за мной, Ава…

Повинуясь движениям ее рук, я приложила свои ладони к маминому лицу. Прикрыла веки, пытаясь расслабиться. Я знала, что такое «Темное соединение», но никогда не ходила тропами чужих воспоминаний сама.

***

…Тьма выплюнула меня в знакомом саду Джорджины. Златокудрая женщина что-то кричала, поторапливая вернувшегося отца. Заламывала руки, нервно поправляла волосы. Зажимала ладонью рот, наблюдая, как Кесслер с папой аккуратно вытаскивают Алекса из созданной ей ловушки…

Вдруг все вокруг меня изменилось. Тело качнулось от неожиданности и упало в теплые, уютные объятия Мари. Она обнимала маму, но казалось, что меня.

В сумбуре воспоминаний можно было утонуть. Из-за волнения у мамы не получалось сосредоточиться, и меня бросало то в конец, то в начало.

Вот Мари что-то втолковывает Рандору, а тот отчаянно убеждает ее в обратном. Вот мама обнимает целительницу, целует в обе щеки… Потом она же, но уже одна, окруженная сиянием и в венце, склонившаяся над телом Раскова. Смотрит на свое отражение в его синих глазах.

А вот уже Джина сидит на снегу и прижимает к себе сына, ошалевшего, словно чем-то тяжелым по голове стукнутого. Оба дрожат, кусают белые губы и смотрят в пустоту.

Вот Рандор качает головой недоверчиво и оседает на землю, как подкошенный. Закрывает лицо руками, не показывая никому своих эмоций…

А потом все резко возвращается назад. Словно мама перемотала пленку, выбрав момент из середины. Меня даже укачало от этой круговерти.

– У меня собственных чистых воспоминаний без примеси Блэра, без привкуса его духа, без ощущения себя злом – каких-то несколько недель, – это говорит Салливан, глядя в улыбающееся лицо Мари. Они спорили о чем-то, но судя по всему, тролль проигрывал. – Я человек без прошлого…

– Тем вкуснее будет твое будущее. И тем важнее настоящее, что ты еще не успел распробовать, – смеется целительница. – Ты его точно заслужил, мальчик. Знаешь, а мы ведь с тобой родня…

– Ты уверена в своем решении? – вклинивается в спор мама, и мы с ней подходим ближе. – А как же Генри?

– Перед смертью супруг взял с меня слово, – покорно выдыхает Мари. – Заставил поклясться, что я буду жить, пока нужна этому миру. И не думала, что это обернется…

– Вечностью, – обреченно договаривает папа, сжимая руку на моем-мамином плече.

– Возможно, когда-нибудь ты, Андрюш, или твои дети найдете способ избавить мир от этой гадости, от извращенной сути, которой обернулся Блэр… Вот тогда, пожалуйста, вспомните обо мне. А пока…

Она шагает к алтарю, над которым парит Расков. Его пальцы подрагивают, выдавая скорое пробуждение. Сколько еще его сможет удерживать клетка?

– Ты заслужила свой покой, свое воссоединение с Генри, – догоняет мама и утыкается в мягкое плечо наставницы.

Какое же оно теплое, какое нужное. Чувство, что Мари знала, каким образом я это все увижу. И прощалась с нами обеими. От осознания этого начинает лихорадить.

– В великих битвах всегда нужна жертва. Тоже великая, – пожилая целительница гладит нас с мамой по затылку. – Когда-то Аврора Мудрая отказалась от любви ради блага мироздания. Ради равенства и покоя. Иногда так случается, что быть вдвоем – не судьба… Ни в жизни, ни в смерти, ни в вечности. Так вышло у Августуса и Авроры. Так происходит у Генри и меня.

Кесслер что-то кричит обеспокоенно, но они не слышат. Время будто замедлилось для мамы и ее наставницы, позволяя завершить важный разговор.

– Мы с ним разделены не просто континентами… целыми мирами, – Мари бросает взгляд в небо, в последний раз выспрашивая ответа. – Аврора Воронцова и Генри Пламберри всегда будут где-то там. Августус Блэр и я навсегда останемся где-то здесь. Некоторым половинкам не суждено объединиться в единую каплю. Некоторым душам не суждено обрести покой и раствориться друг в друге.

– Почему так? – спрашивает мама, словно это Мари, а не небо, знает все ответы.

– Может, у этих «половинок» другой путь. Свой, одинокий… Или же это опасно для мироздания, Ани. Раз уж сама Судьба расталкивает по углам всех, кто притягивается магией, – та пожимает плечами. – Кто знает, на что способна объединенная капля…

– Тогда в нашем с Андреем случае сделали исключение, – грустно улыбается мама.

– Значит, вы заслужили. Прошли все испытания. Это вдохновляет, Ани. Ваша любовь вдохновляет.

***

Мамино сознание вытолкнуло меня, не дав досмотреть сцену переноса. Я растерянно огляделась, уперлась взглядом в стены часовни.

– Она ведь жива?

– И будет жить столько, сколько потребуется. Пока мы не найдем иной вариант победить дух Блэра, связанный с самой магией мира. Возможно, веками, Ава…

– Она так хотела увидеть Генри! – я всхлипнула судорожно. – Чувствовала, что вот-вот… и что он ее ждет…

– Видимо, в ее истории финал пока так и не наступил. Это ее жертва, обезьянка. Каждый принес какую-то свою, – мама погладила меня по мокрой щеке и уложила лбом на свое плечо. – Я, ты, Арти, твой отец… и магистр Салливан тоже. Он сделал свой непростой выбор.

Так Рандор правда жив? И даже совершенно один в своем теле без всяких там паразитов?

Бабушка Джулс не обманула… Он приходил в Пункт Связи ко мне. Почему не дождался, не разбудил, дверь спальни ногой не выбил? И к чему эти подозрительные беседы с дедушкой Артуром, потерявшим магию двадцать лет назад? Какой очередной дурацкий выбор сделал тролль?

– Магистр Салливан… Он где, мам? – с мольбой поглядела в черные глаза.

Я разрывалась между необходимостью с ней тут посидеть, поддержать, поговорить. И острым нетерпением, выражавшимся в истеричном подпрыгивании на месте… Я обязана увидеть Рандора! Убедиться, что он живой. Пощупать, понюхать, тараканов пересчитать – они у меня все под учет.

– Беседует с твоим отцом, Аврора, – мама позволила себе легкую улыбку, окрасившую грустное лицо.

Боги… Папа же его убьет! Снова. Я уже просто не успеваю его оплакивать!